Маргарет Митчелл Унесенные ветром

    – Значит, бобы ты варишь без свинины. Но без свинины черные бобы есть нельзя. Они же не дают никакой

силы. А почему нет свинины?

    – Мистер Джонни, он говорит – ни к чему класть ее, грудинку-то.

    – Сейчас же положи грудинку. Где ты держишь свои припасы?

    Негритянка в испуге закатила глаза, указывая на маленький чуланчик, служивший кладовкой, и Скарлетт

распахнула ведущую туда дверь. Она обнаружила открытый бочонок с кукурузой на полу, небольшой мешок

пшеничной муки, фунт кофе, немного сахара, галлоновую банку сорго и два окорока. Один из окороков,

лежавший на полке, был недавно запечен, и от него было отрезано всего два-три куска. Скарлетт в бешенстве

повернулась к Джонни Гэллегеру и встретила его злой взгляд.

    – Где пять мешков белой муки, которые я послала на прошлой неделе? А мешок с сахаром и кофе? И я

послала еще пять окороков и десять фунтов грудинки, и одному богу известно, сколько бушелей ирландского

картофеля и ямса! Ну, так где же все это? Ты не мог истратить такую уйму за неделю, даже если бы кормил

людей пять раз в день. Значит, ты это продал! Вот что ты сделал, вор! Продал мои продукты, а денежки

положил себе в карман, людей же кормишь сухими бобами и кукурузными лепешками. Неудивительно, что они

такие тощие. Пропусти меня! – И она вихрем вылетела во двор. – Эй, ты, там, в конце… да, ты! Поди сюда!

    Человек поднялся и, неуклюже ступая, позвякивая кандалами, направился к ней; Скарлетт увидела, что его

голые лодыжки стерты железом в кровь.

    – Когда ты последний раз ел ветчину?

    Каторжник уставился в землю.

    – Да говори же!

    Тот продолжал стоять молча, с отрешенным видом. Наконец он поднял глаза, умоляюще посмотрел на

Скарлетт и снова опустил взгляд.

    – Боишься говорить?! Ну так вот, иди в чулан и сними с полки окорок. Ребекка, дай ему твой нож. Неси

окорок на улицу и раздели его между всеми. А ты, Ребекка, приготовь им печенье и кофе. И дай побольше

сорго. Да пошевеливайся, я хочу видеть, как ты выполнишь мое приказание.

    – Так это же мука и кофе мистера Джонни – его собственные, – испуганно пробормотала Ребекка.

    – Мистера Джонни – как бы не так! Должно быть, и окорок тоже его собственный. Изволь делать, что я

сказала. Живо. Джонни Гэллегер, пойдем со мной к двуколке.

    Она прошла через неубранный двор и залезла в двуколку, не без мрачного удовлетворения заметив при этом,

как каторжники набросились на ветчину и целыми кусками жадно запихивают ее в рот. Точно боятся, что ее

сейчас отнимут.

    – Ну и редкий же ты негодяй! – в ярости накинулась она на Джонни, стоявшего у колеса, сдвинув шляпу с

низкого лба на затылок. – Будь любезен, верни мне стоимость моих продуктов. Отныне я буду привозить

провиант каждый день, а не заказывать на месяц. Тогда ты не сможешь меня обманывать.

    – Только меня уже здесь не будет, – сказал Джонни Гэллегер.

    – Ты что, вознамерился взять расчет?!

    Какую-то секунду Скарлетт так и хотелось крикнуть ему: «Ну и проваливай – скатертью дорога!», но

холодная рука рассудка предусмотрительно удержала ее. Если Джонни возьмет расчет, что она станет делать?

Ведь он дает в два раза больше леса, чем давал Хью. А она как раз получила большой заказ – самый большой за

все время, и к тому же срочный. Ей необходимо, чтобы этот лес был доставлен в Атланту. А если Джонни

возьмет расчет, кого она поставит на лесопилку?

    – Да, я беру расчет. Вы поставили меня начальником на этой лесопилке и сказали, чтоб я давал вам как можно

больше леса. Вы не говорили мне тогда, как я должен вести дело, и я не собираюсь выслушивать это сейчас.

