М.В. Будулуца
В качестве предварительного можно поставить вопрос о том, поче
му об этическом стоит говорить сквозь призму понятия экзистенции.
Как известно, Кант в своей философии морали убедительно показал, что
адекватное постижение нравственности требует отвлечения от всех
трансцендентных соображений. Этика целей не способна приблизиться
к сущности морального феномена. Моральность поступка, по Канту,
обеспечивается действием практического закона, представление о кото
ром априорно. Мотивом морального поступка может быть только чис
тое, «нечувственное», чувство уважения к практическому закону.
Априорное представление о нравственном законе вытекает из ап
риорного представления о форме всеобщности и необходимости закона
вообще. Представление о всеобщей и необходимой форме закона, со
гласно Канту, выводимо из самотождественности представления
Я мыс
лю,
сопровождающего все остальные сознательные представления, то
есть из трансцендентальной апперцепции, которая является первичной
формой мысли. В соотнесении с трансцендентальным ego определяется
бытие объекта; в целом вся трансцендентальная философия Канта может
быть рассмотрена как трансцендентальная онтология'. В то же время
онтологический статус и, соответственно, смысл самого трансценден
тального субъекта остается у Канта неопределенным.
С этой онтологической проблемой связана внутренняя проблема
тичность моральной философии Канта. Всеобщий и необходимый прак
тический закон формален, а максима практического действия всегда
материальна, поэтому оценка моральности максимы, а суть этой оценки
состоит в подведений максимы под практический закон, требует экспли-
' Heidegger М. The Basic Problems of Phenomenology. Bloomington & Indianapolis,
IN; Indiana University Press, 1982. P. 126.
кации способа применения практического закона. Способом проверки
того, подводима ли максима под закон, является у Канта генерализация
формы максимы и фиксация наличия или отсутствия формальных про
тиворечий в результате такой генерализации. Такой путь проверки воз
можен в том случае, если в суждении максимы субъект и предикат свя
заны родовидовым или другим подобным логическим отношением, то
есть когда суждение максимы в той или иной мере является аналитиче
ским. В случае, в терминах Канта, синтетического суждения процедура
проверки не может быть ограничена формальными аспектами. Таким
образом, экспликация способа применения нравственного закона с не
обходимостью требует обращения к способу бытия субъекта практиче
ского действия - к бытию практической самости.
Внутренняя неполнота кантовской разработки философии морали
позволяет Францу Брентано назвать категорический императив «откро
венной фикцией»^. Макс Шелер в работе «Формализм в этике и матери
альная этика ценностей» отмечает, что отождествление оппозиций «ап
риорное - апостериорное» и «формальное - материальное» обусловлено
зависимостью философии Канта от взглядов, господствовавших в ново-
европейской теории познания^. В целом зависимость философии Канта,
как, впрочем, и философии Шелера, от теоретико-познавательной уста
новки глубже. Общи
^1
горизонт исследования Канта уже предзадан дей
ствием такой установки, поскольку первоначальным полем подобных
исследований является научный опыт. Практическая философия тогда
выводится из предшествующего изучения познавательной проблематики
и является необязательным дополнением.
Радикальный поворот здесь делает в своей экзистенциальной фе
номенологии Мартин Хайдеггер. Для него изначальным полем феноме
нологии является естественный опыт повседневного человеческого су
ществования. Можно заметить, что в повседневном опыте мы не совер
шаем теоретических выкладок по поводу возможности подведения мак
симы под априорный нравственный закон. Нравственно зрелому челове
ку нет необходимости совершать теоретическое усилие для того, чтобы
определить, правильно или неправильно действие. Способность верно
Брентано Ф. О происхождении нравственного познания. СПб, Б.Г., С. 46, 86-87.
Шелер М. Избранные произведения. М.; Гнозис, 1994. С. 259-337.
ориентироваться в морально значимых ситуациях принято называть
«чувством такта». «Под тактом мы понимаем определенную восприим
чивость и способность к восприятию ситуации и поведения внутри нее,
для которой у нас нет знания, исходящего из общих принципов»^.
Из-за отсутствия общих принципов, которыми мог бы руково
дствоваться тактичный человек, понятие такта рационально трудновы
разимо: такт не является артикулированным знанием, эта способность в
чем-то сродни чувству. Но такт не есть чувство в собственном смысле;
это не прирожденная естественная способность, а результат воспитания
- человек становится тактичным. Тактичность не исчерпывается чувст
венным и неосознаваемым характером. Она, скорее, результат нравст
венного становления, такт можно обозначить не только как чувство, но
и как способ познания, и как способ бытия. Чувство такта можно рас
сматривать как вполне универсальную характеристику человеческого
бытия. Эта способность принадлежит сфере нравственного предпонима-
ния, сфере, образованной уже-примененностью нравственного закона.
Понятие о чувстве такта близко по своей сути понятию фроут^ак; у
Аристотеля. Фронесис, как отмечает Хайдеггер в работе ««Софист»
Платона», есть сфера предварительной понятности бытия вот-бытия^.
Здесь смысл нравственного закона уже известен из случаев его приме
нения. Известны также и возможные ограничения применимости нрав
ственного закона. Как пишет Юрген Хабермас в работе «Этика дискур
са; замечания к программе обоснования», если нанесено оскорбление,
извинение может иметь характер того или иного объективирования ос
корбительного действия. Мы можем оправдывать обидчика словами; «У
него не было выбора...», «Он не знал, что...», «Он не это имел в виду...»
и т. п. Здесь действие, воспринятое как оскорбительное, предстает в но
вом свете, лишающем его морального значения. Возможно также изме
нение отношения к дееспособности субъекта, нанесшего оскорбительное
действие; бессмысленно обижаться на невротика или ребенка.
^ Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. С. 58.
^ Heidegger М. Plato’s sophist. Bloomington & Indianapolis, 1997. P. 33-40.
в этих случаях мы видим, что действенность нравственного закона
осуществляется только в определенном горизонте — в горизонте со-
бытия-с-другим. Выведение феномена за пределы понятности, детерми
нированной горизонтом события, устраняет моральную окрашенность
этого феномена. Таким образом, уважение к практическому закону яв
ляется не подчинением форме закона, а адекватным исполнением со
держания нравственного закона в бытии с другими. Иначе говоря, такое
уважение есть уважение к собственному способу бытия вот-бытия.
|