Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

В то утро, как всегда, Негро, водрузив себе на голову утлую лодчонку,
как диковинную панаму, донес ее по тропинке до берега. Их провожал
Вулкан. Донья Кончита с догом остались у хижин. Вулкан очень
нервничал, казалось, беспричинно лаял, пытался даже запрыгнуть в лодку
и потом долго, пока они не зашли за мысок к месту, где обычно хорошо
ловилась рыба, носился по пляжу и лаял, лаял…
Каталина ощутила в поведении Вулкана что-то недоброе и еще до
того, как они отчалили, обратила на это внимание Охотника. Тот повертел
головой, оглядел совершенно пустую, как обычно, бухту и поспешил
отплыть, чтобы быстрее вернуться.
Примерно через час, прежде чем на небе появились тучи, налетел
северный ветер, и сразу такой сильный, что сидевший на веслах Охотник
был не в состоянии грести к берегу. Вихрь крепчал, и лодку, словно щепку,
понесло из бухточки в открытое море. Тут полил первый за лето дождь, но
такой обильный, что Охотник и Каталина, подняв весла и усевшись на дно
лодчонки, с трудом успевали попеременно вычерпывать дождевую воду
миской.
Их несло в сторону мыса Франсес, который замыкал собою обширный
залив Сигуанеа и за которым уже бушевало свирепое Карибское море. К
счастью, ветер сменился на западный, и лодку с терпевшими бедствие
людьми он погнал в сторону берега, по направлению, где в наши дни
расположено селение Лос-Индиос. Там, вдоль берега, тянулись мощные
коралловые рифы. Они — защитники берега от разрушения, были
опасными для всех видов лодок кораблей.
— Держись, девочка, это скоро пройдет, — только и твердил Охотник
одну и ту же фразу, стараясь, используя руль, направить суденышко в
сторону от рифов. Однако шли часы, и Охотник выбился из сил. Он лег на
дно лодки, полное воды, и отдался на волю волн. Каталина, сидя на днище,
еще продолжала вычерпывать воду.
Вдруг она увидела обнажившееся за промчавшимся валом желтое тело
рифа кораллов и закричала:
— Нас несет на риф!
Охотник схватил весло с намерением оттолкнуться от рифа, но, как
только он поднялся на ноги, волна ударила в бок лодки, он потерял
равновесие и полетел за борт. В следующий миг Каталина, онемевшая от
ужаса, увидела, как волна подхватила Охотника на свой гребень и опустила
его на острые, как ножи, кораллы.
На какое-то мгновение Каталина утратила способность мыслить, но
вот чувство самосохранения вернуло ей разум, и она еще цепче ухватилась

руками за шпангоуты и подлезла под банку. Теперь и она отдала себя в руки
судьбе.
Волны швыряли лодку еще минут десять. Ливень внезапно
прекратился, и тут же один из валов поднял и ударил суденышко о риф.
Оно разлетелось в щепы. Каталину выбросило в воду. Платье ее зацепилось
за что-то, треснуло, и девушка, выскользнув из него, осталась в одних
панталонах. Она поплыла. Ей повезло — тело кораллового рифа здесь было
узким, и участь Охотника ее миновала. Она видела берег и, стремясь
использовать гребни волн, поплыла к нему.
Плыть было чрезвычайно трудно. Когда ее голова показывалась на
поверхности, она вместе с воздухом часто глотала воду, и нужна была не
женская воля, чтобы не растеряться, заставить себя вновь выныривать и
набирать в легкие свежие порции воздуха. Мешали намокшие панталоны.
Она сбросила их и продолжала борьбу.
До берега оставалась еще добрая сотня вар 
[78]
, когда Каталина
почувствовала, что теряет последние силы.
— Мама! — еле прошептала она. — Педро! Боже, помилуй! Спаси!
Больше она не могла двигаться. Ее ноги, как пудовые гири, — так
казалось Каталине, — стали тянуть ее вниз.
— Педро! Любимый! Прощай! — губы уже не подчинялись, и
прощание это пронеслось в туманившемся от страха сознании. — Я буду
любить тебя и на том свете…
Каталина инстинктивно сделала последний вдох, и тело ее начало
погружаться в воду: глаза ее еще видели, хоть и через наплывавшую на них
пелену, как из-за туч выглянуло солнце. Набежавшая волна накрыла
девушку с головой, но в следующий миг ноги ее ощутили твердую почву.
Словно от удара бича, тело ее содрогнулось, напружинилось и обрело
силы. Каталина оттолкнулась от дна, голова ее появилась над
поверхностью моря. Она сделала глубокий вдох и теперь намеренно стала
опускаться, чтобы вновь оттолкнуться и вновь набрать в легкие воздуха.
«Только бы было дно. Боже! Он услышал мою мольбу!» — молниями
проносились мысли. Ноги снова коснулись дна, и девушка опять
оттолкнулась, но теперь немного вперед, в сторону берега. Волна
подхватила и помогла ей. Еще минута, и вода доходила Каталине уже
только до шеи. Девушка с трудом, но приближалась к берегу.
Волны становились заметно мельче, и вскоре Каталина смогла
двигаться, шагая по песчаному дну. Только теперь она заметила
человеческие фигуры, метавшиеся по пляжу.
То были краснокожие. Они что-то кричали и возбужденно размахивали