Каким образом я получаю столько леса, вас не касается. Вы не можете пожаловаться, что я не выполняю

условий сделки. Благодаря мне и вы нажились, да и я свое отработал – ну, и кое-что сумел добавить к

жалованью. А теперь вы являетесь сюда, вмешиваетесь в мои дела, задаете вопросы и принижаете меня в глазах

этих людей. Как же мне после этого держать их в руках? Что с того, если я иной раз кому из них и влеплю?

Лентяи и не такого заслуживают. Что с того, если они недоедают и вокруг них не танцуют на задних лапках? Да

они другого и не заслужили. Так что занимайтесь-ка вы своим делом, а я – своим, не то я сегодня же беру

расчет.

    Его жесткое узкое личико стало каменным, и Скарлетт положительно не знала, как быть. Если он сегодня

возьмет расчет, что ей делать? Не может же она сидеть здесь всю ночь и сторожить каторжников!

    Видимо, терзавшие Скарлетт сомнения в какой-то мере отразились в ее взгляде, ибо лицо Джонни вдруг

слегка смягчилось, а в голосе, когда он заговорил, появились примирительные нотки:

    – Поздно уж, миссис Кеннеди, ехали бы вы лучше домой. Стоит ли нам расстраиваться из-за такой мелочи, а?

Вычтите десять долларов в будущем месяце из моего жалованья, и дело с концом.

    Взгляд Скарлетт невольно скользнул по жалким людям, пожиравшим ветчину, и она подумала о больном,

который лежал в продуваемом ветрами сарае. Нет, надо избавляться от Джонни Гэллегера. Он вор и жестокий

человек. Кто знает, как он обращается с каторжниками, когда ее тут нет. Но с другой стороны, человек он

ловкий, а одному богу известно, как ей нужен ловкий человек. Нет, не может она с ним сейчас расстаться. Он

ведь деньги для нее выгоняет. Просто надо следить за тем, чтобы каторжников кормили как следует.

    – Я вычту из твоего жалованья двадцать долларов, – решительно заявила она, – а завтра, когда вернусь, мы с

тобой продолжим разговор.

    Скарлетт подобрала вожаки. Но она уже знала, что никакого продолжения разговора не будет. Знала, что на

этом все кончится, и знала, что Джонни тоже это знает.

    Она ехала по тропе, выходившей на Декейтерскую дорогу, а в душе у нее совесть боролась с жаждой наживы.

Она понимала, что не дело это – отдавать людей на милость жестокого карлика. Если по его вине кто-то из них

умрет, она будет виновата не меньше, чем он, так как оставила их в его власти, даже узнав о том, что он жестоко

обращается с ними. Но с другой стороны… а с другой стороны, не надо попадать в каторжники. Если люди

нарушили закон и их поймали с поличным, они заслужили такую участь. Совесть ее мало-помалу успокоилась,

но пока она ехала по дороге, истощенные, отупевшие лица каторжников то и дело возникали перед ее

мысленным взором.

    «Ах, я подумаю о них потом», – решила Скарлетт и, затолкав эту мысль в чулан своей памяти, захлопнула за

ней дверь.

    Солнце совсем зашло и лес вокруг потемнел, когда Скарлетт достигла того места, где дорога над Палаточным

городком делала петлю. Когда солнце скрылось и сгустились сумерки, в воздухе появился пронизывающий

холод; в темном лесу завыл леденящий ветер, затрещали голые сучья, зашелестела засохшая листва. Скарлетт

никогда еще не бывала так поздно на улице одна, ей было не по себе и хотелось поскорее очутиться дома.

    Большого Сэма что-то не было видно, и Скарлетт, натянув вожаки, остановила двуколку: отсутствие Сэма

беспокоило ее, она боялась, не схватили ли его янки. И тут она услышала шаги на тропинке, что вела к

Палаточному городку, и с облегчением вздохнула. Уж она проберет Сэма за то, что он заставил ее ждать.

    Но из-за поворота показался не Сэм.

    Она увидела высокого белого оборванца и приземистого, похожего на гориллу, негра с мощными плечами и

грудью. Скарлетт поспешно хлестнула поводьями лошадь и выхватила пистолет. Лошадь затрусила было, но

белый взмахнул рукой, и лошадь шарахнулась в сторону.

    – Дамочка, – сказал он, – нет ли у вас четвертака? Очень я голоден.

    – Убирайся с дороги, – возможно тверже сказала Скарлетт. – Нет у меня денег. А ну, пошел.

    Но человек решительно схватил лошадь под уздцы.

    – Стаскивай ее! – крикнул он негру. – Деньги у нее наверняка в лифе!

    То, что за этим последовало, произошло стремительно, как в страшном сне. Скарлетт вскинула руку с

пистолетом, но некий инстинкт подсказал ей не стрелять в белого, так как можно ранить лошадь. Когда же негр,

плотоядно осклабясь, подскочил к двуколке, Скарлетт выстрелила в него. Попала она или не попала, так и

осталось неизвестным, ибо в следующую минуту ей сдавили руку с такой силой, что кости хрустнули и

пистолет выпал у нее из пальцев. Подскочивший к экипажу негр – он стоял так близко, что она чувствовала

запах немытого тела, – схватил ее поперек туловища и стал тащить из двуколки. Свободной рукой она отчаянно

пыталась отпихнуть его, расцарапать ему лицо и вдруг почувствовала большую лапищу у своего горла, раздался

треск разрываемого лифа, и черная рука принялась шарить у нее по груди. От ужаса и отвращения Скарлетт

дико закричала.

    – Заткни ей глотку! Да вытаскивай же ее! – крикнул белый, и черная рука зажала Скарлетт рот. Она изо всей

силы укусила ладонь, и снова закричала, и сквозь свой крик услышала, как ругнулся белый: она поняла, что в

темноте на дороге появился третий человек. Черная рука соскользнула с ее рта, и негр отпрыгнул в сторону,

спасаясь от ринувшегося на него Большого Сэма.

    – Езжайте, мисс Скарлетт!: – закричал Сэм, подминая под себя негра, и Скарлетт, дрожа мелкой дрожью и не

переставая что-то выкрикивать, схватила вожжи и кнут и огрела тем и другим лошадь. Та рванулась с места, и

Скарлетт почувствовала, как колеса проехали по чему-то мягкому, чему-то плотному. Это был тот белый,

которого оглушил Сэм.

    Потеряв от ужаса голову, Скарлетт стегала и стегала лошадь, которая неслась галопом – двуколка

подскакивала и раскачивалась из стороны в сторону. Несмотря на владевший Скарлетт ужас, она все же

услышала, что за нею бегут, и закричала, понукая лошадь. Если это черное страшилище настигнет ее, она тут же

умрет, прежде чем он до нее дотронется.

    Сзади раздался крик:

    – Мисс Скарлетт, стойте!

    Не придерживая лошади, вся дрожа, она оглянулась и увидела, что Большой Сэм бежит за ней по дороге –

длинные ноги его работали как поршни. Скарлетт натянула вожжи, Сэм поравнялся с нею и плюхнулся в

двуколку, притиснув Скарлетт к противоположному краю своим большим телом. Лицо Большого Сэма было в

поту и в крови; задыхаясь, он спросил:

    – Вас не покалечили? Они вас не покалечили?

    У Скарлетт не было сил даже ответить, но заметив направление взгляда Сэма и то, как он быстро отвел глаза,

она вдруг осознала, что лиф ее разодран до пояса, так что видны и голая грудь, и корсет. Дрожащей рукой она

стянула края лифа и, опустив голову, разрыдалась.

    – Дайте-ка мне вожжи, – сказал Сэм и выхватил вожжи у нее из рук. – А ну, пошла, лошадка!

    Свистнул кнут, и испуганная лошадь понеслась диким галопом, грозя опрокинуть двуколку в канаву.

    – Очень я надеюсь, что не убил эту черную обезьяну. Но проверять я не стал, – с трудом переводя дух,

проговорил Сэм. – Ну, а ежели он вам чего повредил, мисс Скарлетт, я вернусь и добью его.

    – Нет… нет… поедем скорее отсюда, – всхлипывая, пробормотала она.

   

   

    

     Глава XLV

    

    В тот вечер Фрэнк отвел ее, тетю Питти и детей к Мелани, а сам отправился куда-то с Эшли – Скарлетт

казалось, что она сейчас лопнет от обиды и возмущения. Да как он мог в такой вечер отправиться на

политическое собрание?! Подумаешь – политическое собрание! Уехать в тот самый вечер, когда на нее напали,

когда с ней бог весть что могло случиться! Какой же он бесчувственный, какой эгоист! И вообще он отнесся ко

всей этой истории с возмутительным спокойствием – стоял и смотрел, как Сэм внес ее в дом, рыдающую, в

разодранном до пояса платье. Он даже ни разу не дернул себя за бороду, пока она, обливаясь слезами,

рассказывала ему, что произошло. Он только мягко спросил: «Лапочка, вас покалечили – или вы просто

перепугались?»

    От бешенства и слез она не в состоянии была вымолвить ни слова, и Сэм сказал, что она просто перепугалась.

    «Я так считаю, это потому, что они платье ей разорвали…»

    «Ты молодчина, Сэм, и я не забуду, что ты для нас сделал. Если я чем-то могу тебе отплатить…»

    «Да, сэр, вы можете послать меня в Тару – только побыстрее. Янки-то ведь за мной охотятся».

    Фрэнк и это выслушал спокойно, ни о чем не спрашивая. Вид у него был такой же, как в ту ночь, когда Тони

постучался к ним в дверь: это-де чисто мужское дело и решение надо принимать без лишних слов и эмоций.

    «Иди садись в двуколку. Я велю Питеру довезти тебя, до Раф-энд-Реди, ты побудешь там в лесу до утра, а

потом на поезде поедешь в Джонсборо. Так оно будет безопаснее… Ну, лапочка, перестаньте же плакать. Все

прошло, и ничего с вами особенного не случилось. Мисс Питти, могу я попросить у вас нюхательных солей? А

ты, Мамушка, принеси-ка мисс Скарлетт бокал вина».

    Тут Скарлетт снова разрыдалась – на этот раз от ярости. Она обкидала услышать слова утешения,

возмущения, угрозы, мести. Она предпочла бы даже, чтобы Фрэнк накинулся на нее, сказал, что как раз об этом

он и предупреждал, – что угодно, только не это безразличие: ведь ей же грозила опасность, а он делает вид,

будто это все ерунда. Он, конечно, был мил с ней и мягок, но так, словно сам в это время думал о чем-то другом,

куда более важном.

    И этим важным событием оказалось всего-навсего какое-то никчемное политическое собрание!

    Скарлетт ушам своим не поверила, когда Фрэнк сказал, чтобы она переоделась: он отведет ее к Мелани на

вечер. Должен же он понимать, через какое страшное испытание она прошла, должен бы понимать, что не хочет

она торчать весь вечер у Мелани, – она так измучилась и нервы ее так напряжены, ей нужен покой, тепло – лечь

в кровать, накрыться одеялом, положить горячий кирпич к ногам, выпить горячего пунша, чтобы прийти в себя.

Если бы он действительно любил ее, ничто не заставило бы его покинуть жену в такой вечер. Он бы остался

дома, держал бы ее за руку, повторял бы снова и снова, что случись с ней что-нибудь – он бы этого не пережил.

Вот вернется он домой и останутся они одни – она все ему выложит.

    В маленькой гостиной Мелани было мирно и тихо, как всегда в те вечера, когда Фрэнк и Эшли отсутствовали,

а женщины собирались вместе и шили. Комната была теплая и казалась веселой при свете камина. Настольная

лампа бросала желтый отблеск на четыре гладко причесанные головы, склоненные над шитьем. Четыре юбки

падали на пол скромными складками, восемь маленьких ножек грациозно покоились на низеньких скамеечках.

Из детской сквозь открытую дверь доносилось ровное дыхание Уэйда, Эллы и Бо. Арчи сидел на стуле у

камина, повернувшись к огню спиной, жевал табак и что-то старательно вырезал из кусочка дерева. Этот

грязный лохматый старик выглядел рядом с четырьмя прибранными, изящными дамами столь нелепо, как если

бы рядом с четырьмя кошечками уселся старый злющий седой сторожевой пес.

    Мелани долго и нудно рассказывала о последней выходке Дам-арфисток, и в мягком голосе ее звучало

возмущение. Они никак не могли договориться с Хоровым клубом джентльменов относительно программы

будущего выступления и явились днем к Мелани с заявлением, что вообще выходят из музыкального кружка.

Мелани пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности, дабы уговорить их не спешить с

решением.

    Скарлетт еле сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Пошли они к черту, эти Дамы-арфистки!» Ей не терпелось

поговорить о собственных переживаниях. Ее буквально распирало от желания рассказать об этом во всех

подробностях, чтобы, напугав других, самой избавиться от страха. Хотелось описать свою храбрость и тем

убедить самое себя, что она и в самом деле была храброй. Но всякий раз, как она заговаривала, Мелани умело

переводила беседу в другое, более спокойное русло. Это безмерно раздражало Скарлетт. До чего же все они

мерзкие, не лучше Фрэнка.

    Как могут они держаться так спокойно и безмятежно, когда она едва избегла столь страшной участи? Да они

просто невежливы – не дают ей возможности облегчить душу, рассказав о случившемся.

    А то, что с ней произошло, потрясло ее куда больше, чем она склонна была признаться – даже самой себе.

Стоило ей вспомнить об этом чернокожем, который, осклабясь, глазел на нее из сумеречного леса, как ее

пробирала дрожь. А вспомнив о черной руке, схватившей ее за горло, и представив себе, что могло бы

случиться, не появись так вовремя Большой Сэм, она ниже опускала голову и крепко зажмуривалась. Чем

дольше сидела она в этой комнате, где все дышало миром, и молча пыталась шить, слушая голос Мелани, тем

больше напрягались ее нервы. Казалось, вот сейчас, тоненько звякнув, они лопнут, как лопается у банджо

натянутая струна.

    Звук ножа, строгающего дерево, раздражал ее, и она хмуро посмотрела на Арчи. Внезапно ей показалось

странным, что он сидит тут и возится с этой деревяшкой. Обычно, оставаясь вечерами охранять их, он ложился

диван и засыпал и при этом так отчаянно храпел, что его длинная борода подпрыгивала при каждом всхрапе. А

еще более странным было то, что ни Мелани, ни Индия даже не намекнули ему, что хорошо бы подстелить!

газету, а то стружка разлетается по всему полу. Он уже! изрядно насорил на коврике перед камином, но они

этого словно бы и не замечали.

    Пока Скарлетт смотрела на Арчи, он вдруг повернулся к огню и сплюнул свою жвачку с таким трубным

звуком, что Индия, Мелани и тетя Питти подскочили, точно рядом с ними разорвалась бомба.

    – Да неужели обязательно так громко плеваться? – воскликнула Индия звенящим от раздражения голосом.

    Скарлетт в изумлении подняла на Индию глаза: обычно она была такая сдержанная.

    Арчи же, нимало не смутившись, в упор посмотрел на Индию.

    – Выходит, обязательно, – холодно заявил он и снова сплюнул.

    Мелани, в свою очередь, хмуро взглянула на Индию.

    – Я всегда была так рада, что наш дорогой папочка не жевал табака, – начала было тетя Питти, и Мелани,

нахмурясь, резко повернулась к ней.

    – Да перестаньте, тетушка! Это же бестактно!

    Скарлетт еще ни разу не слышала, чтобы Мелани говорила таким тоном.

    – Ах ты, батюшки! – Тетя Питти опустила шитье на колени и обиженно надулась. – Ну, сказку я вам, просто

не понимаю, что это на всех вас сегодня нашло. Вы с Индией обе такие злющие, такие раздраженные, точно две

старые перечницы.

    Слова ее повисли в воздухе. Мелани даже не извинилась за резкость, а лишь усиленно заработала иглой.

    – Стежки-то у тебя получаются с целый дюйм, – не без ехидства заметила тетя Питти. – Все это придется

распороть. Да что с тобой?

    Но Мелани и тут ничего не ответила.

    «А ведь и в самом деле с ними что-то происходит», – подумала Скарлетт. Быть может, она была слишком

занята собственными страхами и чего-то не заметила? Да, несмотря на все старания Мелани придать этому

вечеру атмосферу, какая царила здесь в любой из пятидесяти других, что они провели вместе, сегодня в воздухе

чувствовалась нервозность, которую нельзя было объяснить только тревогой и возмущением по поводу того,

что произошло несколько часами раньше. Скарлетт исподтишка оглядела сидевших в гостиной женщин и вдруг

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: