Михаил Коллонтай Некоторые данные к биографии композитора и пианиста, изложенные им самим

5. Союз композиторов

Деятельность нашего объединения была активной, Мы встречались, весьма жёстко дискутировали, проводили концерты, ездили в другие города и принимали гостей.

Примерно в 1984 году наша деятельность была остановлена руководством Союза. Наиболее активная часть композиторов перешла к частным встречам, у меня дома. Это были: Корндорф, Беринский, Броннер, Довгань (участвовал только в первом таком собрании), Екимовский, Жуков, Подгайц, Франкштейн. Только к концу 80-х годов наше общение угасло.

Постоянно я также участвовал в работе Комиссии симфонической и камерной музыки, заседания которй вели как председатели Эдуард Арамович Хагагортян, Юрий Абрамович Левитин, Борис Александрович Чайковский и Эдисон Васильевич Денисов, также заседания мон вести, например, Альфред Гарриевич Шнитке, Георгий Петрович Дмитриев, иногда и другие, например, я.

Были и устойчивые контакты вне стен Союза. В первые годы моего членства в Союзе меня очень поддерживали Хагогартян и Александр Алексеевич Бузовкин, а последний тоже не раз бывал участником разных «неформальных» встреч, в том числе на первом этаже Дома композиторов, где ранее располагался ресторан. (При этом не было ни намёка на пьянство, ни в этом, ни в других случаях). Отдельно надо сказать, что меня очень приветил Мечислав Моисеевич Вайнберг, у которого я не мало раз бывал, неизменно показывая, что написал нового. И Бузовкин, и Вайнберг также показывали свою музыку.

Вообще в Союзе композиторов между композиторами разных поколений (а часто и положений) большой дистанции не ощущалось. Более этого, как и в случае с преподавателями консерватории, скажу, что воздействие старших коллег было почти нулевым. Имели значение моральная поддержка, понимание и признание – а иногда и непризнание. Бывало, что ощущалось обратное влияние: нашего поколения на старшее.

С 1983 года я был членом правления Московской композиторской организации и далее переизбирался вплоть до того момента, когда я решил выйти из состава руководства, которое тогда возглавлял Владимир Сергеевич Дашкевич, вероятно, это было в 1992 году. В течение краткого времени в 1990, и, возможно, в начале 1991 года я был заместителем председателя правления, которым был в то время Дмитриев.

Мой «большой» композиторский дебют состоял в довольно заметной московской премьере Альтового концерта на «Осени» 1980 года. Общественность воззрилась на меня и стала наблюдать, что будет дальше. А дальше не было почти ничего. Различные неприятности вместе с занятостью пианистической деятельностью повели к тому, что писать до 1986 года я мог мало. Вот мои сочинения за этот период:

• 
  «Подорожник», вокальный цикл на слова Николая Рубцова ор. 10 (1981), петый и записанный на пластинку Крутиковым-Светловым и мной; записан также в Афинах греческими исполнителями; издан,
  
• 
  Скерцо для фортепиано ор. 11 (1982), вышедшее в моём исполнении на пластинке и изданное,
  
• 
  Фортепианный концерт (1984), игранный, в частности, мной и Федосеевым, есть трансляционная запись; первое же исполнение было или в Харькове, или в Саратове, но я не помню фамилии дирижёров; концерт играл также Алексей Корниенко с Эдуардом Серовым, в Москве и в Братиславе; ни партитура, ни клавир не изданы,
  
• 
  «Под сению черёмух и акаций» на слова Константина Батюшкова для детского хора и камерного оркестра ор. 15 (1985, много петое самыми разными коллективами, в частности, под управлением Фуата Мансурова и моим, вышло на пластинке в исполнении хора «Весна» под управлением Александра Сергеевича Пономарёва, который в своё время был первым исполнителем этой маленькой кантаты; издано),
  
• 
  4 миниатюры для струнного квартета ор. 17 (1985), играно квартетом в составе: Ольга Янович, Лариса Колчинская, Наталия Толстая, Мариам Финкельштейн; издано, существует живая запись,
  
• 
  Маленькая танцевальная сюита для камерного оркестра ор. 19а (1986; неоднократно исполнялась под моим управлением; не издана); имеет изданную версию в виде Двух пьес для кларнета и струнных, не исполнявшуюся, существует также в виде Двух пьес для кларнета с фортепиано, не изданных и не исполненных,
  
• 
  «К темному устью», концерт для голоса и камерного оркестра на слова Михаила Лермонтова и Рубцова ор. 19b (1986; неоднократно исполнялось Бурнашевой под моим управлением), не издано,
  
• 
  Два хора на слова Лермонтова и Рубцова ор. 19е (1986; пел хор под руководством Елены Растворовой; только второй из хоров издан), это хоровая версия двух номеров из предыдущего сочинения; записи нет,
  
• 
  Трио-симфония для органа ор. 20 (1986; многократно исполнялась Фисейским, записана им на BBC в лондонском соборе St. John; издано в Германии, в издательстве “Bärenreiter”),
  
• 
  «С подорожной по казённой надобности», цикл для тенора и органа ор. 20 bis (1988; исполнен Алексендром Науменко и Фисейским), не издан, есть живая запись, но прилично звучит только первый номер,
  
• 
  Два классические пьесы для фортепиано ор. 21b (1987; исполнялся детьми и ими же записан на радио; я сам тоже исполнял),
  
• 
  Три эксцентрические пьесы ор. 21c (1987; исполнялся детьми и ими же записан на радио; я тоже исполнял), издан,
  
• 
  Ансамбли ударных ор. 21e (1987; вариант пьес ор. 21b и ор. 21c, исполнялся ансамблем ударных Большого театра под моим управлением, не издан), есть живая запись,
  
• 
  «Похвала Пресвятой Богородице» (2-й квартет) в 14 частях, ор. 22 (1988; многократно исполнялся в России, в Велокобритании, в Австралии Государственным квартетом им. Шостаковича: Андрей Шишлов – 1 скрипка, Сергей Пищугин – 2 скрипка, Александр Галковский – альт, Александр Корчагин – виолончель; существуют трансляционные записи; издан),
  
• 
  большая четырёхчастная симфония «Катехизис», ор. 25а (1990; исполнялись две средние части, дирижировал Екатеринбургским оркестром Андрей Борейко; есть трансляционная запись), партитура не издана,
  
• 
  «Здесь воды зеркалом блистают», хоровой цикл на слова самодеятельного поэта Льва Дикарёва ор. 26 (1990; не исполнялся и не издан),
  
• 
  «Действо о десяти прокажённых» для хора, 10 солистов, детского хора и гобоя на слова из Евангелия, ор. 27 (1991, не исполнялось и не издано).
  
• 
  «Детские песни» Чайковского, которые обработаны мной для детского хора, сопрано или тенора соло и струнного оркестра с валторной (1989; многократно исполнялось, премьерой было исполнение детского хора «Звёздный» во главе с Раисой Ивановной Могилевской, солировала Леонора Киселёва, дирижировал Игорь Михайлович Жуков; вышло на CD в исполнении детского хора «Звёздный» и оркестра «Времена года» под управлением Владислава Булахова; записывалось также Ленинградским детским хором радио; ноты не изданы).
  

Провал в сочинении в первой половине 80-х годов в большой степени обусловлен вот чем.

В 1980 году Горностаева приняла решения готовить меня к Всесоюзному конкурсу пианистов: туда не надо было «выезжать». Но я вышел из формы, поскольку с 1977 года уже не занимался. Подготовка стоила и профессору, и мне значительных усилий. В 1981 году осенью я прошел отбор на конкурс (первым). Сам конкурс состоялся в Ташкенте в ноябре, и я там получил первую премию. После этого встал вопрос о моем участии в конкурсе им. Чайковского, который должен был состояться в 1982 году. Я не желал играть туда отбор, поскольку считал, что при желании меня могут как лауреата последнего Всесоюзного конкурса туда назначить. Благодаря вмешательству Дорлиак так и произошло. Однако к самому конкурсу я пришёл не вполне готовым, скорее морально, чем физически. Итогом моего выступления был почетный диплом и специальный приз за лучшее исполнение произведений Чайковского.

Оставалось только дождаться, когда спадёт волна интереса ко мне как к пианисту. Примерно через два года это и случилось, во всяком случае, мне перестали давать центральные залы для пианистических выступлений. В итоге, поняв а) бесперспективность этой ситуации для меня как пианиста, б) увидев, как стремительно уходит от меня сочинительская деятельность – примерно в 1985 году я принял очень жесткое решение отменить все пианистические концерты и прекратить концертную деятельность, которой я (подводя ей некоторый итог) начал заниматься ещё студентом, потом был перерыв, а с 1981 года я начал играть много (имел всесоюзный концертный план поездок, имел, по решению зхудсовета Московской филармонии, концерты в Малом зале консерватории, а с оркестром имел права на первые площзадки Москвы) и на довольно высоком уровне, во всяком случае, с точки зрения престижа: выступления на «Голубых огоньках» и в праздничных концертах в КДС, куда меня приглашали, давали мне именно такое значение.

Долгое время после этого я не мог придти в себя и не был способен вовсе ни к какой деятельности, ни пианистической, ни композиторской. Эпизодически концерты возникали и возникают. Но я уже больше не мог выйти на серьёзный пианистический уровень, что и показала несколько более поздняя практика. В заметной степени связываю это с тем, что мне больше не помогала своей педагогикой и поддержкой Горностаева, чему сам же я и был виновником.

Постараюсь суммировать новый репертуар того времени:

• 
  Чайковский. 1-й концерт, «Времена года», «Думка»,
  
• 
  Рахманинов. Этюды-картины Ре мажор и си минор,
  
• 
  Скрябин. Этюды Фа-диез мажор и квинтовый
  
• 
  Шопен. 12 этюдов ор. 25. Баллада №4
  
• 
  Мусоргский. «Картинки с выставки»
  
• 
  Шопен. Соната си минор. Два ноктюрна ор. 55
  
• 
  Комитас. Танцы
  
• 
  Григ. Пьесы из ор. 72
  
• 
  Глинка. Многие фортепианные пьесы и циклы
  
• 
  Даргомыжский. Пьесы
  

Например, на протяжении сезона 1086-87 годов я вел клубный цикл в Центральном доме художников на Гоголевском бульваре, для чего я создал группу, в которую входили Буцко и его супруга, музыковед Марина Рахманова; Либхабер, Головин, Франкштейн и коллекционер Дудаков. Сам я провёл вечер Глинки, в котором, в частности, были исполнены духовные сочинения Глинки, возможность чего была ещё внове. Буцко провёл аншлаговый вечер, посвящённый творчеству «Бубнового валета», для чего была специально выставлена – на один вечер – экспозиция абсолютно уникальных холстов этих художников из частных собраний и показано неправдоподобное количество слайдов. Всё это сопровождалось музыкой, я, например, играл детские, очень мало известные пьесы Прокофьева, а Франкштейн показал свои сочинения. Вместе с Либхабером мы провели ещё фольклорный вечер, была организована одновечерняя выставка полотен народной художницы Любови Майковой, приведена кукольница с ещё дореволюционными куклами петрушечного театра, показавшая своё искусство чревовещания. Другие вечера запомнились меньше.

• 
  Арзуманов. 27 лёгких пьес ор. 74 (записаны на CD, хотя ещё и не вышли)
  

• 
  Арзуманов. Вальс для скрипки и фортепиано (с Александром Мельниковым)
  
• 
  Багрий. «Деревня Никола», вокальный цикл на слова Рубцова (с Белобрагиной),
  
• 
  Александр Бузовкин. Концерт (есть трансляционная запись с Вероникой Дударовой, но играл также с Геннадием Проваторовым, с Валерием Раевским, возможно, с кем-то ещё)
  
• 
  Бузовкин. Вокальные циклы на слова Блока, Анненского (с Аблабердыевой, Богдановой, Сергеем Яковенко)
  

• 
  Буцко. Дифирамб для фортепиано с оркестром (концерт №3; записан на «Мелодии» с Госоркестром под управлением Игоря Головчина, но не вышел; несколько раз исполнялся также под управлением Владимира Вербицкого)
  
• 
  Буцко. Соната в 4 фрагментах (есть, на мой взгляд, очень удачная трансляционная запись).
  
• 
  Буцко. Из дневника (записано в фонд радио)
  
• 
  Буцко. Пасторали
  
• 
  Головин. Соната для гобоя и клавесина (с Сергеем Давыдовым, вероятно, есть запись)
  
• 
  Головин. Две пьесы для флейты (с Александром Голышевым, а также, в редакции для скрипки, с Потёминым)
  
• 
  Головин. «Простые песни» для двух голосов и камерного оркестра (играл в оркестре под управлением Игоря Жукова)
  
• 
  Гордиенко. «Сказки» (с Ольгой Седельниковой)
  
• 
  Десятников. Цикл на слова Тютчева (с Богдановой)
  
• 
  Довгань. Романсы (с Надеждой Чуприной)
  
• 
  Жуков. «Спиваночки» для камерного ансамбля
  
• 
  Караманов. Фуга си-бемоль минор (сделана студийная запись на радио)
  
• 
  Коншина. Три прелюдии
  
• 
  Корндорф. Колыбельная для 2 фортепиано (не помню, с кем, возможно, с Василием Лобановым)
  
• 
  Котов. «Демон и Ангел» (исполняли с Крутиковым-Светловым, для которого я сделал специальнуэ редакцию этого большого цикла)
  
• 
  Маргарита Кусс. Русские песни (фондовая радиозапись, но не помню, с кем)
  
• 
  Эдуард Лазарев. «Евангелие для лукавого», телевизионная оратория (есть фильм: я исполяю партию солирующего клавесина)
  
• 
  Павленко. Фортепианное трио (с Потёминым и Борисом Баразом)
  

• 
  Подгайц. Полифонические этюды
  
• 
  Подгайц. Цикл на слова Рильке (с Аблабердыевой)
  
• 
  Рябов. Цикл на слова Рубцова (с Яковенко)
  
• 
  Рябов. Вариации на мордовскую тему для ансамбля скрипок и фортепиано (играл под управлением Проваторова)
  

• 
  Отар Тактакишвили. Две пьесы (играл на конкурсе им. Чайковского; есть трансляционная запись)
  

• 
  Цайгер. «Песнь на исходе Великой Субботы» для фортепиано (делалась студийная запись на радио)
  
• 
  Борис Чайковский. «Последняя весна» на слова Николая Заболоцкого (с Бурнашевой, Сергеем Бубновым – флейта – и Александром Ивановым – кларнет).
  

Начиная с 1983 года меня включали во всё большее количество разных комиссий. Кроме названного участия в правлении, долго я был в числе руководителей Комиссии симфонической и камерной музыки Союза композиторов Москвы, входил в Комиссию детской музыки при Союзе композиторов СССР, был членом художественного совета Всесоюзного радио, входил даже в Комиссию по работе в детских домах. Всего вспомнить я не могу. Когда в 1988 году проходили перевыборы председателя Московского союза композиторов, я предложил новоизбранному Дмитриеву создать Комиссию по творческому наследию – что и было сделано, и я возглавил и создал ту комиссию. Нам надлежало работать в двух направлениях: сохранять архивы скончавшихся коллег и исполнять их музыку. Для этого, в качестве «рекламной продукции», был подготовлен фестиваль «Наследие», прошедший осенью 1990 года. Из сохранившегося буклета фестиваля видно, кто входил в оргкомитет фестиваля, практически более всех работали (кроме меня как инициатора) Рахманова и Александр Тевосян. Мной были придуманы многие программы, написаны многие статьи в буклет (под псевдонимом), я кое-что сам играл (весь вечер мелодекламации и некоторые романсы Калинникова) и вёл большинство концертов, а также научную конференцию, посвящённую Болеславу Яворскому. Всё это потребовало массы сил, ведь подавляющее большинство исполненных произведений было неизвестно, многое игралось по рукописям из архивов, как, например, некоторые сочинения Алябьева (симфония с 4 концертирующими валторнами) или романсы с оркестром Варламова. Надо было доставать партитуры, расписывать голоса и корректировать их. В 1992 году прошел второй такой же фестиваль, но в нём я почти не принимал участия, предложив от себя только одну программу, в которой прозвучали сочинения Сергея Баласаняна, Револя Бунина и других. В первые годы удалось также организовать работу по сохранению архивов. Реально работала Марина Львовна Роднянская, спасшая, в частности, архивы Ракова, Михаила Раухвергера, Александра Балашова, Михаила Магиденко. Однако в начале 90-х годов эта деятельность прекратилась, и Комиссия прекратила существование.

Комиссии удалось провести также некоторые единичные акции, например, была исполнена симфония Чаргейшвили, был проведён авторский концерт Бориса Клюзнера. Но все-таки на полноценную работу у меня одного не хватало сил, а добиться создания соответствующего отдела в Центрмузинформе мне не удалось.

Тем временем в нашей стране разыгрывались известные события, и в 1992 году, с одной стороны, я впервые выехал за границу (впрочем, в детстве я был у мамы в Греции, а в середине 80-х годов я побывал в Болгарии, после чего меня закрыли, казалось, навсегда), с другой стороны, я должен был выйти из руководящих органов Союза, что в реальности вылилось в «оробинзонивание». Тем более, что этому способствовало и моё выпадение из пианистического социума.