руками. Неподалеку от них на берегу лежали пироги, но никто и не думал
оказывать помощь так нуждавшейся в ней девушке. Первая мысль:
«Назад!» — обожгла сознание. Там… она только что чуть было не
рассталась с жизнью. «Бог помиловал! Спас! Значит, надо идти вперед!» О
том, в каком она виде, Каталина не думала. Она осознала это, лишь когда из
воды показались ее обнаженные груди, и она инстинктивно прикрыла их
руками.
— Нет! Ничего не бояться! — вслух произнесла она сама себе. — Они
ведь тоже почти совсем нагие.
Зоркие девичьи глаза разглядели среди туземцев пожилого, крепкого
сложения мужчину, облаченного в перья. Голову его украшал огромных
размеров плюмаж.
По мере того как она выходила из воды с распустившимися и теперь
ниспадавшими на спину и грудь волосами, серо-синие глаза ее обретали
прежний живой блеск, каждое ее движение выказывало все большую
уверенность.
Тот, кто был в плюмаже, — безошибочно касик, вознес к небу руки и
что-то произнес.
Почти все небо уже очистилось от туч, ветер заметно стих, а
краснокожие опустились на колени.
Каталина, с тела которой сбегали на песок крупные морские капли,
сделала три шага по суше и, повинуясь неведомо какому чувству, начала
медленно возносить руки вперед и вверх.
Касик еще что-то громко сказал, и люди его рода гуанахатабеев с
радостным криком, в котором явно звучали и воинствующие нотки,
поднялись на ноги и сгрудились вокруг вождя.
Он повелел двум старцам подойти к нагой девушке и стать с обеих
сторон. Как только они исполнили его приказание, сам касик поднял над
головой поданную ему кем-то палицу, утыканную зубами акул и
крокодилов, — очевидно, символ его власти, и направился в
противоположную сторону от селения, видневшегося неподалеку среди
густых зарослей кокосовых пальм, сейб и каобы-махагони.
Дорога вела в глубь острова широкой песчаной тропой через заросли
пляжного винограда, испанского дрока и мирта. Не далее как в пятидесяти
варах от пляжа перед взором Каталины, ощущавшей, как утраченные силы
возвращаются к ней, возник длинный известковый утес. Высотой с
хорошее дерево, он тянулся вдоль берега. В белой стене утеса зияло
большое черное отверстие. К нему, видимо, вождь краснокожих и вел
Каталину.

То оказалась естественная пещера глубиной футов в девять-десять.
Очевидно, в давние времена она образовалась в теле утеса под
воздействием морского прибоя.
Старцы и касик остановились у входа, и вождь жестом предложил
обнаженной девушке войти внутрь.
Первое, что бросилось в глаза Каталине, был расписной сводчатый
потолок. На белом естественном фоне известняка отчетливо виднелись
разбросанные 
в 
разных 
местах 
четкие 
концентрические 
круги,
раскрашенные в красный и черный цвета. Там же на куполообразном
потолке были начертаны треугольные стрелы, морды каких-то животных,
свернувшаяся кольцами в клубок змея, две пересекавшиеся крест-накрест
линии, круги и неизвестные знаки.
Каталина вспомнила недавно прочитанную книгу кого-то из древних
авторов и догадалась, что перед ней, должно быть, храм. Он был создан
жителями этой земли или, скорее всего, пришельцами с других земель еще
задолго до открытия Колумбом Нового Света.
Центральный рисунок какой-то таинственной силой сразу приковал
внимание Каталины. Он был размером более двух вар и состоял, как потом
она подсчитала, из 56 кругов, причем наружные имели скорее форму
эллипса, а внутренние — совершенно правильные круги. Внутри
центрального рисунка, в девяти разных местах, были размещены
концентрические круги меньших размеров, и всю фигуру перекрывали два
совершенно идеальных треугольника, через которые из центра всей фигуры
тянулись вверх жирные линии. Из точек, где пересекались линии
треугольников, выходили две боковые идущие рядом линии, тянувшиеся
вниз и в стороны к малым концентрическим кругам.
Охватив полностью взглядом центральный рисунок, Каталина
невольно отшатнулась, сделала шаг назад. С потолка на нее глядел очень
странный человек. Головой у него была одна из вершин треугольника, тело
представляли полосы, идущие снизу к голове, руки — линии, тянувшиеся к
ладоням — малым концентрическим кругам.
За спиной Каталины послышался голос предводителя краснокожих:
«Она узнала его!» — и касик опустился на колени. Все остальные
присутствовавшие пали ниц, касаясь лбами земли, и затянули монотонную,
заунывную мелодию, довольно быстро набравшую силу. Тоска и печаль
напева неожиданно окончились восторженным кличем. Он повторился три
раза.
Перед Каталиной действительно был храм, с рисунками вместо икон,
исполненными художниками тех первобытных обитателей берегов

нынешних Венесуэлы, Центральной Америки и Мексики, которые на своих
утлых пирогах посещали острова Карибского моря.
Каталина еще успела разглядеть справа у входа, с внутренней стороны,
как если бы оно охраняло его, изображение животного. Скорее всего, то
была первобытная собака. И тут кто-то, стоявший за ее спиной, опустил ей
на плечи тяжелую мантию из мягкой хлопчатой ткани изнутри, а снаружи
плотно обклеенную птичьими перьями самых разных цветов и оттенков. На
украшение мантии пошли не только перья местных птиц — попугаев,
тропической кукушки, золотистого дятла, синсонте и колибри, но и,
вероятно, обмененные на золото и жемчуг перья кецалей, попугаев ара,
тукана и гоацина. Пришедшая теперь в себя окончательно девушка поняла,
что краснокожие принимают ее за высокую гостью.
Она, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, повернулась. Перед
ней стояли два других старца и держали в руках сверкающий на солнце
золотой венец, усыпанный крупными зернами жемчуга и каменьями
хризоберилла, смарагда, топаза и сапфира. Он не был произведением рук
мастера, однако таил в себе силу.
Касик, когда все вновь пали ниц и издали протяжный торжественный
клич, возложил на мокрую еще голову Каталины этот символ верховной
власти. И Каталине вспомнилась Изида — богиня жизни и здоровья,
покровительница плодородия и материнства, о которой она совсем недавно
слышала от доньи Кончиты. И тут же вспомнился Педро. «Где он?»
Теперь к королеве одного из родов гуанахатабеев, так Каталина поняла
свою новую роль, подошли женщины, на бедрах которых висели лишь
небольшие хлопковые передники. Головы и запястья их были украшены
цветами. Они пригласили королеву следовать за ними. Каталине больно
было ступать босыми ногами по колкому щебню тропинки, но она
осознавала, что следовало должным образом играть эту новую роль, и
терпела.
В боио — просторной, хорошо продуваемой ветром хижине,
сложенной из оголенных стволов деревьев, веток, переплетенных
тростником и сухой травой, с крышей, покрытой пальмовыми листьями,
Каталину уложили на циновку из мягкой, нежной соломки, и пожилые
женщины, не медля, принялись натирать ее тело какими-то, не всегда
приятно пахнущими, мазями.
Не прошло и пары минут, как утомленная всем происшедшим девушка
провалилась в глубокий сон без сновидений.
А на пляже еще темно-синие, отливавшие серебром волны накатывали
на берег, белый, как сахар, от сверкавшего в лучах солнца песка.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: