Маргарет Митчелл Унесенные ветром

ну, а Эшли… О, чего она только не готова сделать для Эшли!

    Тетя Питтипэт внезапно прервала свой монолог, спросив: «Что тебе, Мамушка?!», и Скарлетт, вернувшись на

землю из страны грез, увидела Мамушку, которая стояла в дверях, скрестив на животе руки под передником, и

смотрела на нее настороженным, пронизывающим взглядом. Интересно, подумала Скарлетт, давно ли Мамушка

здесь стоит, что она слышала и многое ли сумела заметить. Должно быть, все, судя по тому, как блестят ее

старые глаза.

    – Мисс Скарлетт, видать, устала. Я так думаю, лучше ей лечь.

    – Я в самом деле устала, – сказала Скарлетт, поднимаясь и с поистине детской беспомощностью глядя на

Мамушку, – и к тому же, боюсь, простудилась. Тетя Питти, вы не рассердитесь, если я завтра проведу весь день

в постели и не поеду с вами по гостям? Я ведь могу посетить знакомых в любое время, а мне так хочется пойти

завтра вечером на свадьбу Фэнни. Если же я разболеюсь, то не смогу пойти. К тому же денек в постели доставил

бы мне такое удовольствие.

    На лице у Мамушки появилась легкая тревога, когда она пощупала руки Скарлетт и заглянула ей в лицо.

Скарлетт и в самом деле выглядела неважно. Возбуждение, вызванное новостями, внезапно прошло, она

побледнела, ее лихорадило.

    – Ручки-то у вас, моя ласточка, совсем как лед. Отправляйтесь живо в постель, а я заварю вам шафранного

чаю и принесу горячий кирпич, чтоб вы вспотели.

    – Какая же я безголовая! – воскликнула толстушка, вскочила с кресла и погладила Скарлетт по плечу. –

Болтаю без умолку, а о тебе и не подумаю. Милочка моя, лежи в постели весь завтрашний день и отдыхай –

тогда и наговоримся всласть… О господи, но ведь я же не смогу быть с тобой! Я обещала посидеть завтра с

миссис Боннелл. Она лежит с гриппом, и повариха ее – тоже. Ах, Мамушка, до чего же я рада, что ты здесь. Ты

пойдешь со мной завтра утром и поможешь.

    Мамушка заспешила вслед за Скарлетт вверх по темной лестнице, встревожено бормоча что-то насчет

холодных рук и тонких туфелек; Скарлетт же, прикинувшись послушной овечкой, была очень довольна тем, как

все складывается. Если бы только ей удалось рассеять подозрения Мамушки и заставить ее уйти утром из дома,

все было бы прекрасно. Сама она тогда отправилась бы в эту тюрьму к янки повидать Ретта. Пока они

взбирались по лестнице, издали донеслись слабые раскаты грома, и Скарлетт, остановившись на хорошо

знакомой площадке, подумала, что это совсем как грохот пушек во время осады. И вздрогнула. Отныне гром,

видимо, всегда будет напоминать ей канонаду и войну.

   

   

    

     Глава XXXIV

    

    На следующее утро солнце то светило, то скрывалось за облаками и от резкого ветра, стремительно гнавшего

по небу темные тучи, постукивали рамы и слабо завывало в трубе. Скарлетт быстро пробормотала молитву,

возблагодарив господа за то, что дождь прекратился, ибо вечером она долго лежала без сна, слушая, как капли

стучат по стеклу, и понимая, что это гибель для ее бархатного платья и новой шляпки. Теперь же, увидев, что

солнце то и дело проглядывает сквозь облака, Скарлетт воспрянула духом. Она с трудом заставила себя лежать,

изображая слабость и покашливая, пока тетя Питти, Мамушка и дядюшка Питер не отбыли к миссис Боннелл.

Когда же, наконец, внизу хлопнула калитка и Скарлетт осталась в доме одна, если не считать кухарки,

распевавшей на кухне, она тотчас выпрыгнула из постели и, кинувшись к шкафу, сняла с крючков свои наряды.

    Сон освежил ее и придал сил, а твердая решимость, укрепившаяся в душе, пробудила отвагу. Уже сама

перспектива поединка умов, схватки с мужчиной, любым мужчиной, воодушевляла ее, а сознание, что после

всех этих месяцев бесконечных разочарований она, наконец, встретится лицом к лицу с вполне определенным

противником, которого ей предстоит собственными силами выбить из седла, наполняло Скарлетт бурлящей

энергией.

    Одеваться самой, без помощи Мамушки, было трудно. Но наконец все крючки были застегнуты, и, надев

щегольскую шляпку с перьями, Скарлетт вбежала в комнату тети Питти, чтобы посмотреться в большое

зеркало. До чего прелестно она выглядит! Петушиные перья придавали ей этакий задорный вид, а

тускло-зеленый бархат шляпки выгодно оттенял глаза, и они казались удивительно яркими, почти как

изумруды. Платье было тоже несравненной красоты – оно выглядело на редкость богато и нарядно и в то же

время благородно! Как чудесно снова иметь красивое платье. Скарлетт пришла в такой восторг от своего вида, –

как она хороша, как соблазнительна! – что вдруг наклонилась и поцеловала свое отражение в зеркале и тут же

рассмеялась собственной глупости. Она взяла кашемировую шаль Эллин и накинула на плечи, но краски у

старой материи поблекли и не сочетались с платьем цвета зеленого мха, вид у Скарлетт сразу стал какой-то

убогий. Тогда она открыла шкаф тети Питти и, достав черную накидку из тонкого сукна, которую Питти носила

только по воскресеньям, набросила ее. Потом вдела в уши бриллиантовые сережки, привезенные из Тары, и,

откинув голову, посмотрела, какое это производит впечатление. Сережки приятно звякнули – это очень

понравилось Скарлетт, и она решила почаще вскидывать голову, когда будет с Реттом. Танцующие сережки

всегда привлекают взгляд мужчины и придают женщине задорный вид.

    Какая обида, что у тети Питти нет других перчаток, кроме тех, что сейчас на ее пухленьких ручках! Ни одна

женщина не может чувствовать себя настоящей леди без перчаток, но у Скарлетт их вообще не было с тех пор,

как она покинула Атланту, а за долгие месяцы тяжелого труда в Таре руки ее огрубели, и вид у них сейчас был

далеко не привлекательный. Что ж, ничего не поделаешь. Придется взять маленькую котиковую муфточку тети

Питти и спрятать в нее руки. Да, вот теперь она выглядит вполне элегантно. Никто, глядя на нее, не заподозрит,

что бедность и нужда стоят у нее за спиной.

    А ведь так важно, чтобы Ретт этого не заподозрил. Он должен думать, что только нежные чувства привели ее

к нему.

    Она на цыпочках спустилась по лестнице и вышла из дома, пользуясь тем, что кухарка беспечно распевала во

все горло у себя на кухне. Скарлетт заспешила по улице Булочников, чтобы избежать всевидящего ока соседей.

Она свернула на Плющовую улицу, присела на тумбу коновязи, стоявшую перед сожженным домом, и стала

ждать, не появится ли какая-нибудь карета или фургон, которые подвезли бы ее. Солнце то заходило за

стремительно мчавшиеся тучи, то снова показывалось, ярко освещая улицу, но не давая тепла, ветер трепал

кружева ее панталон. На улице оказалось холоднее, чем думала Скарлетт, и она, дрожа от холода и нетерпения,

плотнее закуталась в тонкую накидку тети Питти. Она уже совсем собралась было двинуться пешком в долгий

путь через весь город к лагерю янки, как вдруг показался старенький, видавший виды фургон. На козлах, жуя

табак и погоняя еле передвигавшего ноги старого мула, сидела старуха; из-под обвисшей оборки поношенного

чепца выглядывало обветренное лицо. Она направлялась в сторону городской ратуши и, поворчав, согласилась

подвезти Скарлетт. Однако платье, шляпка и муфточка Скарлетт явно произвели на нее неблагоприятное

впечатление.

    «Она решила, что я из гулящих, – подумала Скарлетт. – И пожалуй, права!»

    Когда они наконец добрались до городской площади и перед ними возник высокий белый купол ратуши,

Скарлетт поблагодарила женщину, слезла с козел и посмотрела ей вслед. Осторожно оглядевшись, чтобы

проверить, не видит ли кто, она пощипала себе щеки, чтобы немножко их подрумянить, и покусала губы, чтобы

к ним прилила кровь. Потом поправила шляпку, пригладила волосы и окинула взглядом площадь. Двухэтажная

ратуша из красного кирпича выстояла во время пожара. Но сейчас под серым небом она выглядела запущенной

и никому не нужной. Вокруг здания ряд за рядом стояли армейские палатки, потрепанные, забрызганные

грязью. Всюду полно было солдат-янки, и Скарлетт неуверенно поглядывала на них, чувствуя, что мужество

начинает ее покидать. Как найти Ретта в этом вражеском стане?

    Она посмотрела вдоль улицы – туда, где высилась пожарная каланча, – и увидела, что широкие створчатые

двери ее закрыты и заперты тяжелыми засовами, у каждой стены прохаживаются двое часовых. И Ретт – там. Но

что ей сказать солдатам-янки? И что они скажут ей? Она распрямила плечи. Если уж она не побоялась убить

янки, так нечего бояться с ними разговаривать.

    Она осторожно перешла грязную улицу по камням для пешеходов и зашагала дальше, пока часовой в синей

шинели, застегнутой от ветра на все пуговицы, не остановил ее.

    – Вам что-нибудь надо здесь, мэм? – Голос звучал с непривычным среднезападным акцентом, но обратился к

ней солдат вежливо и почтительно.

    – Я хочу повидать одного человека, который сидит под арестом.

    – Ну, не знаю, – сказал часовой и почесал в голове. – Не очень-то у нас любят посетителей и вообще… – Он

умолк на середине фразы, вглядываясь в ее лицо. – О господи, милая дамочка! Не надо плакать! Сходите в штаб

караульной службы и спросите у наших офицеров. Уж я думаю, они разрешат вам повидать его.

    Скарлетт, и не собиравшаяся плакать, тотчас расплылась в улыбке. Солдат повернулся и окликнул другого

часового, медленно прохаживавшегося вдоль стены:

    – Эй, Билл! Поди-ка сюда.

    Второй часовой, рослый малый в синей шинели, шагавший ссутулясь и так вобрав голову в плечи, что его

черные усы, казалось, росли прямо из воротника, двинулся по грязи к ним.

    – Отведи дамочку в штаб.

    Скарлетт поблагодарила солдата и пошла следом за своим провожатым.

    – Смотрите не подверните ногу, когда будете переходить по камням через улицу, – сказал солдат, беря ее под

локоть. – И поднимите-ка юбки, а то выпачкаете их в грязи.

    Голос, звучавший сквозь усы, был тоже гнусавый, но мягкий, приятный, а рука, почтительно поддерживавшая

ее под локоть, – твердая. А эти янки не так уж и плохи!

    – И холоднющий же сегодня день для прогулок, леди, – сказал солдат. – Издалека вы притопали?

    – О да, с другого конца города, – сказала она, почувствовав расположение к этому человеку с мягким голосом.

    – Погодка-то для прогулок не больно подходящая, леди, – неодобрительно заметил солдат, – да еще когда

столько народу гриппом больны. А вот и командный пост, леди… Что это с вами?

    – Этот дом… В этом доме – ваш штаб? – Скарлетт посмотрела на прелестное старинное здание, выходившее

фасадом на площадь, и чуть не расплакалась. Здесь во время войны она танцевала на стольких балах и

вечеринках Это был чудесный веселый дом, а теперь… теперь над ним развевался большущий флаг

Соединенных Штатов.

    – Что с вами?

    – Ничего… только… только… я знала людей, которые жили здесь.

    – Что ж, жаль, конечно. Думаю, они и сами не узнали бы сейчас свой дом, потому как внутри все ободрано А

теперь идите туда, мэм, и спросите капитана,

    Скарлетт поднялась по ступенькам, ласково поглаживая рукой поломанные белые перила, и толкнула

входную дверь. В холле было темно и холодно, как в склепе; продрогший часовой стоял, прислонясь к

закрытым раздвижным дверям, которые в лучшие времена вели в столовую.

    – Я хочу видеть капитана, – сказала Скарлетт.

    Часовой раздвинул двери, и она вошла в комнатусердце ее учащенно билось, лицо пылало от волнения и

замешательства. В комнате стоял спертый дух – пахло дымом, табаком, кожей, мокрым сукном мундиров и

немытыми телами. Она как в тумане увидела голые стену с ободранными кое-где обоями, ряды синих шинелей

и широкополых шляп, висевших на крючках, яркий огонь в камине, длинный стол, заваленный бумагами, и

нескольких офицеров в синей форме с медными пуговицами.

    Скарлетт судорожно глотнула и почувствовала, что обрела голос. Только не показать этим янки, что она

боится. Она должна выглядеть и держаться как можно лучше и независимее.

    – Капитан?

    – Ну, я – капитан, – сказал толстяк в расстегнутом мундире.

    – Я хочу видеть вашего арестанта – капитана Ретта Батлера.

    – Опять Батлера? Ну, и спрос же на этого мужика, – расхохотался капитан, вынимая изо рта изжеванную

сигару. – Вы ему родственницей приходитесь, мэм?

    – Да… я его… его сестра.

    Он снова расхохотался.

    – Много же у него сестер, одна была тут как раз вчера.

    Скарлетт вспыхнула. Наверняка какая-нибудь из этих тварей, с которыми водится Ретт, – должно быть,

Уотлинг. Ну и, конечно, янки решили, что она – такая же. Нет, это невыносимо. Даже ради Тары не станет она

терпеть оскорбления и не пробудет здесь больше ни минуты. Она было повернулась и с гневным видом взялась

за ручку двери, но рядом с ней уже стоял другой офицер. Он был молодой, гладко выбритый, с добрыми

шустрыми глазами.

    – Минуточку, мэм. Может быть, вы присядете и погреетесь у огня? А я сходку и выясню, что можно для вас

сделать. Как вас зовут? Он отказался видеть ту… даму, которая приходила вчера.

    Бросив сердитый взгляд на незадачливого толстяка капитана, Скарлетт опустилась в предложенное кресло и

назвала себя. Приятный молодой офицер накинул шинель и вышел из комнаты, а остальные столпились у

дальнего конца стола и принялись тихо переговариваться, время от времени тыча пальцем в бумаги. Скарлетт с

облегчением протянула ноги к огню и только тут почувствовала, как они застыли, пожалела, что не подумала

подложить картонку в туфлю, на подошве которой была дырка. Через некоторое время за дверью послышались

голоса, и до нее донесся смех Ретта. Дверь открылась, в комнату ворвалось дыхание холодного воздуха, и

появился Ретт, без шляпы, в небрежно наброшенной на плечи длинной накидке. Он был грязный, небритый, без

галстука и все же элегантный; при виде Скарлетт черные глаза его радостно сверкнули.

    – Скарлетт!

    Он схватил обе ее руки, и, как всегда при его прикосновении, ее обдало жаром. Не успела она опомниться, как

он нагнулся и поцеловал ее в щеку, слегка щекотнув кончиками усов. Скарлетт вздрогнула, и почувствовав, что

она пытается отстраниться, он обхватил ее за плечи и сказал: «Милая моя сестренка!» – и усмехнулся, глядя на

нее сверху вниз и наслаждаясь ее беспомощностью, ибо она ведь не могла отклонить его ласку. Скарлетт

невольно рассмеялась: лихо он воспользовался своим преимуществом. Прожженный негодяй! И тюрьма ни

чуточки его не изменила.

    Толстяк капитан, не вынимая изо рта сигары, буркнул шустроглазому офицеру:

    – Не по правилам. Он должен находиться в каланче. Ты же знаешь приказ.

    – Да будет тебе, Генри, дамочка замерзла бы там.

    – Ну, ладно, ладно! Ты отвечаешь.

    – Заверяю вас, джентльмены, – сказал Ретт, поворачиваясь к ним, но не выпуская из объятий Скарлетт, –

моя… сестренка не принесла мне ни пилы, ни напильника, с помощью которых я мог бы бежать.

    Все рассмеялись, и Скарлетт быстрым взглядом окинула комнату. Силы небесные, неужели ей придется

разговаривать с Реттом в присутствии шести офицеров-янки! Неужели он такой опасный преступник, что

должен находиться все время под наблюдением? Заметив ее волнение, предупредительный офицер распахнул

какую-то дверь и тихо сказал что-то двум солдатам, которые тотчас вскочили на ноги при его появлении. Они

взяли свои ружья и вышли в холл, закрыв за собой дверь.

    – Если хотите, можете посидеть здесь, в канцелярии, – предложил молодой капитан, – но не пытайтесь бежать

через ту дверь. Снаружи стоят солдаты.

    – Видишь, Скарлетт, какой я отпетый тип, – сказал Ретт. – Спасибо, капитан. Вы очень добры.

    Он небрежно кивнул капитану и, взяв Скарлетт за локоть, втолкнул в грязную канцелярию. Комната эта не

сохранилась в памяти Скарлетт, она запомнила лишь, что там было тесно, темно, отнюдь не тепло, на

ободранных стенах висели какие-то написанные от руки бумаги, а стулья были обтянуты невыделанной

воловьей кожей.

    Затворив дверь, Ретт стремительно шагнул к Скарлетт и склонился над ней. Понимая, чего он хочет, она

поспешно отвернула голову, но при этом кокетливо взглянула на него краешком глаза.

    – Могу я, наконец, по-настоящему вас поцеловать?

    – В лоб – как положено примерному братцу, – с притворной скромностью сказала она.

    – В таком случае нет, благодарю. Я предпочитаю подождать в надежде на лучшее. – Взгляд его остановился

на ее губах. – Но как это все же мило, что вы пришли навестить меня, Скарлетт! Вы первая из почтенных

горожан, кто нанес мне визит в моем заточении, а когда сидишь в тюрьме, особенно ценишь друзей. Давно вы в

городе?

    – Со вчерашнего дня.

    – И уже сегодня утром отправились ко мне? Ну, моя дорогая, это более чем мило с вашей стороны. – И глядя

на нее сверху вниз, он улыбнулся с искренней радостью – такой улыбки она никогда еще у него не видала. И

Скарлетт улыбнулась про себя, чувствуя, как нарастает в ней возбуждение, а сама потупилась с притворным

смущением.

    – Конечно, я сразу же поехала к вам. Тетя Питти рассказала мне про вас вчера вечером, и я… ну, просто глаз

всю ночь не могла сомкнуть от ужаса. Ретт, я так огорчена!

    – Да что вы, Скарлетт!

    Он произнес это тихо, но таким дрогнувшим голосом, что она взглянула ему в лицо – в нем не было ни тени

обычного цинизма и столь хорошо знакомой насмешки. Он смотрел на нее в упор, и она, уже действительно

смешавшись, опустила под его взглядом глаза. Все выходило куда лучше, чем она могла надеяться.

    – Стоило сесть в тюрьму, чтобы увидеть вас снова и услышать от вас такие слова. Я просто ушам своим не

поверил, когда мне сообщили ваше имя. Видите ли, я не ожидал, что вы когда-либо простите мне то, как я

поступил тогда ночью, на дороге у Раф-энд-Реди. Но насколько я понимаю, этот ваш визит означает, что вы

простили меня?

    Скарлетт почувствовала, как даже сейчас, через столько времени, при одной мысли о той ночи в ней закипает

гнев, но она подавила его и тряхнула головой, чтобы затанцевали сережки.

    – Нет, я вас не простила, – сказала она и надула губки.

    – Еще одна надежда лопнула. И это после того, как я добровольно пошел сражаться за родину и сражался

босой, на снегу под Франклином, да еще вдобавок ко всем мукам подцепил чудовищную дизентерию!

    – Я не желаю слышать о ваших… муках, – сказала она все с той же надутой миной, но уже улыбаясь ему

краешком чуть раскосых глаз. – Я и сейчас считаю, что вы в ту ночь вели себя отвратительно, и не собираюсь

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: