Асфендияров 2-том indd

153
резня между татарами и армянами. Но не бойся, ты вздохнешь 
полной грудью, узнаешь, что такое свобода!
Ага-Аббас, безучастный к политике, промолчал и затем ска-
зал:
– Я остался один на свете. Уезжая отсюда, я прошу вас, ученых 
и мудрых, дать мне полезные советы.
Сеид-Мехти вернулся к действительности, почувствовал жа-
лость к бедняге и сказал:
– Друг мой! Есть известное изречение поэта: такова дурная 
привычка этого грубого мира – сегодня ты на седле, а завтра седло 
на тебе! Так случилось сегодня с тобой, но завтра, надо надеяться, 
будет иначе. Ты был не плохим товарищем. Дабудет аллах твоим 
защитником!
Так простился Ага-Аббас со своей родиной и поехал в великую 
страну, о которой ему приходилось слышать столько необыкно-
венного.
II
Европейцев Ага-Аббас знал лишь по рассказам Сеид-Мехти да 
по французской кокотке. Теперь он видел Европу воочию, в шум-
ном, большом городе. Первое, что поразило Ага-Аббаса в евро-
пейской жизни – это движение. Движение деловое, торопливое, 
а, главное, – движение все время вперед и вперед. Эго новое ощу-
щение энергичного, внутренне организованного движения было 
долго непонятно ему. Это была совершенно другая жизнь, непо-
хожая на размеренную, замкну тую в какой-то узкий круг, с фа-
тальной самоуглуб ленностью и глубоко запрятанными в тайниках 
души порывами, жизнь Востока. Он видел и здесь своих земляков, 
а также местных жителей, очень понятных ему, но рядом текла 
иная, непонятная жизнь. Эти два потока – европейский и восточ-
ный текли здесь параллельно, не сливаясь, враждебные друг дру-
гу и заражавшие Ага-Аббаса своей враждебностью.
Ага-Аббас поступил после ряда мытарств к владельцу неболь-
шой типографии Михайлову. Михайлов был типом колониаль-
ного дельца, мещанином со сметкой, хорошо усвоившим методы 
эксплоатации «восточных людей». Очень обходительный с виду, 
в душе он прези рал «азиатов». За 12 рублей в месяц Ага-Аббас 
работал у Михайлова разборщиком шрифта, а затем сделался и 
наборщиком. Хозяин ценил в нем покорность, не вероятную вы-
носливость и трудолюбие.

154
Но вот произошло первое знакомство с революци онерами. В 
мировоззрении Ага-Аббаса власть предста влялась уделом ка-
кой-то особой породы людей. Надо быть с ними обходительным, 
держаться как можно дальше и как можно меньше иметь с ними 
дела.
Однажды хозяин Михайлов послал Ага-Аббаса с небольшой 
суммой и приказал передать ее «бедным парням». Михайлов был 
непрочь осторожно полиберальничать – на всякий случай... Да к 
тому же в душе было много обид на слишком бесцеремонное на-
чальство и хотелось делать ему исподтишка подвох.
Революционеры тепло приняли Ага Аббаса. После нескольких 
посещений его попросили: 
– Тебе доверяет хозяин. Помоги набрать в неурочное время 
– вот это. Ребята зайдут.
Ага-Аббас ответил:
– За ваше хорошее отношение – помогу.
Революционеров забрала полиция. Кто были они, к какой пар-
тии принадлежали – Ага-Аббас не знал, и это событие прошло, 
мало затронув его.
Вскоре после этого Ага-Аббаса переманил к себе персидский 
купец Мусаев. Мусаев держал в городе большую торговлю. Ездил 
в Москву, Мешед, Астрабад. Ага-Аббас быстро освоился с новым 
делом и сделал ся необходимым человеком в семье Мусаева. Полу-
чал 15 рублей в месяц, часто пилав, баня за счет хозяина плюс 20 
копеек на массажиста. Поездки в Москву. Жить можно было.
Мусаев обыкновенно вез в Москву шерсть, хлопок, сабзу; об-
ратно: мануфактуру, посуду, сахар, чай, Мусаев в Москве – мелкая 
сошка, он работает на столпов московского купечества. Иногда с 
ним предупредительны, любезны, но если он ершится, раз дается 
грозный окрик.
Когда проходит горячая пора сделок, таинственных шептаний, 
суетливой беготни, притворных, сладких любезностей, волнений, 
взрывов шумного веселья от удачной сделки, крикливого отчая-
ния от неудачи, наступает пора веселья.
Мусаев кутит в «Славянском базаре», в «Яре»; Ага-Аббасу с 
приказчиками перепадает много ниже. Вот они белые женщины, с 
которых снято покры вало недосягаемости! Подавленный грубой, 
полицей ской силой, испытывая национальное унижение, Ага-Аб-
бас чувствовал странное удовлетворение, чувство какой-то слад-
кой мести, обладая за свои гроши бе лой женщиной, этой женщи-
ной господствующей нации.

155
Но еще острее было ощущение, если удавалось соблазнить 
белую женщину. В Страстном монастыре монашки принимали в 
стирку белье. Смертный грех побеждал и их. Трудно устоять пе-
ред красивым пар нем. Отпускай Ага-Аббаса, румяная, здоровая 
монаш ка страстно шептала: ох, черноглазый, ох дьявол, зверь! 
Всю притомил. И откуда такая сила берется! В ее словах звучало 
удовлетворение от пережитого и женский стыд...
Хорошая жизнь у Мусаева внезапно оборвалась. Кто-то донес 
Мусаеву, что Ага-Аббас не тратит по прямому назначению отпус-
каемые хозяином 20 копеек на массажиста в бане. Мусаев напус-
тился на Ага-Аббаса:
– Скряга ты, подлец! Я давал тебе на массажиста, а ты рад оби-
рать хозяина, падаль!
Ага-Аббас был глубоко оскорблен и бросил место. Уговоры 
опомнившегося хозяина уже не помогли.
Сбережения быстро иссякли. Немного поддержала продажа 
искусственного льда. Изнывающие от жары горожане охотно по-
купали лед. Но скоро Ага-Аб баса одолела конкуренция, да и жара 
спала. Подыс кал работу у еврея портного, шил дешевые брюки 
для рабочих персов-каменщиков. Жизнь покатила теперь под ук-
лон. Меняя часто профессии, живя не редко впроголодь, Ага-Аб-
бас наконец поал в центр края.
Ага-Аббас работает массажистом в бане. Он лю бимец публи-
ки, посетители требуют его нарасхват. Дебелая, толстая хозяйка 
Егорова не может смотреть спокойно на проворного и гибкого 
Ага-Аббаса. А он неравнодушен к голубоглазым блондинкам. Он 
пылко декламирует своей хозяйке:
Здесь под чинаром, с куском хлеба, с флягой вина и с тобой.
Кругом поет природа, а природа – изобильный рай
4
.
– Как хорошо! – млеет хозяйка. Голубые глаза темнеют, на лице 
появляется тень мысли, одухотворенности... Однако беспокойный 
характер и косые взгляды хозяина Егорова вынуждают Ага-Абба-
са вско ре покинуть это место.
Ага-Аббас работает в булочной, печет лаваши. Де ло знакомое, 
привычное с самого детства. Ага-Аббас встретился с революци-
онером, работавшим в каче стве пекаря в этой же булочной. Ян 
4
Из Омара Хаяма.
Бани Егорова, настоящий восточный массаж

156
Крейцберг – боль шевик, латыш. Высокий, сильный, неразговор-
чивый и угрюмый с виду, подозрительный. Но несмотря на это, 
они как-то быстро сошлись. Крейцберг ясно и понятно передал 
Ага-Аббасу смысл большевистского ученья. Иногда, когда не хва-
тало фраз, когда мысль не поддавалась формулировке, Ага-Аббас 
инстинк тивно находил нужные слова и радовал этим Крейцберга. 
Дружба крепла с каждым днем. Однако они во многом расходи-
лись.
Латыш, с его крепко слаженной, стройной евро пейской систе-
мой привычек и понятий (недаром он долго работал на родине бат-
раком на ферме), отдаю щий все свои эмоции, всю свою энергию 
служению своему классу – был во многом непонятен Ага-Аббасу. 
С другой стороны, и Крейцбергу казались стран ными блужда-
ния Ага-Аббаса. Он видел бурную, ки пучую энергию, страстную
натуру Ага-Аббаса, таив шую в себе неистощимый запас резких 
контрастов: терпения и страсти, порывов и удивительной сдер-
жанности, кротости и жестокости, нежности и грубо сти, храброс-
ти и паники.
Перед Ага-Аббасом открывался новый путь борь бы, путь с яс-
ной определенной целью. Но сумбур и хаос его жизни никак не 
укладывался в этот прямой путь. Инстинктивно он понимал пра-
воту Крейцберга, но эта правда была в европейском потоке жизни, 
столь враждебном его азиатскому, восточному пого ну! Выхода он 
не находил, не умел выразить своих недоумений Крейцбергу, и 
они оба заходили в тупик.
Ага-Аббас был ревностный шиит. «Шахсей-Вахсей»
5
был для 
него временем религиозного экстаза. Это были дни, когда он вы-
ливал всю клокотавшую в нем энергию, которую не могли исчер-
пать ни тя желая работа, ни белая женщина. В экстазе он нано сил 
себе раны кинжалом, кровь ручьями текла из его израненной го-
ловы и груди.
Сам муштеид Сеид-Абдрахман обратил на него вни мание и 
удостоил его своей благосклонности. Неред ко призывал он к себе 
Ага-Аббаса, который почти тельно слушал размеренные речи и 
преданно смот рел в маленькие мышиные глазки муштеида.
Полон злости и мести муштеид. Есть в городн бе хаисты, про-
5
«Шахсей-Вахсей» – религиозный праздник мусульман-шиитов. В эти 
дни скорби по убитым и чтимым шиитами имамам Гуссейну и Гассану про-
исходят массовые шествия. Верующие наносят себе раны и взывают к погиб-
шим имамам.

157
клятые собаки, изменники, которых нуж но ненавидеть больше, 
чем неверных! Русское пра вительство не трогает и не позволяет 
трогать прок лятых; в Тегеране их четвертовали бы! Несколько лет 
назад, когда муштеид взбудоражил против бехаи стов всю местную 
колонию персов, губернатор през рительно и грозно выговаривал 
ему:
– Чтобы никаких этих ваших азиатских номеров!
Муштеид остро чувствовал тон хозяина, тон през рения и вы-
сокомерия. Было обидно, жгла сердце ненависть к этому гяуру
207
. 
Но что делать? Власть была полезна ему самому. Расстаться с еже-
дневными поклонами, раболепством, с сытой жизнью, с молодой 
женой, с трудом пробуждающей его угасающие чув ства!
Муштеид затаил ненависть, хоть и смирился внеш не. Но вот 
приехал знаменитый бехаистскнй пропо ведник – тоже сеид (тыся-
чу проклятий породившей его матери!), и снова нет покоя муште-
иду.
Муштеида внезапно осенила мысль: «использую-ка этого па-
рия, а если его и засудят, – ну, что ж!». Ага-Аббас стал удостаи-
ваться частых приглашений муштеида. Сидя в чистой и опрятной, 
убранной персид скими коврами и шелковыми одеялами, приемной 
муштеида, Ага-Аббас чувствовал, как он переносится вдалекую 
родину, вспоминал своего старого отца. Тонко плетет сеть муште-
ид, отравляет сознание, воз буждает злобу, поднимая бурю в душе 
Ага-Аббаса. Убить проклятого, бехаиста! И Ага-Аббас решил-
ся. По совету муштеида он вошел в местную общину бехаистов. 
Ждал удобного случая. Молча слушал ре чи Сеид-Абуль-Касима, 
знаменитого бехаистского про поведника. Проста и убедительна 
его речь. Не надо ненависти, не надо убийств, жестокости и кро-
ви, больше – грамоты, культуры, любви! Посмотрите, как живут 
европейцы, как широко и вольно течет их жизнь. Женщины у них 
свободны, детей берегут и холят. А у нас? Вспомните вашу роди-
ну: сколько там несправедливости, как тяжела, как бедна жизнь!..
Этот бехаист понятными словами, привычными об разами не-
ожиданно для самого Ага-Аббаса увлек его, направил его мысли в 
другую, новую, волнующую сторону. Кто прав – муштеид, Крей-
цберг или он?
Ага-Аббас спохватился! Не надо поддаваться! Эти проклятые 
бехаисты навлекли несчастья на его ро дину. Это через них, навер-
но, европейцы постепен но овладевают ею для того, чтобы уничто-
жить все род ное, все близкое. Пособники гяуров!..

158
Ага-Аббас завел речь с проповедником о переходе в бехаизм. 
Но ему нужно еще многое узнать, о мно гом расспросить. С зами-
рающим сердцем ждал он от вета бехаиста, крепко сжимая спря-
танный в карма не нож. Обрадованный бехаист зовет к себе побесе-
довать на свободе, без свидетелей.
Сеид-Абуль-Касим рассказывает о бехаизме. Изры тое оспой 
лицо светится умом, глубокой верой. Он рассказывает о первом 
этапе бехаизма, о бабистах, выступивших с призывом к восста-
нию, к разруше нию мечетей. Он красочно, с теплым чувством 
вос торга и преклонения рассказывает о подвигах муче ничества, 
величайших жертвах бабистов. Рассказ бьет по живому воображе-
нию Ага-Аббаса.
Ближайший друг Баба – женщина, апостол Хуррет-уль-Айн. 
Изнеженная, избалованная дочь знатного вельможи, она бросила 
ради учения Баба роскошные хоромы и пошла за ним. Она схва-
чена и приведена к грозному, могущественному шаху. Шах пора-
жен ее неземной красотой. Предлагает помилование, пред лагает 
сделаться его женой, при условии отречения от веры. Гордый от-
вет, отказ, брошенный в лицо могучему шаху. Разгневанный шах 
приказывает под вергнуть ее старинному обычаю казни неверной 
женщины. Она побита камнями... Но растет бехаизм. Уже есть об-
щины в Америке, Англии, Франции, Гер мании, России. Образо-
ванные, богатые люди этих стран принимают бехаистскую веру. 
Сын великого пророка Абул-Беха после десятков лет турецкой 
тюрьмы, куда он был посажен по требованию шаха, разъезжает по 
всему свету, всеми уважаемый...
Тонко плетет сеть искусный проповедник. Ага-Аббас весь на-
пряжен, чувствует, как поднимается в ду ше захватывающий ее по-
рыв навстречу красивым словам опытного проповедника. Сеид-
Абуль-Касим поднимается с места с преображенным, сияющим, 
вдохновенным лицом. 
– Помни, сын мой, завет Бехауллы: шатер мира держится на 
двух столбах – возмездии и вознаграж дении! На этом свете ты по-
лучишь вознаграждение за хорошие поступки и поведение и воз-
мездие за дур ные. Шатер мира – возмездие и вознаграждение!
Ага-Аббас побежден. С криком, выражающим раскаяние, вос-
торг, полное смятение чувств, он бросает нож к ногам проповед-
ника...
В жизни Ага-Аббаса совершился резкий перелом. Он как будто 
успокоился, как человек, нашедший цель жизни. Его не тронуло 

159
ухудшение материаль ной стороны жизни. В булочной он не удер-
жался. Грозный муштеид, взбешенный неожиданным оборо том 
задуманного дела, – мстит. Ага-Аббас сделал ся ночным карауль-
щиком общественного дома бехаи стов. Это занятие подходило 
к новому настроению Ага-Аббаса. Но и здесь он долго не удер-
жался. Вли ятельные бехаисты, большинство из купцов, опасаясь 
муштеида, не решались держать Ага-Аббаса даже на этом месте. 
– Будь тверд, сын мой, это великое испытание; надо ответить 
добром на зло, и ты получишь возна граждение за это, – говорил 
ему Абуль-Касим.
Но потянуло Ага-Аббаса к Крейцбергу. С пылом прозелита он 
проповедует Крейцбергу, хочет обратить в свою веру друга. Крей-
цберг удивлен переменой Ага-Аббаса, удивлен и раздосадован.
– Ты спутался с попами! Знаю, есть такой и у русских – Лев 
Толстой называется. Брось, товарищ, ерундить, не наше это дело; 
обманет тебя этот Абуль так же, как и мулла.
Но Ага-Аббас не унимается, проповедует горячо, страстно.
– Брось, паря, меня этим не проймешь! Подож дем, когда тебя 
надуют, тогда посмотрим, – не подда ется Крейцберг.
Жить надо. С трудом Ага-Аббас нашел работу на местном ко-
жевенном заводе. Примитивное, кустарное оборудование. Ямы со 
зловонной жидкостью, где мочат ся кожи. Тяжелая, изнурительная 
работа по 10-12 ча сов в сутки. Покорность и терпение. Впрочем, 
эта обста новка даже радует Ага-Аббаса, он весь горит жаждой 
подвига, мученичества. Но разве этот богач не может сделать с 
ним что хочет, как и со всеми бедняками, которые работают вмес-
те с Ага-Абассом, и которых загнала в город нужда из далеких 
деревень, с родного махалля-квартала? Прав Крейцберг, когда 
поднимется народ. Но это не то… Ага-Аббас спохватился – что 
с ним? Нельзя!.. Шатер мира: возмездие и вознаграждение. Оно 
будет, непременно будет это светлое вознаграждение!
Муштеид умер раньше, чем Ага-Аббас иссох на изнуряющей 
работе у кожевенника. Как бы подкреп ляя его пламенную веру, 
удача улыбнулась ему. Ага-Аббас начал работать теперь приказчи-
ком у бехаистского купца Сулеймана Шахруди. Большой это чело-
век! Ага-Аббас работает у него по сырью.
Вечера проходят в мирных беседах. Яд буржуазной добродете-
ли, слащавая проповедь любви и мира опу тывают, оплетают Ага-
Аббаса. Сеид-Абуль-Касим с глубоким убеждением открывшего 
истину человека говорит: – наш народ темный. Все зло от неве-

160
жества. Надо смягчить грубость нравов. Бессмысленно бороть ся 
с сильными мира сего. Везде господствует сила. Надо просвещать 
народ, надо распространять светлое учение Бехауллы, последнего 
пророка мира. Тогда и власть имущие поймут и уступят. Сольются 
все ре лигии и будет управлять, миром избранный всеми народами 
единый Дом справедливости. Тогда примирит ся мудрый Восток 
со своей тысячелетней культурой с технически передовым Запа-
дом. Наука объединится с религией.
Деньги накоплены, Ага-Аббас у порога своего иде

жүктеу/скачать 1,77 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: