В русской культуре
жүктеу/скачать 4,52 Mb. Pdf көрінісі
|
form 312-42002
Раздел 1. Наши статьи заться в деревне своим, но вынужден подделываться под деревенско- го жителя, так как давно оторвался от деревенского уклада и вместе с этим от своих корней. Развитие данного мотива наблюдается в одном из самых извест- ных рассказов писателя — «Срезал» (1970). В тексте рассказа Шук- шин скрупулезно описывает подарки, которые привез матери «бо- гатый, ученый» кандидат Константин Иванович: «электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 72]. «Столичный гость подлаживается под деревню и привез ис- кусные подделки деревенских предметов» [Козлова, 1992, с. 124]. Приезд Константина Ивановича в деревню, также как и Игнатия Байкалова, полон показных деталей и демонстрации благосостоя- ния: «Деревня Новая — небольшая деревня, а Константин Иванович еще на такси подкатил, и они еще всем семейством долго вытаскива- ли чемоданы из багажника…» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 72]. Дар канди- дата — дар ложный, фантом, симулякр. Однако, как это не покажется странным, подобные элементы по- ведения были не чужды и самому алтайскому писателю. Его племян- ник С. А. Зиновьев вспоминал, как дядя любил удивить родню подар- ками: «<…> мы знали, что на московских подарках он (т. е. В. М. Шук- шин — Д. М. ) не остановится, и в первый же день шли по сростин- ским магазинам, но в начале, конечно же, заходили в книжный. <…> А однажды он купил набор пластинок Федора Ивановича Шаляпина. Проигрывателя у нас не было, и когда в универмаге он увидел «Ка- равеллу» и купил ее, мы все трое были рады этой покупке, потому что у нас дома были пластинки <…> Днем мы гордо ходили по улицам села, да еще с подарками, которые лёля Вася любил покупать в при- сутствии нас» [Шукшин, 1999, с. 459]. А вот о каком случае рассказал А. С. Макаров, вспоминая поездку в Сростки в марте 1963 г. во вре- мя акции «Молодые кинематографисты — народу»: «С утра к го- стинице <…> подкатили две машины — газик представила кинофи- кация, а «Волгу» — райком комсомола. <…> В «Волге» катила Ре- нита Григорьева и, туго схваченный за горло ангиной, Наум Клей- ман. <…> У поворота с Чуйского тракта на Сростки «Волга» остано- вилась, поджидая нас, и Шукшин вылез, походил, крякнув, улыбнул- ся решительно: — Я, ребята, сяду в машину пошикарней, а? Для мамашиного удо- вольствия и соседям поглядеть. По-нашему, по-деревенски — надо» [Макаров, 2005, с. 172]. Авторская ирония в адрес кандидата Кон- 140 Алтайский текст в русской культуре стантина Ивановича, как видим, имеет автобиографические корни. Фальшивость своего поведения, а возможно, и дорогих подарков, ко- торыми он старался удивить деревенскую родню, зрелый Шукшин четко осознавал. Вернемся к рассказу «Капроновая елочка». Подарок Нюрке от го- родского ухажера — искусственная елочка, эрзац рождественской ели — дар дешевый, мещанский, уровня глиняной кошки с банти- ком или нарисованных на черном драпе лебедей, так часто и прямо порицаемый Шукшиным в публицистике («Вопрос самому себе»). Учитывая, что снабженцу в рассказе придаются атрибуты черта, ка- проновая елочка — это дар черта. Мотив подарка как дара нечистой силы реализован Шукшиным и в рассказе «Свояк Сергей Сергеевич» (1969): «Когда Андрей переступил порожек сарая, свояк Сергей Сер- геич вдруг запрыгнул ему на спину и закричал весело: — Ну-ка — вмах!.. До крыльца. — Брось!.. — Андрей передернул плечами. — Ну? Свояк сидел крепко. — Ну, до крыльца! Ну? — Сергей Сергеич от нетерпения пришпо- рил в бока Андрею. — Ну!.. Шутейно же. Гоп! Гоп!.. Аллюром! Что, трудно, что ли? Проклятый мотор! Черт его подсунул, не иначе. Стерва металли- ческая… Андрей у крыльца чуть не сбросил свояка через голову, чуть не зашиб его об ступеньки, потому что тот, когда скакали, еще и орал: — Еге-ей! Скакал казак через долину!.. Гоп! Гоп!..» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 12]. Инфернальность, разгул бесовских сил в этом рассказе А. И. Куляпин связывает с «говорящей» фамилией свояка: Неверов. Свояк Сергей Сергеевич, оседлавший Андрея, напоминает исследо- вателю гоголевского «черта, оседлавшего человека» [Куляпин, Лева- шова, 1998, с. 34]. В прозе середины 1960-х гг. и более поздней отношение писателя к дару становится еще определеннее. Мотив ложного дара прямо реа- лизован в романе «Я пришел дать вам волю» (1970). Богатые подар- ки казаков астраханской знати есть ничто иное как обман и в итоге дорого обойдутся тем, кто их принял: «Степан стоял прямо, в упор смотрел на сидящих за столом. — А вот дары наши малые, — продолжал он, не оглядываясь. <…> За столом случилось некое блудливое замешательство. Зна- ли: будет Стенька, будет челом бить, будут дары… Не думали толь- ко, что перед столом будет стоять крепкий, напористый человек |