перехватила взгляд Индии. Ей стало не по себе – такой в этом испытующем взгляде был бесконечный холод,
более сильный, чем ненависть, и более оскорбительный, чем презрение.»
«Точно я виновата в том, что случилось», – возмущенно подумала Скарлетт.
Индия теперь взглянула на Арчи – во взгляде ее была уже не досада, а вопрос и смутная тревога. Но Арчи не
ответил на ее взгляд. В эту минуту он смотрел на Скарлетт таким же холодным, жестким взглядом, каким
только что смотрела Индия.
Унылая тишина воцарилась в комнате: Мелани перестала поддерживать разговор, и Скарлетт услышала, как
на дворе завывает ветер. Вечер стал вдруг удивительно неуютным. Теперь Скарлетт отчетливо почувствовала,
насколько у всех напряжены нервы, и подумала, что атмосфера, вероятно, весь вечер была такой, только она в
своем расстройстве не обратила на это внимания. В лице Арчи было что-то настороженное, выжидающее, а его
заросшие волосами уши, казалось, стояли торчком, как в руках, но обеих что-то явно волновало, и они то и дело
вскидывали голову, отрываясь от шитья, лишь только на дороге раздавался цокот копыт, или стонали ветки под
порывом ветра, или, шурша, падали на лужайку сухие листья. Стоило треснуть полену в камине, как обе
вздрагивали, точно слышали чьи-то крадущиеся шаги.
Что-то было не так, но Скарлетт терялась в догадках – что именно. Что-то происходило, а что – она не
слышала. Взглянув на пухлое, простодушное лицо тети Питти, которая сидела, обиженно надувшись, Скарлетт
поняла, что старушка тоже ничего не знает. А вот Арчи, Мелани и Индия – знают. Скарлетт казалось, что она
слышит в тишине, как мечутся мысли в мозгу Индии и Мелани – точно птицы в клетке. Обе они что-то знали,
чего-то ждали, хоть и делали вид, будто ничего не происходит. Их внутренняя тревога передалась Скарлетт, и
она стала нервничать еще больше. Неловко орудуя иглой, она уколола большой палец и слегка вскрикнула от
боли и досады – все вздрогнули, а она стала нажимать на палец, пока не показалась яркая капля крови.
– Я сегодня слишком взвинчена, совсем не мог, шить, – заявила она и швырнула шитье на пол. – До того
взвинчена, что, кажется, сейчас закричу. Я хочу домой, хочу лечь в постель. Фрэнк знал это и мог сегодня
никуда не уходить. Он все только болтает, и болтает, и болтаете насчет того, что надо защищать женщин от
черномазых и «саквояжников», а вот когда ему самому пришло время защитить женщину, где он,
спрашивается? Сидит дома и ухаживает за мной? Ничего подобного, шатается гдето с другими мужчинами,
которые тоже все только болтают и…
Ее разгневанный взгляд остановился на лице Индии, и она осеклась. Индия прерывисто дышала; ее светлые,
без ресниц глаза в упор смотрели на Скарлетт, в них был ледяной холод.
– Если это вас не слишком затруднит, Индия, – язвительным тоном заговорила Скарлетт, – может быть, вы
скажете, почему вы так глядите на меня весь вечер, я была бы вам чрезвычайно признательна. У меня что, лицо
позеленело или еще что-нибудь не так?
– Меня нисколько не затруднит сказать вам. Я даже сделаю это с большим удовольствием, – заявила Индия,
сверкнув глазами. – Просто мне противно присутствовать при том, как вы поносите такого прекрасного
человека – ведь мистер Кеннеди, к вашему сведению…
– Индия! – предостерегающе воскликнула Мелани, крепко сжав в руках шитье.
– По-моему, я знаю своего мужа лучше, чем вы, – заметила Скарлетт; намечалась ссора, первая открытая
ссора с Индией – от этой перспективы у Скарлетт сразу поднялось настроение и нервозность как рукой сняло.
Мелани поймала взгляд Индии, и та нехотя сжала губы. Но почти тотчас снова заговорила, и в голосе ее
звучала холодная ненависть.
– Мне тошно слушать, Скарлетт О'Хара, ваши рассуждения о том, что кто-то должен вас защищать! Да разве
вам нужна защита! Если бы вы в ней нуждались, никогда бы не стали так себя вести, как все эти месяцы, не
раскатывали бы по городу, выставляя себя напоказ в расчете, что все мужчины станут восторгаться вами! Вы
сегодня получили по заслугам, и будь на свете справедливость, вам досталось бы еще пуще.
– Ох, Индия, замолчи! – воскликнула Мелани.
– Пусть говорит! – выкрикнула Скарлетт. – Мне это очень даже нравится. Я всегда знала, что она меня
ненавидит, но слишком она двуличная, чтобы признаться в этом. А сама ходила бы по улицам голая от зари до
темна, если б думала, что кто-нибудь станет восхищаться ею.
Индия вскочила, вся ее длинная плоская фигура сотрясалась от гнева.
– Я в самом деле ненавижу вас, – отчетливо, хотя и дрожащим голосом, произнесла она. – Но я молчала не
потому, что я двуличная. Вам этого не понять, потому что вы… вы лишены чувства приличия, представления о
хорошем воспитании. Я вела себя так просто потому, что если мы не будем держаться вместе и не подавим в
себе наши маленькие нелюбви и ненависти, ни за что нам не побить янки. А вы… вы… вы все – сделали, чтобы
уронить престиж: приличных людей: стали работать и опозорили хорошего мужа, давая повод янки и всякому
сброду смеяться над нами и делать разные оскорбительные замечания насчет того, что никакие мы, дескать, не
аристократы. Янки ведь не знают, что вы – не из нашей среды и никогда к ней не принадлежали. Где им понять,
что в вас нет ни капли благородной крови. И когда вы разъезжаете по лесам, давая любому черному или белому
злоумышленнику повод напасть на вас, вы тем самым даете им повод напасть на любую добропорядочную
женщину нашего города. А теперь из-за вас наши МУЖЧИНЫ рискуют жизнью, потому что вынуждены…
– О господи, Индия! – воскликнула Мелани, и Скарлетт, несмотря на владевший ею гнев, поразило то, что
Мелани, вопреки обыкновению, походя упомянула имя бога. – Изволь молчать! Она не знает, и она… Изволь
молчать! Ты же обещала…
– Девочки, девочки! – взмолилась мисс Питтипэт; губы у нее дрожали.
– Чего я не знаю? – Скарлетт в бешенстве вскочила и встала перед кипевшей от гнева Индией и с мольбой
смотревшей на Индию Мелани.
– Раскудахтались, как куры! – неожиданно изрек Арчи, и в голосе его прозвучало бесконечное презрение. Но
прежде чем кто-либо успел его осадить, он резко вздернул седеющую голову и быстро встал. – Кто-то идет по
дорожке. Это не мистер Уилкс. А ну, перестаньте кудахтать.
Голос его прозвучал по-мужски властно, и женщины сразу умолкли; ярость, читавшаяся на их лицах, исчезла,
когда он заковылял по комнате к двери.
– Кто там? – спросил он еще прежде, чем пришелец успел постучать.
– Капитан Батлер. Впустите меня.
Мелани так стремительно бросилась к двери, что юбки ее взметнулись, приоткрыв панталоны до колен, и
прежде чем Арчи успел взяться за ручку двери, Мелани уже распахнула ее. На пороге стоял Ретт Батлер, его
широкополая черная фетровая шляпа была низко надвинута на глаза, накидка, которую рвал ветер, хлопала
словно крылья у него за спиной. Впервые он забыл о хороших манерах – не снял шляпы и ни с кем не
поздоровался. Глядя только на Мелани, он спросил вместо приветствия:
– Куда они поехали? Говорите скорее. На карту поставлена их жизнь.
Скарлетт и тетя Питти, потрясенные, испуганные, в изумлении обменялись взглядами, а Индия, словно тощая
старая кошка, скользнула через комнату и встала рядом с Мелани.
– Ничего ему не говори, – выкрикнула она. – Он шпион, подлипала!
Ретт даже не удостоил ее взгляда.
– Быстро, миссис Уилкс! Может быть, еще не все потеряно.
Мелани словно парализовало от страха, и она только молча смотрела Ретту в лицо.
– Какого черта?.. – начала было Скарлетт.
– Заткнитесь, – прикрикнул на нее Арчи. – И вы тоже, мисс Мелли. А ты, чертов подлипала, убирайся отсюда!
– Нет, Арчи, нет! – воскликнула Мелани и, словно желая защитить Регга от Арчи, положила дрожащую руку
Ретту на плечо. – Что случилось? Откуда… откуда вам стало известно?
На смуглом лице Ретта нетерпение сменилось взявшей верх вежливостью.
– О господи, миссис Уилкс, они же с самого начала все находятся под подозрением… только вели они себя
очень умно – до сегодняшнего вечера! Откуда мне все известно? Я сегодня играл в покер с двумя
подвыпившими капитанами-янки, они мне и выболтали. Янки узнали, что сегодня вечером будет заварушка, и
приготовились. Эти ваши идиоты сами лезут в капкан.
Мелани даже пошатнулась, словно ее ударили чем-то тяжелым, но Ретт, быстро обхватив ее за талию, не дал
ей упасть.
– Не говори ему! Он хочет тебя поймать! – выкрикнула Индия, глядя в упор на Ретта сверкающими глазами. –
Разве ты не слышала – ведь он сам сказал, что был сегодня вечером с капитанами-янки?!
Но Ретт по-прежнему не удостаивал ее взгляда. Его глаза были прикованы к побелевшему лицу Мелани.
– Скажите мне. Куда они поехали? У них есть определенное место встречи?
Охваченная страхом, ничего не понимая, Скарлетт тем не менее подумала, что никогда еще не видела более
непроницаемого, ничего не выражающего лица, чем у Ретта, однако Мелани явно увидела в нем что-то,
побуждавшее довериться ему. Она высвободилась из поддерживавшей ее руки, выпрямилась во весь свой
невысокий рост и спокойно, но дрожащим голосом, сказала:
– На Декейтерской дороге, близ Палаточного городка. Они собираются в погребе на бывшей плантации
Салливана – той, что наполовину сгорела.
– Спасибо. Я помчусь туда. А если янки придут к вам, никто из вас ничего не знает.
Черная накидка его мгновенно растворилась в ночи – он исчез так быстро, что казалось, его тут и не было:
послышалось лишь шуршанье летящего из-под копыт гравия да отчаянный топот мчащейся во весь опор
лошади.
– Янки идут сюда? – вскрикнула тетя Нитти; маленькие ножки ее подкосились, и она плюхнулась на диван,
забыв от испуга даже заплакать.
– Да что происходит? Что это значит? Если вы сейчас же все не скажете, я с ума сойду! – Скарлетт схватила
Мелани за плечи и так тряхнула ее, точно хотела силой вытрясти ответ.
– Что это значит? А то, что вы, по всей вероятности, явитесь причиной смерти Эшли и мистера Кеннеди! –
Несмотря на страх, в голосе Индии звучали злорадные нотки. – И перестаньте трясти Мелли. Она сейчас
лишится чувств.
– Ничего подобного, – еле выговорила Мелани, хватаясь за спинку стула.
– Господи, господи! Я ничего не понимаю! Убили Эшли? Ну, пожалуйста, кто-нибудь скажите же мне…
Голос Арчи проскрипел, как дверь на ржавых петлях, оборвав причитания Скарлетт.
– Да садитесь вы, – коротко приказал он. – Возьмите свое шитье. И шейте, будто ничего не случилось. Ведь
янки, может, уже с заката за этим домом следят. Садитесь, говорят вам, и шейте.
Дрожащие от испуга женщины повиновались, и даже Питти трясущимися руками взяла носок; глаза ее,
широко раскрытые, как у испуганного ребенка, вопрошающе перебегали с одного лица на другое.
– Где Эшли? Что с ним случилось, Мелли? – вырвалось у Скарлетт.
– А где ваш муж? Он вас не интересует? – Светлые глаза Индии горели неуемным ехидством; она комкала и
разглаживала рваное полотенце, которое собиралась латать.
– Индия, прошу тебя! – Мелани сумела овладеть голосом, но побелевшее взволнованное лицо и измученные
глаза выдавали, в каком она находится напряжении. – Скарлетт, возможно, нам следовало сказать тебе, но…
но… ты столько пережила сегодня, что мы… что Фрэнк решил… и к тому же ты всегда была так настроена
против клана…
– Клана… – Скарлетт произнесла это слово так, будто никогда его не слышала и понятия не имела, что оно
значит, и вдруг воскликнула: – Клан! Но Эшли же не в ку-клукс-клане! И Фрэнк не может там быть. Он же мне
обещал!
– Конечно, мистер Кеннеди в ку-клукс-клане, и Эшли тоже, и все мужчины, которых мы знаем, – выкрикнула
Индия. – Они же настоящие мужчины, верно? Притом белые и южане. Вам следовало бы гордиться своим
мужем, а не вынуждать его втихомолку убегать из дома, точно он идет на постыдное дело и…
– Значит, вы все это знали, а я нет…
– Мы боялись, что ты расстроишься, – с сокрушенным видом сказала Мелани.
– Так вот куда они ездят, когда говорят, что едут на политическое собрание! Ах, он же обещал мне! А теперь
янки придут, и отберут мои лесопилки и лавку, и посадят его в тюрьму… А на что намекал Ретт Батлер?
Индия метнула на Мелани несказанно испуганный взгляд. Скарлетт вскочила, швырнув на пол шитье.
– Если вы мне не скажете, я сейчас же поеду в город и сама все выясню. Всех буду спрашивать, пока не
узнаю.
– Садитесь, я вам скажу, – заявил Арчи, пригвождая ее к месту своим единственным глазом. – Вы вот
раскатывали сегодня где не след и попали в беду, а теперь мистер Уилкс и мистер Кеннеди и другие
отправились убивать этого негра и этого белого, если сумеют их найти, и вообще весь Палаточный городок
хотят смести. И если этот подлипала правду сказал, значит, янки чего-то заподозрили или даже чего-то узнали и
послали солдат, чтоб устроить там западню. И наши люди в капкан-то и попадут. А если этот Батлер сказал
неправду, тогда, значит, он шпион, и он выдаст их янки, и наших все равно убьют. А если он их выдаст, то я
убью его, и пусть это будет последним делом моей жизни. А если их не убьют, тогда, значит, всем им придется
тикать отседова в Техас и сидеть там тихо, и, может, они никогда уж и не воротятся сюда. А все вы виноваты, и
руки у вас в крови.
Страх сменился на лице Мелани возмущением: она увидела по лицу Скарлетт, что та начала прозревать и ее
захлестывает ужас. Мелани встала и положила руку на плечо Скарлетт.
– Еще одно слово, и ты уйдешь из этого дома, Арчи, – решительно заявила Мелани. – Она ни в чем не
виновата. Просто она вела себя… вела себя так, как считала нужным. А наши мужчины ведут себя так, как они
считают нужным. И все люди должны так поступать. Мы не все одинаково думаем и одинаково поступаем, и
неверно… неверно судить о других по себе. Как вы с Индией можете говорить так жестоко-ведь муж Скарлетт,
да, возможно, и мой… возможно…
– Чу! – тихо прервал ее Арчи. – Садитесь, мэм. Слышите – лошади.
Мелани опустилась в кресло, взяла одну из рубашек Эшли и, низко склонив голову, бессознательно принялась
сдирать с нее кружева и сворачивать в клубок.
Копыта цокали теперь совсем громко: всадники явно приближались к дому. Позвякивали удила, скрипела
кожа, звучали голоса. Стук копыт замер у парадного входа, чей-то голос, перекрыв все остальные, что-то
скомандовал, и послышался топот ног: кто-то бежал через дворик к задней двери. У сидевших в гостиной было
такое ощущение, будто тысячи враждебных глаз уставились на них в незашторенное окно фасада, и четыре
женщины, терзаясь страхом, ниже пригнулись к своему шитью и усиленно заработали иглой. Сердце бешено
выстукивало у Скарлетт в груди: «Я убила Эшли! Я убила его!» В эту минуту у нее даже не мелькнуло мысли о
том, что, возможно, убили и Фрэнка. Она видела лишь Эшли, распростертого у ног кавалеристов-янки, его
светловолосую голову в крови.
В дверь резко постучали, и Скарлетт взглянула на Меллани: на маленьком напряженном личике появилось
новое выражение, выражение спокойствия и отчужденности, какое она только что видела на лице Ретта Батлера,
– этакое спокойное безразличие, какое придает своему лицу игрок в покер, когда блефует, имея лишь две пары
на руках.
– Арчи, открой дверь, – спокойно сказала Мелани.
Сунув нож за голенище и поправив заткнутый за пояс пистолет. Арчи проковылял к двери и распахнул ее.
Увидев в проеме капитана-янки и целый взвод синих мундиров, Питти пискнула, как мышка, почувствовавшая,
что – попала в ловушку. Остальные молчали. Скарлетт с облегчением обнаружила, что знает офицера. Это был
капитан Тони Джэффери, один из приятелей Ретта. Она продала ему лес для дома. Она знала, что это
джентльмен. А раз джентльмен, то, быть может, не потащит их в тюрьму. Он тоже сразу признал ее и, сняв
шляпу, несколько смущенно поклонился.
– Добрый вечер, миссис Кеннеди. Которая из вас, дамы, будет миссис Уилкс?
– Я – миссис Уилкс, – отозвалась Мелани и поднялась; несмотря на свой маленький рост, выглядела она
весьма внушительно. – Чему я обязана этим вторжением?
Глаза капитана быстро пробежали по комнате, на мгновение задержавшись на каждом лице, затем он перевел
взгляд на стол и на вешалку для шляп, словно ища следов мужского присутствия.
– Я хотел бы побеседовать с мистером Уилксом и мистером Кеннеди, если можно.
– Их нет здесь, – сказала Мелани, и ее обычно мягкий голосок звучал холодно.
– Вы уверены?
– Вы только посмейте не поверить миссис Уилкс, – сказал Арчи, раздувая бороду.
– Извините, миссис Уилкс. Я вовсе не хотел вас обидеть. Если вы даете мне слово, я не стану обыскивать дом.
– Я даю вам слово, но можете обыскать дом, если хотите. Они в городе, на собрании в лавке мистера Кеннеди.
– Их нет в лавке, и сегодня вечером нет никакого собрания, – мрачно сказал капитан. – Мы подождем на
улице, пока они вернутся.
Он отвесил поклон и вышел, закрыв за собой дверь. Оставшиеся в доме услышали резкие, слегка
приглушенные ветром слова команды: «Окружить дом! Стать по одному у каждого окна и двери». Раздался
топот ног. Скарлетт вздрогнула от страха, увидев бородатые лица, смотревшие на них в окна. Мелани села и
потянулась за книгой на столе – рука ее не дрожала. Это был потрепанный экземпляр «Отверженных» – книги,
которой упивались солдаты Конфедерации. Они читали ее у бивачных огней и с мрачным удовольствием
называли «Отверженные генерала Ли». Мелани раскрыла книгу на середине и принялась читать ровным
голосом, отчетливо произнося слова.
– Шейте! – скомандовал Арчи хриплым шепотом, и три женщины, черпая мужество в спокойном голосе
Мелани, снова склонились над шитьем.
Сколько времени читала Мелани под взглядами внимательно наблюдавших за ней глаз, Скарлетт понятия не
имела, но ей казалось, это длилось не один час. Она не слышала ни слова из того, что читала Мелани. Теперь
она думала уже не только об Эшли, но и о Фрэнке. Так вот чем объяснялось его нарочитое спокойствие сегодня
вечером! А ведь он обещал ей, что никогда не будет иметь ничего общего с ку-клукс-кланом. Этой-то беды она
и боялась! Вся работа за целый год теперь пойдет прахом. Все ее старания, и страхи, и муки, когда она не
покладая рук трудилась, несмотря на дождь и холод, – все зря. Но кто бы подумал, что этот старый трус Фрэнк
может связаться с ку-клукс-кланом, с такими головорезами? И сейчас он уже, может быть, мертв. А если не
мертв и янки схватят его, то тут же повесят. И Эшли тоже!
Она до того глубоко вонзила ногти себе в ладонь, что на коже появились четыре ярко-красных полумесяца.
Как может Мелани читать так спокойно, когда Эшли в опасности и его могут повесить? Да он, может быть, уже
мертв! Но что-то в ровном, мягком голосе, рассказывавшем о горестях Жана Вальжана, сдерживало Скарлетт,
не позволяло ей вскочить на ноги и закричать.
Она вспомнила о той ночи, когда Тони Фонтейн явился к ним – измученный, гонимый, без денег. Если бы он
тогда не добрался до их дома, если бы они не дали ему денег и свежую лошадь, его бы уже давно повесили. И
если Фрэнка с Эшли еще не убили, то они сейчас находятся в таком же положении, как Тони, а пожалуй, и в
худшем. Дом-то ведь окружен солдатами, и ни Эшли, ни Фрэнк не могут вернуться, чтобы взять деньги и вещи,
– их тут же поймают. И наверно, у всех домов на этой улице стоят вот так же янки, значит, – Фрэнк и Эшли не
могут обратиться за помощью и к друзьям. А может, они сейчас уже скачут во весь опор сквозь тьму в Техас.
Но ведь Ретт… быть может, Ретту все же удалось вовремя добраться до них. У Ретта всегда в карманах полно
денег. Быть может, он одолжит им достаточно, чтобы они могли продержаться. Но все это очень странно. Чего
ради станет Ретт заботиться о безопасности Эшли? Конечно же, он не любит Эшли, конечно, презирает его.
Тогда почему… Но раздумывать над этой загадкой ей не дал вновь нахлынувший страх за жизнь Эшли и
Фрэнка.
«Ах, это я виновата во всем! – причитала она про себя. – Индия и Арчи правду сказали. Во всем виновата я.
Но я ведь никогда не думала, что Фрэнк или Эшли настолько безрассудны, чтобы присоединиться к клану! И я
никогда не думала, что мне что-то может угрожать! Да и нельзя мне было поступать иначе. Мелани правду
сказала. Люди должны делать то, что положено. А я должна следить за тем, чтобы работали лесопилки! И мне
необходимы деньги! А теперь я, наверное, все потеряю и в общем-то по своей вине!»
Прошло немало времени, и вот голос Мелани дрогнул – она осеклась и умолкла. Повернула голову к окну и
уставилась в него, точно за стеклом вовсе не стоял солдат-янки и не смотрел на нее. Оголтелые, заметив ее
напряженную позу, тоже подняли головы и тоже стали прислушиваться.
Послышался стук копыт и пение – приглушенное закрытыми окнами и дверьми и относимое ветром, но все
же отчетливо слышное. Это была самая мерзкая и ненавистная из всех песен – песня про солдат Шермана
«Шагая по Джорджии», и пел ее Ретт Батлер.
Не успел он допеть первый куплет, как два других пьяных голоса принялись подпевать – громко, по-дурацки,
спотыкаясь на словах, сливая их вместе. У парадного входа раздалась команда капитана Джэффери и
послышался быстрый топот ног. Но еще прежде, чем звуки команды долетели до гостиной, дамы в изумлении
переглянулись. Ведь пьяные голоса, тянувшие песню вместе с Реттом, принадлежали Эшли и Хью Элсингу.
На дорожке у входа завязался громкий разговор; слышался отрывистый, вопрошающий голос капитана
Джэффери, пронзительный, прерываемый дурацким хохотом голос Хью, густой, беззаботный бас Ретта и
неестественный, странный голос Эшли, который все повторял:
– Какого черта! Какого черта!
«Нет, это не может быть Эшли! – вертелось в мозгу Скарлетт. – Он же никогда не напивается! А Ретт… Ретт,
когда напьется, становится совсем, совсем тихим… он никогда так не шумит!»
Мелани поднялась с места, и вместе с ней поднялся Арчи. Раздался резкий возглас капитана: «Эти двое –
арестованы». И Арчи схватился за рукоятку пистолета.
– Нет, – решительно шепнула Мелани. – Нет. Предоставь это мне.
И Скарлетт увидела на ее лице такое же выражение, как в тот день в Таре, когда Мелани стояла на площадке
лестницы и, сжимая в слабом кулачке тяжелую саблю, глядела вниз на мертвого янки, – нежное, застенчивое
существо, превращенное обстоятельствами в настороженную, разъяренную тигрицу. Мелани широко
распахнула парадную дверь.
– Тащите его сюда, капитан Батлер, – крикнула она звонким, не лишенным яда голосом. – Вы, должно быть,
Достарыңызбен бөлісу: |