Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

Капитан тем легче согласился с доводами разумной женщины, потому
что ему вместе с двумя другими пиратскими кораблями вскоре предстояло
совершить опасный поход к берегам испанской провинции Коста-Рика. А
там с боем овладеть крепостью Сан-Бернардо, что находилась в устье реки
Рио-Матина, и затем с суши ударить и захватить богатый порт Лимон.
Каталина, которая к этому времени уже метко стреляла из пистолета,
умела превосходно метать ножи, владела хлыстом и палкой как оружием и
успешно обучалась приемам защиты и нападения саблей, быстро, с
помощью мужчин и особенно искусной наездницы, какой оказались донья
Кончита, обучилась верховой езде и подружилась с лошадьми. Она любила
ухаживать за ними вместе с Негро. И трехгодовалый буланый жеребец, на
котором она ездила, так привязался к Каталине, что, стоило ей на прогулке
покинуть седло, он шел за ней по пятам, то и дело тыча мордой в спину.
В один из последних дней уходившего года, ближе к вечеру, Каталина
сидела на любимом уступе, с которого было так хорошо смотреть на море и
наблюдать за прелестью причудливых закатов, столь будоражащих ее
воображение. Девушка пребывала в мечтах рядом с Педро. Всего минуту
назад она впервые в жизни отчетливо ощутила, что у нее есть сердце.
Внезапно ей пришло на ум, что Педро, в то время как ее одурманили своей
игрой небесные краски, обнимает другую. Сердце застучало так, что готово
было выпрыгнуть из груди. Ей стало трудно дышать, и закружилась голова.
Вулкан, так звали серебристо-палевого дога, спокойно лежал рядом с
хозяйкой, положив мудрую лобастую голову на огромные лапы. Позади
треснул сучок, и Каталина, которая по настоянию доньи Кончиты никогда
не отходила от дома без миниатюрного дамского пистолета за поясом,
мгновенно, быстрее, чем Вулкан, знавший причину шороха и потому
совсем не спешивший, была на ногах, а рука ее легла на рукоятку оружия.
— Умница! — послышался мягкий, ставший за эти два года родным
голос доньи Кончиты. — Через полчаса поспеет ужин. Я пришла помечтать
вместе с тобою.
Каталина нежно обняла за плечи наставницу, ставшую ей заместо
старшей сестры, и обе они уселись на теплые камни уступа.
— Уверена, мечтаешь видеть себя дочерью Атланта, красавицей
Калипсо 
[73]
.
— Нет донья Кончита, я — Пенелопа! — и лицо девушки залила
краска под стать цвету спелого кофейного плода.
— Милая моя, нет большего счастья в жизни, чем уверенность, что ты
любима.
— Счастье и в том, что ты сама любишь! Любовью держится моя

жизнь! Моя любовь к Педро сильнее страха смерти! Демон, нечистый дух
послал сейчас мне видение, что Педро минуту назад ласкал другую
женщину. Не верю! Я жду его! И он меня ищет! Ищет и найдет!
Чтобы отвлечь Каталину от распаляющей душу темы, донья Кончита
раскрыла книжку в дешевом переплете. То был томик, привезенный
недавно Бобом, стихотворного сочинения Даниэля Дефо «Чистокровный
англичанин».
— Таким смелым, как Дефо, и был мой возлюбленный.
— Еще смелее и того и другого мой Педро! — лицо Каталины вновь
сделалось пунцовым.
Донья Кончита, словно бы и не слышала этого крика своей
воспитанницы, спокойно продолжала излагать свою мысль:
— Дефо станет великим писателем, запомнится на века, будет
гордостью Англии. То, что сегодня приносит ей безусловный вред, Дефо
дерзко высмеивает. Сатира его зла, но справедлива. Видишь ли, девочка,
настоящий писатель — это прежде всего оппозиционер, поскольку в
противном случае он лишен тех соков, которые только и могут питать
растение, называемое вдохновением. Для восхваления существуют
придворные поэты. И чем сильнее, активнее, чище соки, тем более могучие
вырастают кусты. Бурьян же, как известно, растет на любой земле и
питается 
любыми 
соками, 
даже 
помоями… 
Я 
восхищена 
его
«Чистокровным англичанином».
— Вы полагаете, я смогу прочесть его без вашей помощи?
Обе они говорили по-английски.
— Пока еще нет. Но ты, Каталина, делаешь успехи. Послушай, Дефо
откровенно и отважно тешится над английской аристократией, ее родовой
спесью, противопоставляет ей человеческое достоинство и ум. Он станет
очень популярен, но и наживет себе массу врагов. Именно так обязаны
жить настоящие мужчины!
— Вчера Негро рассказал мне, как когда-то он был свидетелем
нечеловеческих издевательств именитых поселенцев Новой Англии, и не
только над чернокожими, но и над белыми рабами, привезенными туда в
кандалах.
— Не сомневаюсь, что он поведал правду.
— Негро не жаловался, донья Кончита, но я вижу по его глазам, как он
стал бояться мистера Деревянная Нога. Тот, как только они остаются
вдвоем, издевается над Негро.
— Да, вот о чем я не сказала капитану Бобу и очень сожалею. Мистер
Деревянная Нога тайно где-то гонит арак.

— Что это?
— Крепкий спиртной напиток из кокосового молока. Так называют его
малайцы.
Вулкан залаял. Среди кустов замелькали фигуры Негро и второго
верного стража их лесного пансиона — голубого с темно-графитным
оттенком дога, по природе своей — собаки, не ведающей страха. Их
появление означало, что пора идти ужинать.
— Но, донья Кончита, ведь вы меня не выдадите капитану Бобу? —
девушка пытливо заглянула в лицо наставницы.
— Тебе, Каталина, я друг, но и мистеру Бобу я обязана многим… Хотя
бы тем, что он свел меня с тобой, — заявила донья Кончита, не ответив на
вопрос девушки прямо.
Меж тем обе женщины поднялись и, взявшись за руки, направились к
столу, где их ждала приготовленная мужчинами еда.
Де ла Крус безуспешно обыскивал северное побережье Эспаньолы,
обошел острова Пуэрто-Рико, Гваделупа, Доминика. На обратном пути он
обследовал все южные заливы Эспаньолы и еле успел к последнему дню
года подойти к самому западному из островков группы Морант. Там, без
особых осложнений, молодой английский виконт был обменен на младшего
брата Переса, который оказался основательным и толковым знатоком
своего дела. Он особенно понравился де ла Крусу и его друзьям тем, что,
внимательно осмотрев «Каталину», сразу заявил:
— 
Англичане 
усиливают 
мощь 
своих 
кораблей 
тяжелыми,
дальнобойными орудиями, чем утяжеляют их, лишая подвижности. От них
выгодно отличаются французские суда. Быстрый маневр при необходимой
сноровке и верном глазе бомбардиров — большее преимущество, чем
чванливость английских адмиралов чугунолитейным мастерством.
Туэрто и Добрая Душа были верны себе и холодно встретили
Адальберто. Капитан «Каталины» заметил это и строго наказал старшему
бомбардиру и боцману не вынуждать его изменить о них свое мнение.
Курсируя среди Большого и Малого Антильских архипелагов, где в
портах и прибрежных поселениях давно ничего не слышали о Ганте, де ла
Крус с попутными оказиями дважды посылал людей на Тортугу — и
безуспешно. Бывалому моряку скрыться в Карибском море в ту пору не
составляло особого труда.
Еще перед Новым годом имело место событие, вызвавшее ропот
некоторой части экипажа «Каталины». На пути к Ямайке поблизости от
Коровьего острова, на юго-западе от Эспаньолы, «Каталина» встретила
голландского работорговца. Он перевозил на бригантине в порт Чарлстон

сенегальцев в трюмах, набитых живыми и мертвыми телами. Работорговца,
капитана и команду бригантины де ла Крус высадил на берег необитаемого
острова Ваш и привел судно с несчастными в порт Кабо-Гаитиано. Там он
продал бригантину, а оставшихся в живых сенегальцев передал на
попечение человеку, у которого два месяца назад шкипер Чистюля
арендовал люгер. Де ла Крус оставил судовладельцу необходимую сумму
для того, чтобы тот должным образом оформил нужные бумаги и сделал
рабов свободными гражданами. Стоимость бригантины, за вычетом
королевской части, была поделена между командой «Каталины», однако
среди ряда ее членов выказывалось недовольство поступком Красного
Корсара, не за понюх табаку отпустившего африканцев, представлявших
собой как товар большую ценность.
Когда де ла Крус приказал боцману свистать всех наверх, «Каталина»
шла под парусами курсом бакштаг строго на север, к Багамским островам,
где, предполагалось, мог находиться Гант. Размышляя о причине
неожиданного приказа, команда собралась на палубе между бизань-мачтой
и капитанским мостиком. Де ла Крус спустился по трапу вместе с Бартоло
и без обиняков заявил:
— Пусть выйдут вперед те, кто выступал против того, что я отпустил
на волю захваченных нами негров-рабов! Я передал их владельцу люгера
безвозмездно. Он сделает их свободными людьми, такими, как мы с вами!
Шагайте вперед!
Отделилось от команды всего человек десять, но кое-кто еще мялся на
месте.
— Ну-ну, смелее! Или вы утратили веру в своего капитана?
К группе вышедших вперед моряков присоединилось еще четыре
матроса.
— Отсохни мои ноги! Щенки паршивой суки, на берег захотели? —
буквально взревел Добрая Душа. — Еще до берега я выдавлю из вас все
соки! — Боцман, не забывайте, мы ходим не под флагом «Веселого
Роджера» 
[74]
, — спокойно произнес де ла Крус. — Прошу вас, чтоб больше
никто не слышал подобных слов. Ведь согласитесь, Добрая Душа, каждый
по праву члена команды «Каталины» должен был получить свою долю.
Она, насколько я понимаю, как подсчитал всеми нами уважаемый сеньор
Фиксатор, — теперь так команда звала нотариуса, — равнялась стоимости
половины раба, то есть пятидесяти песо. Вас тут я вижу пятнадцать
человек. Плотник — две доли, мастер по вантам — две. Остальные по доле.
Бартоло, — де ла Крус обратился к Черной Скале, тот уже держал в руках
мешочки с деньгами. — Разложи на палубе пятнадцать положенных горок

Остальная часть команды раздраженно зароптала. Красный Корсар
поднял руку, попросил тишины. Когда же Бартоло исполнил приказание
капитана, первыми шагнули к деньгам мастер по вантам и плотник.
Остальные не двинулись с места. Оба торопливо сгребли монеты и, не
проронив ни слова, не сговариваясь, разом направились к Бартоло. Тот вмиг
понял, что происходит, и раскрыл мешочек. Тут и остальные сорвались с
места, каждый к своей кучке, и палуба «Каталины» огласилась
восторженным воплем.
Де ла Крус снова поднял руку и, когда восстановилась тишина, громко
произнес:
— Где наш Коко? Добрая Душа, распорядись, чтобы по случаю Нового
года Коко не жадничал.
Вновь палуба откликнулась радостными криками и здравицами в
адрес капитана, а Тетю, стоявший вместе с Девото, Медико и Фиксатором,
еле слышно произнес себе под нос:
— Слава Всевышнему, что он свел меня с ним!
— Что вы сказали, Тетю? — спросил Девото.
— Исчадие рая, наш капитан! И пусть господа словесники на меня не
сердятся. Могли бы мы с тобой, Андрес, придумать что-либо подобное?
— Я его верный друг! Люблю его как старшего брата, хотя он и
моложе меня! Бог милостив, но…
— Не продолжай! Я знаю, что ты скажешь, — он милостив, но
скуп, — Тетю перекрестился.
Когда де ла Крус поднялся на капитанский мостик, Девото первым
крепко пожал ему руку, а Медико сказал:
— Мои микстуры к утру сменили цвет. Ты, Педро, поставил
неправильный диагноз. Там, куда мы идем, Ганта нет. Я чувствую!
— Возможно, ты и прав, Хуан. Гант совсем недавно килевал корабль,
но как раз поэтому он может быть снова у этих берегов. А впрочем…
— Вы гадаете, как дурнушки на кофейной гуще, — заметил Антонио
Идальго. — Да разве ж можно узнать, где находится пес, оказавшийся в
лесу без хозяина?
— Можно! Его нужно искать у лисьих нор или ждать у ворот дома, —
заметил Девото. — Дома Ганта нет. Выходит… А Багамы — это не норы.
— Ты прав, милый Андрес. Однако не будем скоропалительно менять
уже принятое решение, а затем… Затем пойдем и к норам.
— Это куда? — поинтересовался Фиксатор.
— К богатым испанским берегам материка! — ответил Педро и
жестом пригласил всех пройти к нему в каюту.

Два месяца «Каталина» рыскала меж многочисленных островов и
островков от Гранд-Терка до Уэст-Энда, вступала в сражение с пиратами,
пустила ко дну бриг под черным флагом, сама с трудом ушла, наткнувшись
на два английских фрегата, но пополнила кассу и сбережения членов
команды, захватив на обратном пути и доставив в Сантьяго-де-Куба две
английские шхуны, доверху груженные синим сандалом и бакаутом 
[75]
.
Однако на след Ганта выйти не удалось он словно растворился.
На совете друзьями было решено искать пирата у берегов материка.
«Каталина» шла к устью реки Ориноко, вновь проверяя порты Виргинских,
Наветренных и Подветренных островов, с тем чтобы потом идти по берегу
до Веракруса.
Педро еще за завтраком — ломтики ананаса, оладьи с медом, черный
кофе — заметил необычное настроение Тетю. Он сверх меры шутил, читал
острые, двусмысленные стишки, был чрезмерно возбужден. Потом Тетю
пошел по кораблю, заглядывал в каждый уголок, балагурил с матросами,
насколько позволяло ему его собственное достоинство, отчитывал
виновных, когда обнаруживал мусор, непорядок, расспрашивал о снах,
предсказывал по ним будущее.
Добрая Душа тоже ощутил странность в настроении самого старшего
члена экипажа «Каталины» и, отдавая необходимые распоряжения
работавшим матросам, неотступно следовал за Тетю.
Ближе к обеду друг Ла Саля и учитель Сен-Симона Ровруа удивил
появившегося на палубе Девото. Услышав отданную боцманом команду
матросам, Тетю неожиданно сам полез по вантам на фок-рей, чтобы
затянуть ослабевший шкот фор-марселя.
— Мосье Поль Эли, мне приятно быть свидетелем того, как вы ванты
корабля принимаете за Елисейские Поля.
— А что мне еще остается делать? — спросил Тетю, в то время как
матросы опередили его. — Может. быть, сыграем в карты?
Девото и Добрая Душа видели, как лицо пожилого француза выдает
задуманную им некую проказу. Скорее всего, именно поэтому Девото,
собравшийся было поупражняться в фехтовании с Антонио Идальго,
извинился перед нотариусом и попросил юнгу вынести на палубу
раскладной столик с колодой карт.
Педро, стоявший на капитанском мостике, отказался составить им
компанию, Антонио Идальго ушел в каюту с нагрудниками, шлемами и
шпагами — своей и Девото, Медико в карты никогда не играл.
Тетю, с озорной улыбкой на устах, тщательно стасовал колоду, дал
снять и раздал карты. Девото поднял свои, задумался.

— Прекрасна истина; пусть будет мир с ней дружен: / Ведь даже
вымысел без правды нам не нужен. / Ведь даже если ум и ясен и глубок, /
Испорченность души всегда видна меж строк.
— Никола Буало в «Девятом послании». Надеюсь, это ко мне не
относится, — произнес Девото, но решения не принимал.
— Прекрасно! Но я не слышу, милый друг, сколько вам карт?
— Одну! — решительно произнес Девото.
— Блефуете, мой дорогой!
Тетю взял себе три и выиграл. Он выиграл и на сдаче партнера. Потом
раз проиграл и затем четыре раза кряду записал у себя в углу мелком
быстро росшие суммы реалов. Потом пошли песо, дукаты и золотые
дублоны. Девото не везло.
Игроков окружили Педро, Медико, возвратившийся Антонио Идальго.
Девото сдавал.
— Не доверять друзьям позорнее, чем ими быть обманутым, — Тетю
не поднимал сданных ему карт. — Не слышу ставку! Понтируйте!
Девото назначил, дал две карты партнеру, а себе сменил все и снова
проиграл. Покусывая губы, Андрес явно входил в азарт. Удвоил ставку и
объявил «втемную». Везенье отвернулось от него, и старший помощник
быстро продул крупную сумму, «Однако не может же так быть, чтобы
наконец карты не пришли», — пронеслось в голове у Девото. Тетю это
будто почувствовал.
— Заветный сундучок с его содержимым против всего, что мною
выиграно! — спокойно предложил Тетю.
— Нет! — вскричал Андрес. — Нет! Ни за что!
— Тогда на исполнение желания!
Девото был до того распален проигрышем, что, несмотря на явные
признаки расставленной Тетю ловушки, он не мог предугадать подвоха,
спланированного другом. Однако поставить на карту и возможно проиграть
сундучок, где у Девото хранились самые дорогие его сердцу реликвии,
тайна его прежней жизни, было равносильно смерти.
Судьба смеялась над ним. Нет, скорее мстила Девото, а еще вернее,
просто восстанавливала справедливость за прежний проигрыш Поля Эли и
потому была на стороне Тетю.
Почетный капитан «Каталины» снова взял верх и откинулся на
табурете, давая понять, что партия окончена. Выражение лица Тетю не
предвещало ничего хорошего.
— Нет! Еще сдача! Одна! Еще раз на исполнение желания! — Девото
было не узнать. Такие дни порой случаются с каждым.

Добрая Душа хотел было подойти к игравшим, но еще издали понял
ситуацию и отправился на камбуз к Коко, чтобы тот, объявив обед,
разрядил, как казалось боцману, назревавший конфликт.
Тетю стасовал, не торопясь и тщательно, дал дважды снять карты
партнеру и раздал их.
Девото поднял карты разом и только в этот миг осознал, что с ним
происходит. Тетю поглядел свои и сразу выложил их на стол с видом
триумфатора; Он разложил перед партнером набор карт, который ничем
нельзя было перебить. Андрес сгреб колоду, с силой швырнул ее за борт и
нервно расхохотался. Будь то на подмостках театра и играй он сатану,
режиссер остался бы им доволен. Брошенные карты легли на палубу, как
немые, но неумолимые свидетели случившейся в тот день с Девото
напасти. Он поднялся на ноги, вытянулся и покорно склонил голову на
грудь. Андрес был без парика, и черные вьющиеся кудри обрамляли
благородное лицо.
— Кто и как убил в Веракрусе капитана с английского корвета? —
Тетю продолжал сидеть, он испытывал явное удовольствие от того, что
имел наконец возможность снять груз сомнения с присутствовавших при
разговоре друзей, пусть небольшой, но порой дававший о себе знать в
отношении к Девото.
— Я! В честном бою! Мы дрались на равных! На том свете трезубец
больше не понадобится этому мерзавцу!
— Уверен, он и тебе не назвал место тогдашнего пребывания Ганта, —
заметил Педро. — Каждый из нас, я думаю, так и предполагал его гибель.
Спасибо вам, Тетю. — Де ла Крус подошел к Девото. — Однако то был
прежний Девото. Сейчас он совсем другой! Не будем судить его строго.
Прошу вас этого не делать.
— Я с юных лет считал, что хитрость близорука. Хорошо видит она
только перед собственным носом, потому часто сама и попадает в яму,
которую роет другим.
— Вы неизменны! Все морализируете, мосье Тетю. Я восхищен!
Люблю на мой удар в ответ получать нечто достойное, — ответил Девото и
с благодарностью поглядел на де ла Круса.
— Старики так любят давать хорошие советы, потому как уже не
способны подавать дурные примеры, мой милый друг. Это ваш любимый
Ларошфуко, если не ошибаюсь. Однако это не все! Вы проиграли и второе
желание! Хочу знать, кем был ваш отец!
Кровь отлила от лица Девото, все тело его содрогнулось, как если бы в
него ударила молния, рука потянулась к месту, где обычно висела дага.

Тетю встал. Однако друзья понимали, что в ту секунду Девото ищет
дагу не для того, чтобы разделаться с Тетю, а чтоб пронзить свое
собственное сердце.
— Это жестоко, мой юный и милый, нежно любимый друг. Я знаю! Но
это последний мой тебе урок! Вокруг только твои друзья, и я уверен, что до
гроба. Откройся нам, Андрес!
Тетю казалось, что только так он поможет любимому всеми человеку
порвать, покончить с тяжестью прошлого, беспощадно и постоянно
терзавшего его душу. Все разом еще ближе придвинулись к Андресу. Он
был страшно бледен и кусал губы.
— Имени его я открыть не могу! — наконец еле слышно заговорил
Девото. — Отступлю от клятвы, данной перед Богом! Скажу лишь, что
отец служил при дворе Людовика Четырнадцатого, любил и был любим
мадемуазель Барду.
И далее старший помощник капитана «Каталины» Андрес Девото
поведал самым близким ему на всем белом свете людям историю о том, как
однажды испанский гранд был приглашен ко двору Людовика XIV
«советником по вопросам Пиренеев».
В пять лет Андрес потерял мать. А вскоре Версаль, где мальчик часто
бывал на детских праздниках, заговорил о страстной любви, вспыхнувшей
между его отцом и любимой фрейлиной французской королевы —
мадемуазель Барду, которую кастильский гранд обучил изящному
искусству испанских танцев с кастаньетами.
Известно, что Людовик Король-Солнце был преуспевающим
политиком. Он превосходно знал, сколь охоч был до женских ласк, каким
ловеласом и волокитой был Карл Второй — король могущественной
Англии. Потому, чтобы усилить при английском дворе французскую
партию, Людовик направлял в Лондон не только надежных послов
мужского пола, но и послов, обладавших в сравнении с мужчинами
определенным преимуществом в ведении «дипломатической работы» на
пуховых перинах
Вначале то была Френсис Стюарт — фрейлина свиты королевы-
матери. La Belle Stuart — хорошенькая Стюарт долгие годы являлась
«главным украшением двора» еще и потому, что превосходно танцевала
и… несмотря на то что была женой герцога Ричмонда… прекрасно
проводила «французскую линию» в объятиях Карла. Ее сменила Луиза де
Керуайль, которую принцесса Генриэтта Орлеанская, по наущению
Людовика, «преподнесла в подарок» как фрейлину английскому двору.
Весь свет осуждал тогда роскошь, в которой нежились любовницы

Карла Второго, их апартаменты в десять раз превосходили своим богатым
убранством комнаты самой королевы. Но Луиза плохо танцевала, а Карл
Второй был алчным не только до золота и чужих земель. Он был, как мы
сказали бы сейчас, «большим и страстным балетоманом». И очередь дошла
до мадемуазель Барду. Страдания отца Андреса вросли в детское сознание
сына привоем стебля розы со множеством шипов.
В одну трагическую для Андреса ночь отец его бесследно исчез.
— Меня от участи отца спасли чужие люди. Я возвратился в Мадрид с
бродячим цирком!
Глаза Девото пылали гневом. Сердитым жестом он попросил его
пропустить и удалился в свою каюту. К обеду Девото не вышел, и никто его
не тревожил. К ужину старший помощник появился в кают-компании,
помогая Коко нести подносы. Первым делом, ни слова не говоря, Девото
подошел к Тетю и нежно его обнял.
«Каталина» оставила позади порт Ла-Гуайра, где Красный Корсар дал
команде недельный отдых. Она прошла Арубу, последний из Подветренных
островов, когда предсказание, сделанное в порту старшему помощнику
цыганкой, похоже, начало сбываться…
Трудно было поверить, чтобы в марте моряк, плавающий в Карибском
море, попал в шторм, да еще такой, что «если не раскинешь умом, можешь
оказаться в большом несчастье».
Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым.
Ветер только начал задувать, но по тому, как зашипела вода под
форштевнем и запели снасти, капитан и опытный рулевой поняли, что
приближается шторм. Хотя, объяви они об этом, вряд ли кто-либо на
корабле поверил бы их утверждениям.
Меж тем ветер быстро свежел и дул в совершенно необычном для
сезона направлении — с запада на восток. Капитан отдал необходимые в
данной ситуации команды, и «Каталина» пошла правым галсом курсом
бейдевинд.
Педро уже давно приметил, что соленые морские брызги обладают
странным свойством. Возможно, они действовали именно так только на
него: попадая на лицо, они освежали, но одновременно и вызывали
необъяснимый порыв расставить руки, взлететь и парить по воздуху над
кораблем.
Почувствовав, как судно с трудом идет против ветра переменными
галсами, Добрая Душа, недавно отстоявший вахту, появился на палубе.
Матросам то и дело приходилось брасопить реи, и за ними был нужен
строгий опытный глаз.

Ветер крепчал с каждой минутой.
На мостик поднялись Тетю и Девото. Старший помощник поглядел
вокруг, а потом на свою ладонь, и все догадались, что он вспомнил цыганку
из Ла-Гуайры. Тетю посоветовал де ла Крусу убрать грот-стень-стаксель и
крюйс-топсель и по-своему означил внезапно и не по сезону
разразившийся шторм:
— Так часто в последнее время бывает особенно ласков любовник,
заведомо зная, что он решил навсегда расстаться с той, к кому охладел.
Ближе к вечеру небо заволокли рваные тучи, на поверхности моря уже
ходили огромные гребни. Пенящиеся вершины их одеты были в багряного
цвета пастушьи шапки.
Внезапно сорвался кливер и с оглушительным треском захлопал по
бушприту. Не дожидаясь распоряжения капитана, боцман отдал нужную
команду.
Наибольшей силы шторм достиг к полуночи. Пена «барашков» теперь
ложилась по ветру широкими, густыми молочными полосами. Грозы не
было, но море гремело. Ветер дул с силой втрое большей, чем могла
развить скорость «Каталина» при полных парусах курсом фордевинд.
Зарифленными у судна были лишь фор-марсель нижний и грот. Все
остальные паруса де ла Крус убрал, но тревогу вызывала угрожающе
сильно гнувшаяся фор-стеньга.
Ближе к двум часам ночи Девото уговорил уставшего капитана пройти
к себе в каюту и немного отдохнуть.
Ветер стал резко отходить, матросы еще не успели исполнить
отданной старшим помощником команды, как лопнул грот и один из
марсовых, сорвавшихся с верхнего фор-марса-рея, упал на палубу.
— Поставить штормовые паруса! — прозвучал приказ Девото.
Пока меняли паруса, «Каталина» потеряла ход и заболталась,
закрутилась, как пустая бочка в водовороте.
Команды с трудом зарифили крепкие штормовые паруса. Девото, видя,
как ветер резко сменил направление, доставил бизань и поднял еще фор-
марсель верхний. И «Каталина» понеслась вперед, как поплавок над
крючком рыболова, на который села крупная рыба, — нос судна то нырял
глубоко вниз, то вздымался к небу.
К полудню следующего дня шторм наконец стих, и измотанная
суматошной ночью команда «Каталины» только было принялась приводить
судно в порядок, как с фор-марса послышалось уведомление Зоркого;
— Впереди по курсу два корабля! Фрегат английской постройки и
голландский корвет. Вымпелов не несут!

Не успел де ла Крус надеть шляпу и выйти на мостик, как «Каталину»
охватила тревожная трель боцманской дудки.
Весь экипаж высыпал на палубу и занял свои места. Де ла Крус молча
передал трубу другу. Девото поднес ее к глазу и сразу изрек:
— «Злой Джон»! Английский пират. Сорок четыре пушки. Опытен и
свиреп.
— И у корвета не менее двадцати четырех орудий! Так что цыганка
говорила тебе, милый Андрес, не о шторме… — заметил Тетю и обратился
к де ла Крусу: — Предстоит жаркий бой! Действуй смело, Педро!
Штурман только что записал в судовой журнал, что в полдень
«Каталина» по левому борту оставила Куриный мыс и полуостров Гуахира.
Противники выбросили свои вымпелы и шли на сближение. Фрегат
двигался со стороны берега, а корвет — с моря, как бы желая отрезать путь
к отступлению, хотя делать это «Каталине» при всем желании было уже
поздно.
Де ла Крус отдал необходимые распоряжения. Все должным образом
вооружились и были готовы к бою. Адальберто Перес отдавал последние
распоряжения бомбардирам орудий правого борта, в руках у которых уже
дымились фитили.
Первым стрельбу начал «Злой Джон». «Каталина» ответила — и
началось…
Де ла Крус выжимал из маневренности «Каталины», потрепанной
штормом, все, что мог. Туэрто и Адальберто стреляли превосходно, но
преимущество в стволах было на стороне врага, и «Каталина» несла
большой урон. Медико с санитарами не успевали сносить раненых в
лазарет.
В самый разгар боя, когда не осталось сомнений в том, что пиратские
корабли изготовились идти на абордаж, со стороны порта Барранкилья
показались торговые суда в сопровождении линейного корабля под
испанским флагом. Галеон стал быстро приближаться к месту сражения, и
«Злой Джон» поднял на фалах сигнальные флажки, предлагая корвету
следовать за ним. Пираты ушли в открытое море, а «Каталина» с разбитой
вдребезги 
бизань-мачтой, 
полностью 
снесенным 
бушпритом,
продырявленными парусами, поломанными реями, двумя пробоинами в
бортах и семью изуродованными пушками с трудом дотащилась до
Картахены. И то благодаря тому, что капитан галеона оказался знакомым
Девото. Военный моряк, несмотря на протесты капитанов торговых
кораблей, повернул караван на обратный курс.
Экипаж «Каталины» потерял одиннадцать человек убитыми. Погиб от

прямого попадания ядра старший бомбардир Туэрто. Более пятидесяти
членов команды получили ранения, а Антонио Идальго и еще восемнадцать
матросов нуждались в серьезной медицинской помощи на берегу. Врачи,
кому были переданы на лечение пострадавшие, заверили Медико и де ла
Круса, что через полтора месяца все их пациенты смогут вернуться на
корабль.
Не убереглись от легких царапин шрапнелью и де ла Крус с Девото.
Был ранен в бок Адальберто, но он наотрез отказался сойти на берег и лечь
в госпиталь.
Красный Корсар не находил себе места. Он не жалел денег, и за две
недели «Каталина» была приведена в полный порядок. Капитан пополнил
экипаж, забил доверху судно боезапасом и, не внемля советам губернатора,
да и Тетю с Девото, не торопиться, принял решение уйти на месяц в море
на поиски Ганта, с тем чтобы потом вернуться за оставленными на берегу
людьми.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: