Список литературы и источников
1. Архив НПО «Северная археология». Ф. 1. Д. 126 (Карачаров К.Г. Отчет о научно-исследовательской
работе. Археологическое обследование среднего и верхнего течения р. Аган в Нижневартовском районе
ХМАО в 2002 г. 149 с.).
113
2. Архив НПО «Северная археология». Ф. 1. Д. 179 (Карачаров К.Г. Отчет о научно-исследовательской
работе. Выявление и обследование историко-культурных объектов в окрестностях г. Радужный в Нижневар-
товском районе Ханты-Мансийского АО в 2004 г. 197 с.).
3. Архив НПО «Северная археология». Ф. 1. Д. 201 (Данилова Е.Н. Отчет о научно-исследовательской
работе. Историко-культурное обследование объектов обустройства месторождений нефти на Южно-Пока-
чевском, Нонг-Ёганском и Северо-Нивагальском лицензионных участках в Нижневартовском районе ХМАО
– Югры в 2006 году. 130 с.).
4. Архив НПО «Северная археология». Ф. 1. Д. 230 (Мызников С.А. Отчет о научно-исследовательской
работе. Охранные археологические раскопки селища Мохтикъёган 15 в Нижневартовском районе Ханты-
Мансийского АО в 2007 г. 128 с.).
5. Данилов Е.А., Данилова Е.Н. Разведочные работы в Нижневартовском районе Ханты-Мансийского
АО – Югры // Археологические открытия 2006 года. – М.: Наука, 2009. – С. 553–554.
6. Дунин-Горкавич А.А. Тобольский север. – Тобольск: Губернская типография, 1910. – Т. 2: Геогра-
фическое и статистико-экономическое описание страны по отдельным географическим районам. – 353 с.
7. Патканов С.К. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и
роды инородцев. – СПб., 1911. – Т. II: Тобольская, Томская и Енисейская губ. – 432 с. – (Зап. РГО по
отделению статистики. Т. XI. Вып. 2).
8. Перевалова Е.В. Карачаров К.Г. Река Аган и ее обитатели. – Екатеринбург; Нижневартовск: УрО
РАН; Студия «ГРАФО», 2006. – 352 с.
9. Сирелиус У.Т. Путешествие к хантам / Пер. с нем. и публ. Н.В. Лукиной. – Томск: Изд-во Том. ун-та,
2001. – 344 с.
10. Терешкин Н. И. Словарь восточно-хантыйских диалектов. – Л.: Наука, 1981. – 541 с.
А.В. Епимахов
Россия, Челябинск, Южно-Уральский филиал
Института истории и археологии УрО РАН
НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ ЮВЕЛИРНОГО ДЕЛА
АЛАКУЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ЭПОХИ БРОНЗЫ (ЮЖНОЕ ЗАУРАЛЬЕ)*
Комплекс традиционных украшений относится к числу важнейших этнодифференцирующих черт.
Разные археологические культуры предоставляют очень разные возможности для его полноценной
реконструкции, хотя важность этого элемента культуры не отрицается никем. Для уральского брон-
зового века за редкими исключениями в нашем распоряжении в основном остатки ритуального (погре-
бального) костюма и гарнитура. Степень их соответствия повседневному варианту обсуждается срав-
нительно редко [4], поскольку полноценному сопоставлению препятствует очевидный дефицит мате-
риалов. До некоторой степени этот дисбаланс, с нашей точки зрения, способно уменьшить изучение
инструментария ювелирного производства. В первую очередь речь идет о литейных формах для
украшений, коллекция которых, хотя и не слишком быстро, но пополняется. Правда, на сегодняшний
день они хорошо известны в основном для алакульских памятников [1, рис. 55]. Впрочем, и для них
перечень весьма краток: поселения Алексеевское [3, с. 115–116, рис. 42], Старо-Кумлякское [2, с. 186],
Ялым [7, с. 147, рис. 32.24], Замараевское [7, с. 338], Камышное I [6, с. 114–115; рис. 39.7], Усть-Суер-
ское III [6, рис. 53,5], Верхнее-Санарское I [11].
Новая форма была обнаружена в окрестностях п.Теченский (Сосновский район Челябинской
области) в размыве восточного берега оз. Киржакуль. Артефакт связан со слоем поселения Киржакуль I
[5]. На площадке поселения площадью около 8000 м
2
были зафиксированы четыре впадины, в составе
подъемных сборов имеется алакульская, федоровско-черкаскульская и межовская керамика.
Изделие представляет собой тальковую плитку трапециевидного сечения с двумя рабочими по-
верхностями (88×64×13–16 мм). Первоначальная форма была близка овалу, однако вдоль одного из
двух углублений для отливки стержней трапециевидного сечения (6–9×5 мм) произошел слом. На вто-
рой стороне расположены четыре негатива для отливки украшений, два из которых надежно культурно
диагностируемы. Первый предназначен для изготовления круглой бляшки диаметром 25 мм с изобра-
жением креста и концентрическими окружностями по периферии. Большинство линий имитирует
тонкий чекан. Близкие аналогии происходят из ряда могильников [4, рис. 16; 8, с. 163; 9, рис. 74.1–5, 6–
8; и др.]. Второй негатив – от ромбической подвески (26×13×1 мм) – также имеет многочисленные
аналогии [4, рис. 17; 8, с. 163; 9, рис. 74.32;], но, также как негатив бляхи, заметно уступает в размерах,
массивности и отличается по технологии производства [10] от большинства алакульских образцов.
* Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проекты 08-06-00380-а и 09-06-91330-
ННИО_а).
114
Остальные негативы менее узнаваемы. Четыре полусферические бляшки (6–7 мм диаметром),
объединенные попарно, снабжены по периферии радиальными отрезками. Полушарные бляшки неред-
ки в памятниках эпохи бронзы, однако их совмещение в одном изделии менее распространено в андро-
новском мире. Еще более загадочным выглядит негатив, образованный серией отверстий, соединенных
системой линий. Три из них оконтуривают конусовидную фигуру, основание и верхняя треть которой
пересечены отрезками. Окончания отрезков оформлены отверстиями, образующими крестообразные
фигуры (8×6 мм). Венчает конус «розетка», состоящая из центрального и семи периферийных отвер-
стий. Центральное, несколько асимметричное отверстие розетки углублено значительно сильнее осталь-
ных (5 мм) и могло использоваться для совмещения створок литейной формы.
Важными для интерпретации данного элемента являются незначительная глубина рельефа и отсут-
ствие канала для заливки металла. Для этой части, в отличие от остальных, возникают сомнения в
функциональности изделия как литейной формы. Данный сектор орудия мог служить матрицей для
изготовления украшений из тонких пластин металла, но не в технике литья, а в технике штамповки
и/или чеканки.
Таким образом, ни один из негативов украшений формы не находит полных соответствий в мате-
риалах раскопок. Возможным объяснением может быть использование драгоценных металлов. Брон-
зовые изделия, отлитые в форме, были достаточно массивны, но применялись не как самостоятельные
украшения, а в качестве штампа. Украшения же из драгоценных металлов в силу их очевидной высокой
стоимости должны были эксплуатироваться максимально бережно и передаваться из поколения в
поколение, что резко снижало риск их утраты носителем (и обнаружения в составе археологических
коллекций).
Подводя итог, можно констатировать, что приведенные факты говорят о значительно большем
разнообразии форм украшений, бытовавших у алакульского населения Зауралья, чем это обычно пред-
ставляется. Наши взгляды на их облик и состав искажены априорной приверженностью тезису о соот-
ветствии ритуального костюма повседневному. В этой связи не следует отвергать возможность более
широкого использования драгоценных металлов, чем они известны по материалам некрополей. Юве-
лирному искусству бронзового века, видимо, была присуща высокая степень специализации. На это
указывают мастерство исполнения, разнообразие приемов и значительное число металлических укра-
шений. Редкость находок литейных форм для украшений может свидетельствовать об их высокой цен-
ности и сравнительно небольшом числе ювелиров в пределах социума.
Список литературы
1. Аванесова Н.А. Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР. – Ташкент: Изд-
во «Фан» УзССР, 1991. – 200 с.
2. Аркаим: у истоков цивилизации. Альбом / под ред. Г.Б. Здановича. – Челябинск: Изд-во «Аркаим»,
2009. – 224 с.
3. Кривцова-Гракова О.А. Алексеевское поселение и могильник // Труды Гос. исторического музея. –
1948. – Вып. XVII. – С. 57–164.
4. Куприянова Е.В. Тень женщины: Женский костюм эпохи бронзы как «текст»: по материалам некро-
полей Южного Зауралья и Казахстана. – Челябинск: АвтоГраф, 2008. – 244 с.
5. Науменко О.И. Отчет об археологической разведке озера Киржакуль в Сосновском районе Челя-
бинской области в 2002 г. – Челябинск, 2003. – 39 с.
6. Потемкина Т.М. Бронзовый век лесостепного Притоболья. – М.: Наука, 1985. – 376 с.
7. Сальников К.В. Очерки древней истории Южного Урала. – М.: Наука, 1967. – 408 с.
8. Сорокин В.С. Могильник бронзовой эпохи Тасты-Бутак I в Западном Казахстане. – М.: Наука, 1962. –
208 с. – (Материалы и исследования по археологии СССР. № 120).
9. Усманова Э.Р. Могильник Лисаковский I: факты и параллели. – Караганда; Лисаковск, 2005. – 232 с.
10. Флек Е.В. Технология изготовления металлических украшений алакульской культуры (крестовид-
ные подвески, бляшки) // Роль естественно-научных методов в археологических исследованиях. – Барнаул:
Изд-во Алт. ун-та, 2009. – С. 339–341.
11. Чемякин Ю.П. Отчет об археологической разведке на территории, подчиненной г. Пласт в Челябин-
ской области, произведенной в 1976 г. – Свердловск, 1976. – 107 с.
115
Рис. 1. Поселение Киржакуль I. Литейная форма.
А.А. Ержигитова, Т.Н. Крупа
Казахстан, Шымкент, областной историко-краеведческий музей,
Украина, Харьков, национальный университет
НАХОДКИ ИЗ СИДАКА: ПРЯСЛА ИЛИ ПУГОВИЦЫ?
Среди находок из верхних строительных горизонтов (V – первой половины VIII вв.) «цитадели» и
«нижней площадки» городища Сидак и из мусорных слоев заполнения храмового двора цитадели Сида-
ка происходит целая серия небольших круглых керамических (и каменных) поделок с отверстием в
центре
1
.
Накопившаяся в ходе раскопок на городище достаточно представительная коллекция подоб-
1
Предварительную публикацию некоторых материалов см.: Смагулов Е.А. Исследование доисламского
храмового комплекса на городище Сидак // Культурное наследие Казахстана: открытия, проблемы, перспек-
тивы: Материалы междунар. науч. конф. – Алматы, 2005. – С. 486–491; его же: Сидакский культовый центр в
системе межрегиональных связей // Древняя и средневековая урбанизация Евразии и возраст города Шым-
кент: Материалы Междунар. науч.-практ. конф. – Шымкент, 2008. – С. 378–408; Erbulat A. Smagulov, Sergey
A. Yatsenko. Sidak Sanctuary – One of the Religious Centers of Pre-Islamic North Transoxiana: Some Sacral
Objects of the 5
th
– early 8th cc. // Transoxiana. Journal Libre de Estudios Orientales [сайт]. URL:
http://www.transoxiana.org/13 (дата обращения 23.08.2009); Смагулов Е.А. Культовый двор на цитадели
Сидака // Отчет об археологических исследованиях по Государственной программе «Культурное наследие» в
2008 г. – Алматы, 2009. – С. 241–246.
116
ного рода изделий (более сотни экземпляров) по характеру материала распадается на две группы: кера-
мические и каменные.
Керамические изделия, по технологии изготовления можно разделить на две категории:
1. Небольшие диски, выточенные из фрагментов стенок керамических сосудов. Толщина стенки
сосуда обычно не превышает 0,9–0,5 см. В центре диска диаметром примерно 3,5–4,7см отверстие
диаметром около 0,5 см.
2. Специально вылепленные круглые уплощенные дисковидные, конусовидные, биконические или
полушаровидные обожженные керамические поделки с отверстием в центре. Их диаметр обычно около
2 см и редко превышает 3 см, отверстие 2–4 мм. Профиль сечения этих изделий весьма разнообразен –
от плоских дисковидных, конических (биконических), до шаровидных с выемкой-углублением вокруг
отверстия с одной стороны (со стороны основания). Отверстия расположены не обязательно строго по
центральной оси, стенки отверстия обычно не ровные, отверстие чаще всего не цилиндрическое и не
строго конусовидные. Большинство экземпляров второй группы покрыты плотным слоем черного или
красно-коричневого ангоба и залощены. Иногда отмечаются следы окраски.
Помимо керамических поделок в коллекции из Сидака имеется несколько экземпляров аналогич-
ных мелких (диаметр до 3 см) дисковидных изделий выточенных из различных пород камня.
В археологии Средней Азии подобного рода находки принято
определять как пряслица
2
(«напрясла», «уршук», «уршукбас»), т.е. утяжелителей веретена способствовавших его устойчивому
вращению. Но при внимательном рассмотрении всей совокупности этих находок с акцентированием
внимания на характер центрального отверстия и наличия/отсутствия вокруг него характерных «потер-
тостей» можно предложить иную интерпретацию их функционального назначения. К тому же в послед-
ние годы коллегами из Института керамологии НАН Украины [11, с. 116–119; 12; 13] получены новые
данные порождающие сомнение в однозначности принятой «среднеазиатской» трактовки функциональ-
ного назначения этой категории находок.
По нашему мнению, трактовке находок как прясел препятствуют следующие соображения.
1. Миниатюрность изделий и как следствие, легковестность, не функциональна при использовании
их как утяжелителей веретена.
2. Каналы отверстий в большинстве осмотренных изделий не имеют ровных стенок, т.е. они не
строго цилиндрические (или конические), что должно было бы быть, если бы отверстие служило для
закрепления на оси веретена. На большинстве экземпляров края отверстий имеют явные следы такой
стертости, что само отверстие приобрело «блоковидную» формы. По краю отверстий, чаще с одной из
сторон, обычна потертость, образующая явно заметный «канальчик». Такой «канальчик» заметен даже
на каменных экземплярах. Имеются так же экземпляры с весьма замысловатым профилем отверстия,
который исключает возможность вставить в него ось веретена.
Анализ подобного рода керамических изделий эпохи раннего железного века из Лесостепной зоны
Левобережья Украины показал, что не все прясловидные изделия древности имели отношение к про-
цессу прядения. А.Л. Щербань отдельно производит анализ «пуговицевидных глиняных изделий», об-
наруженных в памятниках раннего железного века на территории Левобережной Лесостепи Украины.
Для таких находок характерны дисковидная форма и, как правило, наличие двух-четырех сквозных
отверстий. Проведя трасологические исследования широкой выборки образцов автор приходит к
выводу, что застежками могли быть все «пуговицевидные изделия» небольших размеров, а также
лощенные и орнаментированные. Очень ценным является наблюдение о находках в археологических
комплексах малого количества (1–2 экземпляра) таких находок. По его мнению, это связано с наличием
на одежде всего одной-двух таких застежек. Приводятся данные по фиксации находок в погребениях
анализируемой им статистической выборки «прясел». Среди мест фиксации: возле грудной клетки
женщины (Скоробор, курган № 18, IV–III вв. до н.э.); левой ключице женщины (Скоробор, курган № 6,
первая половина VII в. до н.э.); возле правого плеча погребенного мужчины (Большая Гомольша,
курган № 2, V–IV вв. до н.э.). Содержится информация и о наличии «прясла» еще в одном мужской пог-
ребении первой половины – середины V в. до н.э. в Перещепинском могильнике, курган № 1/1995(8).
Место обнаружения этой находки: среди остатков конской узды, над головой.
Хотим обратить внимание на атрибуцию подобных находок Б.А. Шрамко. При раскопках Восточ-
ного Бельского городища среди обильного массового материала выделяет и интересующие нас
артефакты, которые атрибутирует как «глиняные пуговицы» (Музей археологии и этнографии Музея
2
Помимо фундаментального издания материалов ферганских памятников Б.А. Литвинского (Литвин-
ский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы. – М., 1978. – С. 38–52) отметим сравни-
тельно недавнее специальное исследование В. Луневой (Лунева В. Пряслица Кампыртепа // Материалы
Тохаристанской экспедиции. Археологические исследования Кампыртепа. – Ташкент, 2002. – Вып. 3. –
С. 91–97). Вслед за Б.А. Литвинским, автор определяет все изделия как прясла для прядения хлопковых
нитей. При этом, видимо, не было обращено внимание ни на характер краев отверстия, ни на профиль
отверстия.
117
археологии и этнографии Слободской Украины Харьковского национального университета имени
В.Н. Каразина, Восточный Бельск, 98/ХХ-70; Восточный Бельск, 201/XX-70).
Фиксация in situ приведенных находок «прясловидных изделий» в мужских погребениях и вовсе
заставляет полностью пересмотреть атрибуцию этих простых предметов. Эти факты уже сами по себе
ставят под сомнение то мнение, что эти находки (так называемые «сакральные предметы», связанные с
прядением и ткачеством) являются исключительным атрибутом женских погребений.
Интересны приведенные А.Шербань наблюдения и выводы, сделанные в ходе палеоэтнографиче-
ских экспериментальных исследований прядения и связанных с ним атрибутов. Для нас интересны
заключения о том что в процессе прядения веретеном с керамическим пряслом сама нить ни в каком
случае не оставляет следов на прясле, а вес и размеры прясла никак не детерминированы характером
материала прядения [12, с. 133–135]. Однако, последнему утверждению исследователя, имеется про-
тивоположная точка зрения. Так, А. Кручонак и Ф. Спасов, исследуя прядение Северо-Востока Европы
в IX–XI вв., отмечают, что длина веретена напрямую зависела от веса пряслица и что каждый тип сырья
соотносился с пряслицем особой массы и веретеном определенной длины [6]. Таким образом, две точки
зрения, касающиеся одного и того же технологического аспекта, опираясь на экспериментальные дан-
ные, – утверждают диаметрально противоположное. Видимо, это связанно непосредственно с атрибу-
тивным подходом исследователей: А.Л. Щербань не исключает иного назначения подобных артефак-
тов, а исследователи-реконструкторы стремились получить подтверждение самой возможности пряде-
ния веретенами с различными типами прясел. Мы поддержим позицию А.Л. Щербаня, так как по наше-
му убеждению «прясловидные предметы» (с учетом некоторых особенностей) могли выполнять и иные
функции.
Эту подборку данных о местоположении «прясловидных» предметов интересно сопоставить с на-
ходками в погребениях первой половины I тыс. н.э. В частности, среди материалов кенкольских
катакомб найдены каменные и керамические «прясловидные» изделия диаметром 3–4 см, являющиеся
именно пряслами: в отдельных случаях они были одеты на деревянную ось веретена. И местополо-
жение этих веретен обычно не на скелете, а чуть в стороне [5, с. 35–58, рис. 4, 5–12]. Веретено с дере-
вянным пряслом лежало и рядом с погребенной в специальной шкатулке в могильнике Кара-Булак [2,
с. 60, рис. 9; 9, с. 36]. Как видим, ситуация может быть совершенно однозначной.
Однако, не взирая, ни на справедливые замечания исследователей, отмечающих специфические
характеристики изношенности, ни на упрямые факты фиксации «прясел» в погребениях, большинство
археологов по-прежнему продолжают трактовать находки «прясловидных предметов» из глины исклю-
чительно как предметы, связанные с процессом прядения, т.е. пряслами.
Последующие эпохи также предоставляют пищу для размышления по этому поводу. В 1977 г. на
окраине Алма-Аты было открыто погребение воина раннетюркского времени (VI–VII вв.). Среди
сохранившихся деталей костюма две обтяжки из серебряной фольги со сквозным отверстием в центре
двух, видимо, деревянных пуговиц (диаметр пуговицы – 1,8 см, диаметр отверстия – 1,2 мм) [8, c. 195–
197]. Описанная группа изделий по форме и размерам очень близка костяным пуговицам известным по
находкам в слоях середины VIII по середину XI вв. [3, с. 105–109]. Большая коллекция разнотипных по
форме точенных костяных пуговиц, зачастую орнаментированных, происходит из слоев XIII–XIV вв.
Отрарского оазиса (Средняя Сырдарья) [1, с. 74–75]. Костяные пуговицы диаметром от 1,1 до 2,5 см,
зачастую с резной орнаментацией из слоев Афрасиаба (Самарканд), датируются IX–X вв. [7, с. 156,
№ 661–667]
.
Среди «позднекочевнических» древностей евразийских степей хорошо известны, среди
прочих, разнообразные круглые костяные пуговицы с центральным отверстием. Г.А. Федоров-Давыдов
выделял в их совокупности пять типов формы [10, с. 70–71]. Они различны по размерам и сечению
профиля. При погребенном находятся обычно на костяке. Например, на тазовых костях погребенного в
подбойной могиле кургана 5 курганного могильника Вербовый лог VIII на Северном Кавказе. Диаметр
усечено-конического профиля пуговицы 1,9 см, при высоте 1,6 см. Пуговица одна, но считать ее
пряслицем веретена «для прядения тонких нитей» нельзя, поскольку погребение мужское с полным
воинским снаряжением (кольчуга, лук с колчаном, кинжал и пр.) [4, с. 39, рис. 17.2]. На погребенном,
по частично сохранившейся ткани, поверх традиционных штанов и кафтана реконструируется набед-
ренная распашная парчовая юбка «типа бельдемчи». По верхнему краю юбки был пришит такой же
парчовый пояс (ширина 3 см) с каймой, концы которой, как предполагается, могли быть скручены в
шнур, которым пояс и завязывался [4, с. 120–121, рис. 20в]. Но возможна и иная форма крепления юб-
ки, с помощью пуговицы
3
.
Еще один из вариантов крепления таких пуговиц к ткани костюма демонст-
рируют редчайшие находки в погребениях фрагментов одежды. Так при расчистке погребения XII в.
(№ 22) в Елецкой группе Черниговского грунтового некрополя (раскопки Е.Е. Черненко) был обнару-
3
На тазовых костях скелета была обнаружена так же обычная круглая железная пряжка, фиксировавшая
кожаный ремень, который одевался, вероятно, поверх традиционных штанов или кафтана (Власкин М.В.,
Гармашов А.И., Доде З.В., Науменко С.А. Погребения знати золотоордынского времени в междуречье Дона
и Сала. – C. 59, рис. 17.1).
118
жен фрагмент тканной серебряной парчи с прикрепленной к ней пуговицей
4
. Пуговица (видимо, из
кости), обтянутая шелком, – круглая, диаметром 1,0 см; в центральной части – уплотнение, диаметром
около 0,35 см. Интересна система крепления пуговицы к основному полотнищу – это т.н. «руликовое
крепление». Длина концов рулика: 0,5–0,8 см. Рулик изготовлен из тонкой шелковой ткани.
В 2007 году на территории «цитадели» Херсонеса Таврического были обнаружены две костяные
пластины (диаметр около 1,7 см), толщиной 0,3 см. Одна из пластин имеет маленькое круглое отверстие
по центру, другая такого отверстия не имеет – оно только намечено (Национальный заповедник «Херсо-
нес Таврический», инв. 1/37504, 2/37504)
5
. Датировка археологических слоев из которых происходят
эти находки примерно того же времени, что и найденная в Чернигове ткань с пуговицей. Вероятно, что
эти находки – основы для подобных пуговиц.
Таким образом, мы можем утверждать, что накопившиеся к сегодняшнему дню археологические
находки, при этом сомнения и неоднозначные трактовки одних и тех же находок на различных
памятниках Евразии ставят вопрос пересмотра однозначных трактовок археологических артефактов,
хорошо известных как прясла. В этой связи, проанализировав имеющийся материал из Сидака, можно
прийти к выводу, что нельзя считать пряслами керамические и каменные изделия, имеющие неровный
канал отверстия и односторонние следы сработанности; нельзя игнорировать факт наличия
функционально идентичных керамическим костяных, деревянных, металлических и каменных изделий.
Учитывая эти обстоятельства, мы пришли к выводу, что находки миниатюрных дисков или сфероидных
предметов с отверстием в центре можно трактовать как пуговицы.
Такую пуговицу изготовить очень просто: для этого достаточно пропустить через отверстие в
центре прясловидного изделия кожаный или текстильный шнур (рулик, как в случае с пуговицей,
обнаруженной в Чернигове). Были ли такие пуговицы обтянуты, аналогично черниговской, текстилем –
сложный вопрос и однозначно на него ответить нельзя. Однако, по нашему убеждению, из этой кате-
гории можно однозначно исключить любые изделия, имеющие внешний декор. Различие в размерах
может быть объяснено различием в типе одежды, в которой они служили застежками. Более крупные и
внешне вроде непрезентабельные пуговицы могли служить застежками для груботканой, меховой или
овчинной верхней одежды. А более изящные – служили застежками более престижных видов или
нижней одежды из более тонких и качественных тканей. Не исключаем возможность и стратификацию
пуговиц по социальному признаку: более состоятельные слои населения всегда используют более
богатый костюм.
Достарыңызбен бөлісу: |