ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века., Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Бухаркин П. Е.
Образ «другого» в русской культуре и мифологема Империи // Вече. Вып. 4. СПб., 1995. С. 5–19. 118 Шмеман А. прот. Евхаристия: Таинство Царства. 2-е изд. Париж, 1988. С. 47. Поэтому в исторической практике империя никогда не может во- плотиться с полной адекватностью, это заложено в идеальной при- роде данной историософской категории. Империю возможно прозреть лишь посредством искусства. Если иметь в виду искусство словес- ное — прежде всего в торжественной оде, что обусловлено особен- ностями одического жанра, о которых говорилось в конце предыду- щего параграфа. В оде же сущность империи оказывается явленной во всей своей отчетливости — как торжество Логоса над хаосом, как воплощение Логоса в форме земного государства, как торжество Благодати — в философском (а вернее, богословском) значении дан- ного слова, в русской культуре проявившемся уже в первом завер- шенном порождении русского художественного слова — в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Иллариона ( XI в.). IV. Пожалуй, наиболее полно прозрение в России империи про- . Пожалуй, наиболее полно прозрение в России империи про- является в топике торжественных од Ломоносова — прежде всего в топосе тишины, для Ломоносова особо важном. Тут следует заметить, что топосы, locus communis («общие места»), т. е. переходящие из произведения в произведение способы и типы описания того или иного явления, вообще играют в ломоносовских одах огромную роль. Они — топосы — принадлежат не отдельному автору, но словесной культуре в целом. Популярность топоса как литературоведческого понятия во второй половине ХХ в. во многом связана с книгой Э.-Р. Курциуса «Европейская литература и латинское средневековье», в которой проблемам топики уделяется чрезвычайно большое ме- сто 119 . В самом общем виде в топосе можно видеть двуединое явле- ние: с одной стороны, представляющее собой способ аргументации или даже аргумент, а с другой — средство словесного оформления мысли, обладающее определенными возможностями убеждения. Для своего употребления топос требует общеизвестности: как автор, так и читатель должны представлять, что перед ними — именно топос, и понимать, какие смыслы он в себе заключает. Узнаваемость топоса позволяет говорить о его клишированности: в топосе не так уж и трудно разглядеть «родство… со… стереотипом, т. е. с убеждением, глубоко укорененным в коллективном сознании, хотя и не проясненным и даже не могущим быть доказанным» 120 . Подобная «недосказанность» топоса, не мешающая его распознава- 119 См. о топосе как литературоведческом понятии: Абрамовська Яніна. Топос і деякі спільні місця літературознавчих досліджень // Теорія літератури в Польщі. Антологія текстів. Друга пол. ХХ — поч. ХХI ст. Київ, 2008. С. 351–370. 120 Абрамовська Яніна. Топос і деякі спільні місця літературознавчих досліджень. C. 358. 466 467 нию, вместе с тем лишает его плоскостности и одномерности, дела- ет содержательно емким и даже многоплановым, что, со своей сто- роны, поддерживается его открытостью: в топосе следует видеть скорее модель, нежели совокупность конкретных фактов и только их. «Топос, — писал Дм. Чижевский, — это не жесткие формулы, но, скорее, лишь темы, которые каждый писатель может разрабаты- вать по-своему, в некотором роде рамки, которые оставляют место для весьма разнообразного содержания, оправа, в которую можно заключить всевозможные конкретные украшения» 121 . Собственно говоря, этой же цели служит и присущая топосу образность: в худо- жественной речи ядром топоса обычно оказывается троп, прежде всего — метафора. Еще одна важнейшая черта топоса — его аксио- логичность: он неизменно содержит в себе оценку того явления дей- ствительности, характеристике которого служит. Такая оценочность есть результат убеждающей функции топоса: убеждение в чем-либо с неизбежностью предполагает оценивание. В эпоху рефлективно-традиционалистской словесности топика, по словам Е.-Р. Курциуса, напоминала склад, в котором сберегались идеи самого общего характера, какие можно было использовать «во всех сочинениях, как устных, так и письменных» 122 . Такое ее значение было обусловлено организующими культуру «готового слова» принципами: в условиях доминирования риторического сознания топика просто не могла не оказаться в самом центре процесса поэтического творчества. Ведь топос — это и есть «готовое слово» в наиболее явном виде. Его употребление означает то, что действительность изображается не пря- мо, но «через слово» (А. В. Михайлов). Автор не пользуется возмож- ностями непосредственного описания реального мира: между этим миром и творцом лежит слово, определяющее и понимание, и после- дующее воссоздание этого мира художником в литературном произ- ведении 123 . «Создание высказывания с использованием топоса напо- минает добавление и соединение полуфабрикатных элементов или, возможно, точнее, вмонтирование такого элемента в стену словесных кирпичей» 124 , — пожалуй, трудно найти более точное определение акта литературного творчества в риторическую эпоху. 121 жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|