Ночь нежна

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

51

же трудно, как подниматься по крутому зеркально отполированному движущемуся пандусу,

поэтому и требовалась осторожность, с какой рука собирает осколки, – она-то и определяла

поведение большинства присутствовавших.

Они делились на два «класса». Американцы и англичане, которые всю весну и все лето

предавались  разгулу,  из-за  чего  теперь  любое  их  действие  несло  на  себе  явный  отпечаток

неуравновешенности. Они могли часами пребывать в состоянии летаргического полузабытья,

а потом вдруг взорваться немотивированной ссорой, истерикой или поддаться какому-нибудь

неожиданному соблазну. Другой класс, который можно было бы назвать эксплуататорским,

паразитирующим, состоял из людей трезвых и серьезных, имеющих цель в жизни и не располо-

женных растрачивать время на глупости. Эти в здешнем интерьере держались более уверенно,

и если позволительно было говорить о какой-то атмосфере помимо той, что определялась экс-

травагантным новаторством освещения этой квартиры, то создавали ее именно они.

Это франкенштейново чудовище моментально заглотало Дика и Розмари, развело их в

разные стороны, и Розмари, вдруг услышав собственный неестественно высокий голос, почув-

ствовала себя маленькой лицедейкой. Ей нестерпимо захотелось, чтобы появился режиссер.

Впрочем, все вокруг так суетливо и притворно хлопали крыльями, что она не казалась себе

неуместней других. Кроме прочего, помогла профессиональная выучка, и после серии полу-

военных маневров – кругом, налево, направо, шагом марш – она очутилась в обществе симпа-

тичной стройной девушки, лицом напоминавшей миловидного мальчика, хотя на самом деле

ее внимание было приковано к разговору, происходившему на лестничной конструкции из

артиллерийского металла, располагавшейся неподалеку от них.

Там сидела троица молодых женщин. Все они были высокими, стройными, с прическами

как у манекенов, и эти манекенные головки грациозно покачивались над туловищами, обла-

ченными в сшитые на заказ костюмы, напоминая то ли цветы на длинных стеблях, то ли капю-

шоны кобр.

– О, они устраивают отличные представления на своих приемах, – говорила одна из них

грудным голосом. – Быть может, лучшие в Париже, я буду последней, кто станет это отрицать.

Но в то же время… – Она вздохнула. – Эти его фразочки вроде «изъеденные мышами старо-

жилы»… Один раз это смешно, второй – уже нет.

– Я вообще предпочитаю людей, чья жизнь не выглядит такой безупречно гладкой, –

подхватила вторая. – А 

ее

 я и вовсе не люблю.

– А у меня ни они, ни их окружение никогда не вызывали восторга. Взять хоть этого

вечно налитого до краев мистера Норта.

– О нем и речи нет, – сказала первая. – Но признайте, что особа, о которой мы говорим,

умеет показать себя самым очаровательным существом на свете.

Только тут Розмари догадалась, что речь идет о Дайверах, и напряглась от негодования.

Однако ее собеседница, ни дать ни взять рекламная модель – блестящие синие глаза, румя-

ные щеки, темно-серый костюм с накрахмаленной голубой блузкой, – удвоила усилия, чтобы

удержать внимание Розмари. Она отчаянно старалась отмести в сторону все, что их разделяло,

чтобы Розмари разглядела ее во всей красе, но когда между ними осталась лишь легкая зыб-

кая вуаль шутливости, в которую рядилась девушка, у Розмари то, что она увидела, вызвало

неприязнь.

– Давайте пообедаем или поужинаем вместе завтра или послезавтра, – наседала девица.

Розмари огляделась в поисках Дика и заметила его в обществе хозяйки, с которой он

что-то обсуждал с самого момента их прихода. Их глаза встретились, он слегка кивнул, и три

кобры моментально засекли это; их длинные шеи вытянулись в ее сторону, и дамы устави-

лись на нее откровенно неодобрительно. Она ответила им дерзким взглядом, давая понять,

что слышала, о чем они говорили, после чего отделалась от своей назойливой визави, попро-

щавшись с ней вежливо, но сдержанно – этому она научилась у Дика, – и направилась к нему.

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

52

Хозяйка – еще одна высокая богатая американка, беззаботно жирующая на национальном про-

цветании, – засыпа́ла Дика вопросами об отеле Госса, куда, судя по всему, собиралась отпра-

виться, и упорно не желала замечать отсутствия у собеседника расположенности к разговору.

Присутствие Розмари напомнило ей об обязанностях хозяйки, и, окинув гостью взглядом, она

спросила:

– Познакомились ли вы с кем-нибудь занятным, например, с мистером… – Ее глаза заме-

тались в поисках кого-нибудь, кто с ее точки зрения мог представлять интерес для Розмари, но

Дик сказал, что им пора идти, и они тотчас ушли, переступив узкий порог будущего в обрат-

ном направлении и вмиг оказавшись перед каменным фасадом прошлого.

– Ну как, это было ужасно? – спросил Дик.

– Ужасно, – послушным эхом отозвалась она.

– Розмари?

– Что? – пробормотала она испуганным голосом.

– Я очень сожалею.

Она содрогнулась от горестных рыданий и сквозь всхлипы, запинаясь, спросила:

– У вас есть носовой платок?

Однако плакать было некогда, и влюбленные, очутившись в такси, жадно припали друг к

другу, не теряя быстротекущих минут, пока за окнами увядали молочно-зеленоватые сумерки

и сквозь пелену тихо моросившего дождя разгорались огненно-красные, неоново-голубые и

призрачно-зеленые огни вывесок. Было около шести вечера, на улицах царило оживление, из

окон многочисленных бистро лился свет; когда они поворачивали на север, мимо проплыла

площадь Согласия во всем своем розовом великолепии.

Наконец, оторвавшись друг от друга, они впились друг в друга взглядами, шепча имена

как заклинания. Два имени витали в воздухе, замирая медленней, чем другие слова, другие

имена, чем музыка, звучавшая в душе.

– Не знаю, что на меня вчера нашло, – сказала Розмари. – Наверное, это из-за бокала

шампанского. Я никогда прежде ничего подобного себе не позволяла.

– Вы просто сказали, что любите меня.

– Я и вправду вас люблю – с этим ничего не поделать. – Тут пришел момент поплакать,

и Розмари всплакнула, уткнувшись в носовой платок.

– Боюсь, я тоже влюбился, – сказал Дик. – И это не самое лучшее, что могло произойти.

И снова в воздух воспарили их имена, и словно бы от толчка машины их снова бросило

друг другу в объятия. Ее грудь распласталась, прижатая к его груди, и губы, слившись с его

губами, ощутили новую, ранее неведомую теплоту. С почти болезненным облегчением они,

обо всем забыв, перестали видеть что бы то ни было вокруг – лишь искали друг друга, бурно

дыша. Их обволокла ласковая серая пелена легкого похмелья усталости, когда нервы, ослабев

подобно фортепьянным струнам после взятого аккорда, еще вибрируют и поскрипывают, как

плетеное кресло. Нервы, такие нежные и обнаженные, неизбежно смыкаются, когда смыкаются

губы и грудь прижимается к груди…

Они пребывали в той счастливой поре любви, когда влюбленные преисполнены прекрас-

ных, головокружительных иллюзий друг о друге, когда единение происходит на такой высоте,

где любые другие человеческие отношения не имеют никакого значения и кажется, будто они

вознеслись на эту высоту в исключительном целомудрии, будто вместе их свела лишь цепь

чистых случайностей, но случайностей этих столько, что в конце концов невозможно не при-

знать: они предназначены друг другу и пришли с чистым сердцем по пути, коим не ходят

праздно любопытствующие и таящие секреты.

Однако для Дика этот отрезок пути был коротким; поворот открылся прежде, чем они

достигли отеля.

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

53

– У нас ничего не получится, – сказал он с нарастающим чувством паники. – Я в вас

влюблен, но это не меняет того, что я сказал вчера вечером.

– Теперь это не имеет значения, – ответила она. – Мне просто нужно было, чтобы вы

меня полюбили, и если вы меня любите, то все хорошо.

– К несчастью, люблю. Но Николь ничего не должна узнать и даже смутно заподозрить.

Мы с ней и дальше должны жить вместе. В каком-то смысле это даже важнее, чем просто хотеть

жить дальше.

– Поцелуйте меня еще раз.

Он поцеловал, но был уже далеко.

– Николь не должна страдать, она любит меня, и я люблю ее. Вы ведь понимаете.

Она понимала – такие вещи она понимала отлично: людям нельзя причинять боль. Она

знала, что Дайверы любят друг друга, и с самого начала принимала это как данность. Однако

почему-то ей казалось, что отношения между ними довольно спокойные, скорее напоминаю-

щие ее любовь к матери. Когда люди так щедро отдают себя окружающим, не значит ли это,

что они недостаточно близки между собой?

– И это настоящая любовь, – сказал Дик, словно прочитав ее мысли. – Деятельная любовь.

Едва ли я смогу вам это объяснить – слишком сложно. Из-за нее и случилась та дурацкая дуэль.

– Откуда вы знаете о дуэли? Мне казалось, мы надежно хранили от вас этот секрет.

– Вы полагаете, Эйб способен хранить секреты? – с язвительной иронией спросил он. –

Безопасней объявить о своей тайне по радио или написать в таблоиде, чем доверить ее чело-

веку, выпивающему больше трех-четырех стаканов в день.

Не отрываясь от него, она согласно рассмеялась.

– У меня сложные отношения с Николь. Она не очень сильный человек – кажется силь-

ной, но это не так. И это создает массу трудностей.

– О, давайте не будем об этом сейчас! Сейчас – просто целуйте меня, любите меня. А о

том, что я вас люблю, я никогда не позволю Николь догадаться.

– Милая моя.

Когда они подошли к отелю, Розмари, немного отстав, с обожанием любовалась им. Он

шел легкой энергичной походкой, словно, завершив одни великие деяния, спешил перейти к

другим. Вдохновитель дружеских веселий, попечитель изощренных удовольствий. Его шляпа

была шедевром шляпного искусства, в одной руке тяжелая трость, в другой – желтые перчатки.

Розмари думала о том, как восхитительно все они проведут нынешний вечер благодаря ему.

Наверх  они  поднимались  пешком  –  пять  лестничных  пролетов.  На  первой  площадке

остановились и поцеловались; на каждой следующей Розмари делалась все более насторожен-

ной. Не дойдя до двух последних, она задержалась в последний раз для короткого прощаль-

ного поцелуя. Однако, уступив его настойчивости, снова спустилась с ним на один пролет,

после чего они уже без остановок поднялись на свой этаж. Здесь, протянув руки поверх перил,

они коснулись друг друга кончиками пальцев и наконец расстались. Дик пошел обратно вниз,

чтобы сделать какие-то распоряжения на вечер, а Розмари побежала к себе писать письмо

матери; ее мучили угрызения совести, потому что она совсем не скучала по родительнице.

жүктеу/скачать 0,71 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: