подлинного
содержания мысли. Рассмотрим
в качестве иллюстраций следующие примеры.
Известно негодование Гитлера по поводу несправедливости Версальского мирного
договора. Нет сомнений, что он искренне возмущался этим договором, но, если проанали-
зировать его идеологию в целом, мы убедимся, что она основана на жажде власти и завое-
ваний; так что, хотя сознательно Гитлер придает несправедливости в отношении Германии
очень большой вес, на самом деле эта мысль в общей системе его мышления значит очень
мало. Пример того, как сознательно продуманная мысль отличается от ее действительного
психологического смысла, можно взять из анализа учения Лютера, которым мы займемся в
этом разделе.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
33
Мы утверждаем, что его отношение к Богу – отношение подчинения, основанное на
ощущении бессилия. Сам он говорит об этом подчинении как о добровольном акте, вытека-
ющем из любви, а не из страдания. Логически здесь можно возразить, что в таком случае
это уже не подчинение. Но психологически из всей структуры мышления Лютера вытекает,
что его любовь или вера на самом деле является подчинением; сознательно он рассуждает
о своей «покорности» Богу в терминах добровольности и любви, на самом же деле пере-
полняющие его чувства бессилия и злобы превращают его отношение к Богу в отношение
подчинения. Точно так же мазохистская зависимость одного человека от другого часто мас-
кируется в сознании как «любовь». Поэтому то, что Лютер
говорит
, никоим образом не
опровергает того, что он – с точки зрения психоанализа и по нашему убеждению – подсо-
знательно
имеет в виду
. Мы полагаем, что определенные противоречия в его системе можно
понять лишь с помощью анализа психологического смысла его концепций.
В нижеследующем анализе доктрин протестантизма и кальвинизма я интерпретировал
эти доктрины в соответствии с их смыслом, вытекающим из контекста религиозной системы
в целом. Я не цитирую высказываний, противоречащих каким-либо доктринам Лютера или
Кальвина, если не убежден, что эти высказывания на самом деле имеют такой вес и такое
содержание, что заключают в себе действительное противоречие. Но моя интерпретация
основана отнюдь не на специальной подборке отдельных цитат, которая могла бы ее под-
твердить, а на изучении систем Лютера и Кальвина в их целостности, на исследовании их
психологической основы.
Если мы хотим понять, что было нового в доктрине Реформации, то сначала нам необ-
ходимо рассмотреть существенные теологические принципы средневековой церкви. При
этом мы сталкиваемся с теми же методологическими трудностями, какие обсуждали в связи
с концепциями «средневекового общества» и «капиталистического общества». Так же как в
сфере экономики нет внезапных переходов от одной структуры к другой, нет таких перехо-
дов и в сфере теологии. Некоторые доктрины Лютера и Кальвина настолько похожи на док-
трины средневековой церкви, что трудно заметить сколько-нибудь существенную разницу
между ними. Католическая церковь тоже всегда отрицала возможность спасения человека в
силу одних лишь его добродетелей и достоинств, тоже утверждала, что для спасения необ-
ходима милость Господня. Однако, несмотря на все общие элементы старой и новой теоло-
гии, дух католической церкви существенно отличался от духа Реформации, особенно в отно-
шении взглядов на человеческое достоинство и свободу, на значение поступков человека в
определении его судьбы.
В течение долгого периода, предшествовавшего Реформации, католическое богосло-
вие придерживалось следующих принципов: человеческая природа – хотя и испорчена гре-
хом Адама – внутренне стремится к добру; человеческая воля свободна в этом стремлении
к добру; собственные усилия человека способствуют его спасению; церковное причастие,
основанное на искупительной смерти Христа, может спасти даже грешника.
