ЧАСТЬ II  КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ

Глава 1 
МЕРКУРИЙ 
Шел предпоследний день Страстной недели. Над островом Пинос
водворилась самая благодатная погода. Было не жарко, не душно, но и не
ветрено. Не досаждали москиты. В воздухе соперничали между собой в
насыщенности ароматы многих цветущих в это время года растений.
Каталина сидела на пеньке неподалеку от навеса, под которым стояли
кони, но в мыслях была далеко, рядом с Педро, на мостике у штурвала его
корабля. Сердце подсказывало Каталине, что он — прекрасный капитан и
если не сам, то с помощью ее отца купил корабль и теперь ищет ее по всем
пиратским тропам.
Известно, что любовь для своего продолжения требует только одного:
веры.
Рядом в кустах послышался шорох. Каталина увидела, как мимо
проскользнула небольшая маха-де-санта-мария. Змея! Девушка готова была
вскочить на ноги и бежать, но тут же вспомнила, как однажды на прогулке
мать сказала ей: «Нинья, на Кубе нет ядовитых змей, а маха для человека не
опасна».
Появился Вулкан, заметил маху и бросился к ней.
— Назад, Вулкан! Назад! Иди сюда. Сидеть! Она нам не страшна!
Пусть живет.
«Пусть живет! — подумала Каталина. — А если б была ядовита, я
поймала бы ее и положила себе на грудь, и она бы меня все равно не
ужалила! Это Клеопатре 
[76]
нужна была смерть, и змея это знала, а мой
Педро жив. Он ищет меня! И найдет!»
Вулкан словно услышал мысли обожаемой хозяйки и согласно кивнул.
Каталина ласково улыбнулась и залюбовалась своим верным другом. Она
знала от доньи Кончиты, что давние предки Вулкана сражались на аренах
Древнего Рима. Бледно-желтая, с розоватым отливом гладкая шерсть пса
серебрилась в лучах солнца, только что отделившегося от горизонта.
Черная морда, уши и кончик носа блестели. Каталине казалось, что нет
животного на свете милее Вулкана.
Этой ночью Негро, уйдя из лагеря, где-то раздобыл и принес Каталине
ее любимые плоды чиримойи. Теперь Негро отправился на кухню готовить
вместе с Деревянной Ногой завтрак, а девушка лакомилась, отламывая

кусочки плода, листочки которого с прикрепленной к ним белой ароматной
мякотью, напоминавшей по вкусу нечто среднее между ананасом и
бананом, как бы сами отваливались. Вулкан следил за полетом
выплевываемых хозяйкой мелких черных семечек.
В это время за спиной Каталины послышался хриплый раздраженный
голос Деревянной Ноги. Он звал Вулкана. Пес не сразу повиновался.
Послышался более гневимый приказ, и Каталина сказала: «Иди!»
Вдруг до слуха девушки донеслись недовольное, злобное рычание
Вулкана. Потом она услышала лай. Вулкан обычно тявкал так, когда терял
ее в густых зарослях.
Каталина забеспокоилась и пошла на лай. Вулкан оказался в закрытом
сарае, на шее у негр была петля, которая при резких движениях пса могла
задушить его. Негро и Деревянной Ноги ни на кухне, ни в одном из
помещений лагеря не было. Между тем дог спокойно лежал у веранды
хижины, принадлежавшей женщинам. Девушка вошла в сарай, скинула
петлю с шеи Вулкана, и тотчас с призывным лаем он помчался вверх по
тропинке, то и дело оглядываясь на Каталину. Девушка поспешила следом
за собакой. Скоро ее глазам открылось зрелище, увидеть которое можно
было только в страшным сне.
У колючей пальмы, вплотную к ней, обхватив ствол руками, стоял
Негро, а мистер Деревянная Нога тонким гибким прутом дерева хукаро со
всего маху бил его по спине. С каждым ударом росло, число кровавых
полос. Рядом на земле лежал пистолет. Скорее всего, Деревянная Нога, с
утра хлебнувший арака, именно с его помощью вынудил Негро прижаться
к стволу пальмы и связал ему руки.
Каталина закричала:
— Что вы делаете? — и, не отдавая себе отчета в том, что говорит,
приказала: — Вулкан, взять!
Вулкан прыгнул, стремясь схватить зубами руку, державшую прут, но
бывший пират вовремя убрал ее, быстро нагнулся, поднял пистолет и
разрядил его в грудь мастифа.
Каталина со всех ног бросилась бежать к хижинам за доньей
Кончитой. Та уже поднялась и стояла на веранде в легком платье с
длинными широкими рукавами. Выслушав сбивчивый рассказ девушки,
женщина кинулась в свою комнату и тут же выбежала из нее.
— Скорее! Где они?
— Тут по тропинке, рядом!
— А его друг?
— Он еще с ночи ушел в лес выслеживать диких поросят. Сказал, что

мы, «как господа», должны встретить конец Великого поста жареным
поросенком.
Юбка доньи Кончиты шелестела от быстрой ходьбы.
— Я знала, что арак до добра не доведет! Да он и без того —
животное!
— Донья Кончита, он теперь пьет другое. Я видела сама. Он срезает
кору с пальмы, которую зовет «французской», делает в ней дырку и
собирает в миску сок. Сливает его в бочку и через неделю-другую пьет.
— От этого так не звереют, девочка! Он просто скотина! Где они? Где?
И обе женщины увидели Вулкана, пытавшегося подняться на ноги, и
Деревянную Ногу. Он хлопал мокрой тряпкой исполосованную спину
Негро.
— Что вы делаете? Остановитесь! Вы потеряли разум! — кричала
донья Кончита, приближаясь к месту экзекуции.
— Прошу, мистер, пусть Всемогущий Бог позволит дьяволу так вас
помучить перед смертью, как вы надо мной мудруете сейчас, — произнес
Негро. Пират же отбросил тряпку, как потом оказалось, смоченную соком
лимона, смешанного с солью и мелко нарубленным «карликовым», самым
злым перцем ахи гуагуао, схватил прут и с еще большей силой принялся
хлестать Негро по спине.
— Остановитесь! — приказала донья Кончита и решительно шагнула к
мистеру Деревянная Нога.
Хлыст изменил направление, лег на плечо и вдоль груди доньи
Кончиты. Шотландка проворно сунула руку в рукав, выдернула из него
дамский пистолет и выстрелила точно туда, где билось сердце пирата.
Негодяй упал как подкошенный. Каталина бросилась к Вулкану. Из
груди у того сочилась кровь, но он был жив. Донья Кончита ножом,
висевшим у Негро на поясе, разрезала путы на его руках. Негро без сил
повалился на землю:
— Вулкан не умрет. Я выну пулю. Оботрите спину, крикните дога,
пусть зализывает раны, — и потерял сознание.
«Каталина» была полностью готова к отплытию. Де ла Крус, Тетю и
Девото еще накануне нанесли необходимые прощальные визиты. Теперь же
в кают-компании находились личный секретарь губернатора и старший
капитан порта.
Между тем де ла Крус медлил. С берега, после вчерашней отлучки,
еще не возвратился Добрая Душа. Педро мог бы счесть это недопустимым
нарушением дисциплины, если бы не загадочное поведение боцмана в
последние дни стоянки в порту. Старший бомбардир, с которым

«Каталина» уходила в море в последнее месячное плавание, не проявил
себя должным образом, и де ла Крус не продлил с ним контракт. Однако
Добрая Душа настойчиво упрашивал капитана не приглашать пока никого
на незанятую должность. Боцман утверждал, что у капитана с этим делом
не будет накладки, да и Адальберто Перес прекрасно знает свое дело. Де ла
Крус не спорил, но понимал, что назначать Адальберто старшим
бомбардиром «Каталины» еще рановато. Педро чувствовал, что боцман
темнит, и ждал от Доброй Души сюрприза — в последнюю минуту боцман,
скорее всего, приведет на корабль моряка, который сразу подойдет
капитану по всем статьям.
Время, когда бриз, сменив направление, перестанет быть попутным,
неумолимо приближалось, а Добрая Душа все не появлялся. Неожиданно
Медико закрыл глаза, сосредоточился и произнес:
— Боцман скоро будет на трапе!
И действительно, не прошло и пяти минут, как вахтенный доложил о
прибытии боцмана и заодно о полной готовности экипажа к отходу из
порта.
— Боцман пришел один? — спросил де ла Крус.
— Так точно, мой капитан! Все остальные давно на корабле.
— Так… — Присутствовавшим в каюте было не ясно, что означало это
«так», но де ла Крус посмотрел на часы и стал прощаться с картахенцами.
Секретарю губернатора он подарил прекрасную табакерку, а старшему
капитану порта — плаке. Небольшая фигурка азиатского тигра, покрытая
тонкими листочками серебра, очень понравилась сеньору, занимавшему
весьма важный пост в Картахене.
Появившись на мостике и увидев боцмана на своем месте у бизань-
мачты, капитан отдал давно ожидаемую экипажем команду и повел
«Каталину» мимо пушек морских фортов к выходу из бухты.
Там, поставив нужные паруса и уступив место на капитанском
мостике Девото, де ла Крус спустился на нижнюю палубу и позвал к себе
Добрую Душу.
— Боцман, теперь тебе придется объясниться! Где старший
бомбардир? Ты понимаешь, какой опасности подвергаешь «Каталину»? Где
еще, как не в Картахене, мы могли его найти?
— Швырните мои потроха за борт на съедение акулам, если вы
ошиблись в своем боцмане! — заявил Добрая Душа, отводя глаза. —
Пригласите меня, капитан, сегодня в кают-компанию, и Диего Решето вам
все объяснит. Сто крабов мне в панталоны, вы останетесь довольны,
капитан!

Добрая Душа нес какую-то чертовщину, но де ла Крус, сам не зная
почему, согласился.
— Ты лучше других понимаешь, Диего, что «Каталина» не может
повернуть в Картахену.
— О! Сто чертей в бочке рома, это самая плохая примета! Только
вперед! Добрая Душа прежде умрет, чем подведет вас, мой капитан!
Озадаченный де ла Крус ушел к себе в каюту, чтобы привести в
порядок деловые бумаги.
Ближе к обеду, когда Коко обычно объявлял о готовности пищи, Тетю
и Фиксатор стояли на баке у погонной пушки, и пожилой француз, следя за
реющими над судном чайками, не скупился на хвалебные слова в адрес де
ла Круса. Сам Тетю был разодет согласно случаю — отходу «Каталины» из
крупного порта. На поясе висела дорогая, купленная им в Картахене шпага
известного итальянского мастера, а за поясом красовался подарок —
пистолет-кинжал с кремневым замком и коротким стволом, расположенным
сбоку клинка.
Тетю хвалил капитана за то, что тот прекрасно дооборудовал
«Каталину» и израсходовал крупную сумму из личных денег на
вооружение матросов. Он закупил партию казенно-зарядных кремневых
ружей новейшего образца знаменитой итальянской марки «Агуа Фреска а
Борджиа» и потратился на дорогие подарки друзьям.
За фахой — испанским кушаком — у Антонио Идальго за пояс был
заткнут новенький трехствольный кремневый пистолет с поворотными
стволами и одной полкой. Дорогостоящее оружие имело роскошную
отделку и художественную гравировку.
— Тебе следует, мой юный друг, как можно быстрее начать
разрабатывать локтевой сустав. Фехтование! Утром и вечером!
— То же самое говорит мне и Медико, хотя и дает свои мази.
— А знаешь ли, первый удар шпаги нанес мне большой друг отца. В
молодости он был приближенным короля. Отменный фехтовальщик! Но
Людовик отдалил его за убийство фаворита молодого короля на дуэли.
Одним молниеносным ударом этот мастер вспорол подтяжки, на которых
держались мои штаны. Затем я год брал у него уроки. Первая же настоящая
дуэль была у меня с одним корсиканцем у южного входа в порт Бордо, там
он вербовал девиц для публичных домов Касабланки. Он проткнул мне
правое плечо, однако без последствий. Сам же поплатился потерей левой
руки. А вот вторая серьезная встреча чуть не стоила мне жизни. То не была
дуэль, на меня напали, и мне пришлось защищаться. Мы сражались в
окрестностях Марселя более часу. Мой слуга поспел на помощь, когда я

уже терял последние силы. Противник оказался лучшей шпагой Италии!
Он готов был меня убить. И я уже видел лицо смерти. После у меня не
было встречи, которую бы я проиграл. Тот бой меня многому научил.
Итальянец, как я уже говорил, оказавшийся лучшей шпагой Италии того
времени, издевался надо мной, и Безносая заглядывала мне в глаза, когда я
понимал, что не могу отразить его очередного удара. И он его не наносил!
Глумился. Спасибо слуге…
Послышался перезвон колокольчика — самого, как утверждал Коко,
дорогого для него предмета, поскольку он напоминал ему то время, когда
кок служил поваром в очень знатном доме. Колокольчик небольших
размеров с ручкой из орехового дерева был сделан из платины, золота и
меди и издавал неповторимые и будто бы и в самом деле вызывающие
аппетит звуки.
— Тебе пригодится на будущее: в бою бойся немецкой даги! Она,
стоит нажать на специальную кнопку, в один миг разделяет клинок на три
части. Острие твоей шпаги попадает между лезвиями даги, и достаточно
легкого движения руки противника, и… шпага ломается. Не дай бог! Ну,
пошли. Поглядим, чем сегодня нас побалует милый Коко, — и Тетю
зашагал в сторону юта.
Первым за столом кают-компании, на месте, где давно никто не сидел,
но всегда лежал куверт, расположился Добрая Душа. Каждый, кто входил в
каюту, с удивлением глядел на боцмана, но никто не решался задать ему
вопрос. Присутствие боцмана было нарушением незыблемой флотской
иерархии.
Последним появился капитан. Обычно никто не начинал трапезы в его
отсутствие. Де ла Крус сел во главе стола, и Коко обратился с вопросом:
«Можно?» не к капитану, как было положено, а к боцману. Тот кивнул
головой.
— В чем дело, Коко? Что это еще… — начал было де ла Крус строгим
голосом, но осекся, видя, что толстенного Коко в каюте уже нет.
В дверь постучали, и тут же она отворилась. На пороге собственной
персоной стоял, склонив голову, Перес Барроте старший.
От неожиданности все онемели. Добрая Душа вскочил на ноги,
отодвинул стул.
— Мой капитан, сеньор де ла Крус, разрешите старшему бомбардиру
«Каталины» занять положенное ему место за столом кают-компании?
— Что за чертовщина? — только и спросил Педро, приятно
удивленный проделкой боцмана. — Объясните хоть вы нам, Перес.
— Под Веракрусом я приобрел небольшой участок земли, развел

огород, а в городе, совсем неподалеку от пристани, купил домик и в
нижнем этаже открыл овощную лавку. Жена и дочери хозяйничают в ней.
Жил не тужил. Всем моим казалось, что мы обрели спокойствие земного
рая. В домашнем алтаре, перед изображением святого Педро, никогда не
затухали свечи. Но душа моя не была спокойна. Счастье мое — пляшущая
под ногами палуба, — так Перес закончил свое объяснение, но все: Тетю,
Девото, второй помощник капитана, Медико, Фиксатор, Адальберто и
Чистюля сразу поняли истинную причину появления старшего бомбардира
на «Каталине».
Он был в высшей степени порядочным человеком и, узнав из
сообщения младшего брата о том, как де ла Крус вызволил его из плена и
что «Каталина» после жаркого боя потеряла Туэрто, не задумываясь ни на
минуту, пожертвовал благополучием семьи во имя оказания Красному
Корсару помощи в его благородном деле.
Зачем только Доброй Душе понадобилось сочинять этот маленький
спектакль? А дело было в том, что, как только Перес узнал из письма
Адальберто о гибели Туэрто, бывший старший бомбардир «Каталины» тут
же сел на первый шедший в Гавану корабль с единственной целью
посетить дома тех, кто плавал на «Каталине». Перес знал, что «Каталина»
вот уже полтора года как не заходила в Гавану, и вести, привезенные от
близких, будут самым приятным сюрпризом для моряков, с которыми ему
дальше предстояло плавать, делить радость и горе.
За это время у Переса неприязнь к бывшему пирату Доброй Душе
прошла, и он по прибытии в Гавану первым делом навестил дом боцмана и
застал его жену буквально при смерти. Местные лекари района, где она
жила, разводили руками, и тогда Перес, долго не размышляя, отправился на
прием к королевскому фининспектору дону Бартоломе де Арреола
Вальдеспино, разыскал его дочь Марию, теперь состоявшую в браке с
доном Мигелем де Амбулоди. Услышав о просьбе Переса, Мария и Мигель
в тот же час привезли в дом больной лучшего гаванского лекаря, который
верно определил редкую болезнь и в неделю поставил умирающую на
ноги.
Все это жена и дети Доброй Души описали ему в письме.
Перес прибыл в Картахену всего за несколько дней до возвращения
«Каталины». Он сумел встретить боцмана на берегу. Сообщив о своем
раскаянии за прежнее отношение к Доброй Душе и поведав ему о своих
планах, Перес вручил боцману письмо из дома. Диего внимательно прочел
послание, ругнулся так, как это умел делать только он, и протянул руку
Пересу, чтобы скрепить отныне вечную дружбу. Затем они, никому не

говоря, заведомо зная, что делают доброе дело, придумали план
«спектакля», а чтобы не возникло никаких препятствий и недоразумений,
не посвятили в него даже Адальберто.
Спектакль пришелся де ла Крусу и его друзьям по душе.
Ближе к вечеру, когда в кают-компании старший бомбардир уже
закончил рассказ о своем житье в Веракрусе и вышел наконец с мешком
писем из Гаваны на мостик, «Каталина» должна была лечь в дрейф.
Антонио Идальго С улыбкой сказал, глядя на Переса:
— Да здравствует старший бомбардир, наш Меркурий! 
[77]
Это всем понравилось, и Вскоре за старшим бомбардиром Пересом
Барроте это прозвище закрепилось на всю оставшуюся жизнь.
Ни отец, ни мать Хуана не пожелали сообщить сыну что-либо о себе.
Зато де ла Крус получил сразу пять посланий: от Марии и Мигеля, от
королевского фининспектора, от аудитора Чирино, генерала Чакона и,
самое приятное, толстый пакет из Мадрида от графини Иннес.
Мария и Мигель сообщали о своей счастливой жизни и разные
светские новости, фининспектор поздравлял де ла Круса с тем, что он в
истекшем 1704 году занял верхнюю строчку в списке кубинских корсаров,
принеся наибольший доход в казну Филиппа Пятого. Чирино и Чакон
писали почти об одном и том же: как они без устали трудятся, чтобы не
дать взять верх сторонникам австрийского эрцгерцога Карла и особенно
англичанам, которые, как никогда прежде, стремятся к захвату испанских
территорий в Новом Свете. Оба сообщали о подробностях взятия
англичанами в августе 1704 года Гибралтара и о походе на Мадрид врагов
Филиппа Пятого сразу с двух сторон — из Барселоны и Лиссабона. И оба
призывали не жалеть пороха во славу Великой Испании.
Письмо графини Педро не решился читать сразу. Для этого ему
необходимо было особое настроение.
В Картахене губернатор Диего-де-Кордоба-и-Ласо-де-ла-Вега, который
до этого долгие годы был генерал-губернатором Кубы, сообщил, что за
последнее время, в связи с усилением испанских гарнизонов и крепостей,
охранявших важные порты побережья от Каракаса до Веракруса,
английские и голландские корсары и пираты теперь не очень-то решались
нападать на города, а занимались тем, что перехватывали торговые
испанские корабли, направлявшиеся в Гавану, где по-прежнему
формировались караваны, отходившие затем под конвоем галеонов и
французских фрегатов в Кадис, Севилью и Виго.
Потому де ла Крус и решил идти к островам Альбукерке, Кортаун,
Маис. Обследовать их, а далее и острова Сан-Андрес, Старой Провиденсии

и Ронкадор.
Он стремительно вел «Каталину» к ближайшему из островков группы
Альбукерке и предчувствовал, что письмо графини Иннес содержат нечто
такое, что может стать препятствием к исполнению намеченного им
странствия «Каталины», осложнит планы поиска Чарлза Ганта.
— Я понимаю, Педро, только вера в успех приносит победу, — как-то
вечером, после ужина, когда они стояли на палубе у капитанской каюты,
сказал Тетю. — Но и верный расчет. Все-таки я сторонник идти на Тортугу
и там искать сведения о Ганте.
— Но губернатор дон Диего располагает точными данными о том, что
теперь Гант избрал пристанищем один из островков Кортаун, — с
горячностью заявил де ла Крус.
— Это тебе хочется видеть их «точными». Слухи…
Педро хотелось не спорить, а скорее уединиться на корме, чтобы
остаться наедине со своими мыслями, он неожиданно согласился:
— Хорошо! Мы встретим первый корабль и, если сведения о Ганте не
подтвердятся, пойдем к Тортуге.
— Вот и неверно! Я тоже убежден, что Гант здесь! — возбужденно
проговорил Девото, который после неудачной встречи со «Злым Джоном»
просто жаждал схватки с пиратами. — Вы, милый Поль Эли, лучше бы
рассказали нам что-либо о Моргане…
И хотя Девото произнес эти слова без тени шутки, Тетю с легкой
улыбкой ответил:
— Сейчас уже ночь на носу. Не до битвы! Вот завтра с утра я с
удовольствием исполню твое желание, милый Андрес!
Утром же Тетю еще не успел пробудиться, как запела дудка боцмана и
прозвучала команда капитана: «Все наверх! Изготовиться к бою!»
«Каталине» навстречу шли против ветра два небольших, явно
пиратских судна голландской постройки. Они не несли опознавательных
знаков.
На приказ «Каталины» лечь в дрейф оба корабля, очевидно, полагаясь
на умение и храбрость своих экипажей и силу восемнадцати и
четырнадцати орудий, подняли на флагштоках черные флаги рядом с
красными и первыми открыли огонь.
— Разбей меня ядром, если я их уже не вижу в акульих желудках! —
Добрая Душа лучше, чем кто-либо, понимал настроение команды
«Каталины», стремящейся к мщению.
Меркурий и его брат никогда не стреляли так точно, а Девото, который
упросил Педро разрешить ему провести этот бой, столь предельно верно

маневрировал судном, что пираты, несшие жестокие потери, видно было,
вот-вот выбросят белые флаги и сдадутся на милость победителя.
Но тут на горизонте показался бриг, шедший курсом флибустьерских
суден. Девото принял его за очередного пирата и отдал команду старшему
бомбардиру пустить бригантину и шхуну ко дну.
Де ла Крус не возражал, поскольку, возьми они корабли в плен, их
следовало бы доставить в один из ближайших портов, а это повлекло бы за
собой значительную потерю времени и вновь оттяжку дня встречи с
Гантом.
Когда с обоих пиратских кораблей, борта которых были пробиты ниже
ватерлиний, на воду начали спускаться спасательные боты и лодки, Зоркий
доложил: к ним приближается бриг с испанским флагом на мачте. Бриг
подошел к «Каталине», когда все оставшиеся в живых пираты были
подобраны и водворены в трюмы, а над бригантиной уже сомкнулись
морские волны. Шхуна тоже с минуты на минуту должна была затонуть.
Оказалось, что бриг догонял уходивших от него флибустьеров и
командовал им кубинский корсар Хуан де Чавес. Он совсем недавно
совершил успешный налет на острова Новая Провиденсия и Сигуатей,
полностью разрушил там все укрепления и пленил более сотни англичан.
Затем их обменяли на невольничьем рынке Тортуги на испанцев, прежде
захваченных пиратами.
Как было положено, поначалу капитаны отметили встречу, победу,
затем де ла Крус перегрузил пленных голландцев на бриг, который шел в
Порт Лимон. Между тем капитан шхуны, оставшийся в живых, и капитан
Чавес подтвердили слухи о пребывании Чарлза Ганта в районе острова
Ронкадор.
Сомнения отпали, следовало спешить, и теперь можно было прочесть
письмо графини Иннес, с тем чтобы тут же отправить ей ответ с капитаном
Чавесом.
Де ла Крус попросил извинения у гостя и удалился в свою спальню,
где у него стоял небольшой письменный стол. Вскрывая пакет, Педро вдруг
ощутил волнение. Письмо графини подтвердило, что Педро не
обманывался в своих предчувствиях. Графиня Иннес просила о помощи.
Кроме письма, в пакет были вложены политические прокламации,
воззвания и публикации, призывавшие испанцев одержать победу в войне с
австрийцами и англичанами за испанский трон.
Дело было в том, что, как только графиня Иннес возвратилась в
Мадрид, тут же посыпались, как из рога изобилия, предложения руки и
сердца от самых видных молодых людей двора его величества Филиппа

Пятого. Особенно настойчивыми были французы, недавно прибывшие из
Парижа и входившие теперь в свиту короля. Под разными предлогами,
порядком удивляя своих родных, Иннес ухитрялась отвечать отказом,
умело отводить сватовство. Она стала чаще бывать в обществе пожилых
людей, давая пищу разным толкам и сплетням. Теперь же ей сделал
предложение ставший год назад вдовцом генерал и герцог Хосе Арнальдо
Мартинес Кампос, который ушел со своим войском на защиту интересов
Филиппа Пятого, но обещал вернуться с победой не позднее чем через
полгода и обвенчаться с графиней Иннес. Она, видя, что на этот раз ей не
удастся избежать помолвки, умоляла Педро де ла Круса оставить «затею, у
которой теперь уж, по прошествии двух с половиной лет, не может быть
положительного для Педро исхода». Иннес писала, что призналась своей
матери в любви к капитану де ла Крусу, и та, поняв чувства дочери,
благословила ее на тайный отъезд в Новую Испанию, где они могли бы и
обвенчаться. «Уехать же мне одной, без Вас, Педро, сейчас нет никакой
возможности, — писала Иннес. — Умоляю! Спасите! Полгода пролетят, как
один день. Теперь, вдали от Вас, осознав, сколь благородно Ваше чувство к
Каталине, я еще сильнее люблю Вас! Педро! Спаси! Я жду!..»
Это «я жду!» болью Отзывалось в сердце Педро. Но он говорил себе:
«Иннес — красива, умна, неотразима. Я видел сам — не было мужчины,
который бы не тянулся к ней. Она безгранично добра, скромна, правдива. Я
не нашел в ней и намека на какой-либо недостаток. Она напрочь лишена
эгоизма, праздности, зависти. Тщеславие и чванство ей чужды. Ей претят
надменность, лицемерие, угодничество, хитрость. Она — идеал, о котором
может мечтать любой… Но я… я остался к ней как мужчина равнодушен…
Да! За ее добро, за любовь ко мне и я проникся к ней любовью, но любовью
брата. Чувство, которое вытеснило бы любовь к Каталине, не пришло… И
эта женщина нуждается в помощи! Однако как ответить, чтоб не обидеть?
Мне будет страшно, мучительно горько, если я только подолью масла в
огонь. Но сделать то, что Иннес ждет от меня… Нет! Этого я не могу!»
Де ла Крус взял перо, откинул крышку чернильницы — из зеленого
нефрита, на которой, как на постаменте, стояла золотая фигурка Фемиды, и
принялся писать. Однако тут же скомкал бумагу и на другом листе вывел:
«Старайся и в горькие минуты сохранить присутствие духа. Гораций». Взял
лист и заложил за левый угол рамы картины Лоррена «Рона», которую
Тетю купил-таки у антиквара в последний день их пребывания на Тортуге и
затем подарил де ла Крусу в новогоднюю ночь.
В своих рассуждениях Педро не доходил до такой мысли, но
интуитивно понимал, что мужчина до конца постигает собственную

природу только через женщину, которую он любит, через их физический
союз. Вот почему Педро не мог не искать Каталину, обязан был ее найти.
Он обмакнул перо и решился:

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: