вслед за Абаем он утверждает в своей поэзии новую ступень творческого отношения к мифопоэтике и фольклору, трансформации не только фольклорных жанров, но и использовании сюжетов, образов легенд и преданий. использование традиций западной литературы сказалось в использовании принципов символистов, особенно А. Блока лирический герой Магжана значительно субъективен, многогранный мир абаевского героя сменился эмоциональной интерпретацией истории. Искусства, природы, личной жизни. продолжение развития национального языка поэт практически не пользуется иноязычной лексикой, неоднократно обращается с тревогой о судьбе родного языка, развивается мелодика стиха особая поэтическая образность, к примеру, воссоздание картины природы является не только отражением национальной жизни и ее социальных аспектов, но и осознанию себя как природного начала, поэтизация солнца, неба как апофеоз лирического героя (кстати, это давало материал для многочисленных пародий на Жумабаевскую поэзию – примером может послужить стихотворение С. Сейфуллина «Бредни одного поэта»). Известно, что пародия материализует характерные качества поэтического текста. мифопоэтика актуализируется посредством лирического комментария («Коркыт», «Кобыз Койлыбая»), высокая эмоциональность и тонкая художественность которого являются отличительным качеством Жумабаевской поэзии. При анализе творчества Ильяса Жансугурова Р. Нургали отмечает особенный Жансугуровский образ природы, где природа не картинка, а жизнь в движении, развитии, что воссоздает не только анимизм характерный для национального искусства, но и «звериный» стиль скифов. Природное перестает быть у Жансугурова только национальным явлением, он обращается к «Земле России», к «Гималаям», привнося в образы природы политическую историю и, конечно, это – открытие Жансугурова. Природа – не фон, не картина, она развивается в унисон нашему человеческому развитию. Известно, что образ природы отсутствовал в мировой литературе до 18 века, а в казахской лирике – до Абая. Тема природы – это тема сознания личности. Жансугуров показывает нам природу как основу новой мифологемы, «Гималаи» - не только образ горы, но и образ растущего сознания колониального Востока, представленного в этапах развития жизни эпического героя (чудесное рождение, взросление, совершение подвига). Нужно отметить жанровую близость к айтысам (жумбак, айтыс). Природа в движении, открытая казахам в цикле стихов Абая о временах года, развита Жансугуровым в сторону ее одушевления и олицетворения. Длинный ряд синонимов – глагольных форм в лирике Жансугурова тому яркое подтверждение. Но наиболее ярко проявился поэтический талант Ильяса в отражении проблемы человек и искусство. Конечно, эта проблема открыта в казахской поэзии известным и безвестными древними акынами, поднята на новую высоту Абаем, но особую генетическую связь музыки и поэзии на примере своих героев и своей лирики показал Магжан. Открытием Жумабаева является параллелизм судьбы творчества и судьбы творца великих кюев, великих стихов. Эта традиция подхвачена и развита Жансугуровым. В поэме «Певец» от лица выдающегося музыканта и поэта Асета Найманбаева дано творческое кредо, которое расширяется в поэмах «Кюй», «Кюйши», неоднократно проанализированных в казахском литературоведении. Известно также, что М.Жумабаев собирал материалы о жизни и творчестве Ахана Серэ, поэтом были написаны статьи о великом романтике и его трагической судьбе (3, 323), однако, образ Ахана воплотился в творчестве И.Жансугурова в его знаменитой поэме «Кулагер». Эпизод жизни Ахана Серэ становится сюжетом лиро-эпической поэмы. Земная недолговечность красоты, вечная жизнь красоты в творениях человека, в памяти людей – высокая тема Жансугуровского произведения. Именно в этом произведении слились воедино как открытия самого Жансугурова, так и продолжение великих традиций. (1) Фольклорная тема красоты коня, которая была развита Абаем в его знаменитом стихотворении («Ат сыны»), положена в основу конфликта. Борьба за красоту показывает бесчеловечность, несовместимость красоты и хищного своекорыстия. Красота коня, как и сам Кулагер гибнут, вызывая к жизни красоту и необычность плача-причитания – жоктау по Кулагеру. И это есть утверждение вечности жизни и красоты. Порвавшуюся «связь времени» пытаются соединить как Магжан, так и Ильяс. Их великий предшественник имел особый взгляд на историческое. Национальная специфика лучших произведений казахской литературы состояла в соединении личного биографического времени, родовой истории с историей всего народа. Магжан, а затем и Ильяс показали этот процесс через осознание исторического и вечного в музыке, в частности, отражением в лиро-эпике особой национальной формы инструментальной музыки почти всегда имеющей литературное либретто в форме легенды или предания. Кюи и кюйши – как народные музыканты отражают через развитие своих творческих идей сложный путь народа к исторической правде. Жумабаев показал в своем творчестве трагизм высокой музыки и слова; Жансугуровская интерпретация иная – музыка и музыканты приходят к осознанию правды жизни. Сама тема искусства, поднятая Абаем в его лирике (как и проблема человека, как и взаимоотношения человека и природы) находит новые интерпретации в творчестве его замечательных последователей. Это и есть живая жизнь традиций.
Литература
1. Даирова А. Социально – исторические корни и художественные особенности поэм Ильяса Джансугурова. Автореферат канд.филол.наук. Алма-Ата, 1964.
2. Жансугуров И. Кулагер. Стихи и поэмы /на каз.яз./ Алматы, 2003.
3. Жумабаев М. Собрание сочинений в 3-х т., т 3
4. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А.Блока//Ученые записки Тартусского ун-та. Вып 308. Тарту с 416.
5. Мазель Л.А. О системе музыкальных средств и некоторых принципах художественного воздействия музыки// Интонация и музыкальный образ. М.,1965
6. Нургалиев Р. Древо обновления. Алма-Ата, 1973
7. Нургали Р. Соғайын сөзімнен бiр сұлу сарай // 237-241. Қазақ әдебиетінің алтын ғасыры. Зерттеу. Астана, 2002.
Г.Власова, Т.Кривощапова
ПРОБЛЕМЫ ЖАНРА В СОВРЕМЕННОЙ
ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКЕ
Следует отметить достаточно очевидные успехи современной казахстанской науки о литературе в области особо значимых теоретических аспектов, посвященных вопросам поэтики жанра. Жанр исследуется в контексте стиля, художественной антропологии, интерпретации литературного произведения как поэтической системы, специфики авторского сознания. Именно в русле этой проблематики выполнены докторские диссертации и монографии В.В. Бадикова, Т.У. Есембекова, А.С. Исмаковой, В.В. Савельевой, а также книга С.Д. Абишевой. Однако у истоков этой проблемы стоят параллельно развивающиеся тенденции, затрагивающие жанровые характеристики фольклора и литературы. Первая из них получила свое целостное осмысление в исследованиях С.А. Каскабасова «Золотая жила» и др. [1], в то время как литературным жанрам посвящены многочисленные работы Р.Н. Нургали, в том числе одноименный раздел его книги «Древо обновления» [2].
В системе жанров казахского фольклора С.А. Каскабасова выделяет эпос, фольклорную прозу (сказочную и несказочную), айтыс, драму, песню. Первая глава книги «Казахская несказочная проза» посвящена детальному обзору теории фольклорных жанров в русской и казахской фольклористике.
Исследователь подчеркивает, что «большинство казахских ученых еще не выделяют фольклорный жанр в самостоятельный разряд и рассматривают его в русле литературоведения» [1, с. 218]. В целом для казахской фольклористики проблема жанра характеризуется, на наш взгляд, «литературоцентричностью», характерной для науки 1960-80-х годов. Согласно С.А. Каскабасову, «в казахской фольклористике определение жанра базируется на понимании фольклора только как художественного феномена» [1, с. 219]. В то же время ученый подчеркивает тенденции дифференцированного подхода к определению фольклорного жанра, попытки создания классификации жанров на основе их функционального характера, представленные, в частности, в монографии Б. Уахатова «Казахские народные песни». С.А. Каскабасов демонстрирует современное понимание полифункциональной, комплексной природы жанра и предлагает учитывать при его выделении диахронно-стадиальный аспект и контекстуальность, связь с этнографической действительностью. При таком подходе в казахском фольклоре выделяются жанры, представляющие мифопоэтическую картину мира казахов – архаические мифы, мифологические рассказы, былички, заговоры, обрядовые песни, проклятия. Подобный подход обусловлен и спецификой казахского устного народного творчества, «для которого характерна архаичность, синкретизм и полистадиальность» [1, с. 223].
Таким образом, в монографии обозначено продуктивное понимание жанра, учитывающее комплексный подход, ориентированный на полное выявление жанрового состава фольклора этноса в историко-генетическом, содержательном, структурном и функциональном планах. Такое понимание выражено в определении фольклорного жанра, данном Б.Н. Путиловым: «Жанры фольклорные – понятия, которые в фольклористике употребляются в двух основных значениях: 1) как совокупность произведений / текстов, объединяющихся общностью художественного содержания, поэтической системы, функций, особенностей исполнения, связей с вневербальными художественными формами (музыка, танец, театр); 2) как исторически сложившаяся и реализуемая в конкретных произведениях система содержательных, собственно поэтических, функциональных и исполнительских принципов, норм, стереотипов, за которыми стоят представления, обусловливающие взаимоотношения с действительностью» [3, с. .36].
Намерение С.А. Каскабасова дифференцировать жанрово-родовые уровни присутствует еще в статье известного фольклориста Н.И. Кравцова «Система жанров русского фольклора»: «Под родом мы понимаем способ изображения действительности.., под жанром — тип художественной формы.., под жанровой разновидностью — тематическую группу произведений» [4, с. 85]. В.Я. Пропп называл жанр понятием чисто условным, о значении которого надо договориться. в своих классических статьях «Принципы классификации фольклорных жанров» и «Жанровый состав русского фольклора» он писал о том, что основными жанровыми признаками следует признать общность поэтической системы, бытового назначения, форм исполнения и музыкального строя [5]. Естественно, что эта позиция может быть адресована лишь текстам, которые имеют устную форму бытования. Н.И. Кравцов вообще считал нежелательным анализ жанров только «в целях определения их специфики», что может способствовать лишь разграничению и отрыву одного жанра от другого. «Историческое развитие фольклора, — справедливо утверждал ученый, — представляет собой сложный процесс и разграничения и сближения, и взаимодействия жанров» [4, с. 84]. В эту же проблематику органично вписываются и рассуждения С.А. Каскабасова: он рассматривает «вопросы генезиса и эволюции фольклорных жанров, их отличий от литературных и сходства с ними, специфику их функционирования в общей жанровой системе» [1].
Р. Нургали выстраивает теорию литературных жанров с учетом фольклористического понимания сущности этого понятия. Однако он идет дальше и полагает, что «зарождение эпоса нельзя связывать только с фактами, историческими событиями, мифологическими материалами» [2, c. 125]. Ученый отстаивает принципиально важный для возникновения литературы тезис — угасание эпоса связано с возникновением литературы: «В результате изменившихся взаимоотношений личности и общества возникает эпос нового времени — роман» [2, с.125]. Рассуждения Р. Нургали о критериях выделения жанров в литературе, об их истории и типологии профессионально реализованы на примере казахской литературы.
В последние годы Р. Нургали неоднократно разделял мнение Р. Уэллека и О. Уоррена, которые полагают, что теория жанров — «это, своего рода, упорядоченность: она позволяет классифицировать литературный процесс не с помощью категории времени и места (периодизация и язык), но с помощью категорий чисто литературных, каждая из которых представляет собой определенный вид организации и структуры литературного произведения» [6, с. 243]. Традиционно сложившееся в западном литературоведении подобное понимание жанра как формы произведения соотносится с русской традицией исследования в жанровых образованиях их содержательных особенностей. Теория жанрового содержания разрабатывалась в ХХ веке многими выдающимися теоретиками литературы. Ю.Н. Тынянов предлагал рассматривать жанр как элемент жанровой системы определенного периода и в соотношении его со стилем, а не с литературным родом [7]. Значительный вклад в разработку теории жанров был внесен и О.М. Фрейденберг, считавшей, что центральная проблема «заключается в том, чтобы уловить единство между семантикой литературы и ее морфологией» [8]. М.М. Бахтин исследовал проблему жанров в связи с внутренней диалогичностью произведения, а также их роль в структуре произведения, определил место жанров в истории литературы, проблему их генезиса и традиции. Он понимал жанр как типичную форму «целого произведения, целого высказывания», как отшлифовавшийся в практике речевого общения тип диалогической ориентации [9, с. 175]. Основной заслугой М. Бахтина принято считать тот факт, что он доказал содержательное своеобразие жанров, а ведущим жанрообразующим фактором в его концепции выступает историческое время в его социально-идеологической характерности. В.В. Кожинов, в отличие от М. Бахтина, наиболее значимой в жанре считал не историческую преемственность и типологическую повторяемость содержания, а устойчивость поэтической конструкции. Роль содержания им признается ведущей лишь на стадии генезиса жанра. За пределами генезиса жанр предстает как «отвердевшее содержание» или поэтическая конструкция – «аккумулятор», некогда питавший ее энергией [10, с. 130,131, 208, 210, 351].
Наиболее значительные исследования последних десятилетий в области жанра принадлежат Г.Н. Поспелову, который взял эпиграфом к книге «Проблемы исторического развития литературы» знаменитую фразу Рене Декарта: «Определяйте значение слов, и вы избавите мир от половины заблуждений». Жанр, по мнению Поспелова, всегда являлся единицей классификации произведения, проводимой на основании строго объективных критериев. Основной задачей ученый считал построение типологии жанров, обнаруживающей преемственность в жанровом развитии литературы. Для Поспелова жанры не суть элементы жанровой системы определенного литературного периода, но «явления исторически повторяющиеся в разные эпохи, в развитии различных национальных литератур, в разных направлениях одной эпохи национально-исторического развития. Иначе говоря, жанр – явление не исторически конкретное, а типологическое» [11, с. 155]. Основанием типологии жанров, разработанной Поспеловым, принято считать теорию жанрового содержания – «типологический, исторически повторяющийся аспект проблематики произведений». Именно благодаря этой категории можно проследить преемственность в жанровом развитии литературы. Последователи ученого (Л.В. Чернец, А.Я. Эсалнек), считают нецелесообразным употреблять термин «жанровая форма» как антипод «жанрового содержания», уточняя при этом, что у Поспелова значимым является понятие родовой формы.
На сегодняшний день теория жанровой типологии Г.Н. Поспелова, имеющая точки соприкосновения с бахтинской теорией романа, допускающая возможность перекрестной классификации, приобрела ведущее значение именно благодаря концепции жанрового содержания. Его последователи осваивают конкретное пространство внутрижанровой типологии (А.Я. Эсалнек) [12], понимая последнюю как явление второго уровня (типология первого уровня состоит в отличии исследуемого жанра от смежных структур – например, романа от повести, новеллы, поэмы и т.д.) и предполагающую исследование каждого жанра как особого типа структуры в связи с методом и стилем.
Современные специалисты в области типологии и поэтики литературных жанров (Л.В. Чернец) утверждают, что решение запутанной проблемы жанра следует начинать с определения его функции как величины постоянной: «Как литературоведческое понятие жанр всегда единица в классификации произведений и указатель их традиционных черт, помогающий процессу эстетической коммуникации» [13, с. 3]. Тем не менее, созданию универсальных систем классификации жанров, подобно систематизации в точных науках или даже лингвистике, мешает именно тот факт, что «категория литературного жанра – категория историческая. Литературные жанры появляются только на определенной стадии развития искусства слова и затем постоянно меняются и сменяются», – писал по этому поводу Д. Лихачев [14, с.55].
Н.Л. Лейдерман, традиционно определяющий жанр с точки зрения его функции, выделяет понятие носителей жанра, выполняющих структурную жанрообразующую функцию, среди которых выделяются:
точка зрения повествователя (принятая автором и предложенная читателю позиция наблюдения;
пространственно-временная композиция (конструкция собственно внутреннего мира произведения);
речевой стиль (общий эмоционально-экспрессивный тон повествования);
структура читательского восприятия (заложенные в тексте сигналы, переключающие читателя в условный мир, а также «контур» необходимых читателю ассоциаций) [15, с. 3-4].
В каждом жанре или его типологической разновидности Н. Лейдерман усматривает устойчивое соотношение между носителями жанра. Стабильность нагрузки и соотношение носителей жанра в том или ином типе, по его мнению, обеспечивается жанровой доминантой, составляющими которой являются:
тип художественного мышления (эпический, лирический, драматургический) или комбинация этих типов;
определенное жизненное содержание, к эстетическому освоению которого данный жанр наиболее расположен (жанровое содержание), существенную роль в котором играет устойчивый эстетический пафос.
Н.Л. Лейдерману принадлежит определение жанра, данное в формальном аспекте: жанр – это устойчивая система носителей жанра, структурно организованная определенной жанровой доминантой.[там же].
На протяжении ХХ столетия особый интерес литературоведов вызывает проблема усиления функции жанра в историко-литературном процессе. Р. Уэллек и О. Уоррен считали, что эстетика произведения определяется именно литературным жанром, в связи с чем это понятие не может считаться фикцией [6, с. 242]. Жанр они именовали институтом, «в том же смысле, в каком институтом являются церковь, университет или государство» [6, с. 243]. Не случайно в последние десятилетия все чаще ставится вопрос о системе жанров применительно к конкретному историко-литературному процессу (В.Я. Пропп, Н.И. Кравцов, С.А. Каскабасов – применительно к фольклору, Д.С. Лихачев – к древнерусской литературе, Ю.В. Стенник – к литературе классицизма и романтизма, Р. Нургали – к казахской литературе).
В настоящее время все большую популярность приобретают идеи исторической поэтики А.Н. Веселовского, в том числе его установка на жанрово-родовые синтезы. В этом отношении все чаще эта проблема рассматривается именно в свете определенных парадигматических срезов. А.С. Янушкевич в статье «Проблема жанрово-родовых синтезов в аспекте исторической поэтики» [16] усматривает определенную типологию в развитии каждой из трех веков русской литературы:
начало века – небывалый взлет лирики, в связи с тем, что «эпоха рубежа веков и первых десятилетий нового века в России чревата атмосферой гражданско-патриотической экзальтации» (ода, элегия, «символическое стихотворение»: Ломоносов – Пушкин – Блок);
20-30-е гг. под влиянием идеи жизнестроительства формируют эпическую ситуацию. Господствуют малые эпические формы (новелла, повесть, очерк, рассказ, сказ), которые отыскивают образ движения в неподвижном мире (повести петровской эпохи – Пушкин. Гоголь – Замятин, Булгаков, Зощенко);
30-40-е гг. – активизация идеи государственного мифа и как следствие ее – поиск идеологии эпоса (публицистика, риторическое начало, антиутопии – Тредиаковский – Гоголь – Булгаков);
50-60-е гг. – эпоха театра и драматургии, которая способствовала столкновению идей и дискредитации государственного мифа (Сумароков – Островский – Розов, Арбузов, Володин);
60-80-е гг. – время русского национального эпоса, способствующего выработке идей новой философии (роман, роман-эпопея – Чулков, Эмин – Толстой, Достоевский – Битов, Аксенов, Трифонов);
конец века (90-е гг.) – эпоха подведения итогов, выработки новой философии и методологических открытий. Жанрово-родовые синтезы, эксперименты, поиски новой идеи времени. (Карамзин – Чехов – Солженицын).
По мнению А.С. Янушкевича, «методология исторической поэтики позволяет конкретизировать проблемы национального своеобразия литературы, обозначить природу ее идеологии и осмыслить жизнь типов национального художественного сознания в их историческом развитии» [16, с. 6 – 10].. С этой точки зрения определенный интерес вызывает и исследование Е.Я. Бурлиной «Культура и жанр. Методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза». Она выделяет три основных этапа процесса формирования типологических моделей произведений искусства:
«Первый этап протекает в комбинировании, заимствовании ранее существующих форм, так называемая эвристическая компиляция.
Второй этап – это тот продуктивный синтез, то результативное моделирование, которое и дает определенный тип художественного произведения.
Третий этап в жизни жанра – рационализация, канонизация найденных моделей» [17, с. 27].
Обобщая опыт исследований в аспекте жанра, Бурлина отмечает, что литературоведы все чаще определяют жанр то как некое тематическое направление, то как «старший жанр» (Ю.Н. Тынянов), то говорят о «жанровой ассоциации» эпохи (Д.С. Лихачев), или о «метажанре», «архетипе жанра» (Н. Лейдерман, опираясь на работы М. Бахтина и Г. Поспелова) Особую роль в ХХ веке приобретает концепция пространственно-временной предметности жанра, которую Бахтин именовал «важнейшим узлом соприкосновения и проникновения культуры в жанр». О том, что способ интерпретации пространства и времени соответствует типу культуры, еще в 1920-е годы писал П. Флоренский. Жанровые формы представляют собой конкретно-предметное выражение хронотопа. Эти идеи о понимании жанровой типологии как типологии различного обращения со временем получили развитие и в казахстанской филологической науке, в первую очередь, в исследованиях Р. Нургали, посвященных поэтике драмы и теории романа.
Список литературы:
Каскабасов С.А. Золотая жила (Истоки духовной культуры). Избранные произведения» в 2-х ч. Астана, 2000.
Нургалиев Р. Древо обновления. Традиции и современный литературный процесс. / Пер. в каз. Н. Ровенского. Алма-Ата, 1989. – 368 с.
Путилов Б.Н.. Жанры фольклорные // Народные знания, Фольклор. Народное искусство. Свод этнографических понятий и терминов. – Вып. 4. М., 1991. – 168 с.
Кравцов Н.И. Система жанров русского фольклора. — В его кн.: Проблемы славянского фольклора. М., 1972. — С. 83-103.
Пропп В.Я. Принципы классификации фольклорных жанров; Жанровый состав русского фольклора. — В его кн.: Фольклор и действительность. М., 1976. — 324 с.
Уэллек Р. Уоррен О.. Теория литературы. М., 1978. – 326 с.
Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. — с.
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. – 448 с.
Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. Л., 1929. – С. 175.
Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении (кн. 2). Роды и жанры литературы. М., 1964. — с.
Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972. – С.155.
Эсалнек А.Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения. М., 1985.
Чернец Л.В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики). М., 1982. – C. 172.
Лихачев Д.И. Отношения литературных жанров между собой.—В его кн.: Поэтика древнерусской литературы. Л., 1979 – С.55-79.
Лейдерман Н.Л. К определению категории «жанр» (жанровая доминанта и носители жанра). // Вопросы специфики жанров художественной литературы. Мн, 1974. – С.3-4.
Янушкевич А.С. Проблема жанрово-родовых синтезов в аспекте исторической поэтики // Проблемы литературных жанров. Томск. Ч.1, 1999. – С.6-10.
Бурлина Е.Я. Культура и жанр. Методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза. Саратов, 1987. — С.4-53.
С.Тахан
Достарыңызбен бөлісу: |