Некоторые из наиболее выдающихся теологов – такие как Августин и Фома Аквин-
ский, – придерживаясь этих взглядов, в то же время выдвигали доктрины, проникнутые
совсем иным духом. Но хотя Фома Аквинский и сформулировал идею предопределения, он
никогда не уставал подчеркивать, что свобода воли является одним из основных его тези-
сов
21
. Чтобы преодолеть противоречие между идеями предопределения и свободной воли,
ему приходилось прибегать к построению сложнейших конструкций. Это никак не помо-
гало, противоречия удовлетворительно не разрешались, но он не отступал от учения о сво-
21
Он говорит об этом следующее: «Итак, обреченный предопределению должен стремиться к добрым делам в молитве,
ибо через это и исполняется вернее всего предначертанное ему… И потому твари Божьи могут облегчить приход предна-
чертанного, хотя и не могут его предотвратить» (The Summa Theologika of St. Thomas Aquinas, liberally translated by Fathers
of the English Dominican Prowince).
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
34
бодной воле и о необходимости человеческих усилий как обязательной предпосылке спасе-
ния, даже если добрая воля человека и нуждается в поддержке благодати Господней.
О свободе воли Фома говорит, что предположение, будто человек не свободен решать,
противоречит самой сущности Бога и природе человека. Человек свободен даже отвергнуть
благодать, предложенную ему Господом.
Другие теологи подчеркивали роль усилий человека для его спасения еще сильнее, чем
Фома Аквинский. Бонавентура говорил, что Бог всегда готов ниспослать человеку благодать
свою, но получают ее лишь те, кто заслужил своими добрыми делами.
В течение XIII, XIV и XV веков тенденция подчеркивать свободу воли усиливалась
в системах Дунса Скота, Оккама и Биля. Это особенно важно для понимания нового духа
Реформации, так как Лютер яростнее всего нападал именно на схоластов позднего Средне-
вековья, называя их «свиньями-богословами».
Скот подчеркивал значение воли. Воля свободна; через реализацию своей воли человек
реализует свою индивидуальную сущность, и эта самореализация составляет наивысшую
радость индивида. Поскольку богом установлено, что воля принадлежит индивидуальной
личности, даже он сам не имеет прямого влияния на решения человека.
Биль и Оккам подчеркивали значение собственных заслуг человека для его спасения;
хотя они говорят и о помощи Божьей, в их учениях эта помощь утрачивает доминирующую
роль, какая приписывалась ей в прежних доктринах. Биль предполагает, что человек свобо-
ден и всегда может обратиться к Богу, чья благодать придет ему на помощь. Оккам учит,
что на самом деле человеческая натура грехом не испорчена; для него грех – это единичный
акт, который человеческой сущности не меняет. Тридентский собор с полной отчетливостью
заявил, что свободной воле содействует благодать Господня, но что воля человека может и
уклониться от этого содействия. Человек, каким его изображают Оккам и другие поздние
схоласты, уже не похож на несчастного грешника: это – свободное создание; сама его сущ-
ность делает человека способным к добру, а его воля свободна от любых внешних сил.
Практика покупки индульгенций, игравшая все большую роль во время позднего сред-
невековья и вызывавшая особенно яростные нападки Лютера, была связана с ростом влия-
ния этих идей о свободной воле человека и о ценности его усилий. Покупая индульгенцию
у папского эмиссара, человек освобождался от временного наказания, которое должно было
заменить вечное, и – как отмечал Зееберг – у него были все основания надеяться, что ему
отпущены все грехи.
На первый взгляд может показаться, что практика покупки у папы избавления от адо-
вых мук противоречила идее эффективности собственных усилий человека в деле его спа-
сения, поскольку эта практика основана на зависимости от власти церкви и от ее причастия.
Хотя в какой-то мере это справедливо, такая практика несла в себе дух надежды и уверенно-
сти. Если человек может так легко избавиться от наказания, то бремя его вины существенно
облегчается; он может сравнительно легко освободиться от груза прошлого и избавиться от
одолевавших его тревог. Кроме того, не надо забывать, что по церковной теории – как сфор-
мулированной, так и подразумевавшейся – действие индульгенции было основано на том,
что их покупатели исповедовались и каялись во всех грехах
22
.
22
Практика и теория индульгенций служат особенно яркой иллюстрацией влияния растущего капитализма. Сама идея,
что избавление от наказания можно купить, выражает новое ощущение особой роли денег; но дело не только в этом. Теория
индульгенций, сформулированная Климентом VI в 1343 году, демонстрирует дух нового капиталистического мышления.
Папа, говорил Климент VI, имеет в своем распоряжении неисчислимые заслуги Христа и святых и может распределить
часть этого сокровища между верующими. В этой концепции папа выступает в роли монополиста, обладающего огромным
моральным капиталом и использующего этот капитал для получения финансовой выгоды в обмен на моральную выгоду
его «клиентов».
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
35
Эти идеи, столь резко противоречащие духу Реформации, содержатся также в сочине-
ниях мистиков, в проповедях и в тщательно разработанных правилах проведения исповеди.
В них проявляется дух утверждения человеческого достоинства, признание законности про-
явления всех качеств человека. Вместе с этим уже в XII веке широко распространяется идея
подражания Христу, вера в то, что человек может стремиться уподобиться Богу. В правилах
для исповедников проявлялось прекрасное понимание конкретного положения отдельных
людей и признавалось субъективное различие индивидов. В этих правилах грех рассматри-
вался не как бремя, которое должно давить и принижать человека, а как человеческая сла-
бость, требующая понимания и уважения к грешнику.
В общем, средневековая церковь подчеркивала достоинство человека, свободу его
воли, ценность его усилий; она подчеркивала богоподобие человека и его право быть уве-
ренным в любви Бога. Люди ощущались как равные, как братья – уже в силу одного их подо-
бия Богу. В позднем средневековье, в связи с развитием капитализма, поднималась волна
неуверенности и замешательства, но в то же время все сильнее становились тенденции к
признанию роли человеческой воли и человеческих усилий. Мы можем предположить, что и
философия Возрождения, и католические доктрины позднего средневековья отражали дух,
преобладавший в тех социальных группах, экономическое положение которых давало им
ощущение силы и независимости. Вместе с тем теология Лютера выражала чувства сред-
него класса, который, борясь против власти церкви и возмущаясь новым денежным классом,
ощущал угрозу растущего капитализма и был охвачен чувством беспомощности и ничтож-
ности.
Лютеранское учение, насколько оно отличалось от католической традиции, имело две
стороны; причем в общей картине его системы, общепринятой в протестантских странах,
одна из этих сторон всегда подчеркивалась больше другой. В этом аспекте указывается, что
Лютер дал человеку независимость в вопросах религии; что он лишил церковь ее власти и
отдал эту власть индивиду; что его концепции веры и спасения – это концепции собственных
заслуг индивида, где вся ответственность лежит на самом человеке, а не на власти, которая
могла бы дать ему то, чего он не добился сам. Эта сторона учений Лютера и Кальвина заслу-
живает самой высокой оценки, поскольку они явились одним из источников развития поли-
тической и духовной свободы в современном обществе, того развития, особенно в англосак-
сонских странах, которое неразрывно связано с идеями пуританства.
Другой аспект современной свободы – это изоляция и бессилие, которые она принесла
индивиду; и этот аспект тоже уходит корнями в протестантизм, как и аспект независимости.
Поскольку эта книга посвящена главным образом восприятию свободы как бремени и опас-
ности, дальнейший анализ, преднамеренно односторонний, будет подчеркивать ту сторону
учений Лютера и Кальвина, в которой лежат истоки этого негативного аспекта свободы: их
учение о том, что человек по природе своей порочен и бессилен.
Лютер полагал, что зло внутренне присуще природе человека и направляет его волю,
так что ни один человек не способен совершить что-либо доброе, исходя из собственной
природы. Природа человека зла и порочна. Одна из основных концепций всего мышления
Лютера – это представление о природной греховности человека, его полной неспособности
по собственной воле выбрать добро. В этом духе он начинает свой комментарий к «Посла-
нию к римлянам» апостола Павла: «Цель этого послания – разрушить, искоренить и уничто-
жить всякую плотскую мудрость и праведность, сколь бы ни казались они замечательны и
чистосердечны в наших или в чужих глазах… Главное, чтобы наша мудрость и праведность,
раскрытые перед глазами нашими, были вырваны с корнем из сердца нашего и из нашей
суетной души»
23
.
23
Лютер М
. О «Послании к римлянам». Гл. 1,1. (Перевод мой, так как английского перевода не существует.)
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
36
Это убеждение в низменности и беспомощности человека, в его неспособности совер-
шить что-либо доброе по собственной воле, согласно Лютеру, является одним из главных
условий ниспослания Божьей благодати. Лишь если человек унизит себя, откажется от своей
воли, от своей гордыни, только тогда снизойдет на него милость Господня. «Потому что Бог
хочет спасти нас не нашей собственной, но внешней праведностью и мудростью; праведно-
стью, идущей не от нас и не рождающейся в нас, но приходящей к нам из другого места…
Итак, должна быть усвоена праведность, приходящая к нам только извне и вполне чуждая
нам самим».
Еще более радикально Лютер выразил бессилие человека семью годами позже, в своем
памфлете «Рабство воли», направленном против Эразма, защищавшего свободу воли. «…
Так что человеческая воля подобна скотине между двумя всадниками. Сядет на нее Бог, она
хочет и идет, как хочет Бог; как сказано в псалмах: “Как скот был я пред Тобою. Но я всегда
с Тобою” (Пс 72:22, 23). Сядет на нее сатана, она хочет и идет, как хочет сатана. Не в ее
силах выбрать, к какому всаднику бежать или какого искать, но они сами состязаются, кто
возьмет ее и удержит». Лютер заявляет, что если кто-нибудь не хочет «оставить эту тему
(о свободе воли) вообще (что было бы всего безопаснее и всего религиознее), то можно со
спокойной совестью сказать ему: понимай это в том смысле, что человеку дана “свободная
воля” не по отношению к высшим, но лишь по отношению к существам ниже его… Бого-
боязненный человек не имеет “свободной воли”: он пленник, раб и слуга воли Господа или
воли сатаны»
24
. Учение о том, что человек – бессильное орудие в руках Божьих, что он в
основе своей порочен, что его единственная задача – подчиниться воле Господней, что Бог
может спасти его непостижимым актом правосудия – все эти учения не могли быть окон-
чательным ответом для человека, столь преследуемого отчаянием, беспокойством и сомне-
нием и в то же время столь страстно жаждавшего уверенности, как Лютер. В конце концов
он нашел ответ на свои сомнения. В 1518 году его осенило откровение: человек не может
спастись собственными добродетелями; он не должен даже размышлять, угодны ли Господу
его труды, но он может быть уверен в своем спасении, если у него есть вера. Веру дает чело-
веку Бог и, если человек испытал однажды несомненное субъективное переживание веры,
он может быть уверен в своем спасении. Человек в своем отношении к Богу является, по
существу, воспринимающей стороной. Как только он воспринимает благодать Господню в
переживании веры, тотчас природа его меняется, поскольку в акте веры он воссоединяется
с Христом и праведность Христова заменяет его собственную праведность, утраченную в
грехопадении Адама. Но никогда в жизни человек не может стать вполне праведным, потому
что его природная порочность никогда не исчезает окончательно.
Доктрина Лютера о вере как о несомненной субъективной гарантии спасения на пер-
вый взгляд кажется разительно противоречащей тому острому чувству неуверенности, кото-
рое было характерно для самого Лютера и для его учения до 1518 года. Но психологически
этот переход от сомнения к уверенности отнюдь не противоречив, а причинно обуслов-
лен. Вспомним, что было сказано о характере его сомнений. Это не были сомнения рацио-
нальные, возникшие из свободы мысли и дерзнувшие поставить под вопрос общепринятые
взгляды; это были иррациональные сомнения, вытекающие из изоляции и беспомощно-
сти индивида, который относится к миру с ненавистью и тревогой. Такие иррациональные
сомнения не могут быть устранены рациональными ответами; они могут лишь исчезнуть в
том случае, если индивид становится неотъемлемой частью осмысленного мира. Если же
этого не произошло, как не произошло с Лютером и с тем классом, который он представлял,
24
Эта дихотомия – подчинение высшей власти и господство над низшими – представляет собой, как мы увидим, харак-
терную установку авторитарной личности.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
37
то сомнения могут быть лишь подавлены, так сказать, загнаны внутрь; а это можно сделать
лишь при помощи некоей формулы, обещающей полную уверенность.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
38
Достарыңызбен бөлісу: |