Веселые выстрелы, или гость двадцатого века

Веселые выстрелы, или гость двадцатого века

Хотя у Белала не было сына, он не говорил об этом – был очень доволен своей жизнью и обожал своих дочерей. Особенно радовала его судьба Мины и Ахмата, которые жили недалеко от него в своем собственном доме. А в семье молодых с каждым годом все прибывало. Можете себе представить состояние пожилого человека, который всецело поглощен мыслями о будущем, о завтрашнем дне и о благополучии своего потомства. Вы не найдете абхазца, который не молился бы: «Боже, не оставляй меня без потомства, не пресекай мой род».

В эти слова вложен большой смысл. Во-первых, продолжение рода и, во-вторых, процветание Родины. Если у тебя есть продолжатель фамилии и твой родной очаг не потух, значит, у тебя есть Родина, и Белал видел, что его внуки, дети Мины, не дадут погаснуть огню в зажженном им очаге.

В то время у Мины было трое детей: Гриша, Като и Ваня. Мина была беременна четвертым.

Однажды Ахмат по каким-то делам уехал на три дня в Дурипш. Возвращаясь домой, он почувствовал какое-то беспокойство, как от надвигающейся грозы. Что это было? Что он предчувствовал? Хорошее или плохое? Его беспокоило состояние жены, она должна была вот-вот родить. Чем ближе подъезжал он к дому, тем сильнее билось сердце. На душе было неспокойно… Он поднял голову и посмотрел на горы, которые тянулись почти до неба, на пространство между горами, и у него из души вырвалось нечто, похожее на молитву: – Великолепна Апсны! Даже в Дурипше меня сопровождали эти горы. Они всегда со мной, они, как предания, следуют за мной. Они, как сторожа, защищают нас. И море сказачно красиво, как волшебное, хотя оно и принесло нам больше горя, чем радости. Это море принесло к нам махаджирство, за этим морем в Турции мыкает горе большая часть нашего народа… Очень недостает нам многих преданных сынов…

Моему счастью не будет границ, если сейчас у ворот меня встретит человек, вестник счастья, и сообщит о рождении сына! Сын! Защитник Отечества! В абхазской семье о рождении сына возвещают выстрелом. Так повелось исстари…

Ахмат только на рассвете подъехал к своему двору. Конь дошел до середины двора и застыл. Ахмата вновь охватило беспокойство. В доме было много народу. Вдруг во двор вышел человек с ружьем и выстрелил дважды.

Ахмат весь засиял от счастья – значит, мальчик, мальчик! Это было 19 декабря 1901 года. Ахмат не вошел, а влетал в свой дом. Но в присутствии старших он постеснялся выразить свой восторг и как ни в чем не бывало стал вкратце рассказывать о том, что видел и слышал. А в душе с нетерпением ждал встречи с женой и сыном, встречи с этим новым «гостем» двадцатого века.

Ахмат был строгим отцом, но наряду с этим он не лишал своих детей отцовской любви и заботы, старался дать им хорошее воспитание и образование. Однажды, как будто предчувствовал беду, он сказал жене:

– Если сможешь правильно воспитать детей, дать им соответствующее образование, знаю, из них выйдет толк. Но нелегко воспитать настоящего человека, на это нужно положить много труда. Уметь заработать кусок хлеба еще не значит быть человеком! И потом, мои дети не должны надеяться на чужие руки. Настоящими людьми я считаю тех, кто понимает свой гражданский долг перед Родиной, кто приносит пользу своему народу и защищает его интересы.

Ахмат хорошо знал, что у него умная и расторопная жена, к тому же ни разу не сказавшая ему необдуманного слова.

– Своих детей ты должен воспитывать сам, не переваливай эту тяжелую ношу только на меня. Послушав тебя, можно подумать, что ты глубокий старик. Я и ты должны быть вместе с нашими детьми, радоваться их радостям. Вот в чем подлинное счастье! А ты, такой сильный джигит, как ты посмел произнести такие слова, которых и слабая женщина не сказала бы, – шутливым тоном ответила ему жена.

Немного помолчав, Ахмат сказал:

– Если бы каждый человек был настоящим человеком, тогда жизнь не была бы такой сложной. А эти необразованные князья и дворяне, какую пользу они приносят абхазцам? Наш народ устал от разбоя и грабежей этих мотов и расточителей. Все беды от них. Трудно будет, ой, как трудно будет найти выход. Но так долго продолжаться не может. Нужно искать и найти лучший путь жизни.

Вот так до поздней ночи разговаривали муж и жена, а дети их в это время сладко спали…

Из этого диалога видно, как беспокоила Ахмата и Мину судьба Апсны, как они оценивали махаджирство – зло, полной чашей испитое их предками.

На ребенка огромное впечатление производили абхазские сказки, которые с большой любовью рассказывал внукам дедушка Белал. Как вспоминает старший брат Михаила, Иван Лакербай, в их семье собирались народные сказители: Чагу Пилиа, Осман Кьагуа-ипа, Брыскыл Баг, Смел Накопиа, Сейдык Куарчиа, Сит Аргун, Хусейн Бадз, Данакей Авидзба, Шмаф Адзинба, Маан Куациа, Шахан Эшба, слепой певец Жана Ачба и другие. Многие из них играли на ачамгуре, на апхярце, хорошо были знакомы с историей родного народа. Годами собирались вместе эти славные люди и весьма интересно проводили время: рассказывали героические истории, пели старинные абхазские песни, а дети были свидетелями всего этого и с восхищением слушали их.

По абхазскому обычаю, там, где собираются взрослые, детям делать нечего. Но Ахмат думал и действовал иначе: если ребенок не капризничает, никого не беспокоит, то пусть слушает, о чем говорят взрослые, пусть его слух привыкает с ранних лет к народной мудрости, пусть дети с благоговением и почтением слушают рассказы старцев о прошлом их родины.

Именно благодаря этим вечерам Миша и Ваня с малых лет полюбили народное творчество, абхазские народные песни.

В своем предисловии к первому тому собраний сочинений Михаила Лакербай доктор исторических наук Ш. Д. Инал-ипа пишет: «Первоначальное образование, которое так вошло в его плоть и кровь, – это именно апсуара, несравнимая природа – сверкающее, голубое, без туч, небо, бескрайняя синева лазурного моря, кристально чистые источники, покрытые цветами поля и дали, воздух, напоенный добром... и в первую очередь, конечно, сам абхазский народ, его язык, прошлое, законы жизни, борьба за свободу, его народное творчество, его гордый, рыцарский дух, совесть и мужественность, человечность, гостеприимство, его горе и радость. Все это с молоком матери воспринял и усвоил Михаил Лакербай и как дорогое сокровище сохранил в своей душе на протяжении всей своей жизни»¹.

Михаил Лакербай еще с детства проявлял и черты, свойства будущего писателя – был очень остроумным, любознательным, впечатлительным...

Маленький Миха больше других своих братьев был привязан к своему дедушке – к Белалу Эшба. Он всегда с большим вниманием слушал его рассказы о героях-защитниках родины, о героях Апсны. Не раз он с детской наивностью спрашивал деда:

– Дедушка, а почему абхазцы должны были переселяться в чужие страны? А если бы они не уехали, их, что могли убить?

– Ну как тебе сказать, свет моих очей... Когда вырастешь, сам поймешь, какие мучения выпали на долю Апсны, сколько раз ее сжигали и уничтожали огнем и мечом, – отвечал дедушка и ласково гладил по головке внука-малыша.

Насчет образования у Белала были свои соображения: человек не должен быть «дикарем», а мало-мальски разбираться в делах. Но в то время его преследовал страх, мол, чрезмерное образование вредно для человека. Из моих внуков один, согласен, должен иметь образование, но двое обязательно должны продолжать обрабатывать земли... Действительно, проблема покинутого села актуальна и сегодня в нашей жизни. Может быть, где-то и правильно рассуждал старик…

– А хвост? Куда делся? Кто оторвал у нашей кошки хвост?

Гость побледнел, начал оправдываться: я, мол, даже не дотронулся до ее хвоста. Мина вывела Мишу из комнаты, при этом говоря, каким невыносимым стал этот мальчик...

А о его хорошей памяти говорит такой факт.

Обычно когда кто-нибудь из членов семьи умирает, после сорока дней до годовщины смерти, еженедельно по четвергам вечерами зажигали свечу в память умершего. Мне тоже пришлось зажигать свечу по умершему старому члену семьи. На столе, рядом со свечой, как и положено лежали фрукты, сладости... Но пока мулла не прочитает молитву, никто не имел права взять со стола хотя бы кусочек. Ни в коем случае нельзя было нарушать этот обычай, и Мина строго придерживалась его.

Маленький Михаил с интересом слушал муллу, хотя ничего не понимал в молитве.

Абиу зубил ллаахи

Мин шентаани Реджим

Рахмани Гахим...

Кулькус ллаахи Уахаид,

Уани ллахи Самед...

Пылиа-аид вал Валкамиа лид,

Валиамиу Киуллахи,

Киуфиузен ахад...

Эту сложную на непонятном языке молитву Миша сразу же выучил наизусть, и потом, спустя многие годы, эта молитва спасла его, когда он попал в плен во время Великой Отечественной войны.

Ахмат с самого начала заметил особые дарования сына и всячески старался дать ему соответствующее образование. Мальчик оправдал надежды родителей, учился усердно. Школу братья Михаил и Ваня закончили вместе. Михаил проявлял интерес к языкам. В этом он был похож на мать.

Мархьаулское духовное училище было открыто благодаря активной деятельности Мины Эшба в девяностые годы прошлого столетия.

Когда дома заходил разговор о воспитании Михаила, Ахмат тревожился:

– Образование – богатство народа. И очень печально, что многие абхазцы пока еще не осознали значения образования. А мы ничем не помогаем нашим малочисленным учителям, которые трудятся не покладая рук. Царское правительство не уделяет никакого внимания малым народам.

Ахмат был умным человеком. Он чувствовал, сердце подсказывало ему, что настанут новые времена. Он хорошо понял, что невозможно на протяжении столетий держать нацию в темноте и рабстве. Его предчувствие сбылось: в начале XX века против царского самодержавия, против помещиков и капиталистов прокатилась мощная волна народных восстаний.

Да, сбылось предчувствие Ахмата, но, к сожалению, сам он не дожил до тех счастливых дней, когда стало обязательным всеобщее образование. В Мархьаулской школе обучение велось на русском языке, учили грузинский, но изучение абхазского языка как самостоятельной дисциплины вообще не было предусмотрено. Можно было по пальцем пересчитать абхазских писателей, но мать Михи знала, что несколько книг уже было напечатано на абхазском языке. Она приобрела абхазскую азбуку, составленную Д. Гулиа и К. Мачавариани, а также книгу А. Чочуа.

Иван Лакербай вспоминает: «Как только мы начали ходить в школу, мама научила нас читать и писать по-абхазски». Однажды Миха спросил у матери, существует ли, кроме азбуки, еще какая-нибудь книга на абхазском языке. На что мать ответила: – «Скоро я тебя пошлю учиться в Сухум, и там тебя будут учить по абхазским книгам».

В своей автобиографии Михаил Лакербай отмечает: «Меня отдали учиться в Мархьаулское духовное училище в 1908 году, и окончил я его в 1912 году».


Сухумская горская школа
То лето Михаил провел в блаженном ожидании, потому что осенью он должен был продолжить учебу в Сухумской школе для горцев.

В этой школе со дня ее основания работали педагоги, воспитанные на демократических идеях передовой русской интеллигенции. Они с должным вниманием относилась к местным жителям. Знатоки своего дела, опытные педагоги глубоко верили в силу образования и хорошо понимали, какое огромное значение имело всеобщее народное образование.

В то время в школе, за обучение в которой большинство абхазов платило деньги, директором был Попов. Это был прогрессивно мыслящий человек, считавший свое дело священным долгом, заинтересованный дать правильное воспитание и соответствующее образование своим воспитанникам.

Надо сказать, что в годы реакции, до начала Первой мировой войны политические и экономические кризисы России имели отрицательное влияние на национальные школы. И без того незначительное материальное обеспечение школ горцев в эти годы еще более уменьшилось. Вот какое было положение, когда в этой школе учился герой нашей книги.

Михаил отличался примерным поведением, способностями, любовью к приобретению знаний. Но эта школа вывела на светлую дорогу жизни не только Михаила, но и многих абхазских детей. Потом, когда Михаил Лакербай стал писателем, он посвятил своей школе две прекрасные новеллы «Первая книга» и «Авторитет».

В годы реакции было очень трудно учиться, дети голодали, им не во что было одеться, нечего было обуть. В каких условиях жили учащиеся в те далекие времена, свидетельствует заявление Владимира Соколова (временно исполняющего обязанности попечителя), обращенное к председателю общества по распространению культуры и просвещения среди абхазцев: «От государства мы никакой помощи не ждем, по моему убеждению, школе для горцев должны помочь сами абхазцы, ибо это единственная просветительная школа для их детей. Повернуться спиной к школе, не помочь голодным и жаждущим, голым детям, закрыть глаза на все, что приносит им радость, – значит не любить свой народ. Не думаю, чтобы общество по распространению культуры и знания среди абхазцев допустило закрыть школу-училище для горцев, которое за пятьдесят лет своего существования подготовило около семисот абхазцев, дало им образование и знания».¹

Несмотря на то, что в то время Мина была уже вдовой и семья еле сводила концы с концами, Миха не впал в уныние и продолжал учиться прилежно. Он рос здоровым и крепким парнем. Есть удостоверение городского врача: «Дана эта справка для представления в училище в том, что Михаил Лакербай совершенно здоров, может учиться; на левой руке ему сделали прививку от оспы.

Город Сухум, доктор Мостков. 21 декабря 1911года. Удостоверение 472».

Когда Михаил учился в горской школе, там работал Фома Христофорович Эшба, которого справедливо назвали дедушкой абхазской школы. Ф. Х. Эшба – бывший воспитанник этой школы, был назначен на должность преподавателя 11 мая 1909 года. Как известно, он очень был заинтересован в подготовке абхазских национальных кадров, в воспитании и обогащении знаниями абхазских детей, которые впоследствии могли бы отстаивать интересы и стремления родного народа. Он успешно учил детей абхазскому языку и арифметике. Эшба пользовался большим уважением как среди преподавателей, так и среди школьников.

В 1910 году Фома Христофорович Эшба повез учеников на экскурсию в города: Новороссийск, Феодосию, Ялту, Севастополь и Одессу. Пройдет время, и эту экскурсию с благодарностью вспомнит И. А. Лакербай: «До этого мы не пересекали границ Абхазии. Михаил был очарован красотой Крыма, в Ялте мы посетили дом А. П. Чехова».

...Чем богаче человеческая натура, тем легче найти в ней штрих, характеризующий человека в целом. И чем глубже наша человечность, тем очевиднее она. Поэтому переносясь на много лет назад, мне хочется привести выступление известного поэта Андро Жваниа на юбилее писателя в 1954 году:

«Когда однажды в Ткуарчале мне передали дружеское приветствие из Сухума от Михаила Лакербай, я прежде всего подумал об интеллигентности этого замечательного мастера абхазского художественного слова, потому что ведь он приветствовал человека, с которым не был лично знаком, с которым его сближала лишь принадлежность к литературному цеху. Интеллигентность – черта творческая.

Говоря об интеллигентности Михаила Лакербай, подразумеваю присущее ему благородство, гражданскую смелость, сознание им моральной ответственности перед родной литературой. Любую новеллу Михаила Лакербай абхазский читатель может считать выражением преданности народу, гордостью за постоянство его характера. Вот почему спектакли по произведениям Михаила Лакербай на абхазской сцене столь колоритны, народны.

Художественная литература интернациональна, всечеловечна. А поскольку каждый настоящий художник всечеловечен, совсем неважно, какой народ он представляет: малый или большой, малочисленный или многочисленный. Понимая это, Михаил Лакербай творил, ревностно оберегая достоинство своего народа и углубляя это достоинство всеми своими личными качествами: и сдержанной манерой в общении с людьми, и элегантностью, и доброжелательной готовностью быть полезным даже незнакомым людям.

Да, один из лучших новеллистов абхазской литературы Михаил Лакербай, несомненно, был достойным подражания, высококультурным и благородным служителем пера».

С юных лет наблюдал Миха за жизнью и бытом своего народа, изучал обычаи и обряды. Он рано понял, как узок был кругозор абхазов, каким малым было число истинных патриотов, пытавшихся вывести страну на светлый путь. Все это помогло ему понять, что главное – еще с большей самоотверженностью взяться за приобретение знаний. Горскую школу Михаил Лакербай окончил в 1913 году. В выданном ему удостоверении, под которым стоит подпись Попова, мы читаем: «... Выдано это удостоверение бывшему воспитаннику школы горцев для поступления в сухумское реальное училище. В период учебы ни в чем плохом он не был замечен – отличался образцовым поведением и учился правильно».

Вот еще один документ об окончании школы: «Предъявитель сего житель Сухумского округа, дворянин Михаил Лакербай, мусульманского вероисповедания, рожденный 19 января 1901 года, с 1909 года учился в Сухумской школе для горцев и закончил ее полный курс.

При примерном поведении обнаружил следующие знания: закон божий, русский язык, арифметика, геометрия, естествознание – по всем этим предметам «четверки», помимо прочего изучал практическое садоводство, огородничество, шелководство. М. Лакербай годен для военной службы.

Г. Сухум-Кале. 29 мая 1913 года, председатель учебного совета, полковник Кропон. Попечитель школы Попов».

Эти документы красноречиво говорят, что М. Лакербай был примерным учеником, и точно указывают, когда он поступил в школу для горцев ивремя когда он ее закончил.

Кроме школы для горцев, пока не изучена история дореволюционных учебных заведений. Школе для горцев посвятил свой труд профессор Б. Г. Тарба. А о Сухумском реальном училище мы знаем мало, потому что его архив пока что значится пропавшим.

Абхазы и представители других народов не раз обращались в правительство с просьбой дать разрешение на открытие в Сухуме реального училища и, наконец, в 1900 году министерство народного просвещения пришло к заключению, что «этнография и география, конечно, оправдывают открытие в городе реального училища. Открытие такого типа среднеобразовательного учреждения на черноморском побережье, в Сухуме, действительно обслужит контингент большой территории. Сюда поедут учиться из Новороссийска, Батума, потому что в этих городах реальных училищ – нет».

По решению совета государственного департамента промышленности, науки, торговли и экономики в декабре 1904 года в городе Сухуме открылось реальное училище, функционировавшее до 1921 года. Когда Михаил Лакербай поступил в реальное училище, директором училища был Ф. Д. Авилов – человек весьма просвещенный (владел несколькими языками), высококультурный, воспринявший передовые демократические идеи русской интеллигенции. Большое место он уделял выработке у детей порядочности, честности.

Удостоверение об окончании реального училища давало право сдачи экзаменов в высшее техническое учебное заведение. Я просмотрел список учащихся этого училища и нашел в нем много фамилий абхазских детей: Эмхаа, Дзяпшипа, Маршан, Маан, Авидзба и многих других. Напротив каждой из фамилий – дата поступления в училище и оценки их знаний. Привлекает внимание, что большинство из них отличалиськак образцовым поведением, так и своей хорошей успеваемостью.

О строгости правил, царивших в училище, свидетельствует заявление Мины Лакербай: «В связи с зачислением в Сухумское реальное училище моего сына 10 августа 1913 года, к моему заявлению прилагаю следующие обязательства: 1. По поводу того, что мой сын, Михаил Лакербай, был зачислен в вверенное Вам училище, обязуюсь систематически стирать ему форменную одежду, обеспечить его учебниками, учебными пособиями и своевременно вносить плату за обучение. 2. Беру на себя ответственность, что мой сын будет выполнять все требования и обязательства, порученныее ему руководством реального училища; если он не выполнит возложенные на него поручения, я согласна на его исключение из училища. 3. Мой сын будет жить у Левана Карцивадзе по следующему адресу: ул. Воронцова, д. № 43, и если он переменит свое местопребывание, я обязуюсь без замедления сообщить Вам об этом».

К заявлению Мины прилагалась расписка Левана Карцивадзе: «Я, нижеподписавшийся Леван Карцивадзе, обязуюсь с вниманием относиться к моему жильцу Михаилу Лакербай и не допустить обзаведения им огнестрельным или холодным оружием. Но если он в этом деле не подчинится мне, не возражаю, чтобы он был исключен из училища, согласно приказу № 5704 Кавказского учебного округа от 19 марта 1908 года. В чем расписываюсь. Леван Карцивадзе»¹.

Совершенно ясно, что нарушивший подобные обязательства исключался из училища. Эти строгие меры с самого начала приучали учащихся к честности, порядочности, опрятности, дисциплине, прививали им чувство ответственности, повышали авторитет училища.

И Мина была спокойна за своего сына.

1912 год – дата рождения абхазского художественного слова. За ним пришел 1913 – год выхода второй книги Д. Гулиа. Все это радовало, волновало тех, кто задумывался о будущем народа, у которого есть собственная письменность. Так думал и Михаил Лакербай.

Михаил в пору пребывания в реальном училище начал писать, хотя о литературном будущем мечтал еще раньше. В Сухумском реальном училище Михаила Лакербай учили известные учителя-просветители В. И. Стражев, А. М. Добровольский, И. И. Запорожский, А. М. Чочуа. В. И. Стражев, например, с 1916 года преподавал русский язык и литературу. Интересные сведения о Сухумском реальным училище мы встречаем в воспоминаниях Андрея Максимовича Чочуа. Он пишет: «Как известно, революция 1905 года вынудила российское самодержавие во всей российской империи, во всех национальных школах начать преподавание на национальном языке, после этого и я начал работать в Сухумском реальном училище преподавателем абхазского языка и природоведения, но, как известно, для этого не имелось ни соответствующих учебников, ни программы, и по этим предметам не существовало каких-нибудь методических пособий. Вскоре я сам взялся за это дело и, нужно сказать, достаточно успешно. Кавказский учебный округ одобрил составленную мною программу краеведения и предложил по этим программам создать учебники. За два учебных года я составил азбуку и учебник краеведения, который Самсон Яковлевич Чанба перевел на абхазский язык. Азбука, которую я составил на основании алфавита, составленного генералом Бартоломеем, языковедом Усларом, К. Мачавариани и Д. Гулиа, была одобрена и рекомендована для издания специальной комиссией. В этой работе принимал участие и инспектор народных училищ Сухумского округа. А до этого дети пользовались моим рукописным учебником.

В Сухумском реальном училище абхазскому языку было отведено четыре часа в неделю. А желающих изучить абхазский язык было довольно много, в особенности в младших классах. В связи с этим в младших классах я организовал две группы. В первой группе находились I – IV классы, она в свою очередь делилась на две подгруппы: состоящие из знающих и незнающих абхазский язык. Во второй группе объединились учащиеся старших классов, владеющие абхазским языком. Нужно сказать, что члены обеих групп проявляли особое усердие и занимались с интересом. Согласно программе, старшеклассники, на основе местных материалов для абхазской национальной школы, должны были составить учебник для чтения. Учащиеся с интересом и особым усердием взялись за дело. В процессе работы они проявляли большое творческое умение. На протяжении двух лет они создали и записали 150 стихотворений и рассказов. Книга была составлена быстро, но из-за неимения абхазского шрифта мы не сумели ее напечатать. В это время интерес к абхазскому языку еще больше вырос не только среди учащихся Сухумского реального училища, но и среди учителей. Зная об этом, я сделал доклад на тему «К истории абхазского алфавита или азбуки»¹.

Из этого отрывка видно, что во многом благодаря А. М. Чочуа в Сухумском реальном училище с уважением относились к абхазскому языку. В тот период не так-то легко было получить разрешение обучаться на родном языке, в чем были заинтересованы не только абхазы, но учащиеся и других национальностей, о чем свидетельствуют вышеприведенные слова А. М. Чочуа.

Михаил Лакербай особенно увлекался художественной литературой, много читал, пробовал писать стихи. Главным образом его увлекала иностранная приключенческая литература: сочинения Майн Рида, Марка Твена, О. Генри; из русских писателей особенно любил Льва Толстого, Ивана Тургенева, Антона Чехова и Максима Горького. До самозабвения увлекался лирикой Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Позже увлекается также Рабиндранатом Тагором и сочинениями Грина. Первыми, кто пробудил в нем любовь к художественной литературе, были Д. Гулиа, С. Чанба, А. Чочуа и учителя – поэт-литератор Виктор Стражев и Иван Запорожский.

Вот что пишет о Д. Гулиа Михаил Лакербай в своем рассказе «Наш Прометей», опубликованном в журнал «Алашара», 1964, №2: «Дмитрий Гулиа был высокообразованным поэтом. Он всегда призывал углублять, расширять наши знания. Учил, как направить эти знания на благо народа. Удивительным был метод учения. Он заставлял любить литературу, творчество, давал нам свободные темы. Переводил на абхазский язык образцы классической литературы. По его инициативе и под его руководством устраивали мы инсценировки абхазских сказок и потом представляли их в им же самим организованных драматических кружках. Так, например, под его руководством С. М. Ашхацава по мотивам романа Мордовцева «Потомки Прометея» подготовил две инсценировки – «Келеш-бей» и «Сафар-бей». Эти инсценировки мы поставили на сцене кинотеатра «Апсны». Постановка принадлежала самому Гулиа, где он проявил и режиссерские способности. В инсценировке участвовали: Б. Ладариа, З. Ладариа, Д. Хагба, А. Нинуа, А. Маршаниа и другие».

Михаил Лакербай уважал и высоко ценил великодушного человека, прекрасного воспитателя и учителя литературы И. И. Запорожского, который на протяжении многих лет вел плодотворную просветительскую работу в Абхазии. Уважение и любовь к этому блестящему педагогу Михаил Лакербай выражает в письме, посланном любимому педагогу вместе со своей книгой «Абхазские новеллы», вышедшей в издательстве «Советский писатель»: «Мой любимый, глубокоуважаемый учитель и дорогой друг Иван Иванович! Высылаю Вам один из первых экземпляров моей новой книги «Абхазские новеллы» в знак глубокого уважения. Это Вы еще со школьной скамьи привили мне неугасимую любовь к литературе, разбудили ее навсегда в моем сердце...

Я часто с теплотой вспоминаю наши ученические вечера, выступления на темы о высоких человеческих идеалах, жаркие диспуты. Все это организовывалось по Вашей инициативе, под Вашим руководством. Именно Вы проводили их под своим руководством – и больше никто!

Эту книгу Вашего ученика дарю от всей души, будьте судьей.

Михаил Лакербай, Москва, 1957г.».

И. Запорожский гордился своими учениками, приносившими своей деятельностью пользу народу. Об этом свидетельствует поздравительное письмо уже старого учителя, которое он послал Михаилу Лакербай в связи с 60-летием писателя. Это поздравительное письмо, помимо своего основного назначения, рассказывает нам в каких условиях учился М. Лакербай в Сухумском реальном училище, каким он был учеником, дополняет его биографию новыми данными. Поэтому я привожу отрывок из него: «Дорогой Михаил Александрович, в этот вечер, посвященный Вашему 60-летию и 40-летию творческой деятельности, хочу Вам сказать теплые, от всего сердца идущие слова!

Я помню, каким Вы были способным, вдумчивым учеником Сухумского реального училища. Ваш образ, как сегодня, предстает в моей памяти – высокий, стройный, со смеющимися синими глазами симпатичный абхазский мальчик. Вы были активным членом литературного кружка, и долгое время руководили им. Члены этого кружка писали и выступали с докладами о бесстрашных борцах за народное счастье, за светлое будущее его! Ваши доклады были всегда интересны, отличались глубиной. Вы эти доклады тщательно готовили.

Наш литературный кружок много внимания уделял сбору народных песен, сказок, преданий, загадок. Примером для нас служил А. М. Горький, проявлявший большой интерес к фольклору, изучавший его, использовавший в своем творчестве».

Михаил Лакербай по характеру был мягким, общительным. Скромность и душевность снискали ему уважение и любовь со стороны учеников и преподавателей. В его характере не было ни одной неприятной черточки. Он любил делать людям добро.

Мать очень радовалась, когда слышала похвалы сыну от его учителей. Они придавали ей душевных сил, наполняли энергией. Михаил знал это и поэтому проявлял большое усердие в учебе. Проявляя любовь к литературе, Михаил еще в реальном училище, писал собственные произведения, принимал участие в литературных вечерах. Как вспоминает И. И. Запорожский, здесь он выступал с докладом о жизни и творчестве любимых поэтов и писателей. В сущности, это были первые литературные опыты будущего писателя. В реальное училище Михаил Лакербай поступил, как мы знаем, в сентябре 1913 года, окончил его 3 марта 1918 года. Выданное ему после окончания удостоверение свидетельствует, что он «отличался примерным повидением. Русский язык – 5, история – 5, закон божий – 5 ... Лакербай может и имеет право продолжать учебу в высшем учебном заведении»¹.

Класс, в котором учился М. Лакербай, учебный год закончил в марте. Может быть, досрочное окончание было вызвано тем, что после победы революции в России в Абхазии власть взяло в свои руки меньшевистское правительство. Или, может быть, потому, что администрация испугалась усиления революционного движения в Абхазии и решила досрочно распустить учеников. В автобиографии, которая написана после окончания Великой Отечественной войны, в 1946 году М. Лакербай пишет: «в 1915-1920 годы учился в Сухумском реальном училище».

Но, как убедили нас архивные документы, Михаил Лакербай в реальное училище поступил в 1913 году и окончил ее в 1918 году. Все остальные даты автобиографии точно соответствуют архивным документам.