Период вынужденной депривации
В одном издательстве мне порекомендовали убрать
из
книги историю, чтобы не перегружать читателя.
Конечно, издателям лучше знать, что продается на
книжном рынке, а что нет, это их работа. Но
мне
придется рискнуть, потому что моя работа – лечить
людей. Эта информация помогла мне и пациентам
прийти к пониманию
родителей и расстаться с
иллюзиями ожиданий. Без нее никак. Знание истории
снимает вопросы к родителям и помогает смириться с
тем, что справедливости нет, но есть закономерности.
Со
своей стороны, я постараюсь в общих чертах
воссоздать эволюцию материнства в России, не теряя
сути и не перегружая текст фактами.
Для
меня стало открытием, что образ пышнотелой,
дородной
матери-крестьянки,
которая
нянчит
улыбающегося
малыша,
–
утешающая
иллюзия.
Свидетельства очевидцев открыли другую реальность. В
итоге
возникли
тысячи
вопросов:
сколько
лет
гармоничному материнству? через что прошли наши
мамы? почему они не злятся на своих родителей?
почему сейчас так много обиженных взрослых? за что
мы судим родителей на самом деле?
Горе матери,
потерявшей ребенка, необъятно. Слова
утешения здесь бесполезны. Можно только молчать,
быть рядом, заботиться. И ждать, пока оно тихо ляжет
на самое дно души. Если вы сталкивались с теми, кто
потерял детей,
понимаете, о чем я говорю. Когда я
начала изучать историю материнства, меня оглушила
тема младенческой смертности в начале XX века. Всего
100 лет назад дети в возрасте до года умирали массово,
а к пяти годам в живых оставалось 50 % появившихся на
свет!
