Сборник научных трудов

 

119

12.  Щербань А.Л. Прядіння  і  ткацтво  у  населення  Лівобережного  Лісостепу  України VII – початку III 

ст. до н.е. (за глиняними виробами). – Київ: Молодь, 2007. – 256 с. 

13.  Щербань А.Л. Прядіння  і  ткацтво  у  населення  Лівобережного  Лісостепу  України  VІІ – початку  ІІІ 

ст. до н.е. (за керамічними матеріалами): Автореферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата 

історичних наук. – Київ: Інститут археології НАН України, 2005. – 20 с. 

А.М. Илюшин 

Россия, Кемерово, Кузбасский государственный технический университет 

ПРОЦЕССЫ ЭТНИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ И АККУЛЬТУРАЦИИ  

В КУЗНЕЦКОЙ КОТЛОВИНЕ В РАЗВИТОМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ  

(ПО МАТЕРИАЛАМ РАСКОПОК 2004–2009 

годов

) 

В период развитого средневековья (XI–XIV вв.) на ход этнокультурных процессов имевших место 

на северной периферии Саяно-Алтая значительное влияние оказывают политические  события в Цент-

ральной  Азии,  связанные  с  крушением  Кыргызского,  Кимакского,  Киданьского  государств  и  появле-

нием Монгольской империи. В Кузнецкой котловине системно фиксируются следы массовой миграции 

тюркоязычных кочевников, которые вошли в историю, как Восточный Дашт-и Кыпчак. Миграционные 

волны привели к формированию в этом регионе многокомпонентного этнического состава населения. 

Культура  развитого  средневековья  в  Кузнецкой  котловине  представлена  разнообразными  археологи-

ческими  объектами  и  артефактами.  После  систематизации  вещественных  источников  выявленных  и 

раскопанных до 2003 г. разными исследователями, нами был применен метод моделирования археоло-

го-этнографических комплексов (АЭК) [1, с. 44–45; 7, с. 75–108]. Это позволило выявить в XI–XII вв. 

факт сосуществование на одной территории двух крупных АЭК – погребенных по обряду кремации на 

стороне  (аборигены)  и  погребенных  по  обряду  ингумации  с  тушей  или  шкурой  коня  (мигранты). 

Сосуществование на одной территории двух крупных этносоциальных общностей, вероятно, равных по 

своему  социально-политическому,  военному  и  экономическому  статусу  и  способствовало  их  взаимо-

действию  между  собой  в  различных  сферах  жизнедеятельности.  Внешне  это  напоминает  процессы 

межэтнической интеграции и аккультурации [7, с. 133–136; 8, с. 342–344; 9, с. 30–35], которые подго-

товили появление у них в дальнейшем общих черт.  

По археологическим источникам, очевидно, что этот процесс интеграции по своему характеру был 

эволюционным  и  протекал  естественно  и  постепенно.  Можно  предполагать,  что  сосуществование 

представителей  двух  этносов,  коренного  и  мигрировавшего,  в  северо-западных  и  западных  землях 

Кузнецкой котловины, видимо, стало возможным не только по политическим, но и по социально-эконо-

мическим причинам. Ведь хозяйственно-культурный тип аборигенов был комплексным и в значительной 

мере  был  ориентирован  на  присваивающие  формы  хозяйства – охоту,  рыболовство  и  собирательство,  а 

мигранты  были  типичными  кочевниками  степей,  занимающимися  сезонным  кочеванием.  В  вопросах 

экономики они больше дополняли друг друга, чем были конкурентами. Это способствовало процессу их 

интеграции  в  хозяйственной  и  других  сферах  жизнедеятельности  в  пределах  Кузнецкой  котловины  и 

сложению  в  развитом  средневековье  единой  культурной  системы  на  этом  пространстве.  По  своим 

характеристикам эта система очень близка к таким характеристикам, как историко-культурная область.  

В это же время наблюдался и такой процесс в межэтнических отношениях как этническая аккульту-

рация.  Проживая  по  соседству  на  одной  территории  и  образуя  единую  культурную  систему,  две 

этнические  общности  не  могли  не  общаться  и  не  контактировать  между  собой,  что  рано  или  поздно 

должно было привести к восприятию отдельных элементов культур друг у друга. Этот процесс привел к 

тому,  что  начиная  с XII в.  в  северо-западной  и  западной  части  Кузнецкой  котловины  появляются 

погребальные  объекты,  на  которых  фиксируется  присутствие  двух  выше  названных  АЭК  в  различных 

вариациях по совокупности признаков. В результате этого уже в XIII–XIV вв. на этой территории появ-

ляются  комбинированные  погребальные  памятники  и  новый  АЭК – погребения  по  обряду  трупо-

обожжения на месте захоронения с тушей или шкурой коня [7, с. 105–108]. Этот АЭК, вероятно, свиде-

тельствует  о  появлении  нового  этнокультурного  образования,  которое  заявляет  о  себе  в  это  время  и 

является  продуктом  длительного  (несколько  столетий – А.И.)  процесса  взаимной  аккультурации  двух 

этнических общностей – носителей традиций погребения родственников по обряду кремации на стороне и 

ингумации  с  тушей  или  шкурой  коня.  Наблюдаемое  явление  можно  оценивать  как  этногенетическая 

миксация,  которая  характеризуется  смешением  нескольких  неродственных  этносов  или  их частей,  в  ре-

зультате чего возникает новый этнос. При этом новая этническая общность сочетает элементы вошедших 

в  него  этносов,  одни  из  которых  преобладают,  а  другие  прослеживаются  в  качестве  субстрата,  но 

зарождающийся  этнос  стремится  сохранить  и  объединить  две  неприкосновенные  традиции  в  способе 

захоронения этнических общностей аборигенов и мигрантов – кремация и ингумация с тушей лошади.  

 

120 

Эти наблюдения и выводы были сделаны на основе анализа материалов полученных в результате 

раскопок разных авторов в ХХ в. В результате полевых исследований Кузнецкой комплексной архео-

лого-этнографической  экспедиции  (далее – ККАЭЭ)  в 2004–2009 годах  были  получены  новые  мате-

риалы  подтверждающие  выводы  относительно  процессов  этнической  интеграции  и  аккультурации  в 

Кузнецкой котловине в период развитого средневековья. За это время ККАЭЭ раскопала 20 курганов на 

четырех погребальных памятниках – курганном могильнике Ишаново и курганных группах Солнечный-

1, Конево и Мусохраново-1, которые предварительно были датированы в пределах XII-XIV вв. [2, с. 77–

79; 3, с. 118–124; 4, с. 83–94; 5, с. 71–82; 6, с. 95–100; 10, с. 441–443; 11, с. 98–100; 12, с. 163–168; и др.]. 

Целью  настоящей  работы  является  описание  ранее  не  известных  культурных  форм  и  артефактов, 

раскрывающих содержание вышеназванных процессов.  

Четыре  обследованных  памятника  располагаются  в  долинах  трех  рек – Ур  (Ишаново  и  Конево), 

Камышанка (Солнечный-1) и Касьма (Мусохраново-1), которые являются левыми притоками р. Ини, в 

западной  части  Кузнецкой  котловины.  Каждый  из исследованных погребальных  памятников оставлен 

конкретной  этнографической  группой.  По  месторасположению  объектов  можно  предполагать,  что 

этнографические  группы  жили  на  удалении 12–25 км  друг  от  друга  приблизительно  в  одно  и  то  же 

время.  Пространственно-временные  параметры  этих  культурных  объектов  позволяют  предполагать 

между ними наличие процессов этнической интеграции и аккультурации. При сравнении совокупности 

культурных артефактов и признаков этих четырех памятников с данными выделенных ранее АЭК, три 

из них можно отнести к АЭК погребенных по обряду ингумации с тушей или шкурой коня (Ишаново, 

Конево, Солнечный-1) и один (Мусохраново-1) к категории смешанных, где фиксируется присутствие 

сразу  трех  АЭК  (погребенных  по  обряду  кремации  на  стороне;  погребенных  по  обряду  ингумации  с 

тушей или шкурой коня; погребенных по обряду трупообожжения на месте захоронения с тушей или 

шкурой  коня).  Таким  образом,  фиксируются  процесс  интеграции  этнографических  групп  мигрантов  в 

единую этнокультурную общность с одной стороны, а с другой стороны факт интеграции и аккультура-

ции между двумя этнокультурными общностями мигрантов и аборигенов.  

В  двух  этнографических  группах  оставивших  нам  в  наследие  курганные  группы  Конево  и  Сол-

нечный-1  фиксируются  следы  интеграции  и  аккультурации  на  уровне  межличностных  отношений  в 

таких  ячейках  общества  как  семья,  род  и  этнографическая  группа.  Это  прослеживается  по  разно-

образию  способов  захоронения  индивидов  и  других  элементов  погребального  обряда.  На  этих  памят-

никах  под  разными  курганными  насыпями,  а  зачастую  и  под  одной,  выявлены  захоронения,  которые 

указывают на различия в этнической самоидентификации погребенных в них людей. Особенно ярко это 

прослеживается  на  курганной  группе  Конево,  где  господствует  способ  захоронения  индивида  в  грун-

товой яме с подбоем со шкурой лошади на приступке. При этом под одной насыпью с ними распола-

гаются катакомбная грунтовая могила, к которой пристроена яма вход, где погребена шкура лошади, а 

также  погребения  индивидов  в  грунтовых  ямах  с  тушей  лошади  в  различных  вариантах.  Эти  факты 

можно  объяснить  следующим  образом.  Мигранты,  заселившие  западные  территории  Кузнецкой  кот-

ловины, представляли собой мозаичный этнополитический массив, и по мере освоения нового жизнен-

ного  пространства  происходило  формирование  новых  этнографических  групп  и  этнокультурной 

общности одновременно. 

На курганной группе Мусохраново-1 в 2009 г. был раскопан курган №4, где были зафиксированы 

уникальные  артефакты  позволяющие  провести  виртуальную  реконструкцию  наземных  погребальных 

сооружений, которые были подвергнуты сожжению в момент сооружения курганной земляной насыпи. 

Вокруг центральной могилы 1, где была погребена молодая женщина по обряду ингумации с тушами 

трех  лошадей  и  собаки,  было  сооружено  деревянное  посмертное  жилище  с  берестяной  крышей. 

Сакральная площадка, в центре которой находилось посмертное жилище, было ограждено деревянной 

изгородью.  Изгородь  состояла  из  опорных  деревянных  столбов,  углубленных  в  почву  или  материк  к 

которым крепились горизонтальные перекладины, между которыми вставлялись путем изгиба и опоры 

на дневную поверхность очищенные от веток стволы молодых березок впритык друг к другу. Вход был 

с восточной стороны, напротив которого внутри ограды по одной оси располагались каменное, а за ним 

деревянное изваяния. Внутри ограды кроме центральной могилы были зафиксированы еще две могилы, 

составляющие единый погребальный комплекс. Одна представляла собой наземное погребение мужчи-

ны по обряду кремации на стороне в берестяном коробе, а другая – погребение лошади в неглубокой 

грунтовой  яме,  которая  по  тюркской  традиции  была  погребена  через  определенный  хронологический 

интервал  после  совершения  захоронения  всадника.  Таким  образом,  под  одной  насыпью  в  пределах 

огороженного сакрального пространства, повторяющего форму дома и прилегающей территории, рас-

полагаются  представители  двух  АЭК  отождествляемых  с  этнокультурными  общностями  мигрантов  и 

аборигенов.  Погребальные  комплексы  предметов,  выявленные  в  могилах,  указывают  на  связь  с  раз-

ными культурными традициями. Лишь в женской могиле был установлен керамический сосуд, что не 

характерно  для  погребального  обряда  пришлых  кочевников,  но  является  традиционной  чертой  для 

местного  населения.  Сооружение  этого  кургана  отражает  факт  создания  семьи  представителями  двух 

разных этносов, которые объединяются, для формирования новой смешанной этнографической группы, 

 

121

что отражает сам факт функционирования курганной группы Мусохраново-1. Погребальные сооруже-

ния  и  конструкции  отождествляет  собой  дом,  в  котором  проживают  члены  его  семьи,  представители 

разных этнокультурных общин, где фиксируются уступки в традициях характерных для каждой из них. 

Так, ров традиционный для АЭК погребенных по обряду ингумации с тушей или шкурой коня, который 

ограждает сакральное пространство, заменяется изгородью. Возведение земляной курганной насыпи без 

сооружения рва, является характерной чертой для АЭК погребенных по обряду кремации на стороне. 

Сам  факт  появления  новых  форм  культуры  не  привнесенных  извне  на  территории  Кузнецкой  котло-

вины,  отражает  процессы  взаимной  интеграции  и  аккультурации  аборигенов  и  мигрантов,  которые 

стимулировали  появление  многочисленных  инноваций  в  различных  сферах  жизнедеятельности,  в  том 

числе и в погребальном обряде.  

Подводя  итоги  анализа  новых  материалов  можно  сделать  вывод  о  том,  что  они  подтверждают 

сделанные  ранее  выводы  о  сложных  этнокультурных  процессах,  которые  имели  место  на  территории 

Кузнецкой котловины в период развитого средневековья. Ведущую роль играли процессы интеграции и 

аккультурации,  которые  одновременно  проходили  на  разных  уровнях  социальной  структуры  (семья, 

род,  этнографическая  группа,  племя)  через  коммуникацию  межличностных  отношений,  что  обуслав-

ливало появление новых культурных форм, этносоциальных образований и трансформации культурной 

системы  в  целом.  В  качестве  стимулирующих  факторов  активного  протекания  этих  процессов  высту-

пают  территориальное  (Кузнецкая  котловина),  языковое  (тюркский  язык)  и  религиозное  (язычество) 

единство,  что  в  целом  способствовало  создания  новой  локальной  этнической  культуры,  которая  вхо-

дила в более масштабную культуру, ассоциируемую с Восточным Дашт-и Кыпчак.  

Список литературы 

1.  Илюшин  А.М.  Две  категории – два  подхода  в  изучении  социокультурного  комплекса // Интеграция 

археологических и этнографических исследований. – Алматы; Омск: Издат. дом «Наука», 2004. – С. 44–45. 

2.  Илюшин  А.М.  Курганный  могильник  Ишаново – памятник  культуры  аз-кыштымов  в  Кузнецком 

Присалаирье // Сохранение и изучение культурного наследия Алтая: Материалы регион. науч.-практ. конф. – 

Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. – Вып. XIV. – С. 77–79. 

3.  Илюшин  А.М.  Новые  материалы  по  средневековой  истории  аборигенов  Кузнецкой  котловины // 

Проблемы археологии и истории Северной Азии: Сб., посв. юбилею Л.А. Чиндиной. – Томск: Аграф-Пресс, 

2009. – С. 118–124. 

4. Илюшин А.М. Новые открытия в этнокультурной истории развитого средневековья Кузнецкой котло-

вины // Известия Алт. ун-та. – 2009. – № 4/2. – С. 83–94. 

5. Илюшин А.М. Об использовании огня в погребальном обряде средневекового населения Кузнецкой 

котловины  (по  материалам  раскопок  курганной  группы  Мусохраново-1) // Известия  Алт.  ун-та. – 2009. – 

№ 4/2. – С. 71–82.  

6. Илюшин А.М. Результаты раскопок Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции 

в 2008 г. // Вестник Кузбасс. гос. тех. ун-та. – 2009. – № 1. – С. 95–105. 

7.  Илюшин  А.М.  Этнокультурная  история  Кузнецкой  котловины  в  эпоху  средневековья. – Кемерово: 

Изд-во Кузбасс. тех. ун-та, 2005. – 240 с. 

8.  Илюшин  А.М.  Этнокультурное  взаимодействие  на  территории  Кузнецкой  котловины  в  развитом 

средневековье (на примере моделирования и изучения археолого-этнографических комплексов) // Культура 

как  система  в  историческом  контексте:  Опыт  Западно-Сибирских  археолого-этнографический  совещаний: 

Материалы XV Междунар. Зап.-Сиб. археолого-этнограф. конф. – Томск: Аграф-Пресс, 2010. – С. 342–344. 

9.  Илюшин  А.М.  Этнокультурные  процессы  на  территории  Кузнецкой  котловины  в  развитом  средне-

вековье // Вестник Том. ун-та. История. – 2009. – № 1. – С. 30–35.  

10.  Илюшин  А.М.,  Борисов  В.А.,  Сулейменов  М.Г.  Исследования  Кузнецкой  комплексной  археолого-

этнографической экспедиции // Археологические открытия 2004 г. – М.: Наука, 2005. – С. 441–443. 

11. Илюшин А.М., Борисов В.А., Бутьян В.А., Сулейменов М.Г. Исследования Кузнецкой комплексной 

археолого-этнографической экспедиции в 2006 г. // Вестник Кузбасс. гос. тех. ун-та. – 2007. – № 1. – С. 98–

100. 

12. Илюшин А.М., Бутьян В.А., Сулейменов М.Г., Роговских В.С. Исследования Кузнецкой комплекс-

ной  археолого-этнографической  экспедиции  в 2007 г. // Вестник  Кузбасс.  гос.  тех.  ун-та. – 2007. – № 6. – 

С. 163–168.  

 

122 

Н.В. Кабакова 

Россия, Омск, Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия 

ПЕРВОПОСЕЛЕНЦЫ ЛОГИНОВСКОГО ПОГОСТА  

ТАРСКОГО УЕЗДА ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В XVIII 

в

.:  

СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ* 

Старинная  деревня  Логиново,  основанная  на  берегу  Иртыша,  в  исторических  документах  долгое 

время  именуется  «погостом».  Именно  такое  название  присутствует  в  Дозорной  книге  Тарского  уезда 

1701  г.,  ревизиях XVIII в.  Само  наименование  данной  административно-территориальной  единицы 

пришло в землю Сибирскую из Новгородчины, а там, в свою очередь, было установлено издревне, еще 

княгиней  Ольгой,  утвердившей  в X в.  новую  систему  сбора  дани – уроки.  Князья,  собиравшие  эти 

уроки, останавливались на «погостах». В дальнейшем погостами стали называть населенные пункты – 

деревни с церквями и кладбищами при них.  

А вот само наименование погоста – Логиновский – было получено от фамилии одного из перво-

основателей  поселения,  татарского  толмача,  Митки  Иванова  сына  Логинова,  то  есть  Дмитрия  Ивано-

вича  Логинова.  Помимо  самого  Логинова,  Дозорная  книга  Тарского  уезда  в 1701 г.  упоминает  и  глав 

семейств, других жителей Логинова погоста – первопоселенцев Петрушку Прокопьева сына Ненилина, 

Алешку  Прокопьева  сына  Ненилина,  Андрюшку  Семенова  сына  Немчинова,  Алешку  Семенова  сына 

Немчинова, Гришку Иванова сына Коршунова и Федку Семенова сына Неупокоева [3, л. 194об.–197]. В 

общем же, в Логиново зафиксировано в 1701 г. 7 семейств, включавших 22 душ мужсколго пола (далее 

– д.м.п.), в списке перечислено 5 фамилий. Все они, как будет показано далее – люди служивые. 

На протяжении последующих ста лет, в течение XVIII в., Логиновский погост будет разрастаться 

(табл. 1). Так,  ревизия  Сибирской  губернии 1747 г.,  проводимая  генерал-майором  и  лейб-гвардии 

майором Чернцовым и ревизором  Сибирского гарнизона Тобольского пехотного полка подпоручиком 

Лукой  Разумным,  зарегистрировала  здесь 20 семейств,  включавших 60 д.м.п.,  перечислила  уже 16 

фамилий [4, л. 78об.–81об.]. Через 16 лет, в ходе переписи 1763 г., отмечено наличие 21 семейства с 80 

д.м.п. (количество  фамилий  осталось  неизменным) [5, л. 197 об.–202].  В 1781 г. (по  материалам IV 

ревизии) в селении проживало 34 семьи, 135 д.м.п. и 21 фамилия. И, наконец, в 1794 г. Логиновский 

погост включал 38 семейств со 118 д.м.п., при этом указаны 22 фамилии [6, л. 629–655]. 

  

Таблица 1 

Динамика численности семей, фамилий и мужского населения Логиновского поста  

Логиновской волости Тарского уезда Тобольской губернии в течении XVIII в. 

 

Динамика численности 

Год 

семей 

фамилий 

д.м.п. 

1701 7 

5  22 

1747 20 

16  60 

1763 21 

16  80 

1781 34 

21  135 

1794 38 

22  118 

 

Итак, сведения Дозорной книги Тарского уезда 1701 г. и последовавших в XVIII в. ревизских пере-

писей свидетельствуют, что на протяжении столетия численность семей, проживавших в Логиновском 

погосте, увеличилась в 5,4 раза, тогда как количество фамилий, зафиксированных документами, повы-

силось в 4,4 раза, а мужское население превзошло изначально имевшееся в 5,3 раза. В данной статье мы 

не ставим целью подробно изучать причины подобных изменений, поскольку такое исследование нами 

уже  было  проведено  ранее [7]. В  настоящей  работе  наше  внимание  будет  обращено  на  изменения 

социально-демографического порядка, происшедшие в течении XVIII в., исключительно в семьях пер-

вопоселенцев,  являвшихся  основоположниками  Логиновского  погоста.  Это,  как  уже  отмечено  ранее, 

7 семей – Логиновы, 2 семьи Ненилиных, 2 семьи Немчиновых, Коршуновы и Неупокоевы. 

Дозорная книга Тарского уезда сообщает, что Митка Логинов был сыном конного казака, родился 

в Таре. В 1701 г. У него было 4 сына. Трое из них – служивые люди – Нефедка – «в пятидесятниках», 

«Митка да Петрушка – в литве». Возраст этих сыновей документ не сообщает. Но, судя по тому, что в 

последнюю  очередь  (как  это  было  принято – по  порядку)  назван  четвертый  сын  Митки – «Илюшка 

                                                 

* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ № 10-01-00498а. 

 

123

пятнадцати лет», старшие сыновья были уже достаточно зрелые люди. К тому же у них самих имелись 

дети: у Нефеда – Ивашко девяти лет, Митка шести лет, у Митки – Оска семи лет. 

Помимо четырех сыновей и трех внуков, у Дмитрия Ивановича Логинова имелись дворовые люди 

–  Якушко  Петров  кабальной  колмычанки,  Ивашка  Нефедев 12 лет,  Оска  Петров, 6 лет.  В  целом  же, 

вместе с главой семейства, двор Логинова включал 11 душ мужского пола. 

Основательным  выглядело  и  хозяйство  Дмитрия  Логинова.  Это 10 лошадей, 30 единиц  рогатого 

скота, 20 овец, «под пашни земли и под пустоши … поскотин и лесных и болотных мест сто десятин. 

Сенных  у  него  покосов  на  той  земле  на  пят  сот  копен…» [3, л. 194об.].  Помимо  этого  Логинов «…в 

межах  вверх  по  Нюхоловке  речке  от  бухарского  места  по  чистое  болото  и  по  Нюхоловку  речку  и  по 

нюхоловские  розвилины  владеет  по  подписной  челобитной  и  по  отводной  памяти  у  него  ж  вверх  по 

Иртышу реке от Сухова озера Улунбаевского от речки до Белого озера и по городовую болшую дорогу 

и подле речки Иртыша владеет по выписи с 1685 году…» [3, л. 195]. 

Будучи  служилыми,  Дмитрий  Логинов  и  его  сыновья  получали  государево  жалование – «девять 

рублев  с  четвертью» – Митка, «семь  рублев  с  полтиной» – Нефедка, «семь  рублев» – Петрушка [3, 

л. 194об.]. 

В ревизии 1747 г. зафиксировано уже 3 семейства Логиновых. Главой первого из них назван Осип 

Петров сын Логинов, 55 лет, у которого к тому времени имелся сын Семен, 30 лет [4, л. 78]. Возможно, 

Осип  был  сыном  Петрушки  и,  следовательно,  внуком  Митки  Логинова.  Однако,  существует  и  другая 

вероятность. Как было отмечено ранее, в семействе Логиновых в 1701 г. были дворовые. И среди них – 

Оська Петров, шести лет. Поэтому если предположить, что дворовый Оська был отпущен из дворовых, 

крещен и, как это нередко случалось в подобных случаях, получил фамилию Логиновых, то именно он 

и возглавил одно из семейств Логиновых в сер. XVIII в. Несовпадение возраста, а эта разница состав-

ляет 3 года, не может являться поводом для отрицания подобной возможности, ибо в документах той 

поры такие огрехи встречались нередко.  

О том, что такие ситуации не были редкостью, свидетельствуют материалы, приводимые в работах 

М.М.  Громыко [1], Н.А.  Миненко [10]. Специальные  исследования,  посвященные  иноэтническим 

корням русских семейств Тарского Прииртышья, осуществляет в настоящее время А.А. Крих, которая, 

на основании анализа списков ревизий ряда населенных пунктов, приводит примеры крещения дворо-

вых калмыков и получения ими фамилий своих хозяев [9, c. 55–56]. 

Глава  второго  семейства  Логиновых – Федор  Ильин  сын, 30 лет,  так  же  внук  Дмитрия.  О  детях 

Федора  в  этой  ревизии  не  говорится  ничего,  но  указано,  что  у  того  имеется  племянник  Александр, 

10 лет  (сын  его  младшего  брата  Ивана  Логинова,  о  котором  Дозорная  книга  не  упоминает,  поскольку 

он, очевидно, появился на свет позже 1701 г.). 

Наконец, третья семья – Ивана Петрова сына Логинова, 39 лет, у которого был в 1747 г. сын Иван, 

4-х лет. 

Таким образом, в течение 46 лет, прошедших между переписями, из семьи первооснователя Логи-

новского  погоста  выделилось 3 семьи  Логиновых.  И,  если  первоначально,  в 1701 г.,  в  составе  семьи 

имелось 8 д.м.п., то в 1747 г. составе трех семейств было 6 д.м.п. 

III  ревизия,  проводимая  в  Российской  империи,  учла  в  Логиновском  погосте  в 1763 г. 4 семьи 

Логиновых.  В  первой  названы  все  те  же  Осип  Петров  и  его  сын  Семен,  но  они  отмечены  как 

находящиеся «…в городе Тобольску с 1736 году…» [5, л. 197об.]. Глава второго семейства Федор Иль-

ин сын Логинов так же отсутствует в первоначальном месте своего пребывания, т.к. находится в «… по 

присланной  промемории  ис  Томского  магистрата…»  как  живущий  в  Томске [5, л. 197 об.].  А  вот 

названный  в  предыдущей  переписи  племянником  Федора  Александр  в 1763 г.  указан  уже  как  глава 

отдельного семейства, имеющий жену и трехлетнего сына Петра. Четвертое семейство возглавил Иван 

Иванов сын, 23 лет, холостой. Произошло это после смерти его отца Ивана Петровича в 1756 г. Иван 

Иванов сын – это был правнук первооснователя семейства Митки Логинова. Вместе с ним записаны его 

мать, Татьяна Иванова, 71 года, и сестра Анна, 21 года [5, л. 202]. 

Как видно, в 60-х гг. XVIII в. в Логиновском погосте проживало в действительности 2 семейства 

Логиновых,  которые  возглавляли  потомки  первооснователя  погоста,  его  правнуки  Петр  Александров 

сын и Иван Иванов сын. 

В 1795 г. исповедные списки жителей Логиновского села Николаевской церкви фиксируют 5 се-

мейств с фамилией Логиновы. Это, во-первых, семья отставного солдата Ивана Дмитриева сына, вдов-

ца,  которому 73 года,  он  имеет  дочь  Анну, 31 года [2, л. 115]. Каким  образом  появился  Иван  в 

Логиновском, церковные документы не упоминают, а в ревизии он не показан. 

Остальные семьи Логиновых названы как крестьянские. Все они – потомки первооснователя Мит-

ки Логинова. Это семейство Василия Семенова сына, 48 лет (внук бывшего дворового Оськи Петрова), 

с  его  женой  Анной  Андреевой,  которая  родила  к  тому  времени  семерых  детей  (в  живых  остались 

пятеро,  из  которых  трое  сыновей) [2, л. 117 об.].  Главой  следующей  семьи  Логиновых  исповедные 

ведомости называют Никиту Иванова сына, 42-х лет, а вместе с ним его жену и трех сыновей [2, л. 119]. 

Семья Никиты Логинова в ревизских документах также не упоминается. Четвертую семью Логиновых 

 

124 

составляют  пять  человек:  Петр  Александров  сын, 36 лет,  его  жена  и  двое  детей – Василий, 10 лет,  и 

Параскева, 11 лет, и брат Гаврило, 24 лет. И, наконец, пятое семейство – Ивана Ивановича Логинова, 

43 лет, включающее жену и 10 детей (5 сыновей и 5 дочерей) [2, л. 120]. В то же время, ревизские сказ-

ки показывают, что семья Ивана Логинова перебралась в деревню Мартынову Бергамацкой волости и в 

ревизии 1794 г. в Логиновском уже не фиксируется [6, л. 651 об.].  

Таким  образом,  в  целом  церковные  документы  регистрируют  в  Логиновском  селе  в 1795 г. 

Логиновых 5 семейств и в них 18 д.м.п., тогда как ревизские сказки лишь 2 семьи с 7 д.м.п. 

В существовании семейства Ненилиных, других первооснователей Логинова погоста, также в тече-

нии XVIII столетия произошли перемены.  

Сам конный казак Петрушка Прокопьев был родом Тарского города, рейтарским сыном. В 1701 г. 

Дозорная книга указывает, что у него было два сына – «Максимко, пяти лет, и Федка, трех лет» [3, л. 

195]. В хозяйстве имелось «скота пять лошадей з жеребет рогатова то ж три овцы», а еще «…пашни у 

него паханные пол трети десятины в поле а в дву потому ж. Да непаханной залежной земли и пустоши 

двадцать десятин в межах … Сенных у него покосов против деревни за речкой Иртышом в лугу на сто 

копен  владеет  по  общей  даной  с  Миткой  Логиновым…» [3, л. 195–195об.].  Оклад,  получаемый 

Петрушкой  составлял «… денег  семь  рублев  с  четвертью  хлеба  три  четверти  с  осминой  и  полтора 

четверика ржи два четверика с осминой …» [3, л. 195об.]. 

Другой Ненилин из Дозорной книги – литовского списка казак Алешка Прокопьев сын, родом Тар-

ского города, сын конного казака. Вместе с ним назван его брат Микитка двенадцати лет. Возможно, 

что все эти Ненилины были родственниками. У Алексея в хозяйстве было три лошади и три коровы, он 

владел  четырьмя  десятинами  пашен  паханых, «…да  непаханной  залежной  земли  и  пустоши  в  лесных 

месте двадцать десятин в межах та ево пашня вверх по речке Нюхоловке…», да имелись у него сенные 

покосы  всего  на 300 копен.  А  государево  жалование  его  составляло  «семь  рублев  с  четвертью» [3, 

л. 195об.–196]. 

В ревизии 1747 г. указаны уже дети Петрушки – Иван Петров сын, 44 лет (с сыновьями Григорием, 

12  лет,  и  Алексеем, 3 лет),  и  Алешки – Иван  Алексеев  сын, 26 лет  (с  сыновьями  Яковом, 4 лет,  и 

Никифором, 2 лет) [4, л. 79]. 

Перепись 1763 г. фиксирует все те же 2 семьи Ненилиных, но в них за истекшие 16 лет произошли 

перемены.  Иван  Петров  сын  умер  в 1750 г.,  в  возрасте 47 лет.  И  главой  семьи  указана  его  вдова – 

Наталья  Ивановна, 76 лет.  А  вот  сыновья  Ивана,  по-прежнему  пребывая  в  составе  отцовской  семьи, 

сами  уже  женились  и  обзавелись  детьми.  У  Григория – сын  Иван, 4-х  лет,  и 2 дочери – Овдотья  и 

Марья. А у Алексея – две дочери – Овдотья и Марфа. Вторую семью Ненилиных, как и в предыдущей 

ревизии,  возглавляет  Иван  Алексеев  сын,  ему 45 лет,  его  старший  сын  Яков  женат,  а  младший, 

Никифор, пока еще холост. И появилось 2 дочери – Прасковья и Федосья [5, л. 198.]. 

В пятой ревизии 1794 г. в Логиновском погосте перечислено 3 семьи Ненилиных, а в исповедных 

ведомостях того же времени – 5 семейств с такой фамилией. Семья Ивана Алексеева сына представлена в 

сказках как неразделенная, а в церковных документах зафиксированы 2 раздельные семьи сыновей Ивана 

– Якова (у которого родилось к тому моменту 10 собственных детей, из них – 5 сыновей, один из которых 

умер во младенчестве, а другой отправлен в рекруты) и Никифора (у которого было двое детей, причем 

единственный  сын  Сергей  обзавелся  к  тому  времени  собственной  семьей,  но  проживал  совместно  с 

отцом) [2]. Семейство Алексея Иванова Ненилина выглядит в документах конца XVIII в. как самостоя-

тельное и в ревизских переписях, и в исповедных списках и включает жену главы семьи и четырех их до-

черей [6, л. 630 об.; 2, л. 119 об.].  Третья  семья  Ненилиных,  по  материалам  ревизской  сказки,  возглав-

лялась  Иваном  Григорьевым  сыном,  и  являлась  неразделенной  семьей,  включавшей,  помимо  собствен-

ного семейства Ивана с шестью детьми (тремя сыновьями), семью его брата Семена [6, л. 631 об.]. В то же 

время в исповедных ведомостях семьи этих родных братьев показаны как раздельные. 

В  целом  же,  к  концу XVIII столетия  количество  мужчин  в  семьях  Ненилиных  включало  уже 12 

душ, т.е. выросло за прошедшее с написания Дозорной книги в 2,4 раза.  

Фамилия следующих первооснователей Логинова погоста – Немчиновы. Это два брата – Андрюш-

ка Семенов сын, Тарского города конного казака сын, и Алешка Семенов сын, также Тарского города 

конного  казака  сын.  Оба  они  представлены  в  Дозорной  книге  как  главы  отдельных  семейств.  В 

семействе Алексея больше мужчин не указано, а в семье Андрея назван его брат Матешка «осми лет». 

Помимо этого, Дозорная книга свидетельствует, что у литовской сотни казака Андрюшки «…скота две 

лошади рогатого то ж а оклад ему … Великого Государя жалованья денег семь рублев с четвертью слу-

жит с хлебным окладом … Сенных у него покосов за рекой Иртышом в лугу на сто копен владеет…». А 

у  черкасской  сотни  казака  Алешки «... две  лошади  две  коровы  а  оклад  ему … Великого  Государя 

жалования денег семь рублев с четвертью. А за хлебной полный оклад служит с пашни а пашни у него 

паханые за рекою Иртышем в дуброве полторы десятин в поле а в дву потому ж да непаханой залежной 

земли и пустоши и с лесных мест двенадцать десятин в межах та его пашня подле речки Нюхоловки в 

межах … Сенных покосов за рекою Иртышем против деревни в лугу на сто копен владеет…» [3, л. 196–

196об.]. 

 

125

Однако в дальнейших переписях ни сам Алешка Немчинов, ни его потомки не упоминаются. В то 

же  время  Андрюшка  и  его  брат  Матешка  положили  начало  многочисленному  роду  Немчиновых  в 

Логиновском погосте. В переписи 1747 г. назван сын Андрюшки – Осип Андреев сын, 31 года, а, кроме 

того,  Матвей  Семенов  сын  (по-видимому,  ошибочно  записано,  что  ему 70 лет)  с  собственными 

сыновьями Ильей, 18 лет, и Федором, 16 лет [4, л. 79–79об.].  

В III ревизии (1763 г.)  Немчиновы  представлены  следующим  образом.  Осип  Андреев  сын, 

умерший в 1755 г., оставил двоих сыновей – Алексея, 16 лет, Ивана, 9 лет, и дочь Домну, 8 лет. Матвей 

Семенов  сын  так  же  умер  в 1763 г.  Его  старший  сын  Илья  переехал  жить  в  Тару  в 1757 г.,  а  вот 

младший Федор, которому исполнилось 35 лет, имел свою семью, включавшую жену Марью Андрееву, 

троих  детей – сына  Мартына  и  дочерей  Федосью  и  Вассу,  а  также  племянника  Ефима, 11 лет [5, л. 

198об.–199]. 

В V ревизии (1794 г.) названо 2 семьи Немчиновых – Алексея Осипова сына и Федора Матвеева 

сына (6, л. 632об.–633об.),  а  в  исповедных  списках  за 1795 г. – пять  семей.  Численность  мужского 

населения  по  мужской  линии  среди  Немчиновых  к  концу XVIII в.  составила  в  целом 17 душ,  что 

демонстрирует рост в 8,5 раз по сравнению с 1701 г. 

Еще одна фамилия, зафиксированная в Дозорной книге по Логиновскому погосту Тарского уезда – 

Коршунов. О нем сказано следующее: «Литовской сотни казак Гришка Иванов сын Коршунов сказался 

родом де он Гришка Тарского города конного казака сын. Скота у него две лошади рогатова то ж две 

овцы а оклад ему Гришке Великого Государя жалованья денег семь рублев с четвертью. А за хлебной 

полной оклад служит с пашни а пашни у него паханые на Миткиной земле Логинова полторы десятины 

в  поле  а  в  дву  потому  ж.  Сенных  у  него  покосов  за  рекой  Иртышем  на  сто  копен…» [3, л. 196 об.]. 

Спустя 46 лет  в  Логиновском  проживал  Иван  Григорьев  сын  Коршунов, 36 лет,  у  него  сын  Петр, 2 

месяца [4, л. 81]. А  в 1758 г.  Иван  Григорьев  умер,  оставив  жену,  двоих  сыновей – Петра (19 лет)  и 

Козму (17 лет) и дочь Матрену (6 лет) [5, л. 202–202 об.]. Однако, ни в последующих ревизиях, ни в 

церковных документах фамилия Коршуновых в списках жителей данного населенного пункта более не 

встречается. Причиной подобного исчезновения мог стать переезд всего семейства на новое место. 

И,  наконец,  пятая  фамилия,  упоминающаяся  в  Дозорной  книге  Тарского  уезда 1701 г.  по  Ло-

гиновскому погосту – Неупокоевы. Главой семьи назван казачий сын Федка Семенов сын Неупокоев, 

родом он из Тарского города. У него был трехлетний сын Стенка (?). Хозяйство Федки составляли две 

лошади,  корова,  три  десятины  пашни  в  поле, 20 десятин – в  межах,  сенных  покосов – 100 копен [3, 

л. 196 об.–197]. 

В  ревизии 1747 г.  названо  уже  пять  Неупокоевых,  но  среди  нет  ни  самого  Федки,  ни  его  сына 

Стенки.  Очевидно,  глава  семьи  Алексей  Васильев  сын, 51 года, – какой-то  родственник  первоос-

нователя погоста. Возможно, что появился он в Логиново после 1701 г. и потому в Дозорную книгу не 

попал. У Алексея назван сын Гаврило и внуки – Егор, Алексей и Осип [4, л. 79 об.]. А в 1763 г., после 

смерти Алексея Васильева сына, последовавшей в 1760 г., у него осталась большая семья, состоящая из 

восьмерых детей, из которых сыновей – семеро, и трое сами имели уже свои семьи, находясь в составе 

большой неразделенной семьи [5, л. 199–199 об.]. В целом же число д.м.п. этой семьи составляет 9 че-

ловек (по данным третьей ревизии). 

И, наконец, в пятой ревизии (1794 г.) семьи крестьян с фамилией Неупокоевы названы 2 раза (в 

исповедных списках за 1795 г. – 5 раз), мужчин в них по церковным документам числилось 12 человек. 

На  деле,  конечно  же,  потомков  первопоселенцев  Неупокоевых  было  существенно  больше,  и  об  этом 

свидетельствуют  материалы  ревизий,  где  сказано,  что  в 1780-е  гг.  значительная  часть  Неупокоевых 

перебралась на новое место жительства в деревню Неупокоеву Бергамацкой волости. 

Итак, нам удалось проследить судьбы потомков первооснователей Логиновского погоста на про-

тяжении XVIII в. Для этого использовались следующие документы – Дозорная книга 1701 г., ревизские 

переписи 1747, 1763, 1794 гг.  и исповедные  списки 1795 г.  Конечно,  все  эти  документы различны  по 

своему содержанию [8], но они в комплексе позволяют получить представление о социально-демогра-

фических изменениях, происшедших в составе мужского населения. Картина эта позволяет убедиться в 

том,  что  первопоселенцы – служивые  люди,  обосновавшись  в  Логиновском  погосте,  сумели  укоре-

ниться на новом месте, дали жизнь своим детям, а потом поддерживали внуков. Расширив свои хозяй-

ства, все они перешли в состав новой социальной категории, превратившись из служивых в крестьян. И 

документы второй половины XVIII в. – ревизские сказки и исповедные ведомости – называют потомков 

первооснователей уже крестьянами.  

жүктеу/скачать 13,81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: