Список литературы и источников

 

143

Местом  размещения  селений  служили  пади  или  котловины  среди  высоких  береговых  гор  или  сопок, 

вплотную  подступающих  к  Амуру.  Данная  местность,  прежде  всего  Тэбах  и  Тахта,  стала  известна 

исследователям как район сосредоточения неординарных археологических памятников. Это было под-

мечено  уже  по  первым  материалам  из  шурфов  и  подъемных  сборов  экспедиций  А.П.  Окладникова  в 

1935 г. [5, с. 38] и 1968 г. (с участием автора) [4, с. 56]. 

В 1969 г.  нами  были  проведены  первые  стационарные  раскопки  разновременных  и  разнокуль-

турных памятников на двух участках в с. Тахта [6]. Эти раскопки, продолжавшиеся около 1,5 месяцев, 

остаются  пока  единственными  в  рассматриваемом  районе.  На  северной  окраине  села,  на  пологой 

площадке  резко  обрывающегося  обращенного  к  реке  горного  склона  в  раскопе I (площадь 112 кв.  м) 

исследованы  остатки  двух  полностью  и  пяти  частично  «жилищ-полуземлянок».  Названные  конструк-

ции жилищами можно назвать весьма условно. За исключением одного (№ 1), несколько похожего на 

жилой  комплекс,  остальные  «жилищные»  котлованы  (№ 2–7) представляли  собой  миниатюрной 

площади углубления без очагов и ям для столбов, на которых держится кровля. Впрочем, в «жилище» 

№ 1 несколько, возможно, столбовых ям отмечено в основном лишь за его пределами. 

Выяснилось,  что  на  склоне  тахтинской  горы,  на  вершине  которой,  по  некоторым  данным,  нахо-

дится  кратер  когда-то  действовавшего  вулкана,  в  эпоху  неолита  был  сформирован  культовый  центр. 

Ядро этого центра составляли святилища, для которых предназначалось жилище № 1 и псевдожилища 

№ 2–7. К  наиболее  ранним  относятся  котлованы  псевдожилищ  № 2–6 (псевдожилище  № 7 раскопом 

охвачено частично и находок в нем почти не было), которые созданы носителями малышевской куль-

туры.  Жилище  № 1 принадлежит  более  поздней  вознесеновской  неолитической  культуре.  Подобные 

жилищные («домашние») святилища, а также котлованы-псевдожилища, предназначавшиеся для совер-

шения культово-обрядовых церемоний, выявлены также в других культовых центрах Приамурья – Гася, 

Сучу [4, с. 42–45, 50–56]. 

Наиболее содержательным, включающим в себя большое количество обрядовых реалий, является 

вознесеновское жилище № 1. Подавляющее большинство находок – краснолощеная, парадная керамика 

без следов использования в быту. В жилище на различной глубине и рядом с ним найдены около 300 

фрагментов  подобной  утвари.  Всего  в  пределах  культового  памятника  обнаружены  почти 2 тыс. 

обломков  неолитической  керамики  и  несколько  целых  сосудов.  Наиболее  вероятно,  что  керамика 

накапливалась  постепенно:  разбитые  или  целые  с  жертвенной  пищей  и  напитками  сосуды  клали  в 

котлован во время обрядовых действий и зажигали костры. Многочисленная керамика была оставлена 

на окружающем котлован пространстве, своего рода открытом алтаре. 

К  числу  типичных  и  наиболее  ярких  относятся  фрагменты  сосудов  с  резным  изображением 

конечностей  животного,  с  налепным  изображением  когтей  зверя,  полоза,  уха  человека,  обломки 

сосудов с зооантропоморфным рисунком и рельефным изображением клюва совы. Необычен так же для 

неолита Российского Дальнего Востока сосуд с округлым туловом и вертикально поставленной цилинд-

рической  горловиной,  а  также  сосуд  в  виде  бомбы  с  двумя  внизу  отростками – «стабилизаторами»  и 

четырьмя отверстиями в верхней его половине и другие сосуды. Найдено скульптурное художественно-

ритуальное  изображение  рыбы  (из  лососевых),  выполненное  из  мелкозернистого  песчаника,  из 

украшений – нефритовое кольцо. Среди жертвенной атрибутики выделяется группа предметов боевого 

и охотничьего вооружения – тщательно ретушированные каменные наконечники стрел, а также ножи, 

тесла,  точило,  вкладыши.  Тахтинский  культовый  центр  выполнял  сакральные  функции  и  в  постнео-

литическое время, в какой-то степени вплоть до этнографической современности. Об этом свидетельст-

вуют найденные (в т.ч. в пределах жилища № 1) керамика, изделия из металла раннего железного века 

(польцевская культура, даты по С

14

 – СО АН – 82… 2385±75 л. и СО АН – 83… 2280±100 л.) и средне-

вековья (рис. 1, 4), а также кости животных. 

В  раскопе II, заложенном  рядом  с  раскопом I, вскрыт  сегмент  небольшого  четырехугольного  в 

плане жилища польцевской культуры (основная часть его была занята огородами). Обнаружена лепная 

керамика,  орнаментированная  вертикальными  насечками,  горизонтально  прочерченными  линиями, 

квадратным  штампом,  а  также  обломки  каменных  шлифованных  орудий  и  халцедоновая  цилинд-

рическая бусина. В дерне и под ним выявлены 2 железных ножа чжурчжэньской средневековой куль-

туры  с  ровными  желобчатыми  клинками  и  чуть  отогнутыми  от  спинки  вниз  черешками:  первый  нож 

длиной  около 9 см,  второй – 25,4 см  (рис. 1, 1),  который,  исходя  из  его  формы  и  размеров  следует 

отнести  к  боевым.  Подобные  ножи-кинжалы  характерны  для  культуры  чжурчжэней  Приамурья  и 

соседних районов. Рядом с раскопом II (на территории огорода) найден железный наконечник стрелы с 

копьевидным пером ромбического сечения (рис. 1, 3). Здесь же – несколько станковых серых черепков 

и  наконечник  бронебойного  долотовидного  типа  с  ромбическим  в  сечении  в  верхней  части  пером  и 

выделенной заостренной головкой (рис. 1, 2). 

 

144 

В  северной  части  Тахты,  преимущественно  в  огородах  и  рядом  с  современными  постройками, 

разрозненно  размещались  неолитические  вещи

1

.  Среди  них:  шесть  массивных  рубящих  целых  или 

почти  целых  топоровидных  орудий  прямоугольной  или  расширяющейся  от  обушка  к  лезвию  формы 

(длина 12–16 см) и два подтрапециевидных в плане и прямоугольных в сечении тонких тесла-стамески 

(длина 7–8,5 см).  Все  изделия  шлифованные,  изготовлены  в  основном  из  темных  алевролитов.  Пять 

двусторонне ретушированных наконечников стрел, 4 из них подтреугольной формы: 3 – с выемчатым 

основанием и 1 – с черешком. Одно изделие листовидное. Длина их 2,5–4,2 см, материал – алевролит, 

кремень, халцедон. Инвентарь следует связывать с малышевской и вознесеновской культурами. 

На  территории  бывшего  ст.  Тэбах  и  в  его  окрестностях  в  древности  и  средневековье  существовало, 

несомненно,  несколько  поселений  и  стоянок,  имелись  также,  наверное,  могильники.  Это  было  зафикси-

ровано еще при первом обследовании Тэбахских комплексов, о чем свидетельствуют указанные в публика-

ции материала пункты Тэбах-2, Тэбах-3, Тэбах-4 [6, табл. XXIII–XXVI]. Относительно недавно на основе 

материалов, полученных нами при шурфовке, а также подъемных сборов в Тэбахе, была охарактеризована 

значительная  часть  имеющейся  керамической  коллекции

2

 [3, с. 24–26; 7]. Подавляющее  большинство 

собранной  фрагментированной  лепной  керамики  имеет  довольно  специфический  для  Приамурья  штам-

повый орнамент: фигурные оттиски (в виде соединенных из 2–3 колечек цепочек, треугольников или напо-

добие гусеницы), а также глазчатый, с различными вариациями кольцевидный штамп. 

На  основе  названных  материалов  Тэбаха  и  некоторых  других  памятников  в  конце 1980-х  гг.  была 

выделена тэбахская археологическая культура [3]. Первоначально новую культуру специалисты восприняли 

настороженно, называя ее в основном вариантом охотской культуры Сахалина и Хоккайдо. По мере накоп-

ления вещественных данных, в т.ч. из стационарных раскопок, отношение к культуре стало меняться и  в 

настоящее время российские и японские исследователи рассматривают ее как самостоятельную. При этом 

надо признать, что тэбахская культура находится пока еще в начальной стадии исследования. Среди архео-

логов нет единства мнений относительно ее хронологии (конец I тыс. до н.э. – V–VI вв. н.э. [2, с. 110], VII–

IX вв. [8, с. 85] и даже VII–XIII вв. [1, с. 90, рис. 2]), генезиса, состава элементов. Всеми признается, пожа-

луй,  ареал  культуры – приустьевая  часть  Амура

3

.  Вряд  ли  рассматриваемая  культура  могла  функциони-

ровать позже VIII–IX вв., хотя первые ее этапы охватывали более раннее, постпольцевское, время. 

Тэбах – это группа разновременных и разнокультурных памятников. Об этом свидетельствует не 

только подъемный материал, но и результаты, полученные при закладке шурфов и небольших траншей, 

мощность  культурного  слоя  которых  достигала 1 м  и  более.  Помимо  керамики  со  штамповым 

фигурным  (рис. 2, 1)  и  другими  орнаментами,  найдены  шлифованные  рубящие  орудия  преимущест-

венно  прямоугольной  формы с  выпуклым  лезвием  (рис. 2, 2)  и  некоторый иной  инвентарь из  алевро-

литов, кремня и халцедона. Вполне возможно, что со временем в Тэбахе будет зафиксирован неолити-

ческий  слой.  В  данном  случае  названные  изделия  из  камня  можно  отнести  условно  к  эпохе  неолита, 

хотя ими могли пользоваться носители тэбахской культуры. 

Остальной собранный в Тэбахе, а также в Новотроицком материал, не освещенный в печати, пред-

ставлен почти полностью изделиями из железа. 

Среди  находок  Тэбаха – 34 наконечника  стрел.  Все  они  черешковые.  Подразделяются  по  форме 

поперечного сечения пера на плоские и граненые (бронебойные). Плоские: двурогие короткие срезни с 

упором (рис. 1, 18 , 19), двурогие лопаточковидные срезни (рис. 1, 20, 22), двушипные лопаточковидные 

срезни  (рис. 1, 21;  2, 8),  двурогий  двушипный  срезень  с  перехватом  в  середине  пера  (рис. 1, 27), 

треугольные  двушипные  с  вариантами  (с  головкой  и  без  нее  на  конце  черешка  (рис. 2, 5, 6), 

треугольные (рис. 2, 9). Граненые: подтреугольные (рис. 2, 7), кинжаловидные двушипные Z-образного 

(ступенчатого) сечения (рис. 1, 23), долотовидные с ромбической, лопаточковидной и копьевидной го-

ловками  (рис. 1, 24–26).  На  многих  наконечниках,  чаще  всего  на  черешках,  попарно  отчеканены 

насечки, иногда до пяти пар (см. рис. 1, 27). Семнадцать ножей (длина от 7 до 27 см) с прямыми или 

изогнутыми  клинками  и  черешками.  Один  длинный  нож  с  саблевидным  желобчатым  клинком  пред-

назначался скорее для боевых целей. Клинки с желобками отмечены у ряда других ножей (рис. 2, 11–

14). Кельт-топор с зауженной втулкой (рис. 2, 4), круглая выпуклая, возможно, поясная бляха с резной 

стилизованной  свастикой,  оконтуренной  концентрическими  кругами  (рис. 2, 3).  Её  скорее  следует 

связывать  с  этнографическим  временем.  Вместе  с  обломками  сосудов  тэбахской  культуры  в  с. Тэбах 

обнаружены глиняные чуринги [4, с. 13–14], а также сопла [2, табл. 5]. 

                                                 

1

 Материал был собран учащимися Тахтинской средней школы и хранился в ее музее в 1960–1970-е гг., 

затем оказался утерянным. 

2

 Коллекции хранятся в Институте археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. 

3

  Следует  обратить  внимание  на  неточности  в  статье  В.А.  Дерюгина  относительно  исследований  «па-

мятника Тэбах в начале 70-х гг. XX в». [1, с. 89], которые тогда не проводились, а осуществлялись нами в 

1968–1969  гг.  Относительно  станковой  керамики  чжурчжэньской («покровской»)  культуры  стоянки  Старая 

Какорма  «очень  позднего  этапа…  цинского  времени» [1, с. 93] следует  отметить,  что  столь  поздний  этап 

чжурчжэньской археологической культуры в науке не известен. 

 

145

В с. Новотроицком найдены 16 наконечников стрел

4

. Плоские: в виде срезней-лопаточек (рис. 1, 9, 

11),  треугольные  двушипные  (рис. 1, 12)  с  парными  насечками  (как,  кстати,  у  срезней-лопаточек), 

ромбовидные (рис. 1, 13), двушипный с длинным с головкой на конце черешком (рис. 1, 5). Граненые: 

кинжаловидные  удлиненно-ромбического  сечения  (рис. 1, 10),  долотовидные  с  кельтовидной,  лопа-

точковидной (рис. 1, 6, 15), удлинено-ромбической (рис. 1, 7) и ромбической (рис. 1, 8) в сечении голов-

ками.  Нож  с  ровной  спинкой  клинка  и  чуть  отогнутом  от  нее  вниз  черешком  (рис. 1, 14).  Кресало 

скобковидной  формы  (рис. 1, 16).  Единственное  бронзовое,  видимо,  позднесредневековое  изделие – 

нашивная плоская бляшка с волютообразной и подтреугольными прорезями и насечками по краям (рис. 

1, 17). Из редких керамических вещей, наверное, тэбахской культуры отмечу массивный толстостенный 

светильник  в  виде  округлой  прокопченной  чаши  (диаметр 14, высота 5,5 см)  с  плоским  дном  и 

желобком для фитиля на верхней поверхности стенки. 

В Чильме, в 2 км ниже с. Тахта, автором собрана фрагментированная керамика эпохи неолита (ма-

лышевская и вознесеновская культуры) и палеометалла (эпоха бронзы – раннее железо). 

Основным показанным выше материалом являются, как видим, железные наконечники стрел. По-

давляющее  большинство  их  типов  имеют  прямые  аналогии  в  чжурчжэньской  культуре  Амурского 

бассейна (включая его правобережную часть). А долотовидные с лопаточковидной, треугольные, лопа-

точковидные двушипные (Тэбах) с кельтовидной головкой (Новотроицкое) известны по раскопкам па-

мятников чжурчжэньского государства Восточная Ся в Приморье, в частности, Шайгинского городища 

[9, табл. 25, 7; 27, 7; 29, 1, 2; 24, 6]. 

У отдельных типов наконечников из Тахты и в какой-то степени из Новотроицкого отмечена ха-

рактерная для подобных предметов вооружения чжурчжэньской культуры особенность – Z-образность 

(в  виде  буравчика)  сечения  пера.  Многие  наконечники  Тэбаха  и  Новотроицкого,  как  и  аналогичные 

изделия названной культуры выше по Амуру, снабжены парными насечками или нарезками, а на кон-

цах черешков некоторых типов имеются головки-утолщения. 

Ножи представлены 18 экз. Все они (за исключением одного саблевидного, очевидно, колюще-ре-

жущего  предмета  вооружения  длиной 27 см)  тех  же  форм  и  размеров,  что  и  ножи  чжурчжэньской 

культуры VIII–XIII вв. в бассейне Амура, Приморья. Назначение их – для работы по дереву, разделки 

рыбы, мясные. Желобчатые образцы традиционно связывают с боевым оружием (рис. 2, 10 – 14). 

Наряду  с  рассмотренным  здесь  материалом  выразительный  чжурчжэньский  культурный  пласт, 

судя по всему, хорошо прослеживается в других местах окрестностей устья Амура, в частности, в Маго, 

Астрахановке [1, с. 92, 93] и других пунктах. Культура чжурчжэней с совокупностью ее специфических 

элементов в последних веках I тыс. включала в свой ареал долину Амура вплоть до Татарского пролива 

и  функционировала  до  появления  монголов  (ориентировочно  вторая  треть XIII в.).  Могли  или  нет 

сосуществовать  на  одной  территории  при  устье  Амура  две  культуры – тэбахская  и  чжурчжэньская – 

ответить пока трудно. Скорее всего, воинственные чжурчжэни потеснили тэбахцев в другие районы. И 

они же (чжурчжэни) оставили следы своей культуры на Сахалине и Хоккайдо. Это явление в последнее 

время  приписывается  мохэсцам.  Однако  вряд  ли  более  ранние,  по  сравнению  с  чжурчжэнями,  мохэ 

могли оказаться на островах, минуя создателей тэбахской культуры. 

Изложенные  выше  материальные  свидетельства  с  относительно  небольшой  территории  пока-

зывают, что на ней в древности и средневековье протекали, в целом, те же культурно-исторические про-

цессы,  что  во  всем  Нижнем,  в  значительной  степени  Среднем  Приамурье,  а  также  в  Приморье  и 

Маньчжурии. В неолитическое время носители малышевской и вознесеновской культур создали в Тахте 

яркий культовый центр, сами жили неподалеку в полуземлянках. Остатки поселений эпохи неолита есть 

в Чильме и, наверное, в Тэбахе. Чильма также была обитаема в саргольско-урильский период раннего 

металла. Польцевцы оставили свои жилища в Тахте. Весь тахтинско-тэбахский археологический микро-

район  располагает  вещественными  остатками  носителей  тэбахской  и  чжурчжэньской  культур.  Замет-

ным  отличием  археологической  карты  приустьевого  Амура  от  основной,  более  верхней  его  части, 

является наличие на ней в раннем средневековье тэбахской культуры. 

Литература и источники 

1.  Дерюгин  В.А.  К  дискуссии  о  развитии  керамики  тэбахского  типа // Амуро-Охотоморский  регион  в 

эпоху палеометалла и средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 89–100. 

2.  Копытько  В.Н.  К  вопросу  о  датировке  тэбахской  культуры // Амуро-Охотоморский  регион  в  эпоху 

палеометалла и средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 101–110. 

3.  Копытько  В.Н.  Тэбаховская  культура  (некоторые  результаты  исследований) // Проблемы  изучения 

памятников каменного века и палеометалла Дальнего Востока и Сибири. Препринт. – Владивосток: ДВО АН 

СССР, 1989. – С. 24–28. 

4.  Медведев  В.Е.  Неолитические  культовые  центры  в  долине  Амура // Археология,  этнография  и 

антропология Евразии. – 2005. – № 4 (24). – С. 40–69. 

                                                 

4

  Часть  собранных  школьниками  с.  Тахты  наконечников  в  с.  Новотроицком  могли  быть  найдены  в 

Тэбахе и объединены в одну коллекцию. 

 

146 

5. Окладников А.П. О работах археологического отряда Амурской комплексной экспедиции в низовьях 

Амура  летом 1935 г. // Истчники  по  археологии  Северной  Азии (1935 – 1976 гг.). – Новосибирск:  Наука, 

1980. – С. 3–52. 

6.  Архив  Ин-та  археологии  РАН.  Р. 1. № 3938. 39 л. (Окладников  А.П.,  Медведев  В.Е.  Отчет  о 

раскопках в поселке Тахта Хабаровского края. 1969). 

7.  Усуки  Исао.  Относительно  керамики,  найденной  на  памятнике  Тэбах  в  низовьях  Амура // Кодай 

бунка. – 1990. – № 42–10. – С. 48–59. 

8. Усуки Исао. Охотская и тэбахская культуры // Амуро-Охотоморский регион в эпоху палеометалла и 

средневековья. – Хабаровск: Изд-е Хабаров. краевед. музея, 2003. – С. 77–88. 

9.  Шавкунов  Э.В.  Культура  чжурчжэней-удигэ XII–XIII вв.  и  проблема  происхождения  тунгусских 

народов Дальнего Востока. – М.: Наука, 1990. – 282 с. 

 

 

 

 

 

Рис. 1. Металлические изделия из Тахты, Новотроицкого и Тэбаха: 

1–4 – железные из Тахты; 5–16 – железные из Новотроицкого;  

17 – бронзовое из Тахты; 18–27 – железные из Тэбаха. 

 

 

147

 

 

Рис. 2. Изделия из Тэбаха: 

1 – фрагмент керамики; 2 – каменный топор; 3–14 – железные изделия. 

Л.Ф. Недашковский 

Россия, Казань, государственный университет 

ХИМИЧЕСКИЙ СОСТАВ ИЗДЕЛИЙ ИЗ ЦВЕТНЫХ МЕТАЛЛОВ  

С ЗОЛОТООРДЫНСКИХ СЕЛИЩ ОКРУГИ УКЕКА* 

Данная работа продолжает публикацию материалов по химическому составу изделий из цветных 

металлов [11; 12; 13; 19, p. 49–54], происходящих  с  золотоордынских  поселений  центральной  части 

Саратовской области, суммарно датируемых второй половиной XIII–XIV в. 

В статье рассматриваются результаты анализов химического состава 61 находки, происходящей из 

материалов  полевых  исследований  автора 2002 и 2007-2009 гг.  Предметы  были  найдены  на  селищах 

Широкий  Буерак (22 образца,  №/№ 2, 151–171; 1 образец – № 2 – происходит  из  раскопок 2002 г., 

остальные являются подъемным материалом того же года), Колотов Буерак (3 образца, №/№ 172–174; 

                                                 

* Работа выполнена при поддержке гранта Gerda Henkel Stiftung, Düsseldorf № AZ 19/SR/08. 

 

148 

подъемный материал 2002 г.) Хмелевское I (5 образцов, №/№ 175–179; подъемный материал 2002 г.) и 

Багаевское (31 образец, №/№ 180–183, 185–211; раскопки 2007–2009 гг.). 

Аналитическая часть исследования была выполнена методом эмиссионно-спектрального анализа в 

лаборатории археологической технологии Института истории материальной культуры РАН А.Н. Егорь-

ковым. 

Описание состава изделий дается по группам, выделенным по их функциональному назначению. 

Накладка  поясного  набора  (№ 151) имеет  состав:  медь – 89,03%, олово – 7,8%, свинец – 1,9%, 

мышьяк – не  более 0,4%, сурьма – не  более 0,5%. Тисненая  нашивка  (№ 201) оказалась  следующего 

состава:  медь – 68,7%, олово – 0,3%, свинец – 0,5%, цинк – 30%, сурьма – 0,02%. Подобные  сплавы 

были использованы при изготовлении деталей поясов Дальнего Востока XII–XIII вв. [6. с. 78, табл. 3] и 

Волжской Булгарии [1, с. 190; 2, с. 35; 17, с. 270, 275–277, табл. I, III–IV]. 

Из трех исследованных литых перстней один (№ 199) изготовлен из оловянистой бронзы, а два дру-

гих (№/№ 183, 206) – из различных многокомпонентных сплавов. Перстни из оловянистой бронзы и мно-

гокомпонентных сплавов с преобладанием цинка, аналогичные по составу двум нашим изделиям (№/№ 

199, 206), имеются в синхронных материалах Новгорода [4, с. 142–150, табл. 20; 5, с. 41–43, табл. 19]. 

Пластинчатый  браслет  (№ 200) имеет  следующий  состав:  медь – 79,36%, олово – 7,7%, свинец – 

0,3%, цинк – 12%, мышьяк – 0,07%, сурьма – 0,03%. Изделие изготовлено из многокомпонентного сплава 

с большим содержанием цинка, как и наибольшее количество новгородских пластинчатых браслетов [4, с. 

133–139, рис. 24; 5, с. 39–40, табл. 17]. Подобные по составу пластинчатые браслеты известны на Дальнем 

Востоке [6, с. 81, табл. 3] и в Волжской Булгарии [17, с. 270, 275, 277, табл. I, III–IV]. 

Колокольчик  мордовской  шумящей  подвески  (№ 178) характеризуется  содержанием:  медь – 

89,57%,  олово – 8,3%, свинец – 1,6%, сурьма – 0,2%. Из  оловянистой  бронзы  отлиты  типологически 

близкая подвеска с Болгарского городища, а также большинство болгарских [17, с. 274–277, табл. III–

IV] и новгородских шумящих привесок XIII–XV вв. [4, с. 109–111, рис. 15; 5, с. 35, рис. 25]. 

Самую многочисленную группу (23 изделия) составляют бронзовые зеркала (№/№ 152–163, 175, 180, 

182, 185, 188, 194–196, 202, 205, 210), изготовленные  из  оловянистой  бронзы.  Содержание  меди  в  них 

колеблется от 60,54% до 89,34%, содержание олова – от 8,3% до 36%, свинца – не более 7,2%. Цинка в 

изделиях не более 0,9%, мышьяка – не более 1%, сурьмы – от 0,09% до 1,8%, железа – от 0,01% до 2,7%, 

никеля – от 0,01% до 0,2%, кобальта – не более 0,02%. В зеркалах Минусинской котловины XIII–XIV вв. 

[9, с. 142–149] и Приморья XII–XIII вв. [6, с. 79, табл. 3] отмечается, как правило, менее высокое содер-

жание олова, чем в наших образцах, очень сходных по химическому составу с зеркалами, найденными на 

территории Среднего Поволжья [1, с. 190; 2, с. 35; 16, с. 345; 17, с. 270, 274–276, табл. I, III–IV]. 

Сопоставим  химический  состав  различных  групп  рассматриваемых  зеркал,  выделенных  нами 

ранее типологически [10, с. 48–67; 14; 15; 19, p. 27–36]. 

Изделия с узким высоким бортиком (№/№ 152, 162–163, 175, 180) имеют следующий состав: медь 

–  от 68,65% до 87,98%, олово – от 9,5% до 23%, свинец – от 0,4% до 7,2%, цинк – не  более 0,3%, 

мышьяк – от 0,08% до 0,3%, сурьма – от 0,1% до 0,9%, железо – от 0,07% до 0,2%, никель – от 0,01% до 

0,1%.  Минусинские  зеркала  с  таким  бортиком  содержат  не  более 9% олова [9, с. 142–149]. В  нашей 

выборке  имеются  изделия  с  изображениями  двух  плывущих  друг  за  другом  рыб  (№ 163) и  двух  аль-

бораков  (№ 175); в  отличие  от  данных,  аналогичные  зеркала  из  Среднего  Поволжья  изготовлены  из 

многокомпонентного сплава с преобладанием олова над цинком [1, с. 190; 2, с. 35], а изделие с двумя 

аль-бораками из Минусинской котловины – из свинцово-оловянистого сплава [9, с. 144–145]. 

Зеркала с широким массивным бортиком (№/№ 188, 210) характеризуются содержанием: медь – от 

60,54% до 66,4%, олово – от 25% до 36%, свинец – не более 4%, цинк – не более 0,06%, мышьяк – не 

более 0,4%, сурьма – 1,8%, железо – от 0,2% до 2,7%, никель – от 0,04% до 0,05%. В числе образцов 

оказалось изделие с орнаментом в виде распустившихся бутонов, вырастающих поочередно от края и от 

центра  зеркала  (№ 188); типологически  идентичное  зеркало  с  Болгарского  городища  имеет  иной 

химический состав [16, с. 345; 17, с. 274, 276, табл. III–IV] – оно содержит 76,49% меди, 21,5% олова и 

2,5% свинца, а также 1% висмута (0,9% висмута, примесь которого характерна для зеркал с территории 

Волжской Булгарии [1, с. 190; 2. с. 35; 16, с. 345; 17, с. 276, табл. IV], содержалось в зеркале № 210) и 

микропримесь цинка. Хотя единственный известный образец литейной формы для зеркал такого типа 

известен  с  Селитренного  городища [18, fig. 107.2],  данные  о  составе  сплава  позволяют  предполагать 

производство аналогичных изделий в различных центрах золотоордынского Поволжья – на Нижней и 

Средней Волге одновременно. 

Зеркала с низким валикообразным или подтреугольным бортиком, а также без выраженного бор-

тика (№/№ 153–161, 182, 185, 194–196, 202, 205) имеют состав: медь – от 70,63% до 89,34%, олово – от 

8,3%  до 26%, свинец – не  более 6,2%, цинк – не  более 0,9%, мышьяк – от 0,02% до 1%, сурьма – от 

0,09% до 1,8%, железо – от 0,01% до 1,3%, никель – от 0,02% до 0,2%, кобальт – не более 0,02%. 

Медные  кованые  сосуды  (№/№ 164, 176, 181, 198, 207, 209, 211), их  ушко  (№ 167) и  заклепки 

(№/№ 165–166) имеют состав: медь – от 94,85% до 99,02%, олово – от 0,01% до 0,8%, свинец – от 0,2% 

до 1,4%, цинк – не более 0,2%, мышьяк – не более 0,3%, сурьма – от 0,03% до 1,8%. Подобный состав 

 

149

имеют кованые сосуды, найденные в Волго-Камье [1, с. 35; 2, с. 190; 16, с. 345; 17, с. 273–277, табл. II–

IV] и в Пскове [7, с. 129]. 

Проанализированные бубенчики – литой (№ 168) и согнутый из листа металла (№ 173) оказались 

изготовленными из многокомпонентных сплавов с преобладанием цинка над оловом, как и бубенчик с 

Балынгузского (Торецкого) III селища [1, с. 190; 2, с. 35]. 

Муфты ножей (№/№ 169, 172, 177) имеют следующий состав: медь – от 92,4% до 98,47%, олово – 

от 0,01% до 2,8%, свинец – от 0,3% до 4,2%, цинк – не более 0,08%, мышьяк – от 0,2% до 0,3%, сурьма – 

от 0,05% до 0,4%. Одна  из  муфт  (№ 177) была  изготовлена  из  «чистой»  меди,  как  и  одно  из  двух 

проанализированных аналогичных изделий из Среднего Поволжья [17, с. 270, табл. I.1]. 

Среди  единичных  исследованных  находок  имеются  литые  неопределенный  предмет  (№ 186) и 

орнаментированное  изделие  с  навершием  в  виде  кошачьего  хищника  с  закинутым  за  спину  хвостом 

(№ 187) Их состав: медь – от 68,78% до 76,42%, олово – от 5,1% до 16%, свинец – от 0,1% до 19%, цинк 

– не более 6%, мышьяк – от 0,3% до 0,4%, сурьма – от 0,2% до 6,3%. 

Подвергнутые исследованию фрагменты медных листов (№/№ 2, 191-192, 197, 204, 208), обрезок 

(№ 193), слиток (№ 189) и всплески сплавов на медной основе (№/№ 174, 190) имели состав: медь – от 

87,56% до 99,19%, олово – от 0,02% до 10%, свинец – от 0,08% до 3,2%, цинк – не более 0,06%, мышьяк 

– не более 1,3%, сурьма – не более 0,7%. 

Изученные  грузик  (№ 170), альчики  (№/№ 171, 179) и  всплеск  свинцово-оловянного  сплава 

(№ 203)  имеют  состав: олово – от 34% до 59,94% (изделие  на оловянной  основе  лишь  одно – № 170), 

свинец – от 39% до 65,23%, медь – от 0,2% до 0,3%, сурьма – от 0,04% до 0,4%. 

Примечательно, что из 57 исследованных образцов на медной основе примеси висмута не имеют 5 

изделий (8,8%), примеси цинка – 38 (66,7%), примеси железа – 1 (1,8%), примеси золота – все образцы. 

В  синхронных  изделиях  из  медных  сплавов  Новгорода  данные  элементы  присутствуют  в  других 

пропорциях [4, с. 38–39]. Следует  отметить  также  высокое  содержание  железа  в  некоторых  образцах 

(№/№ 157, 183, 188, 204, 211), возможно  объясняющееся  использованием  медноколчеданных  руд, 

богатых этим элементом [3, с. 205; 4, с. 43; 5, с. 19]. 

По  классификации  А.А.  Коновалова [4, с. 48; 5, с. 20] опубликованные  в  данной  статье  изделия 

могут быть отнесены к следующим группам: I – «чистая» медь, 11 образцов (№/№ 164–167, 177, 191–

193, 207–209), II – свинцово-оловянистые  бронзы, 5 образцов  (№/№ 169, 172, 176, 181, 211), III – 

оловянистые бронзы, 34 образца (№/№ 2, 151–163, 174–175, 178, 180, 182, 185–186, 188–190, 194–199, 

202, 204–205, 210), V – многокомпонентный  сплав  с  преобладанием  цинка  над  оловом, 6 образцов 

(№/№ 168, 173, 187, 200-201, 206), VI – многокомпонентный сплав с преобладанием олова над цинком, 

1  образец  (№ 183), VIII – сплав  свинца  с  оловом, 3 образца  (№/№ 171, 179, 203), X – сплав  олова  со 

свинцом, 1 образец (№ 170). 

Из всех исследованных нами золотоордынских изделий (209 образцов) с территории Саратовской 

области 70 предметов  происходят  с  Увекского  городища,  одного  из  крупнейших  золотоордынских 

памятников Нижнего Поволжья, 80 находок – с Хмелевского I селища, являвшегося, по-видимому, ма-

лым городом, и 59 изделий – с небольших сельских поселений. При сравнении трех имеющихся сово-

купностей по типам сплавов на Увекском городище обнаруживается заниженная доля изделий из «чис-

той»  меди  и  свинцово-оловянистых  бронз,  а  также  завышенная  доля  предметов,  изготовленных  из 

оловянистых бронз и многокомпонентных сплавов с преобладанием олова над цинком. На Хмелевском 

I селище отмечено небольшое, по сравнению с другими совокупностями, число изделий из оловянистых 

бронз, там присутствуют и находки из «чистого» свинца. 

Сопоставим  все  исследованные  нами  золотоордынские  изделия  по  типам  сплавов,  выделенным 

А.А.Коноваловым, с материалами Новгорода XIII–XIV вв. [4, с. 52, 54–55, рис.6; 5, с. 22, рис. 13–14]. 

Отметим,  что  по  составу  сплавов  к  Новгороду  ближе  всего  материалы  Хмелевского I селища.  Среди 

золотоордынских  изделий  в  целом,  по  сравнению  с  новгородскими  материалами,  намного  меньше 

изготовленных  из  свинцово-оловянистых  бронз (6,7%) и  намного  больше  из  оловянистых (46,9%; 

преобладание  этой  группы  объясняется  принадлежностью  к  ней  большинства  исследованных  брон-

зовых зеркал, нехарактерных для Древней Руси); несколько меньше в нашей выборке латунных пред-

метов (2,4%), больше изделий из многокомпонентных сплавов (меди, олова, цинка и свинца – 17,7%) и 

«чистого» свинца (5,3%), а изделия из «чистого» олова отсутствуют вовсе. В материалах Пскова XIII–

XIV вв., по сравнению с нашими, гораздо меньше изделий из «чистой» меди, а гораздо больше (даже по 

сравнению  с  новгородскими  материалами)  предметов  из  латуни  и  многокомпонентных  сплавов [8, 

с. 174–176]. Эти данные позволяют допустить возможность ввоза латуни на территорию Золотой Орды, 

как и на Русь, из Западной Европы через Прибалтику. 

жүктеу/скачать 13,81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: