«
шейх скажи», наш мудрец от его имени разъяснил вопрос. Все
были поражены. Если секре тарь шейха такой мудрый, то что нуж-
но сказать о самом шейхе! Все стали угодничать перед мнимым
шейхом. Сам великий шах стал оказывать ему го степриимство и
лично повел его показать свой дво рец и дивные редкости в нем.
Осматривая досто примечательности, чесальщик шерсти неизмен-
но вы ражал свое мнение такими словами: «здесь хорошо было
бы бить шерсть», «эта слоновая кость хороша была бы для битья
шерсти»... Шах очень удивился и спросил: «Почему ты, мудрый
шейх, все время только и говоришь о битье шерсти?» Тогда в раз-
говор вмешался мудрец и рассказал шаху свою проделку.Так бы-
вает на этом свете: мудрецы живут в неизвестности и нищете, а
чесальщики шерсти слывут за муштеидов»...
Народу было много, все слушавшие меня стали смеяться.
Муштеид страшно рассердился, велел по садить меня в тюрьму и
обвинил в бабизме.
Рассказ этого человека, обвиняемого в бабизме, вызвал у си-
девших смутное, тревожное настроение. Было что-то новое в его
словах, непривычное. А все новое и непривычное, казалось этим
темным людям, таило в себе опасность. Атмосферу разрядил сле-
дующий рассказчик – вор, сидевший поодаль на корточках. Вздох-
нувши, он начал так:
– Я мелкий вор. Никогда не спорил ни с муштеидом и ни с
кем из других больших людей. Голодая сверх сил последнее вре-
150
мя, забрался я в один дом и потащил котел с варившейся в нем
едой. Меня поймали. Когда привели к чиновнику, он сказал: «как
ты смел, собака, утащить еду почтенного лавочника?» Садись в
зиндан да и все!..
Все засмеялись... Молчание... Когда же обратились с вопросом
о причинах ареста к отцу Ага-Аббаса, он, глубоко и меланхоли-
чески вздохнув, сказал:
– Есть пословица, дети мои, ее всегда нужно при держиваться
в жизни. Не води знакомства с владельцами слонов или сперва
заведи себе помещенье для слонов!
Срок отсидки кончился. Из тюрьмы они вышли вконец разо-
ренные. Измученный, больной отец был окончательно сломлен
всем случившимся. Устало го ворил он сыну:
– Сердце мое истекает кровью, подобно тому, как стены этого
караван-сарая источают сырость. Ду мается мне, что кончаются
дни моей жизни. Написа на на лбу каждого смертного его судьба,
отсчитаны дни его земного существования... Сын мой, ничего не
могу, завещать тебе, кроме отцовского наставле ния. Я – бедный,
неграмотный крестьянин. Учись, сын мой, слушай советы мудрых
и богатых. Держись религии, слушайся муштеидов. Надежда есть
у меня, что преуспеешь ты в жизни больше меня. Уезжай в Мос-
ковию; шайтан попутал меня, задержав в Теге ране! Поезжай, там
многие из наших нашли свое бла гополучие. Да благословит аллах
твою торговлю, ко торой ты займись при первой же удаче!
Отец умирал. В огромном караван-сарае, с холодными стенами
и пронизывающей сыростью, лежал он на грязной кошме, покры-
тый рваным одеялом с вы лезающими клочьями ваты. Неуютно,
холодно, полумрак. Остро пахнет сырая земля.
На Востоке несчастье люди встречают сдержанно. Больному
не спешат оказывать внимания, чтобы дать ему возможность со-
средоточиться.
Призванный Ага-Аббасом к старику лекарь-хаким долго де-
ржал пульс старика и, медленно обводя взором окружающих, ска-
зал:
– Уважаемый ага! У вас изменилась циркуляция четырех жид-
костей организма. Желтая вода сильно увеличилась и заняла зна-
чительную часть тела. Го рячительная часть организма сильно
упала, и холод ность охватывает ваши конечности, сердце и голо-
ву. Возьмите эти шарики териака
3
, принимайте три раза в день,
3
Териак – опий.
151
запивая горячим чаем. Это самое верное средство. Как говорится,
оно исцеляет от всех болез ней, а само есть болезнь, от которой нет
лекарства.
Ночью старика охватила тревога. Потухающие угли очага,
полумрак, сырость, вся эта привычная обстанов ка казалась его
больным нервам невыносимой, давила старика. Он почувствовал
потребность в сочувствии, потребность в чем-то, что нежило бы и
успокоило бы его. Смутно подступали забытые, неясные жела ния,
потребность в ласке, всплывали далекие детские годы. Эти смут-
ные желания, смешанные с предсмерт ной тоской, оформились как
желания тепла, огня. Огонь очага, казалось ему, даст выход из на-
хлынувшего чувства тоски и беспомощности. Слабым голосом он
позвал Ага-Аббаса.
При ярком свете зажженного огня в очаге мысли ста рика по-
текли плавно, его страдающее тело отдыхало и нежилось в тепле.
Промелькнули картины родного селения; старик почувствовал за-
пах свежевзрыхленной земли, ижадно пьющей под горячим сол-
нцем мутную воду оросительной канавы. Вспомнился далекий
Шираз, шум базара. С любовью смотрел старик на красивое лицо
спящего сына. Сына! Аллах послал его отметив этим свою ми-
лость! Это было последним взрывом бодрости. Старик чувство-
вал себя почти здоровым…
Огонь потух и предрассветные мутные сумерки проникли в
караван-сарай. Старику казалось, что все больное, заражающее,
пропитанное гнилью и сыростью, поднимается сейчас от земли,
отравляя его и затемняя сознание. Но это были не обычные прова-
лы сознания во время сна; не было приятной утомленности, сла-
дости опускания в краткое небытие. Нет, это было что-то страш-
ное, неотвратимое. Полная беспомощность перед надвигающимся
концом потря сла старика. Страх охватил его. Угасающая воля де-
лала последние усилия перед наступающим хаосом; все чувства,
в панике перед смертью, взывали и бе сновались в нем. В моменты
ужасных приступов удушья наступал хаос, кружились обрывки
беспорядочны мыслей, а в минуты просветления слабо звучал ме-
ханическая, бессмысленная мольба: аллах, аллах!
Ага-Аббас, проснувшись поутру, увидел последи минуты ста-
рика...
Сдержанные сочувствия случайных соседей по жилью, выра-
жения покорности воле аллаха... Ага-Аббас в глубокой горестной
задумчивости. Несколько часов спустя, когда первый приступ
152
горя прошел, Ага-Аббас выразил свое горе в музыкальной имп-
ровизации.
Он пел:
Достарыңызбен бөлісу: |