Глава 2  КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ

галеты и кружка дешевого вина дополняли трапезу.
Моряки стояли, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие и
не пролить вина из кружки, покоившейся на предплечье левой руки, в
которой каждый держал кто жестяную, а кто деревянную миску с мясом и
бобами.
В любую другую минуту возглас, донесшийся из бочки, обрадовал бы
каталинцев, но сейчас у многих куски застряли в горле, и им пришлось
отчаянно откашливаться.
— Парус по левому борту!
Те, у кого рот был не занят, без промедления в ответ прокричали:
— Чей?
Зоркий помолчал с полминуты и еще более тревожным голосом
сообщил:
— Бриг с красным флагом на фок-мачте! Идет встречным курсом.
Не дожидаясь команды, дожевывая на ходу и осушая до дна кружки с
вином, каждый бросился в свой кубрик за личным оружием и затем стал у
своего боевого места.
Появившийся на мостике де ла Крус был, как обычно в таких случаях,
в красном парадном облачении. Он внимательно изучал в подзорную трубу
своего будущего противника. Сразу стало ясно, что бриг давней постройки,
явно менее поворотлив, чем «Каталина», хотя имел на вооружении те же
шестнадцать орудий по каждому борту.
Сомнений не было, английский капитан, узрев испанский флаг,
понесся на «Каталину», как дворовый пес, увидевший кошку.
— Видно, давно не был в деле. Неймется получить по зубам, —
произнес стоявший рядом с Педро Девото и добавил: — Однако, Педро это
не Гант! Схожу поглядеть на свою команду.
Старший помощник не сомневался, что де ла Крус без особой траты
пороха и ядер немедленно поведет «Каталину» на схватку с противником, и
экипажу предстоит абордажный бой, На борту брига не должно было
находиться более ста человек. «Каталина» имела численное преимущество.
Де ла Крус отдал распоряжения братьям-бомбардирам и сам стал к
штурвалу «Каталины». Ветер явно благоприятствовал его кораблю, и он
стрелой несся на сближение,
Когда корабли сошлись на расстояние пушечного выстрела, де ла Крус
подал команду выбросить флаги, предлагавшие добровольную сдачу с
сохранением жизни, и тут же резко положил право руля.
Расчет де ла Круса оказался верным. Если английский капитан и
собирался выждать более удобный момент, то, увидев наглый приказ,

вышел из себя и произвел залп по «Каталине», уже отваливавшей вправо.
Все ядра пиратского брига зарылись в волны у ее левого борта, взметнув
пенистую белую линию. А Красный Корсар уже переложил рулевое колесо
налево до отказа и мгновенно переставил бом-кливер, кливер и фор-стень-
стаксель. «Каталина», можно сказать, почти на месте стала разворачиваться
по галсу, который вел ее прямо к борту брига, только что разрядившему
свою артиллерию. У нее в запасе было три минуты, за которые английские
канониры успеют зарядить орудия брига заново.
Пират понял, в какой он оказался ситуации и, вместо того чтобы
положить лево руля — так ему было бы выгодней, — стал отваливать.
«Каталина» произвела залп с близкого расстояния, и лавина железа, свинца
и меди обрушилась, как и было задумано, на рангоут брига. Наибольший
ущерб нанесли спаренные ядра. Одна такая сцепка угодила чуть выше грот-
марса и как бритвой срезала грот-стеньгу и грот-брам-стеньгу. Вышел из
работы верхний блинд. Пока матросы брига растаскивали повалившиеся на
капитанский мостик паруса грот-брамсель и грот-марсель, «Каталина»
зарифила все свои, отстала от брига, пропустила его вперед, получила одно
ядро из угонной пушки брига в свою постройку на баке и всем левым
бортом ударила по постройкам юта. На корме, потускневшие от времени,
читались прибитые к доскам медные буквы «VANGUARD» -«Авангард».
На палубе брига возник пожар, и, видимо, у судна заклинило руль. Пират
развернулся, и де ла Крус отдал команду:
— Изготовить абордажные сети! Вперед, Девото!
Добрая Душа со своими людьми, ожидавший именно этой команды,
махнул рукой, и дружный ружейный залп осыпал палубу брига свинцовым
дождем.
Борта сошлись, кошки были заброшены, стрелки произвели второй
залп, и боцман прокричал:
— Ножи в зубы, ноги в руки! Вперед, за капитаном Девото!
Сопротивления на палубе брига никто не оказал. На ней лежали тела
мертвых и раненых пиратов, остальные скрылись по кубрикам и трюмам.
— Боцман, на Санта-Барбару! — приказал Девото — он понимал,
насколько опасен может быть поджог порохового погреба, если вдруг
пираты от отчаяния пойдут на это.
Видя, что команда «Каталины» овладела положением на пиратском
корабле, на него перебрались де ла Крус и Бартоло. На капитанском
мостике остался командовать Тетю.
Обнажив шпагу, Педро, которому прежде всего нужен был живой
капитан, уверенно зашагал в сторону кормовой части судна. На пути

лежали мертвые тела пиратов. Сзади послышался топот. То Добрая Душа,
оставив охрану у погреба, догонял своего капитана. В каждой руке у
боцмана было по пистолету.
Де ла Крус не ошибся, капитан пиратского брига лежал у трапа
капитанского мостика. Когда до него оставалось всего несколько шагов, он
приподнялся на левом локте и быстро выкинул вперед другую руку,
направив смертоносное дуло пистолета в грудь Красного Корсара. Добрая
Душа не опоздал, однако, прежде чем раздались выстрелы, прозвучал
резкий, сухой свист — и конец хлыста Черной Скалы щелкнул по
вороненой стали.
— Взять живым! — прокричал де ла Крус и бросился вперед. В
следующий миг он уже приставил острие шпаги к груди пирата. —
Осмотреть судно! Раненых и живых на «Каталину». Снять бумаги,
драгоценности, порох, легкое орудие. Открыть кингстоны! А вас, сэр,
прошу, если можете, следовать за мной.
— Он не ранен! Ни единой царапины. Лопни мои глаза, он был
оглушен, — заверил боцман и не очень-то вежливо пнул капитана ногой,
что означало: «Никто церемониться с тобой не станет! Вставай!»
— Я ненавижу вас, испанские собаки! — произнес на плохом
кастильском языке бывший капитан брига. Он не подумал двинуться с
места.
Боцман отобрал у него пистолет, снял пояс, на котором висели шпага и
кинжал, а Бартоло сгреб англичанина в охапку и понес на «Каталину».
Солнце опускалось к горизонту, когда Девото, Меркурий и Добрая
Душа вошли в капитанскую каюту, с тем чтобы доложить: все, что было
достойно их внимания, перегружено на «Каталину», расцепка кораблей
произведена, и кингстоны брига открыты. Вошедшие, все как один,
изумились — такого грозного и в то же время усталого лица у своего
капитана они прежде не видели.
Де ла Крус, Тетю, Фиксатор и Медико, которому выпала возможность
на сей раз принять участие в допросе английского пирата, не могли
вытянуть из него ни единого слова, кроме произносимой с завидным
упорством фразы: «От меня вы ничего не узнаете!»
Взгляды боцмана и пирата сошлись, задержались, и тут же Добрая
Душа решительно заявил:
— Мой капитан, лопни моя печень, если боцмана раньше не называли
Решетом! — Тут он потер ладони, а англичанин опустил глаза. — И ребят
за труд надобно повеселить. Дайте его мне на четверть часа. Он ответит
вам на любой вопрос.

Де ла Крус, и в самом деле уставший от невиданного упорства
англичанина, согласился.
Когда стало известно, что боцман взялся развязать язык капитану
пиратов, вся команда высыпала на палубу.
С разных сторон послышались возгласы:
— Давно пора! А то мы заскучали!
— Пока молчит, нам не промочить глоток!
— Поговори, поговори с ним, Добрая Душа, на своем языке!
— Тогда капитанишка развяжет свой!
Капитана пиратов, лицо которого утратило былую уверенность,
вывели на шкафут, и боцман распорядился:
— Кто там поживей! Доску пошире да юкатанского линя подлинней!
Живо! А вы, капи… то есть ты, мой голубчик головорез, раздевайся по
пояс.
Англичанин удостоил Добрую Душу презрительным взглядом, но,
увидев по глазам боцмана, что тот не собирается шутить, неторопливо, с
достоинством принялся снимать с себя одежду.
Когда обнаженного по пояс «сэра» боцман и помогавшие ему матросы
крепко приторочили спиной к доске, никто из присутствовавших моряков
еще не подозревал, что же такое придумал Диего. Недоумевали и те, кто
находился на капитанском мостике. Шкафут и шканцы были забиты до
отказа. Присутствующие строили догадки, но соблюдали необходимую
тишину.
— А теперь, ребята, подтащите этого молчальника поближе к
борту! — попросил боцман.
— Зачем доска? Можно бы и просто на веревке искупать. Не вижу
мочалки, масла да золы 
[79]
, — англичанин не терял присутствия духа и
пытался шутить.
Вместо ответа Добрая Душа приказал:
— Живо! Бадью, полную воды, и прихватите у Коко воронку. Ту, что
пошире!
Трое моряков бросились выполнять распоряжение.
— Ага! Вначале помыть, а потом пополоскать. И это неплохо! —
проговорил «сэр», однако уже без былой надменности.
— Итак, в последний раз спрашиваю, ваше английское величество,
станешь отвечать на вопросы моего капитана? Клянусь гибелью сотни
кораблей, пожалеешь! — Не получив ответа, боцман взял из рук матроса
воронку и приставил ее ко рту пирата.
Англичанин замотал головой.

— Бартоло, будь добр, подсоби! Поиграй-ка пальчиками на скулах
этого молчальника. Сам он не желает раскрывать свои уста, — попросил
Добрая Душа стоявшего неподалеку Черную Скалу.
«Сэр» тут же разжал зубы, воронка была вставлена в рот, и боцман,
зачерпнув из бадьи воду деревянным ковшом, стал медленно лить ее в
воронку.
Тетю и Медико покинули мостик под предлогом, что у них не
окончена партия в шахматы. Ушли в каюту де ла Крус и нотариус. Между
тем живот капитана пиратов быстро наполнялся жидкостью, раздувался на
глазах, причиняя пирату нестерпимую боль. Многие из членов экипажа,
которым поначалу была интересна проделка Доброй Души, но теперь стало
неприятно смотреть на человеческие мучения, тоже отправились по своим
делам.
Боцман продолжал лить воду, закусив нижнюю губу, как он это делал
всегда, когда ему что-либо не нравилось.
— Как вы с людьми, так надо и с вами! Нет на вас иной управы! —
сквозь зубы процедил боцман и зачерпнул очередную порцию воды.
Лицо англичанина покрылось густой краской и крупными каплями
пота. Лоб стянуло от невыносимой боли. Совершив нечеловеческое усилие,
он замычал, вытолкнул языком воронку и еле слышно произнес:
— Довольно, Мадемуазель Петрона! Твоя взяла. Я тебя узнал!
— То-то! Так знаешь, чей я ученик? Кто научил меня этому? —
Боцман бросил ковш в бадью, приказал матросам развязать англичанина,
перевернуть его на живот для облегчения страданий и без промедления
отправился доложить своему капитану, чтобы тот готовился задать
интересующие его вопросы.
Коко призвал команду к запоздалому ужину, который сегодня, в честь
победы, имел дополнение — кружку рома. Море окутала тьма, и тут же
взошла полная луна, бросив на черноту успокоившихся вод светлую, слегка
подбитую рябью серебряную дорожку.
Теперь Каталина, всякий раз пробуждаясь ото сна и укладываясь на
ночь, молилась не только за жизнь Педро, матери, отца, сестренок, но и за
благополучие доньи Кончиты, Негро и Вулкана. К ним она привязалась
всем сердцем.
Последние трое пребывали где-то совсем неподалеку, но как отыскать
дорогу к ним, она себе не представляла.
Из-за отсутствия поблизости естественных гаваней и тянущегося
вдоль берега мощного кораллового рифа пути кораблей лежали в стороне.
Очень редко сердце девушки полнилось надеждой, когда на горизонте

вдруг появлялись паруса. Но, не ведая о беде Каталины, корабли неизменно
проплывали мимо.
В боио, где жил касик, по стенам рядом с атрибутами его власти
висели шляпы с перьями, камзолы, сапоги, шпаги и пистолеты, старинный
шлем «боргоньота», очевидно, принадлежавший одному из первых
завоевателей Кубы, и даже золотые карманные часы. Но все это было
свидетельством 
чьей-то 
гибели 
— 
оставалось 
от 
потерпевших
кораблекрушение людей.
Однажды, любопытствуя, Каталина подошла к часам и незаметно
несколько раз повернула головку завода. Часы пошли, что вызвало
неописуемый восторг индейцев и было сочтено ими за признак
всемогущества их королевы.
В тот день расставленные в море сети принесли небывалый улов.
Жрецы и касик связали это с чудодейственным поступком королевы. Всю
ночь перед ее боио на площадке, называемой «батей», вокруг костров
плясали жители селения.
С тех пор всякий раз, когда касик и жрецы задумывали какое-нибудь
важное для племени предприятие, они приглашали Каталину прикоснуться
к часам и оживить их стрелки.
Каталина довольно быстро научилась выражать свои желания и
приказывать жестами, используя их в большей степени в общении с
касиком, жрецами и прислуживавшими ей женщинами. Во многом помогал
ей хромоногий старик-таин, плененный много лет назад на побережье
острова Куба и немного Знавший испанскую речь. Привезенный в селение,
этот таин показал свое умение плести из хлопковой пряжи рыболовные
сети и гамаки, готовить глину, лепить из нее тарелки, кувшины, котелки,
объяснил, как следовало все это обжигать, и… сохранил себе жизнь.
Труднее было нашей героине привыкнуть к еде гуанахатабеев.
Индейцы, в основном занимавшиеся рыболовством и собирательством,
умели выращивать лишь маниок, юкку и маис. Первые семена кукурузы в
Европу привез Христофор Колумб, описавший встреченное на вновь
открытых им землях, уже окультуренное людьми растение в послании
королю Филиппу и королеве Изабель от 5 ноября 1492 года.
Из маниока, дающего съедобные корнеплоды весом до 8 фунтов,
индейцы варили кашу, из юкки пекли хлеб — касабе. Каменной или
костяной скребницей женщины нацарапывали с юкки массу, раскладывали
ее на бурен — ровную круглую плоскость из обожженной глины в
диаметре до 20 дюймов, отжимали вредный для человека млечный сок и
устанавливали бурен над огнем. Касабе ели с приготовленными на вертеле

рыбой или черепашьим мясом. Яйца морских черепах индейцы пили
сырыми. Каталина научила касика запекать яйца в золе. Изысканным
блюдом считалась зажаренная на вертеле хутия — млекопитающий зверек,
живущий в лесах. Чтобы добыть к столу королевы хутию, воины
отправлялись сквозь труднопроходимые болота в глубь острова, где росли
буйные леса. Оттуда же они приносили Каталине и сладкие фрукты: мамей
— антильский абрикос или яблоко-мамей, гуанабана, каймито —
небольшой зеленого цвета плод с ароматной мякотью, полной сладкого
молочного сока, с черными косточками.
Индейцы почему-то не употребляли в пищу плоды дерева мараньон,
растущего в изобилии вокруг. А Каталина любила собирать эти орехи,
очень схожие с европейскими каштанами, зажаривать их и лакомиться,
запивая кокосовым молоком.
Однако на землях, окружавших селение гуанахатабеев, не росли ни
хлопок, ни табак. И индейцы вынуждены были совершать военные набеги
на таинов, обитавших на южном побережье Кубы. Целью захвата были
хлопковые пряжи и ткани, гончарные изделия, орудия труда, присущие
испанцам и оказавшиеся у таинов, и особенно связки табачного листа. В
дни больших торжественных праздников листья табака сворачивались в
трубки, поджигались с одного конца, а дым, как мужчины, так и женщины,
старательно втягивали в легкие. Это вызывало особое состояние опьянения
и великую радость гуанахатабеев.
В тот день утром вернулась группа воинов, ходившая за болота. После
их сообщений жрецы в великом возбуждении собрались у боио касика.
Старый таин пояснил Каталине, что скоро состоится боевой поход.
Ближе к вечеру Каталина сидела под пальмой на камне лицом к морю
и с наслаждением уплетала плоды гуанабана — крупные вытянутые груши
с плотной кожицей, легко разрываемой пальцами. Белая кисло-сладкая
мякоть плода гуанабана, очень приятная на вкус, напоминала Каталине
сладкое блюдо, которое ее мать, донья Марсела, так вкусно готовила по
праздникам.
К Каталине приблизились касик и старик таин. Первый опустился на
колени. То же сделал и его спутник.
Касик заговорил, и таин начал переводить:
— Вождь хотеть знать, как настроение королевы?
— Очень хорошее!
— Видала королева ночью, что могло вызывать у королева нет хотеть
кушать?
Вместо ответа Каталина указала рукой на шкурки и косточки плодов

гуанабана, разбросанные вокруг.
Довольный касик закивал, что-то сказал еще и поднялся с колен.
— Вождь просил королева идти его боио. Там касаться рукой то, что
станет живой!
Каталина повиновалась, совершенно не подозревая, чем все это вскоре
может обернуться.
В боио вождя, заслонив часы от постороннего взгляда, она оживила
стрелки. Касик испустил воинствующий призыв и вышел вместе с
Каталиной. Теперь перед жилищем вождя, находившемся по другую
сторону батея от боио Каталины, сидели на земле все мужчины селения.
Касик вознес руки к небу и прокричал:
— Воины моего рода! Королева гуанахатабеев объявляет удачным
предстоящий поход! Мы победим! И мы берем королеву с собой!
Более чем из двух сотен мужских глоток вырвался победный клич, и
тут же воины помчались каждый к своему жилищу. В первую минуту,
услышав от таина сказанное касиком, Каталина растерялась. Она мысленно
отругала себя за свои «чудеса», но затем, прочтя молитву, решила, что
судьба на ее стороне и что бы ни ждало впереди — все это будет лишь
содействовать скорейшей встрече с любимым Педро.
Каталину повели в ее жилище, и там женщины, украшенные цветами,
облачили королеву в короткую тунику, возложили на ее голову венец из
цветков пассифлоры-страстоцвета и сложили в плетеную корзину продукты
в дорогу.
Перед самым заходом солнца все селение собралось на берегу. Воины
с палицами, луками и стрелами, размалевавшие свои тела алой и черной
красками, стояли у пирог, каждый на своем месте. У самой кромки воды
лежал крокодил. В пасти его была зажата палка, над ней был закреплен
деревянный намордник, не позволявший животному раскрыть пасть. Лапы
крокодила и хвост были привязаны к длинному стволу.
Как только диск солнца, ставший багрово-медным, коснулся
горизонта, на берегу появился индеец, выше ростом и сильнее самого
касика, с большим острым обсидиановым ножом. Он приблизился к
крокодилу, по обе стороны головы животного стали два воина. У одного в
руках был диоритовый топор, какими вооружались многие воины
гуанахатабеев, у другого — тяжелый колун испанского дровосека.
Касик подал знак, жрецы опустились на колени, закрыли лица руками
и что-то зашептали. Воины перевернули животное на спину. Тот, кто был с
ножом, шагнул вплотную к туловищу крокодила, а двое с топорами —
стали у головы. Касик издал гортанный звук, один из воинов дернул

веревку — хвост и ноги крокодила освободились от пут. Те же, кто держал
в руках палку с намордником, сдернули его. Крокодил почувствовал
свободу, но в этот же самый миг обсидиановый нож от горла до низа
живота распорол его надвое, а воины с топорами ударили животное по шее.
Однако, прежде чем они отделили голову от туловища, крокодил ударом
хвоста сбил с ног стоявшего рядом воина.
После того как животное, принесенное в жертву верховному богу —
солнцу, затем было отдано во власть бога моря, а гуанахатабеи,
опустившись на колени, издали боевой клич, мужчины подняли пироги и
понесли их к воде.
Каталина 
наблюдала 
эту 
ритуальную 
процедуру, 
испытывая
внутреннюю дрожь и жалость. Она восседала на носилках всего в десяти
метрах от места жертвоприношения. Носилки держали на плечах четыре
воина. Подобный трон Каталина придумала сама и пояснила, как его
следовало изготовить. В одной из книг, прочитанных ею в лесном лагере
она видела рисунок — Клеопатра на носилках.
Каталину поместили в самую большую из пирог, где находились касик
и более двадцати гребцов.
Десять длинных каноэ отправились в путь ночью. Куда и зачем?
Каталина этого не знала.
Море было спокойно, и лодки двигались без остановки. Одна пара
гребцов на каждой постоянно отдыхала.
Примерно за час до рассвета пироги подошли к берегу необитаемого
островка, по всей видимости, к одному из тех в заливе Батабано, которые
теперь называются Мангровыми.
Весь день гуанахатабеи отдыхали, а с наступлением ночи вновь
отправились в путь. На рассвете следующего дня, точно выйдя к тому
месту, куда направлялись, они нагрянули внезапно, как буря в безоблачную
погоду, на одно из селений таинов, расположенное у самого устья
небольшой реки.
Гуанахатабеи не убивали таинов, а только грабили их жилища.
Уносили орудия труда, оружие, хлопковые ткани, пряжу. С особым
старанием воины отыскивали связки табака.
Набег длился не более получаса. Каталина в сопровождении двух
сильных туземцев стояла несколько в стороне от батея. Так она
вдохновляла своих воинов на подвиги.
Загрузив пироги, касик повел отряд в открытое море и, как только он
счел, что таинам их уже не видно, вновь повернул флотилию к берегу. Как
объяснил старик таин, привязанный к сиденью лодки, это была военная

хитрость, чтобы сбить со следа возможную погоню.
Войдя в устье чуть более широкой реки, отряд встал на отдых. Пироги
были спрятаны в прибрежных кустах. Следы и образовавшаяся тропка, по
которой воины выносили одну за другой лодки, были тщательно заметены.
Каталина видела, как один из молодых воинов стал копаться в
награбленном и тут же получил крепкого тумака. Делать этого было нельзя,
потому что военная добыча еще до конца не принадлежала роду. Она была
в их пирогах, но еще не в их селении.
Утро следующего дня доказало верность этого правила гуанахатабеев.
К противоположному берегу причалили три пироги, еще большие по
размеру и более совершенные по конструкции.
Старый таин объяснил: то были чужеземцы — не таины, и пришли они
издалека в устье этой реки, чтобы попытать счастья в ловле жемчуга. И
действительно, как только их пироги пристали к берегу, сразу несколько
человек принялись нырять. Каталине, как и всем остальным, сидевшим
затаив дыхание в кустах, было отлично видно все, что происходило на
другом берегу.
— Это место давно умирать жемчуг, — сообщил переводчик
королевы. — Чужих привели сюда те четверо. Они стоят в стороне. Они —
таины. Думаю, сейчас их будут наказывать.
Умудренный опытом старик оказался прав. Ныряльщики возвращались
с пустыми руками, и предводитель чужеземцев отдал приказ. Четверых
потащили в сторону от берега, к росшим там деревьям и очень колючим
растениям, одной из разновидностей юкки. Листья этого растения остры и
похожи на ружейные штыки, в Тринидаде их иначе чем «байонеты» —
штыки — и не называли.
Пока одна часть чужеземцев привязывала бедняг к стволам деревьев,
другая срезала шипы.
— Сейчас будут доставать хлопок, брызгать масло, тыкать шипы, —
еле слышно комментировал таин.
— Зачем? — взволнованно спросила Каталина.
— Королева видеть сама.
По голым спинам всех четверых чужеземцы принялись хлопать
ватными шарами, и спины несчастных быстро стали похожи на
ощетинившегося дикобраза. Убедившись, что иголок воткнулось в спину
достаточное количество, предводитель высек огонь, поджег факел и стал
подносить его к кончикам игл. Они вспыхивали как спички. Бедняги
корчились от боли. Трое завыли, а один… запел. На его спине тут же
погасили огонь, ему развязали руки и повели к пирогам.

— Он стал воин! Он не боялся. Выдержал пытка, — пояснил таин.
Меж тем чужеземцы погрузились в лодки и отплыли в открытое море,
оставив несчастных привязанными к деревьям.
Весь жаркий день воины спали, а касик выжидал, Однако, как только
занялась вечерняя заря, он с воинами на одной пироге перебрался через
реку, извлек из спин несчастных обгоревшие шипы, смазал кровоточившие
раны какой-то мазью, развязал путы, оставил рядом кувшин с водой и
плетенку с пищей. Затем, ни слова не говоря в ответ на задаваемые ему
таинами вопросы, сел в пирогу и повел свой отряд в обратный путь.
Возвращение воинов из похода было встречено неописуемым
восторгом всего селения. Каталине, помимо золотого браслета, серебряного
круга для ношения на груди, разных тканей и мелких украшений, достался
как трофей небольшой сундучок, 6ез сомнения, когда-то принадлежавший
моряку-европейцу.
Бывший капитан бывшего английского брига «Авангард» назвал
место, где всего неделю назад находился Чарлз Гант со своим кораблем —
один из восточных заливов острова Провиденсия.
Первым порывом де ла Круса было тут же поставить полные паруса и
лечь курсом на Провиденсию. Однако встреча с Гантом, когда в трюмах
«Каталины» пребывало около сотни английских пиратов, не сулила ничего
доброго. Следовало идти в ближайший испанский порт, сдать там пиратов
властям, а местному фининспектору — положенную королевской казне
часть добычи.
Девото, Меркурий, Добрая Душа и даже Фиксатор настаивали на том,
чтобы на первом же попавшемся островке высадить на время англичан и,
не теряя ни часа, идти на встречу с Гантом. Тетю колебался. Матросы были
за то, чтобы зайти в порт.
Спорную ситуацию разрешила встреча «Каталины» с испанским
галеоном, случившаяся на рассвете следующего дня. На борту галеона
возвращался из Гаваны губернатор провинции Коста-Рики дон Диего
Эррера Кампусано. Он сменил на посту Франсиско Серрано де Рейна,
занимавшегося контрабандной торговлей, губернаторствовал всего один
год, но жители Картаго — тогдашней столицы Коста-Рики были весьма им
довольны.
Плотный, но очень подвижный Эррера Кампусано, узнав проблемы
капитана «Каталины», о котором он был наслышан, немедленно предложил
свои услуги и совершенно искренне выразил сожаление, что ни его
положение, ни его года не позволяют ему присоединиться к корсарам и
вместе искать мерзавца Чарлза Ганта.

Галеон увез с собой плененных пиратов и положенную королю долю.
На «Каталине» остался лишь бывший капитан «Авангарда». Де ла Крус
помчался к острову Провиденсия.
В указанном месте каталинцы действительно обнаружили следы
моряков, недавно стоявших лагерем на берегу. Однако Девото и Добрая
Душа почему-то усомнились, что это было место стоянки именно Ганта.
Капитан «Авангарда» повел «Каталину» к острову Ронкадор, потом к
островам Мискито. Каталинцы встречали доказательства стоянок
пиратских кораблей, но ничего не говорило о присутствии поблизости
Ганта.
«Каталина» обследовала острова Бикон, Бахо-Нуэво, Альто, ходила и к
Суону. Английский пират утверждал, что указывает Красному Корсару на
излюбленные места Ганта, однако явных следов нахождения шхуны пирата
обнаружить не удавалось. Девото не уставал твердить, что англичанин
тянет время в надежде на встречу «Каталины» с каким-либо другим
пиратским судном, полагая, что оно освободит его. Меж тем де ла Крус
вновь повел «Каталину» к Провиденсии, а оттуда к Сан-Андресу и вновь к
Бикону.
Продукты были на исходе, экипаж явно устал, и не столько от
плавания, сколько от напряжения, вызванного ожиданием.
В конце концов крейсировать дальше «Каталина» уже не могла.
Корабль, вернее его экипаж, был не боеспособен. И де ла Крус созвал на
совет офицеров с представителями от морских команд. Там следовало
решить один вопрос: «Сдать капитана „Авангарда“ • властям или наказать
его самим?»
Решение было единогласным, и на рассвете следующего дня бывший
капитан бывшего английского брига «Авангард», оказавшийся ловким
вруном и порядочным мерзавцем, был вздернут на ноке рея. А еще через
двое суток жители Тринидада собрались на пристани реки Гуаурабо
поглядеть на славное корсарское судно, носившее имя дочери одного из
жителей города, и на висевшего на рее, по заслугам наказанного
английского пирата.
Общеизвестно, что любовник, испытывающий глубокое чувство,
бывает по-настоящему счастлив лишь тогда, когда любуется или обладает
предметом своей любви, и страдает, когда с ним разлучен. Представляется
также истиной и то, что мужчина, мечтающий предмет любви сделать
своей супругой, и в отдалении переживает сладкие минуты от одного лишь
сознания, что предмет его любви существует.
С таким чувством Боб Железная Рука и привел свою быстроходную

шхуну «Скорая Надежда» к острову Пинос, и не в декабре, как условился с
доньей Кончитой, а в самом начале октября.
На шхуне все было готово для приема на борт двух женщин. Боб
недрогнувшей рукой подписал с членами команды новый контракт, почти
удваивавший долю каждого. Бравые моряки шли против незыблемого
поверья: женщина на корабле — несчастье в море! Были приготовлены
уютно и богато обставленные каюты, приглашен на шхуну более искусный
кок, всех обитателей лесного лагеря ждали дорогие подарки.
Боб Железная Рука был отменным малым. Он это знал и надеялся, что
рано или поздно в этом убедится и Каталина. Только тогда он наконец
обретет свое счастье.
Разодевшись, на его взгляд, в самый шикарный костюм, вместе со
старшим помощником, боцманом, дюжиной лучших матросов Боб сошел
на берег и торопливым шагом стал подниматься на холм. Вид тропинки,
которой, казалось, мало пользовались, не сразу насторожил его и не
погасил восторженного чувства ощущения радостной встречи.
Среди деревьев проглянули хижины, но Боба никто не встречал. В
лагере вообще не оказалось ни единой живой души, если не считать
кудахтавших в курятнике кур. Однако уже при самом беглом осмотре стало
ясно, что еще недавно здесь были люди.
Боб терялся в догадках. «Что за чертовщина! Разленились, — подумал
Боб. — Не узнали мой корабль. То есть как? Чтобы эти старые якоря не
признали „Скорой Надежды“? Нет, тут что-то не так!» — и сердце Боба
дало о себе знать быстрыми гулкими ударами.
— Здесь только что были кони! Свежие следы уводят в горы, —
прокричал боцман.
— На столе два прибора, — зная, что произносимые слова неприятны
слуху его капитана, заметил старший помощник. — В спальнях женщин
использовалась лишь одна постель.
— Что-то случилось! — заявил подошедший боцман.
Тут же послышался собачий лай. У хижин появился Вулкан. Он узнал
Боба, приласкался и помчался в гору по еле заметной тропке. Боб со
своими людьми последовал за собакой, но в это время из зарослей вышел
Негро. Он упал на колени.
— Ваша милость, боги невзлюбили нас!
— Что ты мелешь глупости? — рассердился Железная Рука и так
хватанул раба по шее, что тот повалился на землю. — Встань! Говори
яснее! Где Каталина?
Негр поднялся, и все увидели, как красноватые от природы глаза его

наполнились слезами.
— Капитан, я вынесу любые пытки. Готов отдать жизнь. Пусть только
море вернет нам Каталину! Она ушла ловить рыбу с мистером Охотником,
начался шторм, и они не вернулись…
— Где донья Кончита? — прогремел Боб.
— Мы не узнали вас, испугались, ушли в горы. Сейчас я ее приведу.
— А где одноногий?
Негр молча опустил глаза.
— Говори! — приказал Боб.
— Все остальное, мистер Боб, вам скажет донья Кончита.
Боб услышал печальный рассказ. Заметно постаревшая шотландка
говорила, и слезы обильно струились по ее щекам, закончив, донья Кончита
сняла со своей шеи рубиновый кулон и передала его Бобу:
— Вот все, что осталось от нашей любимой девочки!
Старший помощник, боцман и матросы ушли. Они знали, что теперь
их капитану какое-то время следует побыть одному.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: