Список литературы и источников

 

126 

4. ГУ РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3520.  

5. ГУ РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3521.  

6.  ГУТО  ГАТ  (Государственное  учреждение  Тюменской  области  «Государственный  архив  в  г.  То-

больске»). Ф. 154. Оп. 8. Д. 144. 

7.  Кабакова  Н.В.  Село  Логиновское:  некоторые  аспекты  демографического  развития // Сибирский 

субэтнос:  традиции,  культура,  ментальность:  материалы  Пятой  Всерос.  с  междунар.  участием  науч.-практ. 

интернет-конференции 2009 г. – Красноярск: РИО Краснояр. пед. ун-та, 2009. – Вып. 5. – С. 208–223. 

8. Кабакова Н.В. Формирование населения южных уездов Тобольской губернии в конце XVIII – первой 

половине XIX вв. – Омск: Изд-во Сиб. авто-дор. ин-та, 2008. – С. 32–40. 

9.  Крих  А.А.  Иноэтнические  корни  русских  семей  Тарского  Прииртышья  (вторая  половина XVIII–

XIX вв.). – Социально-экономическое  и  историко-культурное  наследие  Тарского  Прииртышья:  материалы 

IV науч.-практ. конф., посв. памяти А.В. Ваганова. – Тара: Изд-во А.А. Аскаленко, 2009. – С. 52–58. 

10. Миненко Н.А. Источники пополнения и социальный состав населения западносибирской деревни в 

начале XVIII в. – Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период. – Межвуз. 

сб. науч. трудов. – Новосибирск: изд-во Новосиб. пед. ин-та, 1987. – С. 20–31. 

С.Н. Корусенко 

Россия, Омск, филиал Института археологии и этнографии,  

государственный университет 

ГРАНИЦА МЕЖДУ ГРУППАМИ:  

ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ НАСЕЛЕНИЯ МИКРОРЕГИОНА* 

В данном сообщении нами будет рассмотрена небольшая территория, которая до прихода русских 

была освоена тюркоязычным населением и являлась границей двух территориально-этнических групп – 

тарских и курдакско-саргатских татар. Данный микрорегион расположен на части территории Знамен-

ского района Омской области на правом берегу Иртыша. В настоящее время на этой территории оста-

лось 3 населенных пункта, в которых проживают татары: 

–  Качуково.  В  настоящее  время  это  центр  сельской  администрации,  население  которого  является 

смешанным в этническом плане, большинство составляют татары (76,6 % по данным похозяйственных 

книг, 20 % – русские, 3,4 % – представители других национальностей); 

– Малая Кова (60,3% татар, 37,1% русских и 2,6% – других национальностей); 

– Усть-Тамак (79,0% татар, 20,5% русских и 0,5% – других национальностей).  

Русские  стали  селиться  в  данных  татарских  поселениях  в  первой  трети XX в.  В  статистических 

источниках  конца 1920-х  гг.  они  отнесены  к  белорусам.  Первые  захоронения  на  русском  кладбище 

с. Качуково появились еще до войны. Таким образом, данные населенные пункты отличаются гетеро-

генным этническим составом. Однако еще в конце XIX в. в этих поселениях проживали только татары 

[6, с. 72–73].  

Рассмотрим историю освоения данной территории тюркоязычным населением. Источниками изу-

чения  являются  ясачные,  дозорные  книги,  материалы  ревизий  населения  конца XVIII – середины 

XIX в., переписи 1897 г., различные статистические и делопроизводственные документы XIX–XX вв., а 

также экспедиционные материалы. Таким образом, нам представляется возможность изучения населе-

ния  данного  микрорегиона  на  протяжении  почти 400 лет.  Впервые  упоминания  о  поселениях  этой 

территории встречаются в ясачных книгах, по данным которых Б.О. Долгих выделил родо-племенные 

группы [4, с. 53]. Из  перечисленных  им  деревень  волости  Коурдак  в  данном  микрорегионе  указаны: 

«Кова, или Кау, Кочеук, Сартаул, Ош-томак, 2-й Ош-томак». Таким образом, здесь перечислено 5 дере-

вень. Название Кова не изменилось до нашего времени, Кочеук по Долгих – это Качуково, Ош-томак – 

в современности это Усть-Тамак.  

В  материалах  дозорной  книги  Тарского  уезда 1701 г. [7] имеются  сведения  о  следующих  посе-

лениях: «деревня  Усть-Тамацких  юрт» [7, л. 390 об.], «деревня  Красноярская» [7, л. 391], «деревня 

Верхняя  Ковинская» [7, л. 391 об. – 392 об.], «деревня  Качуцкий  юрт» [7, л. 393–393 об.], «деревня 

Бекшенева Верхняя Усть-Ошинских юрт» [7, л. 393 об.–394 об.]. Данная территория в начале XVIII в. 

являлась  границей  двух  групп,  т.к.  в  первых  двух  поселениях  проживали  ясачные  татары  Аялынской 

волости,  а  в  остальных – Коурдакской  волости.  Уже  к  концу XVIII в.  данные  поселения  отнесены  к 

Коурдакской волости. Так, в материалах 4–10-й ревизий населения [3] указаны следующие населенные 

пункты,  приписанные  к  Коурдакской  волости:  Уштамакская,  Большая  Кова,  Малая  Кова,  Качуково. 

                                                 

*  Исследование  выполнено  при  финансовой  поддержке  РГНФ  в  рамках  научно-исследовательского 

проекта  РГНФ  «Экспедиционные  археологические  и  этнографические  исследования  локальной  группы  в 

микрорегионе», проект № 10-01-18114е. 

 

127

Таким образом, в материалах ревизий отсутствуют сведения о деревне Красный Яр (в дозорной книге – 

Красноярская). В материалах переписи 1897 г. имеются сведения о пяти населенных пунктах, включая 

Красный Яр [6, с. 72–73]. 

Специфика  создания  дозорных  книг  связана  с  тем,  что  основная  их  цель – фискальная.  Поэтому 

описания  ясачных  татар  (для  которых создавались отдельные  ясачные  книги)  довольно  лаконичны.  В 

основном  в  них  представлены  главы  семей,  изредка  прописаны  сыновья.  Учитывая  тот  факт,  что 

владения  были  общими,  то  присутствует  небольшое  описание  этих  владений,  но  не  такое  подробное, 

как, например, для служилых людей. В то же время в описания присутствуют и сведения о зимниках и о 

поселениях,  которые  отдельно  в  данной  дозорной  книге  не  переписаны.  Так,  при  описании  деревни 

Красноярской в Дозорной книге Тарского уезда 1701 г. читаем: «Пашни у них паханые у всех вместе 

возле  деревни  девять  десятин  в  поле,  а  в  двух  по  стольку  же.  Да  под  пашню  земли  и  пустошей  на 

пятьдесят  десятин.  Сенных  покосов  около  поля  на  пятьсот  копен.  В  межах  с  верхней  стороны – от 

зимних  их  юрт  (выделено  автором – С.К.),  а  с  нижней  стороны – по  речку  Глухую» [7, л. 391]. При 

описании угодий населения «Качуцкого юрта» говорится о деревне Сартовой, которой в дозорной книге 

нет: «А та их паханая и непаханая земля и сенные покосы в межах с верхней стороны Ковинских юрт с 

ясачными татарами, а с нижней стороны – с деревней Сартовой с ясачными татарами» [7, л. 393 об.]. 

Казалось бы, само название деревни связано с так называемым бухарским компонентом, т.е. с сибир-

скими  бухарцами,  которые  активно  стали  заселять  Тарское  Прииртышье  во  второй  половине XVII в. 

Однако  при описании  земель  и поселений  только бухарцев в  Тарской  дозорной  книге [8] отсутствует 

описание  данного  населенного  пункта.  В  то  же  время  в  описаниях  Г.Ф.  Миллера  по  результатам  его 

путешествия по  Иртышу в 1734 г. имеются  сведения  о  данном  населенном  пункте: «Сарт-аул,  летняя 

деревня,  на  восточном  берегу,  в 3 верстах  от  последней  деревни  Ош-Тамак.  Заселена  ясачными,  хотя 

название  означает  бухарскую  деревню,  так  как  бухарцы  как  на  их  собственном  национальном  языке, 

так и татарами называются словом сарт. Они живут зимой вместе с предыдущей зимней деревней Ош-

Тамак на озере Кисляр». Таким образом, становиться понятным, что в дозорной книге даны сведения 

только о зимних постоянных поселениях. 

В  материалах 5-й  ревизии  населения (1795 г.)  имеются  сведения  о  браках  жителей  разных  посе-

лений.  При  рассмотрении  данного  микрорегиона  представляется  интересным  тот  факт,  что  брачные 

партнеры  жителей  Уштамакской,  Б.  Ковы,  М.  Ковы  и  Качуково  родом  были  в  большинстве  своем  из 

деревень, приписанных к Коурдакской волости, а из них большинство браков было заключено между 

жителями вышеназванных четырех поселений. В то же время имеются сведения о браках с жителями 

соседних  волостей:  Саргатской  волости  (расположена  севернее,  составляла  вместе  с  Коурдаксокй 

волостью  территорию  расселения  курдакско-саргатских  татар),  Аялынской  волости  (к  которой  были 

приписаны татары другой этнотерриториальной группы – тарские), что еще раз говорит о пограничном 

состоянии  данной  территории.  Все  браки,  за  исключением  одного,  были  заключены  между  ясачными 

(т.е. местными) татарами, один – с бухарской дочерью.  

На протяжении периода XVII – середины XIX в. в этническом плане тюркское население данного 

микрорегиона  было представлено местными татарами. Во второй половине XIX в. начинается приток 

пришлого населения, среди которых были представители различных групп татар Европейской России. 

В социальном плане они записывались в категорию государственных крестьян (в отличие от местных 

татар-инородцев). Именно этот факт позволяет рассмотреть соотношение местных и пришлых татар в 

данных населенных пунктах по материалам переписи 1897 г. Из пяти деревень, только в двух – М. Кова 

и  Качуково,  население  в  этническом  плане  было  однородным  и  состояло  только  из  местных  татар.  В 

деревне Большая Кова записано 21 человек коренных тюрков и 16 – татар-крестьян, в Красном Яре – 

79 коренных  и 55 пришлых.  Не  ясна  ситуация  с  деревней  Усть-Тамакская,  в  которой  записаны  одни 

татары- крестьяне, т.е. переселенцы – 198 человек.  

В  ходе  экспедиционных  работ  было  собрано  ряд  исторических  преданий,  связанных  с  населен-

ными пунктами данного региона и различными местами. Так, об образовании д. Усть-Тамак рассказы-

вали о том, что «приехал голова и спросил, где хотят жить татары, они сказали, что будут жить у озера» 

[2,  л. 961]. В  действительности,  зимняя  деревня  в  начале XVIII в.,  судя  по  дозорной  книге,  была 

расположена на озере Кисляр. В материалах 1897 г. также написано, что Усть-Тамакская деревня – при 

озере Кисляр. В настоящее время данный населенный пункт также расположен возле названного озера. 

Про  деревню  Качуково  рассказали  следующее: «В  поисках  лучшей  жизни  и  пищи  на  левый  берег 

Иртыша  приехали  сибирские  татары.  Примерно  в 1921 г.  после  потопа  люди  перекочевали  на  более 

высокое место на правом берегу Иртыша. Первым был старик Качук, отсюда и название деревни. Эти 

места были благоприятны для занятий рыболовством, охотой, собирательством. Сначала ничего не вы-

ращивали, а продукты земледелия покупали путем обмена с жителями за Иртышем. Когда из Татарии 

сюда  приехали  казанские  татары,  население  начало  садить  картошку,  рожь,  пшеницу.  Священным 

местом считается роща (Бабалар) возле реки Ушайра. В роще похоронены люди, которые боролись за 

свою независимость во время войны с Ермаком. Восточнее от Качуково в 4 км располагалась деревня 

Малая Кова, в 3 км – Большая Кова, был татарский Красный Яр (Уртымай). Сейчас этих деревень нет, 

 

128 

осталась  только  Малая  Кова.  В  ней  живут  в  основном  пенсионеры.  К  западу  от  Качуково (10 км) – 

Усть-Тамак.  Сначала  там  были  только  татары,  потом  переселились  русские» [2, л. 947–948]. Другой 

информатор  считает,  что  «существует  мнение,  что  название  селения  происходит  от  татарского  слова 

«качук  (переехать,  переселяться)  либо  от  «кучук» (собака)…Оно  образовалось  примерно  в 1800 году, 

хотя официально считается в 1851 г., т.к. в 2001 г. деревне праздновали 150 лет» [2, л. 945].  

Также была изложена еще одна информация о происхождении деревни Качуково: «Когда-то оно 

находилось на берегу Иртыша, где сейчас паромная переправа. В 1851–1853 гг. были большие навод-

нения, которые вынудили людей сняться с обжитого места. Люди облюбовали новое место на опушке 

леса и в 1854 г. переселились туда, где сейчас раскинулось село. Сначала в селе было 7 хозяйств, все, 

как  их  называли  раньше,  инородцы  (потомки  хана  Кучума).  В 1911 г.  в  этих  краях  проходило  земле-

устройство.  Чтобы  оставить  у  себя  больше  земли,  качуковчкое  общество  решило  принять  к  себе  без-

земельных граждан. Из деревни Кулунды (Форпостская волость) переселилось в Качуково 7 семей, две 

семьи прибыли из деревни Тайчи. Из Любанки, Тайги, Малиновки переехали русские. Всего в эти годы 

прибыло 36 семей. Общество сохранило за собой всю землю, кроме участка Бурунчук» [2, л. 949]. 

Как видим, существуют расхождения по вопросу о происхождении Качуково. Ранее упоминалось, 

что  данный  населенный  пункт  выявлен  еще  по  ясачным  книгам XVII в.  Б.О.  Долгих.  Возможно,  в 

действительности  в  середине XIX в.  было  наводнение,  в  результате  которого  деревня  сменила  место 

своего расположения, отчего и идет отсчет существования данного поселения. Тот факт, что количество 

пришлых татар было велико, подтверждается собранными родословными. Среди предков современных 

жителей  упоминаются  казанские  татары,  крымские  татары,  мишари,  российские  татары,  уфимские  и 

башкирские татары, пермские татары. В то же время по генеалогиям прослеживаются сведения о мест-

ном компоненте, т.к. встречаются такие названия как «курдак», «туралы», «сибирский татарин». 

Большое  влияние  на  развитие  татар  оказали  русские  переселенцы.  Как  отмечают  исследователи, 

несмотря  на  массовое  переселение  русских  из  Европейской  России  во  второй  половине XIX в.,  они 

никогда не селились в татарских деревнях, а основывали свои поселения или приселялись к старожилам 

[5,  с. 39–40; 9, с. 168]. Тем  не  менее,  в  результате  уплотнения  населения  наблюдалось  чересполосное 

расселение  татар  и  русских  в  Среднем  Прииртышье.  Позднее,  в  годы  советской  власти,  в  результате 

укрупнения  колхозов  начинается  процесс  образования  национально-смешанных,  русско-татарских 

населенных пунктов, связанный с приселением русских в деревни татар. 

Этнические образы, представления о других народах являются неотъемлемой частью этнического 

самосознания любого этноса. Нами были проанализированы материалы, собранные в ходе этнографи-

ческих  экспедиций  в  с.  Качуково – населенном  пункте  со  смешанным  русско-татарским  населением. 

Данные материалы представляют собой высказывания и суждения информаторов, которых попросили 

указать разницу между различными народами (на примере русских и татар). Нашими информаторами 

по данной теме выступали в основном русские жители исследуемых населенных пунктов. 

Русское  население  с.  Качуково  сформировалось  в  середине 1940 – начале 1990-х  гг.  По  преиму-

ществу это были потомки самоходов и российских, прибывшие из различных деревень Омской, Ново-

сибирской,  Курганской  областей  и  Алтайского  края.  По  данным  похозяйственных  книг  Качуковской 

сельской администрации в настоящее время в селе проживают 146 русских, что составляет 20% от всего 

населения, татар насчитывается 557 человек (76,6%). Несмотря на то, что русские проживают в насе-

ленных  пунктах  со  значительным  преобладанием  тюркского  населения  и  их  совместное  проживание 

чуть превышает полстолетия, в среде русского населения сформировался устойчивый этнический образ 

их соседей – татар. 

Рассказы информаторов, в которых сконцентрированы их этнические представления, весьма про-

тиворечивы.  В  них  соседствует  два  противоположных  образа  татар.  Первый  (пра-)образ  выражен 

фразой-характеристикой, которая достаточно часто повторяется в рассказах различных информаторов: 

«татары – жестокие и вредные». Это высказывание свидетельствует о напряженных отношениях между 

первоначальным  населением  исследуемых  деревень  и  пришлым – русскими.  Пожилые  информаторы 

вспоминают, что в годы их молодости, которые приходились на конец 1940 – начало 1950-х гг., «рус-

ские еще не дружили с татарами» [1, л. 97]. 

По мере обживания русских на новом месте и знакомству с культурно-бытовыми особенностями 

соседей, отношения стабилизировались и начал формироваться новый этнический образ. Он был связан 

с тем, что русские стали ощущать себя не «гостями» в татарских деревнях, не вынужденными пересе-

ленцами,  а  полноправными  членами  общества.  Поэтому  часто  у  информаторов  фигурирует  высказы-

вание, что «татары считают себя здесь (в данном населенном пункте – С.К.) хозяевами» [1, л. 87, 90]. К 

этому  же,  возможно,  следует  отнести  тот  факт,  что  между  русской  и  татарской  молодежью  проис-

ходили драки. 

Дальнейшее развитие этнического образа так же было связано с уверенностью русских в превос-

ходстве их культуры над культурой соседей. С этим связано отношение к татарам как ученикам, убеж-

денность в том, что только с приходом русских татары стали жить лучше, «правильнее», как русские. 

Информаторы пренебрежительно замечали, что татары жили в основном собирательством, «огороды не 

 

129

садили», «не знали даже как картошку садить», «татары собирали серу, ягоды, шишки и обменивали на 

картошку».  Следует  отметить,  что  нивелирование  хозяйственных  занятий  различных  народов  Сибири 

принадлежит скорее не русской культуре в целом, сколько позиции советской власти и реализуемой ею 

экономического курса. 

Из-за разницы хозяйственно-бытового уклада и, соответственно, различного темпа хозяйственной 

жизни, у русского населения с. Качуково сформировалось устойчивое представление, что татары «мало 

работают, ленивые, только отдыхают и развлекаются». Этот стереотип закрепился в фольклоре в виде 

следующей частушки: 

Отдай меня, мать, за татарина, 

Я бы век не работала, стала барыней. 

Так как этнический образ татар создавался в сравнении с представлениями русских о самих себе и 

своей культуре, все, что так или иначе было близко к «я-образу» русских, воспринималось позитивно, а 

то, что отличалось от этих представлений – негативно. Например, основываясь на антропологических 

различиях сибирских и казанских татар, проживающих в с. Качуково, русские информаторы замечали, 

что «…татары есть красивые, белые, как русские, а в других деревнях – узкоглазые, загорелые». Один 

из  информаторов,  рассказывая  о  том,  что  её  внучка  встречалась  с  татарином,  добавила,  что  «внучка 

встречалась с хорошим, русым, а не черным» татарином. 

Совместное  проживание  повлияло  на  формирование  установок  на  межэтнические  браки  среди 

русских.  Установка  на  межэтнические  браки  русских  с.  Качуково  выразилась  в  том,  что 57,1% опро-

шенных согласны на брак с человеком другой национальности, 21,4% – разрешили бы детям, 21,4% – 

отнеслись отрицательно к межэтническим бракам. Процент опрошенных, относящихся положительно к 

межэтническим бракам, высокий не только у русских, но и у татар (84,8% дали свое согласие на брак с 

человеком другой национальности). По данным похозяйственных книг из 162 зафиксированных браков 

43 – между  татарами  и  русскими (24,5%). Такое  количество  смешанных  браков  является  результатом 

как  длительного проживания  русских и  татар  в одном населенном пункте  (на  протяжении  двух поко-

лений), так и изолированного место расположения с. Качуково от других русских населенных пунктов. 

Установки на межэтнические браки подтверждаются визуальными наблюдениями за антропологи-

ческими особенностями населения  с. Качуково, внешний  вид  которого  носит  следы  брачного  взаимо-

действия русских и татар.  

Таким  образом,  на  протяжении  более  полувека  наблюдается  динамичное  развитие  этнического 

образа татар, создаваемого русским населением, который обусловлен как совместным  проживанием в 

одном населенном пункте, так и брачными контактами. Культура тюркского населения данного микро-

региона претерпела значительные изменения на протяжении XX в. под влиянием переселенцев (русских 

и татар) из Европейской России. 

Список литературы 

1.  Архив  Музея  археологии  и  этнографии  Омского  государственного  университета  (Архив  МАЭ 

ОмГУ). Ф. I. Д. 145-1. 

2. Архив МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 158-8. 

3. Государственное учреждение Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске». Ф. 154. 

Оп. 8. Д. 31, 143, 307, 354, 470, 642, 893. 

4. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – 

622 с. – (Тр. Ин-та этнографии. Нов. серия. Т. 55).  

5.  Корусенко  С.Н.  Хозяйственные  взаимоотношения  татар  и  русских  в  Среднем  Прииртышье  в  конце 

XIX – начале XX вв. (на  примере  татарского  поселения  Инцисс  и  близлежащих  русских  деревень  Муром-

цевского района) // Русский вопрос: история и современность: Материалы докл. Второй всерос. науч. конф. – 

Омск: Изд-е Ком-та по культуре и искусству Администрации Ом. обл., 1994. – Ч. 2. – С. 38–40. 

6. Патканов С.К. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и 

роды инородуев (на основании данных специальной разработки материалов переписи 1897 г.). – СПб.: тип. 

Ш. Буссель, 1911. − Т. 2: Тобольская, Томская и Енисейская губернии. – 432 с. 

7. РГАДА (Российский государственный архив древних актов). Ф. 214. Кн. 1182. 

8. РГАДА. Ф. 214. Кн. 1199. 

9.  Сатлыкова  Р.К.  Культурно-бытовые  взаимодействия  населения  Среднего  Прииртышья // Этнокуль-

турные процессы в Западной Сибири: Сб. ст. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983. – С. 163–174. 

 

130 

Е.В. Куприянова 

Россия, Челябинск, Южно-Уральский государственный университет 

РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРИМЕНТОВ ПО МОДЕЛИРОВАНИЮ ТАФОНОМИЗАЦИИ 

КОМПЛЕКСОВ УКРАШЕНИЙ В ПОГРЕБЕНИЯХ ЭПОХИ БРОНЗЫ 

Археологическая  тафономия  занимается  исследованием  трансформаций,  которые  претерпевают 

любые  материалы,  объекты  и  артефакты  при  их  превращении  в  археологический  источник [3; 11]. 

Тафономические процессы, происходящие в археологических комплексах, в частности, погребениях, во 

многом остаются загадкой. Зачастую при раскопках трудно определить, находится ли предмет на своем 

изначальном  месте,  определенном  ему  в  процессе  свершения  ритуала,  либо  он  был  перемещен  позже 

под  воздействием  каких-то  факторов.  Особенно  актуален  этот  вопрос  при  изучении  положения  укра-

шений  и  аксессуаров  костюма,  которые  в  подавляющем  большинстве  археологических  памятников 

являются единственным источником реконструкции костюма и одежды. 

В  частности,  до  сих  пор  не  получили  однозначной  интерпретации  исследователей  сложные 

комплексы женских украшений находимые в погребениях эпохи бронзы Южного Урала и Казахстана. В 

ряде  женских  погребений  были  зафиксированы  сходные  по  принципам  компоновки  комплексы 

украшений,  находящиеся,  как  правило,  в  перемещенном  состоянии,  по  разному  интерпретированные 

исследователями.  О.А.  Кривцова-Гракова  реконструировала  украшение  из  погребения 13 могильника 

Алексеевский как обшивку ворота платья [5, рис. 8], Н.Б. Виноградов подобный комплекс украшений 

из  погребения 1 кургана 4 могильника  Кулевчи-6  называет  декором  шапочки  или  венчика [2, с. 200]. 

Между тем, несколько находок подобных комплексов в положении in situ (могильник Балыкты, огр. 14, 

могильник Степное-7, погребение 17, могильник Спиридоновский, погребение 13 и пр.) неоднозначно 

указывают  на  то,  что  данный  вид  украшения  являлся  челюстно-лицевой  подвеской  (мнение,  выска-

занное Э.Р. Усмановой, и поддержанное автором данной статьи) [6. с. 69–75; 8. с. 32–50; 9. с. 80]. Столь 

же  неопределенная  ситуация  характерна  и  для  низок  бус,  находимых  в  районе  щиколоток,  которые 

интерпретируются одними исследователями как обшивка штанов или обуви [4, с. 120; 7, с. 169], други-

ми как завязки обуви [6, с. 100–102; 10, с. 161]. Приводятся также различные варианты реконструкции 

скоплений низок бус в районе груди как ожерелий [4, с. 125] либо нагрудников [6, с. 92–93] и т.д. 

Даже тщательная фиксация наборов украшений в погребениях не всегда может дать однозначные 

ответы  на  возникающие  вопросы,  поскольку  невозможно  умозрительно  определить,  насколько  совре-

менное положение украшения в могиле смещено относительно первоначального. В связи с этим нами 

был  задуманы  и  осуществлены  эксперименты,  имеющие  целью  моделирование  тафонимизации  комп-

лексов украшений в процессе разрушения мягких тканей тела погребенного. Для достижения цели было 

сформулировано несколько конкретных задач: 

1. Установить различие перемещения в процессе разрушения «тела погребенного» украшений, за-

крепленных на общей основе (низок бус, сцепок обойм, накосников) и украшений, нашитых отдельно 

(обшивка венчика, ворота); 

2. На конечном этапе пронаблюдать разницу в положении украшений, располагавшихся на разных 

сторонах тела/головы погребенной; 

3. Сравнить соответствие внешнего вида тафономизированных остатков, полученных в ходе экспе-

римента и древних комплексов украшений; 

4. Зафиксировать разницу в перемещении украшений при медленном и более быстром разрушении 

«тела». 

Для экспериментов были подобраны и сконструированы упрощенные копии древних украшений: 

накосник и лицевая подвеска (металлические детали крепились на бумажной основе и нитях), бисер и 

бронзовые  бусины,  бляшки.  Поскольку  наблюдение  за  разрушением  трупа  в  реальности  неосущест-

вимо, нами было избрано два пути, способных так или иначе смоделировать разрушение основы (тела), 

при сохранении находящихся на нем украшений. 

Эксперимент № 1 «Снежная кукла» (рис. 1, 1–3).  

Из снега была смоделирована верхняя часть тела человека (голова и туловище), соответствующая 

по размерам телу ребенка 6–7 лет (рис. 1.1). На теле были закреплены украшения: накосное украшение 

обвито  вокруг  «косы»,  челюстно-лицевая  подвеска  закреплена  с  двух  сторон  в  районе  «висков», 

обрамляя  «лицо»,  бронзовые  бусы  закреплены  вокруг  «головы»,  моделируя  обшивку  венчика,  бисер 

закреплен на «груди» вокруг «шеи», маркируя обшивку ворота одежды, в центре закреплена бронзовая 

бляха – пуговица на вороте. С целью моделирования медленного разрушения «тела» макет был уложен 

при  комнатной  температуре  на  бок – соответственно  положению  тел  в  погребениях  эпохи  бронзы.  В 

процессе  постепенного  таяния  проводилась  фотофиксация  происходящих  перемещений  украшений 

через 1,5–2,5 часа. От начала эксперимента до полного таяния снега прошло в общей сложности около 9 

 

131

часов. Подобный эксперимент со снежной куклой – макетом тела человека и украшениями уже прово-

дился  коллегами [1] однако  мы  решили  повторить  эксперимент,  руководствуясь  несколько  иными 

задачами. Наблюдения за перемещением украшений в процессе таяния (рис. 1,2–3) показали: 

–  украшения,  закрепленные  по  отдельности  (бусы  вокруг  «головы»  и  «груди»)  в  процессе  разру-

шения  не  сохранили  первоначального  положения,  но  проявили  схожие  тенденции  в  перемещении. 

«Обшивка  венчика»  и  бусы  из  «обшивки  ворота»  образовали  каждое  по  два  компактных  скопления: 

бусы со стороны, прилегающей к полу, образовали линию, близкую к их первоначальному положению, 

бусы с верхней части макета образовали компактное скопление ниже этой линии; 

–  положение  украшений,  образовывающих  комплекты  (челюстно-лицевая  подвеска  и  накосник), 

соответствует положению подобных украшений, находимых при раскопках; 

–  большее  перемещение  характерно  для  украшений,  находящихся  сверху.  Так,  нижняя  часть  че-

люстно-лицевой  подвески  сохранила  практически  изначальное  положение,  верхняя  же  значительно 

сдвинулась вниз. 

Эксперимент № 2 «Разрушение огнем» (рис. 1, 4–5). 

Из бумаги была смоделирована объемная кукла (голова и туловище), размером соответствующая 

макету из эксперимента № 1. На ней были закреплены те же украшения, что и на первом макете (рис. 

1,4).  Из  шерстяных  нитей  была  сделана  коса,  в  которую  были  вплетены  нити  накосника.  Для  скорей-

шего сгорания макет был пропитан легко возгорающейся жидкостью. Отличие эксперимента № 2 в том, 

что  он  моделирует  более  быстрый  процесс  разрушения  и  может  показать  перемещение  украшений, 

закрепленных  на  общей  основе,  в  процессе  ее  разрушения  (что  было  невозможно  в  первом  экспери-

менте). Макет был уложен на бок и подожжен. Огнем были разрушены верхние слои макета, что схоже 

с  процессом  тафонимизации  трупа,  когда  при  разрушении  мягких  тканей  остается  череп  и  кости 

скелета. После расчистки от продуктов горения, выяснилось следующее (рис. 1,5): 

– лицевая подвеска сохранила положение in situ в той части, где не касалась «головы» макета и в 

нижней части, прилегающей к полу; 

– бусы накосника после сгорания косы частично сохранили положение низок; 

–  украшения,  закрепленные  по  отдельности  (бронзовые  скрепки  на  венчике  и  бусы  на  вороте)  в 

процессе разрушения продемонстрировали передвижение, сходное с движением при разрушении снеж-

ной  куклы:  украшения  со  стороны,  прилегающей  к  полу,  образовали  линию,  близкую  к  их  первона-

чальному положению, украшения с верхней части макета образовали компактное скопление ниже этой 

линии. 

Выводы 

В целом оба эксперимента продемонстрировали сходные принципы разрушения комплексов укра-

шений,  что  позволяет  говорить  о  наличии  определенных  тенденций  перемещения  украшений  при 

разрушении макета, описанных в наблюдениях: 

–  эксперименты  показали,  что  наибольшей  трансформации  подвержены  комплексы  украшений  в 

той  части,  что  находится  в  соприкосновении  с  «телом».  Можно  предположить,  что  это  соответствует 

реальным  процессам  тафономизации:  украшения,  находящиеся  в  соприкосновении  с  телом  погребен-

ного, вовлечены в процессы активного разрушения мягких тканей и подвержены большему перемеще-

нию. Украшения, не входящие в соприкосновение с телом (накосники, части лицевых подвесок), сохра-

няют положение неорганических деталей in situ при медленном разрушении органической основы; 

–  мелкие  украшения,  закрепленные  на  общей  основе  (низки  бус,  обойм  и  т.п.),  сохраняют  свою 

структуру и напоминают в целом комплексы украшений, зафиксированные при раскопках; 

– мелкие украшения, нашитые/закрепленные по отдельности, со стороны пола сохраняют положе-

ние, более близкое к первоначальному; те же украшения с верхней части макета сдвигаются вниз, обра-

зуя беспорядочное, но компактное скопление; 

– в целом для обоих видов украшений характерно сохранение более близкого к первоначальному 

положения  в  нижней  части  и  намного  более  заметное  перемещение  сверху,  что  подтверждает  точку 

зрения, высказанную Э.Р. Усмановой со ссылкой на мнение экспертов-криминалистов [8, с. 15]; 

–  в  процессе  разрушения  не  происходит  значительного  перемещения  в  целом  всего  скопле-

ния/комплекса  украшений  относительно  места  первоначальной  локализации.  Это  позволяет  не  согла-

ситься,  в  частности,  с  мнением  Н.Б.  Виноградова [2, с. 200], интерпретирующего  остатки  комплекса 

украшений, расположенного в нижней части лицевого отдела погребенной, как обшивку венчика (рис. 

1,6), ссылаясь на значительный сдвиг украшений в процессе разрушения мягких тканей. 

Результаты  данных  наблюдений  могут  быть  использованы  для  интерпретации  при  вскрытии 

погребений, содержащих комплексы украшений. 

жүктеу/скачать 13,81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: