Глава 3  ВОЗВРАЩЕНИЕ «ВАКХА»

Адальберто.
— На Ямайке Морган купил самую большую асиенду острова.
Поселился там со своей женой-испанкой. Ее звали Мария Исабель. Морган
обращался с бедняжкой хуже, чем со своей ключницей. Баснословные
богатства, привезенные им из Портобело, сделали его важным господином,
которого чуть ли не каждый день губернатор Медифорд приглашал к
своему столу. Но давно известно, что страсть — враг покоя, а чрезмерное
богатство — здоровья. И стройная, сильная фигура Моргана обрюзгла, он
растолстел, стал чаще прикладываться к крепким напиткам.
— Ох, как он любил устраивать веселые пирушки! — вставил шкипер
Чистюля. — Ой, как любил!
— Да уж! Пирушки… Одна из таких оргий обернулась для Моргана
трагедией. На борту английского фрегата «Оксфорд» он отмечал одну из
побед над французами. Шла крупная попойка, когда кому-то взбрело в
голову дать салют в честь Моргана из всех орудий фрегата сразу. Салют
прозвучал, но кто-то из пьяных матросов обронил фитиль у порохового
погреба, и «Оксфорд» вместе со всеми пушками и экипажем взлетел на
воздух. Погибло более трехсот пятидесяти моряков. В живых осталось
человек десять. Моргана, полуживого, подобрал бот, разыскивавший
пострадавших вокруг бывшей стоянки «Оксфорда». Оправившись от угара
— прошло несколько дней, — Морган со своими людьми на лодках
направился собирать тела погибших, еще плававших в бухте, но не затем,
чтобы их захоронить, а с тем чтобы снять драгоценности: кольца, брошки,
серьги. Он сам резал уши и пальцы, на которых видел кольца с камнями, а
тела отпихивал от лодки.
— Такие молодчики, как Морган, героями не погибают. Они умирают
в своих постелях, — заметил Медико.
— Да! Однако слово, данное губернатору Панамы, Морган сдержал!
Правда, до этого пират и его люди чуть было не погибли от истощения. Они
пробирались к городу сквозь тропические леса, за время пути основной
отряд, который шел с суши к стенам Панамы, неумолимо сокращался,
нередко происходили смертельные стычки. Моргана это не смущало.
Наоборот, разозлило, стало причиной еще больших зверств и насилия,
когда он добрался до города. О такой жестокости прежде не слышало ни
одно человеческое ухо. Людям вспарывали животы, засыпали их солью и
перцем. Одну женщину насиловало до пятидесяти человек. Живых
мужчин, женщин, детей и стариков бросали в костры. А потом пираты
вообще сожгли весь город.
— Еще древнеримский поэт 
[80]
 знал, что ни один жестокий человек не

бывает счастлив, — произнес Девото, и Тетю показалось, что говоривший
смутился.
— Было, как вы уже знаете, сто семьдесят пять ослов нагружено
мешками, полными драгоценных камней, золота и серебра. Пираты
прихватили с собой еще шестьсот мужчин, женщин и детей как товар на
невольничьем рынке. Когда сведения о гнусностях в Панаме дошли до
Европы, стали достоянием европейских дворов, произошел взрыв
всеобщего негодования. Это вынудило британского короля «принять
меры». Прежде всего в Лондон был отозван губернатор Ямайки сэр Томас
Медифорд. С него потребовали отчета. И Карл И, к великому своему
сожалению, был вынужден передать дело на решение королевских судей.
Они определили Медифорду два года тюрьмы. Морган же, чья
неоспоримая храбрость и военное мастерство снискали ему в Англии
уважение многочисленных поклонников, отделался намного легче. Суд
постановил Моргану «безвыездно проживать в Лондоне».
Из бочки на марсе послышался голос Зоркого:
— Слева по борту, на берегу, в пяти кабельтовых вижу людей. Там что-
то случилось!
Никто из слушавших Тетю матросов не шелохнулся.
— Поначалу вандал чувствовал себя превосходно среди почитателей и
почитательниц самых разных слоев общества Англии. Однако климат
Британских островов ему не подходил. Он заскучал по тропикам, а потом и
просто потребовал, чтобы его отпустили, поскольку заболел туберкулезом.
Новая политическая ситуация в Европе, изменившая отношения Англии с
Испанией в лучшую сторону, позволила Карлу II в семьдесят четвертом
году открыто продемонстрировать свою симпатию к Моргану. Король
пожаловал пирату рыцарский титул британской короны и отправил на
Ямайку в должности вице-губернатора и командира всех тамошних
английских морских и сухопутных сил. Это был второй случай в истории
Англии, когда за пиратские заслуги жаловался рыцарский титул.
— Первым был Фрэнсис Дрейк, — заметил Девото и хотел было что-
то еще добавить, но с капитанского мостика прозвучала команда капитана:
— Лечь в дрейф. Шлюпки на воду!
Люди, находившиеся на берегу, человек десять, не более, явно в
отчаянии взывали о помощи. Они жгли костры, бегали по берегу,
размахивали рубахами.
Вскоре доставленные на борт «Каталины» испанские моряки поведали
де ла Крусу и его друзьям, что прошлым вечером их шхуна была
разграблена английскими пиратами и затем потоплена вместе с экипажем,

загнанным в трюмы. В последнюю минуту матросам одного из кубриков
чудом удалось выбить дверь. До берега доплыли только девять человек.
Шхуна шла с грузом какао из Пуэрто-Кортеса в Сантьяго-де-Куба.
— Капитан, они еще недалеко, — сказал пожилой испанец.
— Почему вы так полагаете?
— Потопив нас, бриг зашел в соседний залив. Ночью команда сошла
на берег ловить черепах, Значит, и сегодня пойдут.
— А если уже поймали достаточно? — спросил Девото.
— Нет! За одну ночь не могли. Сеньор, когда они взобрались на нашу
шхуну, то в первую очередь начали искать запасы провизии.
— Похоже, ваш Морган, Тетю, совершает чудеса, — сказал Девото и
потер руки.
Педро поручил Доброй Душе позаботиться о спасенных людях, чтобы
тот накормил, разместил их и каждому определил занятие.
После недолгих споров друзья составили план действий. «Каталина»
подошла как можно ближе к берегу и стала на якорь. Добрая Душа и
отобранные им десять лучших гребцов отправились до поры спать.
С наступлением темноты на воду спустили четырехвесельную
шлюпку, в нее сошла команда во главе с боцманом. Он усадил Зоркого на
нос, а сам, держа в руках зажженный фонарь особой конструкции, сел
рядом с рулевым. Огонь от трех толстых свечей был виден лишь сквозь 20-
дюймовую трубу с диаметром в 10 дюймов. Труба же была отведена от
берега в сторону «Каталины».
— Пусть больше ни моя жена и никакая другая женщина не узнает
ласк Решета, если этой ночью план не сработает, — произнес боцман и
выпустил из рук конец.
Гребцы налегли на весла, и шлюпка ходко пошла вперед.
Вскоре и «Каталина», используя ночной бриз, осторожно двинулась за
шлюпкой, ориентируясь на ее свет.
Де ла Крус отдал необходимые распоряжения и отправился к себе в
каюту. За ним пошли отдыхать и остальные, кроме Девото. Он хотел
первым увидеть, как замигает фонарь боцмана.
«Каталина» шла с погашенными огнями. Почти весь экипаж не спал и
собрался на баке. Не раз берег резко уходил влево, но «светлячок» на море
ровно горел и продолжал двигаться прямо. Замигал он примерно за два
часа до рассвета. «Каталина» бросила якорь и вскоре вернулась шлюпка.
Спасенный моряк из Пуэрто-Кортеса оказался прав. Бриг стоял в
заливе бушпритом к морю. Это означало, что глубина залива позволила ему
развернуться, что, в свою очередь, говорило о возможности безопасного

подхода «Каталины» к его борту.
Темная безлунная ночь способствовала настолько внезапному
появлению «Каталины» в пределах видимости вахтенных английского
судна, как если бы она вынырнула со дна морского. Да и к тому же в этот
предутренний час, перед самым рассветом, очевидно, дремали и вахтенные.
Они подняли тревогу, лишь когда абордажные «кошки» «Каталины» уже
были заброшены на борт брига и «Каталина» подтягивалась к пиратскому
судну, над кормой которого развевался огромный черный флаг с крупной
буквой «Д», вышитой золотой канителью.
Половина экипажа, оставшаяся на бриге, да еще крепко спавшая, была
не 
способна 
на 
какое-либо 
серьезное 
сопротивление. 
Капитан,
небезызвестный Уильям Дампе, заканчивал свой утренний туалет под
надзором второго помощника «Каталины» и Доброй Души.
Трофей превзошел ожидания любого из каталинцев. Команда брига
ловила черепах перед дальней дорогой — возвращением на родину.
Капитан Дампе готовился к этому три года, начиная с того дня, когда
экипаж пил за его пятидесятилетие. На борту английского корабля помимо
80 тысяч фунтов какао, стоивших не менее 35 тысяч дукатов, в каютах
капитана и его офицеров, в сундуках и ящиках кубриков было собрано
звонкой монетой более 86 тысяч дукатов, мешок разных драгоценностей:
ожерелья, кулоны, броши, кольца и еще порядка 30 фунтов жемчуга в
зернах.
Фиксатору было над чем трудиться. Каталинцы же, охранявшие
пиратов и не знавшие об их намерении, что называется, «завязать» и
отправиться домой, диву давались, видя на некоторых лицах горькие слезы.
Де ла Крус послал юнгу ко второму помощнику и Доброй Душе с
приказом доставить капитана пиратов на «Каталину».
— Мой дед возил рабов в Америку, в редкие дни своего отдыха он
говаривал, покачивая меня на коленях: «Военная сила, деньги и счастливая
звезда — с ними можно перевернуть мир». Вижу, мне скоро предстоит
встретиться с дедом на том свете. Я скажу ему, что мир можно перевернуть
и при одной только счастливой звезде! Что такое сила и деньги, когда
изменила звезда? Печальные воспоминания! — с этими словами,
произносимыми на приличном испанском языке, Уильям Дампе вошел в
каюту Красного Корсара.
Несмотря на свой по тем временам достаточно преклонный возраст,
английский пират, при жизни ставший легендой, упоминание одного имени
которого невольно вынуждало креститься испанских моряков, алькальдов,
альгвасилов и даже иных губернаторов, выглядел молодцом.

Де ла Крус, повинуясь вдруг своей интуиции и удивляя друзей, решил
повести разговор с капитаном Дампсом за завтраком.
Подобный прием ввел в замешательство и англичанина, однако он
быстро осознал, что это может быть его шансом начать переговоры.
— Если вы, сэр, знакомы с трудами Луция Аннея Сенеки, то еще сей
светлый ум учил нас: гнев против сильного неприятеля похвален, а против
побежденного зазорен, — с галантной улыбкой произнес де ла Крус, еще
больше озадачив всех присутствовавших.
Один лишь Тетю подумал: «У Педро созрел план. Умница! От такого-
то господина и в его положении искренних ответов можно добиться только
добром», — и тут же спросил:
— Вы и название дали бригу «Хесус», чтобы уберечься от несчастья,
чтобы никогда не изменила вам счастливая звезда?
— Нет, тогда я об этом не думал. Так назывался главный корабль моего
славного соотечественника Джона Хавкинса.
— И вы можете гордиться! Вы принесли людям не меньше зла! —
процедил сквозь зубы Девото. — И потому по справедливости должны
быть наказаны!
— Ну, что вы, сеньор? Справедливость и правда! Они украшают
могилы, а при жизни… так уж устроены люди, в том числе те, за которых
вы ратуете, при жизни справедливость и правда многим колют глаза и
делают вашу же собственную жизнь неудобной.
— Вы рассуждаете так, капитан Дампс, словно сидите у горящего
камина в только что купленном замке перед обожающими вас
родственниками. А ведь мечте вашей не сбыться, — уже без улыбки сказал
де ла Крус. — Ваш план рассеялся, как дым от трубки. Ведь вы мечтали
приблизительно через неделю, с богатством, достаточным для безбедной
старости, ввести свой бриг в струю Гольфстрима на широте Азорских
островов.
— И понестись, как нес своего седока Бабьека, любимый конь Сида
[81]
, в родную Англию, — добавил Тетю.
— Всю жизнь везло! А впрочем, жадность! Подвело меня желание
взять больше. Вы — Красный Корсар, — и Дампе поглядел на де ла
Круса. — Насколько я знаю, вам лично подобное не грозит, но и счастливая
звезда вам пока не светит… Я стар и утомился играть с людьми, как кошка
с мышкой.
— Видите ли, совсем еще недавно англичане были союзниками
испанцев. Теперь мы — враги! Но может статься, что все скоро изменится.
Я полагаю, что людям необходимо объединяться не по месту рождения, а

по чести, совести и уму… — Красный Корсар не договорил, англичанин
перебил его:
— То есть?
— Умные и порядочные люди с умными и порядочными, а глупые,
недалекие — между собой.
— Какую незавидную долю вы оставляете последним.
— Вовсе нет! Умный, порядочный человек несет в себе извечное
желание протянуть руку помощи другому человеку, обездоленному
достатком или умом, поделиться с ним своими знаниями. Дело в том, что
не каждый глупый это сознает: одни принимают руку и поднимаются над
собой, а подавляющее большинство — пытается ее отрубить…
Капитан Дампе отведал кусочек бисквита, отпил из чашечки шоколада
и решительно произнес:
— Я предлагаю fair play! 
[82]
Де ла Крус обвел взглядом друзей, и каждый увидел в глазах Педро
вспыхнувшую надежду. Однако Красный Корсар не спешил.
— Чего вы, капитан Дампе, сейчас хотели бы больше всего?
— Стать свободным, как облако!
— Но оно не свободно! Оно всегда пребывает во власти ветра.
— Тогда хочу быть птицей, только привязанной к своему гнезду.
— Мы принимаем fair play. Делайте ставку!
Английский пират задумался, и этим воспользовался Тетю:
— По мере того как бегут годы, мне все чаще кажется, что Бог дал
человеку аккурат две руки для того, чтобы он, принимая левой, раздавал
правой.
— Это как сказать, мосье! Итальянцы, например, считают: «Кто не
уважает, тот становится уважаемым». Но… к черту итальянцев! Вы ищете
Ганта. Я знаю, где он! И не ставлю условий…
Девото аж подскочил на стуле, а Медико тихо произнес:
— Для врачевания любой болезни есть свое лекарство. Дело лишь за
тем, как его обнаружить. Похоже, капитан Дампе, вы нашли, что вам
необходимо.
Лицо англичанина сделалось пунцовым, и он заторопился:
— На носу сезон штормов. В этом году Чарлз Гант намерен переждать
его в хорошо известном, давно облюбованном месте. Это может быть в
одном из рукавов дельты Коко…
— У мыса Грасиас-а-Дьос? — с удивлением спросил Тетю. — Но там
многочисленные поселения индейцев-антропофагов.
— У Ганта — этого исчадия ада — есть с ними соглашение. Зато

вокруг на много миль нет ни одной живой испанской души.
— А где еще может находиться его стоянка? — спросил де ла Крус.
— В устье реки, что впадает в Карибское море у самого южного из
островков Москито. Я бы начал именно с этого места. Подниматься бы стал
с юга, прижимаясь как можно ближе к берегу, сразу от устья Уауы.
— Ложь! Это обман! — заявил Девото и сжал кулаки.
— Сеньор уже в таком возрасте, что ему пора бы знать: часто ничто
так не похоже на ложь, как истина. — Дампе извлек из внутреннего
кармашка камзола золотые часы работы знаменитого мастера Грегдона,
откинул крышку. — Благодарю за угощение. Прикажите провести меня в
мою каюту. А сами спешите! Снимите с брига весь бегучий такелаж,
оставьте на немного провизии, пороха для ружей. Мы будем ждать вас.
В капитанской каюте «Каталины» воцарилась недоуменная тишина.
Англичанин понял ее причину:
— Мы будем ждать! Я уверен в вашей победе над Гантом. Вы
вернетесь и… тогда решите нашу судьбу, мою и экипажа. Каждый из нас
твердо намерен навсегда оставить море. Ну, а… ежели не вернетесь за
нами, Всевышний укажет, как дальше нам поступать. Распорядитесь,
капитан, чтобы меня проводили. Я устал. Мой второй помощник готов
сойти на берег с вашим парламентом. Он объяснит моим людям ситуацию.
Я в вашей порядочности не сомневаюсь, — Дампе стер носовым платком
выступившую испарину.
Потребовался целый день, чтобы часть пиратов и матросы
«Каталины», которые не несли караула, сняли с брига груз какао и весь
бегучий такелаж, не оставив на борту ни обрывка брезента, ни куска шкота.
Спасенных моряков из Пуэрто-Кортеса вместе с грузом какао де ла
Крус решил высадить в гавани небольшого поселения на острове
Провиденсия. Он обещал с первой же оказией сообщить о случившемся
властям Пуэрто-Кортеса и владельцам какао.
Девото, второй помощник, Чистюля, Меркурий, Добрая Душа и
Адальберто с пристрастием потолковали с каждым из пиратов по
отдельности и пришли к выводу: все члены экипажа брига согласны с
решением своего капитана; все надеются на верность слову Красного
Корсара; заблаговременно оговоренной встречи ни с каким другим
пиратским кораблем на этом месте не назначалось.
Последнее обстоятельство было важно, поскольку в таком случае
выходило весьма маловероятным, что какой-либо пират забредет сюда и
освободит бриг Дампса за восемь-десять дней, необходимых «Каталине» на
предстоящую операцию.

Вчера над Москитовым берегом стремительно пронесся небольшой
шторм. Природа пробовала свои силы. На море волнение определялось не
более чем в четыре балла, дул умеренный ветер.
Педро потянул на себя дверь, она бесшумно подалась, пропустив свет
луны, который скошенным квадратом лег на пол каюты. Чистое черное
небо было украшено звездной россыпью. «Каталина» под малыми
парусами тихонько двигалась вперед левым галсом курсом галфвинд.
Поскрипывал перекладываемый рулевым штурвал. Неяркий свет от фонаря
освещал группу вахтенных. Они, чтобы не тревожить сон капитана,
говорили шепотом. А де ла Крусу не спалось. Уже началось 4 ноября 1705
года. Оставался какой-нибудь час хода до устья Уауы. А там… три часа
полных парусов, и «Каталина» с рассветом окажется у реки, указанной
Уильямом Дампсом.
«Что сделал Гант с Каталиной? Как поступил? Где она сейчас? —
возможно, в тысячный раз за прошедшие годы Педро задавал самому себе
эти вопросы и не получал ответа. — Или я ничего не понимаю в людях, или
Дампе не соврал. Слишком мал шанс, чтобы кто-либо успел их снять до
нашего возвращения. А вернемся без Ганта… ему ясно — бриг, он и весь
его экипаж последуют на дно, как потопленная ими шхуна! Неужели я
поведу себя так жестоко? Да, на этот раз я так и поступлю!»
Это решение как бы подвело черту его рассуждениям. Он притворил
дверь и попытался уснуть.
Забрезжил рассвет, в подзорную трубу уже можно было различить
начало заливчика, в который впадала нужная им река.
Все давно поднялись, рядом с рулевым на мостике стоял де ла Крус.
Большая часть экипажа собралась на полуюте и шканцах, Коко был
свободен от своих прямых обязанностей. Он лишь приготовил тройную
порцию черного кофе. Предстоял бой, и Медико запрещая давать команде
какую-либо еду. Коко забавно обвесил себя с ног до головы разным
оружием.
С мостика спустились Девото и Тетю. Почетный капитан на этот раз,
без чьей-либо просьбы, прямо протиснувшись в гущу матросов, начал:
— Вы помните, что Генри Джон Морган стал рыцарем и новым
губернатором Ямайки. Однако от того, что Морган сделался сэром, у него
не прибавилось ни доброты, ни совести. Как только нога его ступила на
землю Ямайки, он тут же начал замышлять новые пиратские набеги. На
свои собственные деньги создал армаду, которая сделала совершенно
невыносимым плавание в Карибском море торговых кораблей под любым,
кроме английского, флагом. Карл Второй снова получал в свой карман

порядочный куш. Но вот Морган вторгся в дело торговли рабами. Оно не
находилось под покровительством английских магнатов, и они немедля
начали давить на министров королевского двора, чтобы те, в свою очередь,
насели на короля. И Карл вторично был вынужден «принимать меры». Он
отстранил Моргана от командования войсками,
— Но армада осталась, — заметил Адальберто.
— Да, но этот блестящий полководец и редкостный негодяй, ослепший
из-за страсти делать деньги, зарабатывать их на людской крови, не сумел
обратить внимания на происходившие в политике изменения. Да и был ли
он способен на это по складу своего ума? Морган не желал ничего знать о
делах, вершившихся вне пределов Ямайки и Карибского моря, и в один
прекрасный день… был лишен всякой власти. Но отнять у него
награбленных им баснословных богатств никто не мог. Морган уединился в
своей асиенде, и вот там алкоголь быстрехонько придавил его как следует.
В тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году в возрасте пятидесяти трех
лет сэр Морган скончался. Тогдашний губернатор Ямайки герцог
Альбемарле, его приятель по разгульной жизни в Лондоне, распорядился
предать тело «великого пирата» земле со всеми военными почестями,
положенными адмиралу и рыцарю. Однако в земле тело не задержалось
надолго. Через четыре года она вышвырнула из себя останки самого
кровожадного пирата на свете. Землетрясение выбросило кости Моргана в
море. Там их, естественно, никто не мог найти.
— Когда это было? — спросил Адальберто.
— Седьмого июня тысяча шестьсот девяносто второго года, ровно в
одиннадцать часов сорок минут первый толчок разрушил кладбище и
опустил его под воду. И тут же второй, более сильный, в секунду превратил
Порт-Ройяль в развалины, а третий навечно сомкнул над бывшим городом
волны океана.
Тетю замолчал, а Девото поглядел на капитанский мостик, вперед по
курсу «Католины» и с иронической улыбкой заметил:
— Умер ваш Морган, Тетю, и с ним — его сила! Не действует! Я и
прежде сомневался… — однако Девото не договорил.
— Слева по борту, в заливе у самого устья реки, вижу парусник! —
радостно прокричал Зоркий.
Девото одним прыжком оказался на мостике, взял из рук капитана
подзорную трубу.
— Это Гант, Педро! Я тебя поздравляю…
— Тысяча утопленников, восставших со дна океана! Это его шхуна! —
прокричал боцман. — Я узнал! Видел в порту Кайона.

— Если это действительно шхуна Ганта, то, друзья мои, кто до конца
разъяснит мне, что такое есть человек? — в сердцах произнес де ла Крус.
Поскольку никто его не понял, и Педро это почувствовал, он
продолжил:
— Я думаю о Дампсе! Ограбить беззащитный корабль, загнать экипаж
в трюмы, задраить люки и пустить шхуну ко дну с живыми людьми. И тут
же с достоинством джентльмена, по-рыцарски вести с нами беседу и…
спокойно предать собрата по ремеслу.
— Он спасал свою шкуру, — сказал Девото.
— Если это действительно Гант, Дампе ее спас. — И, повысив голос,
де ла Крус отдал команду: — Свистать всех наверх! Приготовиться к бою!
Матросы, не успев исполнить приказа капитана, потеряли вдруг
равновесие и повалились на задрожавшую под ними палубу. Нос
«Каталины» врезался в отмель, и она стала у входа в залив.
У Тетю и Девото мгновенно родилась одна и та же мысль:
«Неподвижная мишень. Гант это предвидел!»
— Шлюпки на воду! Заводить якоря! — уже звучала команда
капитана. — Боцман, живо!
А Добрая Душа и сам понял, чем такая напасть могла обернуться для
«Каталины» и что ему немедленно следовало делать.
Чуть более чем в четверти кабельтова от корабля были сброшены два
кормовых якоря. Паруса капитан поставил так, чтобы ветер, хотя и слабый,
все же способствовал движению судна в сторону кормы.
— К канатам! — прозвучал звонкий голос де ла Круса.
Все, кто был на палубе, переместились на корму. По три человека с
каждой стороны встало к крестовинам двух брашпилей. Остальные
ухватились за канаты. Повинуясь общим усилиям, толстые манильские
тросы — в тех местах и в то время редкая снасть — послушно ложились на
оси кабестанов. Но… по мере того как происходило натяжение канатов,
якоря ползли по дну.
— У основания банки сильное подводное течение, — определил
Тетю. — Ну и бестия же этот Гант!
Всем было ясно, что якоря ползли потому, что под ними тут же
размывало песок, в который уходили их лапы.
— Повторить операцию завода якорей! Потравить канаты до предела!
Завести якоря как можно шире! — скомандовал де ла Крус, невольно
прикоснулся к эфесу шпаги и поглядел на бочку Зоркого, — откуда с
секунды на секунду должно было прозвучать сообщение о движении
шхуны Ганта в их сторону.

Гребцы бросились к шлюпкам, чтобы быстрее поднять якоря. Матросы
же продолжали наваливаться всей силой на крестовины. И, как бы в
награждение за их веру в удачу, с натянувшегося вдруг каната весело
посыпался в воду дождь брызг.
— Якорь по левому борту сел в грунт! — прокричал боцман.
Прошло несколько секунд, и крестовины второго брашпиля замедлили
свое вращение. Тот же Добрая Душа доложил:
— Оба якоря заведены, капитан!
— Гребцам отставить мою команду! Всем к канатам! Ребята, навались!
Или вы не старые морские волки! — Сердце де ла Круса забилось чаще. В
порыве радости он обнял стоявшего рядом Девото.
— Когда я был в безвыходном положении, мне повезло, я изловчился и
точным ударом пронзил сердце герцога. Потому, слава богу, я здесь, —
непонятно отчего, но шепотом произнес Девото.
Все, кто мог стать к крестовинам брашпилей и ухватиться за канаты,
приняли участие в работе. Налетевший порыв ветра сильнее ударил по
парусам, добавив свою энергию к усилиям людей, и «Каталина», легонько
задрожав, поползла с банки.
Громкое «ура» огласило все вокруг.
— Да здравствует наш капитан! Мы спасены!
Опасения моряков и в самом деле были не напрасны. Из устья реки
уже выходила шхуна Ганта. Он знал, что проход в залив и устье был
сложен, а потому любое судно, не ведавшее фарватера, обязательно должно
было наскочить на мель и стать превосходной неподвижной мишенью,
способной отвечать лишь пальбой из погонных пушек. Расстрелять такую
мишень было делом десяти-пятнадцати минут.
Насколько верно было предположение Педро о цели Ганта, доказывало
и то обстоятельство, что как только Гант увидел «Каталину»,
разворачивавшуюся к нему бортом, быстро поменял паруса, развернулся и
скрылся за излучиной реки. По берегам ее тянулась стена тропического
леса и отвесных скал.
— Если не знаешь правил игры, первый ход предоставляй сделать
противнику. Вы, Поль Эли, частенько так говорите. Что прикажете делать
сейчас? Ганту превосходно известны эти места, и нас ждет не одна
неприятность.
— Не ждать же его у выхода! — заявил Девото. — Ночью он уйдет
одним из рукавов дельты.
— Добрая Душа, — крикнул с мостика капитан, — живо узнай, кто
здесь бывал раньше.

— Меняю гамак на иголки морского ежа, если прежде тут не мотался
помощник парусного мастера
— Немедленно сюда!
Через минуту довольно пожилой моряк рассказывал:
— Первым открыл это место Лоренс де Графф на своем «Нептуне». На
нем было двести десять душ и пятьдесят четыре орудия. И он свободно
ходил по многим рукавам. На берегах жили индейские племена. У них
можно было выменивать фрукты, мясо черепах, корнеплоды, и женщины-
индеанки стоили недорого…
— Ты что несешь? — рассердился боцман. — Дело говори! Если здесь
бывал, укажи проход в устье. А то фрукты, корнеплоды, бабы! Старый черт
из дырявой бочки рома. Вытрясу душу!
— Капитан де Графф загонял всех в трюмы, когда подходил к заливу.
Однако люди говорили — глубина находилась у одного из берегов.
Быстро оценив обстановку, де ла Крус повел «Каталину» к
противоположному створу залива. Лотовые, промерявшие глубины на носу,
сообщали удовлетворительные данные. «Каталина» вошла в устье и,
продвинувшись с кабельтов, вынуждена была прижаться правым бортом к
возвышавшейся над берегом скале. Как только судно поравнялась с утесом,
с вершины посыпались на палубу камни и горящие шматки густо
просмоленной пакли. Девото немедленно отрядил на берег своего
помощника по абордажной команде и дюжину вооруженных ружьями и
пистолетами молодцов, с Тем чтобы они захватили хотя бы одного
человека.
Мелкие очаги пожара, возникающие на «Каталине», быстро
ликвидировали, Медико оказывал помощь получившим ожоги.
На скале показались индейцы, которые при виде вооруженных
испанцев немедленно разбежались. Однако удалось захватить пирата,
пьяного то ли от рома, то ли от индейской коки. Он несвязно лепетал и был
передан в руки Медико.
Меж тем де ла Крус отобрал пятнадцать добровольцев, основательно
их вооружил, в основном гранатами, и усадил на ту же самую скалу. Коль
скоро Гант сумеет их обмануть и первым станет выходить из устья реки в
залив, то команда забросает его шхуну гранатами и подожжет.
«Каталина» обогнула широкую песчаную косу и, преодолевая скорость
течения, вновь вошла в более узкий проход между скалистыми берегами.
Опять над кораблем нависла угроза артиллерийского удара. Хотя ширина
реки в этом месте и достигала четверти кабельтова, с высоких ее берегов,
покрытых густой растительностью, судно легко могло подвергнуться

обстрелу скрытых орудий.
В канатном трюме тем временем, взяв пленного из лазарета, Добрая
Душа применял все известные ему средства, чтобы развязать тому язык.
Пират стиснул зубы и упорно молчал. Педро был против подобных методов
дознания, но сейчас, когда от показаний этого пирата зависела судьба затеи
Красного Корсара, он не противился. Пленный должен был указать, где
находится штаб-квартира Ганта, в каком из протоков капитан пиратов
укрыл свой корабль.
Зоркий доложил из бочки, что по правому борту видит первый рукав.
Промерив глубину, капитан убедился, что ответвление судоходно. Пират
продолжал молчать, и де ла Крус, повинуясь какому-то внутреннему
голосу, пошел дальше вверх по течению.
Экипаж «Каталины», распаленный не меньше своего капитана, был
готов встретить лицом к лицу любую опасность. Каждый каталинец верил в
счастливую звезду де ла Круса, в его знания, смелость и находчивость.
«Каталина» выходила победительницей и не из таких положений. А
поскольку Гант — ему тоже не откажешь в знаниях и храбрости — бежит
от них, значит, боится. В этом, однако, они заблуждались…
«Каталина» прошла еще с милю, оставив позади три более мелких
протока, глубина которых, возможно, и позволяла шхуне войти в каждый из
них. Но де ла Крус был уверен — Ганту не миновать ловушки,
уготовленной им же самим экипажу «Каталины». Гант теперь сам окажется
в ней, пропусти его де ла Крус в один из рукавов. Его смельчаки подожгут
судно Ганта, забросают гранатами и тем самым подадут сигнал
«Каталине». Она немедленно возвратится.
Двигаясь по реке, Педро давно обратил внимание на то, что во многих
местах «Каталина» при помощи якорей и искусного маневра могла в случае
необходимости развернуться почти вокруг своей оси и пойти обратно.
Зоркий доложил, что с правой стороны просматривается еще один
рукав. Капитан увидел, как выше по протоку, перед которым они стояли в
нерешительности, примерно в полумиле впереди поднялась в воздух
дружная стайка белых цапель.
Одновременно Девото и Тетю произнесли одну и ту же фразу:
— Там люди!
— Право руля! Всем по местам! Входим в рукав! — прозвучала
команда Красного Корсара.
«Каталина» плавно вошла в проток шириною не более четверти
кабельтова. Берега вновь представляли для нее опасность быть в любую
минуту обстрелянной из укрытых в густой чаще батарей. Немалый вред

могли принести команде и просто залпы из ружей. Толстые стволы
деревьев и густые тропические заросли лишали каталинцев возможности
ответить врагу прицельной стрельбой.
Но де ла Круса увлекала мысль, что главная опасность впереди. Хотя
бомбардиры и стояли у своих орудий с тлевшими фитилями, а ружейная
команда была готова мгновенно вступить в бой, все же Красный Корсар
рисковал.
Продвинулись вперед еще с четверть мили. Зоркий сообщил, что
ничего особого не замечает, но ему кажется, что по обе стороны, в чаще
леса, есть люди.
Действительно, не прошло и пяти минут, как с бака прогремело
громкое проклятие боцмана:
— Сто чертей вокруг адова котла! Нас собираются поджарить, как
цыплят в таверне Веракруса! Капитан, по реке течет огонь!
С юта, где у самого флагштока сидел Коко, донесся его высокий, но
потому всем слышный голосок:
— Мы попали в ловушку! В сорока саженях за нами от берега к берегу
со дна подняли цепь.
Боцман не добился признания от пирата, и морским разбойником
занялся Медико. Он зашел к себе в лазарет, приготовил питье и спустился в
трюм к лежавшему там без сил моряку. Тот принял кружку, осушил ее
залпом, и через минуту зрачки его глаз непомерно расширились, тело
обмякло, а язык сам заговорил в ответ на вопросы хирурга.
Еще через пять минут Медико был на мостике, рядом с Педро.
— Капитан, дальше прохода нет. Гант ловко за манил нас в ловушку.
Если не сгорим, то выйти назад не сможем. За нами тут же поднимут
тяжелую цепь.
— Все это мы уже знаем, — быстро сказал де ла Крус. — Где сам
Гант?
— Он другой протокой через час выйдет в открытое море…
Такой брани на испанском и французском языках прежде не слышал
даже такой виртуоз в этом деле, как Добрая Душа.
Обругавшись всласть, Красный Корсар стремглав помчался на бак.
Там он лучше оценил ситуацию — к судну, подгоняемые течением,
приближались огненные предметы.
Подошел Девото с подзорной трубой.
— Плошки с горящей паклей!
— Спустить носовые сети! С баграми на них самых смелых! Топить
плошки! Шлюпки на воду! Гребцам делать то же самое! Отдать носовой!

Стравить на тридцать саженей!
Приказы капитана исполнялись с молниеносной быстротой.
Как только сети были спущены с бушприта, ловкие матросы
спустились по ним и принайтовленными к шестам баграми стали топить
плывшие прямо на судно огненные плошки.
Де ла Крус помчался на ют, где уже находились Меркурий я
Адальберто. Они рассуждали, как лучше разбить цепь. Проще всего было
бы ударить по ней из пушки, установленной у ватерлинии, но «Каталина» в
этом месте реки не могла развернуться к цепи бортом.
С бака юнга принес поднятую на борт горевшую плошку. То был
разрубленный пополам сухой кокосовый орех, в котором лежали куски
пеньки и пакли, обильно смоченные липкой чрезвычайно горючей смесью
масла с загустевшим соком каучуконосной гевея. Коснись такой «фитилек»
просмоленных досок судна, и «Каталина» вмиг сама превратилась бы в
огромный пылающий факел.
Выполняя приказания боцмана, весь экипаж вооружился, кто чем мог.
Наиболее смелые, обмотав себя концами, спустились за борт почти до
самой воды и ударами шестов, палок, ведер помогали топить те плошки,
которые проскальзывали между шлюпками и сетями на носу.
— На помощь! — раздалось откуда-то снизу у левого борта. —
Воспламенилась обшивка.
Призыв о помощи услышал Фиксатор. Он, недолго думая, сбросил с
себя башмаки, рубаху и с ней в руках прыгнул за борт. Мокрой рубахой
Антонио Идальго стал сбивать огонь с обшивки «Каталины», загоревшейся
как раз у того места, где находилась Санта-Барбара, полная пороховым
запасом. Любое промедление грозило неминуемой гибелью судна.
— Бить из угонных орудий! Надо отойти. Увеличится расстояние, и
шансов почти не останется! — говорил Меркурий, когда Адальберто вдруг
сорвался с места с криком: «Я придумал!»
Пожара «Каталина» избежала. Медико оказывал помощь тем, кто,
находясь в воде, получил ожоги. У Фиксатора спина покрылась пузырями,
но он ими гордился.
Адальберто появился на палубе через пару минут. Он с канониром нес
два спаренных между собой пороховых бочонка. К верхней крышке
каждого бочонка, где был установлен детонатор, тянулся бикфордов шнур.
— Капитан, прикажите подать шлюпку! Мы пожертвуем ею, но цепь
разорвем, — проговорил Адальберто и понес «мину» к правому борту, куда
немедленно подошел ялик.
Адальберто спустил в ялик свой груз, сел на весла, а находившимся

там матросам приказал подняться на борт. Когда лодка приблизилась к
цепи и ткнулась в нее носом, с обоих берегов в сторону Адальберто
полетели стрелы. Хотя «Каталина» несколько и отошла вперед, подтянув
себя на якорном канате, Добрая Душа тут же ответил ружейным залпом в
направлении стрелявших. Все стоявшие на юте видели, как одна из стрел
вонзилась в левую руку Адальберто, но он успел привязать нос лодки к
цепи и навесил на нее бочонки. Выдернув с мясом острие, Адальберто
запалил бикфордов шнур и лег на дно лодки. Теперь стрелы были ему не
опасны.
Однако де ла Крус забеспокоился. А что, если помощник старшего
бомбардира потерял сознание? Меркурий, стоявший рядом, это понял и
спокойно произнес:
— Не волнуйтесь, капитан, все в порядке!
Тут Адальберто мгновенно вскочил, продвинулся к корме и прыгнул с
нее в воду.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, —
почему-то вслух считал Медико, одновременно освобождаясь от лишней
одежды.
Раздался взрыв. Щепки ялика долетели до кормы «Каталины», заметно
качнувшейся на волне. Медико спрыгнул за борт и поплыл к месту, где
должен был вынырнуть Адальберто.
Теперь вслух считал старший Перес. Никто не обращал внимания на
то, что цепь разорвана, все ждали появления над водой головы Адальберто.
Он всплыл, сделал судорожный глоток и опять погрузился. Но рядом уже
находился Медико. Он подхватил оглушенного Адальберто за плечи. К ним
спешила лодка.
— Боцман, руби конец! — прозвучала команда де ла Круса; он не
желал терять ни минуты, потому жертвовал якорем.
Когда «Каталина» благодаря течению вышла из рукава, развернулась,
поставила паруса, сняла команду со скалы, покинула устье, а затем и залив,
Зоркий доложил:
— Шхуна милях в четырех, курсом на острова Москито!
Де ла Крус поставил все паруса, вплоть до лиселей, и началась погоня.
Она длилась полных четыре часа, вплоть до момента, когда «Каталина»
подошла к шхуне на расстояние пушечного выстрела. Де ла Крус приказал
поднять флажки, предлагавшие лечь в дрейф и сдаться на милость
победителя.
— Так он и послушался нас, — заметил Девото и стал спускаться с
мостика к своей абордажной команде.

— Еще как! Он — трус! — произнес Тетю.
Де ла Крус подал знак старшему бомбардиру, находившемуся на баке у
погонных пушек.
— Будьте осторожны! На баке в каюте корабля может находиться
Каталина!
Меркурий в знак согласия махнул рукой и произвел два выстрела.
Одно ядро взметнуло белый фонтан у самого борта шхуны, второе угодило
в постройку на шканцах.
И прежде чем Добрая Душа крякнул и прокричал: «Сигнальный фал
пошел!» — все увидели, как марсовые принялись убирать на шхуне паруса.
— Кошка — лев для мыши, но мышь для льва. Таким я себе и
представлял Ганта, — произнес Тетю.
— Это уловка! Западня! Он знает, что его Ждет! — нервничал Девото,
возвратившийся на мостик.
— Там на юте происходит буза, — сообщил де ла Крус, наблюдавший
в подзорную трубу за шхуной. — Похоже, команда бунтует, не желает
сдаваться.
Между тем Гант ответил: «Предлагаем переговоры». Де ла Крус
немедленно предостерег: «Безоговорочная сдача! Через пять минут
открываю огонь!»
— А ведь команда может не подчиниться капитану, — Педро высказал
свою мысль вслух и громко добавил: — Предупредите: любое
сопротивление будет стоить жизни всему экипажу! Надеюсь, они поймут,
что добровольная сдача обернется для них обменом на невольничьем
рынке. Пленение в бою — рея или в лучшем случае кандалы.
Еще через несколько минут над шхуной был поднят белый флаг и она
легла в дрейф.
Де ла Крус распорядился поднять на сигнальном фале приказ: «Ждем
капитана, старшего помощника и боцмана!»
Вскоре от борта шхуны отчалил четырехвесельный ялик. Девото
пошел к трапу встречать «гостей». Матросы засобирались было на палубе,
чтобы поглазеть на пиратов, но Добрая Душа прикрикнул на них, и все
отправились на свои боевые места.
— Прав тот, кто утверждает, что храбрый человек может совершить
невозможное! — проговорил Тетю и тепло обнял де ла Круса.
— Идемте в каюту, Поль Эли. Я очень нервничаю. Антонио Идальго и
Хуан, заходите и вы, — Педро толкнул дверь и направился к зеркалу, снял
шляпу, надел парик, поправил шпагу.
Тетю видел, что де ла Крус не в силах скрыть свое волнение.

— Я бы на твоем месте, Педро, встретил их сидя.
В это время у трапа показался Гант. Внешний вид Ганта вызвал улыбку
на устах Девото. В огромной темно-синей шляпе с ярко-красным бантом, в
камлотовом кафтане с широкими лиловыми отворотами и манжетами в
бежевую зебру, в васильковых плиссированных панталонах, прикрытых под
кафтаном светло-желтым поясом в гармошку с темно-синей полосой вдоль,
в бежевых чулках и коричневых башмаках на высоких цвета ночебуэны 
[83]
каблуках с золотистыми пряжками, Гант был похож на жениха. «Ну, прямо
попугай! Никак, на бал собрался вместо реи», — подумалось старшему
помощнику, в то время как Гант рассуждал о своем: «Верну „Вакха“,
золотые чаши, свою долю, полученную в Тринидаде. Приплачу, если
потребует, „неустоечку“. Извинюсь! Взамен попрошу свободу. Что ему мое
тело на рее? Особого признания не принесет. А „Вакха“ надо вернуть, и
чаши обещал. Казну города пополнит. Вот это ему прибавит славы!»
В старшем помощнике Добрая Душа тут же признал одного из
«любителей», интересовавшихся тогда в Кайоне картиной Веласкеса.
Все прибывшие на корабль были при оружии. Девото и Добрая Душа
провели их в капитанскую каюту.
— Оружие на стол! — встретил приказом Красный Корсар вошедших
пиратов.
Гант было попытался свою шпагу вручить в руки капитана
«Каталины», но тот резким жестом указал на край стола, где уже лежали
шпага, пистолет и кинжал в богатых ножнах и куда боцман, в котором Тетю
узнал накинувшего ему на голову мешок в номере гостиницы, укладывал
два пистолета и внушительных размеров кривой складной нож
— Мы готовы начать с наших извинений за те неприятности, которые
доставили вам, — медленно начал Гант.
Он выглядел и смешно, и жалко, но был действительно страшен.
Педро сразу показалось, что он прежде где-то видел лицо этого плюгавого
коротышки. И тут же вспомнил: низкий, чуть скошенный назад лоб,
длинный неровный нос с широкой переносицей между небольшими,
глубоко посаженными глазами, прикрытыми густыми изогнутыми бровями.
Сесар Борджиа, превзошедший в порочности неверности и жестокости
своего учителя Макиавелли.
— Давайте по порядку, — произнес Красный Корcap, но капитан
пиратов его перебил:
— Золотые чаши из собора Тринидада верну, отдам Веласкеса. Они в
сохранности, в Кайоне. Вручу вам мою долю за Тринидад. Выплатим
контрибуцию. Назовите сумму, — одним духом выпалил Гант, чем,

откровенно говоря, привел в некоторое замешательство де ла Круса.
Педро поднялся. Медико и Фиксатор затаили дыхание.
— Начнем с начала! — сказал, как отрубил, Красный Корсар. —
Седьмого ноября три года назад три корабля под вашим началом
разграбили Тринидад, опустошили его, увезли с собой нескольких граждан.
Среди них была голубоглазая девочка четырнадцати лет по имени
Каталина. Где она? Что вы сделали с ней?
Гант промолчал в ответ, и было видно, что он искренне не понимает, о
чем шла речь.
— Что стало с Каталиной, дочерью состоятельного коммерсанта
Тринидада? — еще более жестким голосом спросил де ла Крус.
Гант пожал плечами и в недоумении развел руками, но тут же
спохватился.
— А, да! Вспомнил, — и обратился к своему боцману: — Рефери 
[84]
,
не ее ли взял к себе Боб?
— Так точно, мой капитан!
— Боб и присоединился-то к нам с условием, что первую красавицу
берет на свой корабль, — это сообщил старший помощник Ганта. — Ты
помнишь, Чарлз?
— Все ясно! Боб ее увез с собой.
Лицо Педро сделалось белее колпака Коко.
— Кто такой Боб? Где он? — севшим голосом спросил де ла Крус.
— Боб Железная Рука — американский пират. В последнюю минуту
присоединился к нам со своей шхуной «Скорая Надежда». Где он сейчас?
Один черт знает! — Гант исподлобья поглядел на Красного Корсара. —
Большой любитель…
Пират не договорил, де ла Крус выхватил из-за пояса пистолет и
разрядил его в потолок
— Замолчи, мерзавец! Застрелю! — И, посмотрев в сторону Девото,
прокричал: — Девото, закончи дело!
В следующий миг Педро так двинул ногой дверь каюты, что она чудом
не слетела с петель, и скрылся в спальне, из которой не выходил после
целых три дня.
Девото задержал Ганта на «Каталине», а сам вместе с Рефери, Доброй
Душой и командой, необходимой для разоружения пиратов, отправился на
шхуну. Часть экипажа там же загнали в пустые трюмы, часть перевезли на
«Каталину» и тоже засадили в трюмы. На шхуне не оказалось достойного
трофея, но Гант в надежде на спасение своей жизни предложил удобный
для каталинцев план, как им лучше получить «Вакха», чаши и

контрибуцию. Все это находилось в доме дамы сердца Ганта в Кайоне.
«Каталина» и шхуна подошли к заливу, где был оставлен бриг Уильяма
Дампса. «Хесус» стоял на месте. Красный Корсар не обманул решивших
навсегда покинуть Америку, теперь уже бывших пиратов. Он отпустил их,
снабдив провизией, однако прежде вывел из строя орудия и полностью
разоружил команду.
Среди каталинцев возник было ропот — бриг стоил немало, однако
Добрая Душа вразумил недовольных: «Кретины, или вы не уважаете своего
капитана? Или он нашел Каталину, и мы больше не будем плавать? Кто
сомневается, что с ним у нас будут не пустые сундуки, может мотать на все
четыре стороны!»
Получив «Вакха», чаши для святого причастия и контрибуцию,
представлявшую 
собой 
довольно 
круглую 
сумму 
в 
дукатах 
и
драгоценностях, де ла Крус, вопреки ожиданиям, Ганта не отпустил.
Гант кричал и ругался, на что Педро спокойно ему заявил:
— Можно подумать, что я Бог, который в состоянии простить столько
грехов. Другой на моем месте просто повесил бы вас на ноке и вошел в
порт Веракрус. Я этого не сделаю. Всех вас передадут в руки губернатора.
И вы лично, Чарлз Гант, вручите ему «Вакха». Что станет делать с вами
представитель власти короля Филиппа Пятого, мне неведомо. Но если
вдруг я снова встречусь с вами, я убью вас в следующую же секунду!
Самым жесточайшим образом! Помните это, негодяй!
Несмотря на бурное море, «Каталина» ухитрилась сходить в Веракрус
и за два дня до сочельника пришла в порт на реке Гуаурабо.
В тот же день де ла Крус вместе с отцом и матерью Каталины
посетили настоятеля собора дона Лукаса Понсиано Эскасену, которому
Педро вручил золотые чаши для святого причастия.
— Справедливо вы возвращаете святыни собору Святой Троицы и
укрепляете веру в душах прихожан. Да благословит вас Бог!
Осенив крестом Красного Корсара, викарий спросил:
— А что слышно, где наша девочка Каталина?
— Клянусь Всевышним, я ее найду! — преклонив колено, де ла Крус
прикоснулся губами к руке священника и тут же поспешно покинул его
покои.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: