часть. — Девото был непреклонен.
— Том, давай бумагу, чернила и перо. Послушаем, что дальше скажет
сеньор Девото. — Злой Джон уселся поудобнее в кресле капитана Дюгарда
и выпил ром. — Позови Кейнса и двух матросов. Итак, твои условия…
Соглашение, которое подписали Злой Джон, Девото и в качестве
свидетелей три представителя команды пиратов: боцман Кейнс и два
матроса, было выработано в течение часа. В результате Девото стал на
«Ласточке» капитаном. Ему в помощники Злой Джон назначил Тома и
боцмана Кейнса. Когда Девото отбирал девяносто человек в состав новой
команды «Ласточки», Злой Джон, видя, как откровенно каждый из его
людей стремился попасть под начало Девото, демонстративно покинул
мостик и отправился на бак. Том догнал своего командира у грот-мачты.
— Джон, ты утратил здравый рассудок! Посмотри, что делается!
Отдать ему под начало «Ласточку»! Он уйдет на ней…
— А ты зачем? Вместе с Кейнсом не спускать с него глаз!
— Но как ты мог согласиться на пятую часть?
— Дубина! Когда сокровище будет в наших руках, кто станет
соблюдать какие-то условия?
Том озадаченно остановился.
— Что, не доходит? — На губах Злого Джона заиграла язвительная
улыбка. — Когда дело будет закончено, мы поговорим с этим заносчивым
испанцем другим языком. Тогда мы спросим с него за все!.. А сейчас
выполняй его указания. Пусть он чувствует себя капитаном. Он сказал, что
сейчас мы пойдем к острову Горда. Значит, караван должен собираться в
Веракрусе или Картахене.
— Да, но где?
— Что бы ни случилось, Том, встречаемся у западной стороны острова
или в устье реки Коко. А если Девото не шутит, то денег нам хватит до
конца нашей жизни. Игра стоит свеч!
Когда «Добрая Надежда» пришла в порт Чарлстона, Боб Железная
Рука уже почти поправился, однако был еще слаб и решил окончательно
прийти в себя в родном доме. Потому Боб и испугался, получив сообщение
со шхуны от Чарли, что на рейде, рядом с его кораблем, поутру следующего
дня появился с английским флагом на флагштоке бриг, совсем еще недавно
принадлежавший Спенсеру Меррифьельду. Уловка с поворотом на юг и
затем полным разворотом «Скорой Надежды» на север не обманула
пиратов. Поначалу в дом к Бобу новым капитаном пиратов был послан
доверенный человек. Он должен был успокоить Боба: новый капитан
прибыл в Чарлстон только для того, чтобы выразить Бобу Железная Рука
благодарность за то, что он отправил на тот свет злодея Спенсера
Меррифьельда, а также чтобы выпить с Бобом кружку мира и стать его
другом.
Первое, что подумал Боб, — «это западня!». Однако, в конце концов,
для большей безопасности Железная Рука решил отправиться на свой
корабль. Там он посчитал, что следует встретиться с капитаном. Им
оказался молодой человек, который, по мнению Боба, мог бы быть не
пиратом, а прекрасным семьянином, главой семейства с кучей детей. Они
выпили по кружке рома, обнялись, поклялись помогать друг другу, и бриг
ушел в воды Карибского моря навстречу своей пиратской судьбе.
На пути в Чарлстон Боб, не устававший твердить, что Каталина спасла
ему жизнь, однажды обронил фразу, будто испытывает к ней кровные
чувства.
— Как к сестре? — Каталина тут же воспользовалась ситуацией.
Боб прикусил язык, но было уже поздно. Каталина с тех пор только и
обращалась к капитану «Доброй Надежды» как «мой брат».
— Мне всегда казалось, что я не боюсь смерти. Но в этот раз, когда
она была так близка и тень ее уже накрыла меня, я, знаешь… вдруг
испугался, что не открою глаза, не приду в себя. Больше никогда тебя не
увижу, — Боб в ту минуту не мог лгать.
— А я была спокойна! Я знала, что ты не умрешь! Ты, Боб, тогда не
мог умереть, оставив меня одну. Я должна встретить моего любимого. И
только ты мне и можешь помочь, живой.
Боб опустил глаза и глубоко вздохнул.
Ветер дул в бом-брамсели. Судно несло не все свои паруса.
«Каталина» шла малым ходом чуть западнее привычного пути, по которому
прибывали в Вест-Индию корабли из Старого Света. Он пролегал между
островами Гваделупа и Мартиника и далее тянулся мимо островов Пуэрто-
Рико, Гаити, севернее Ямайки в порты Кортес (нынешний Гондурас),
Гавана и Веракрус.
В начале прошлой недели, в Санто-Доминго, Добрая Душа узнал у
хозяина портовой харчевни о том, что Боб Железная Рука проигрался в
карты в пух и прах и пошел на разбой в сторону Малых Антильских
островов. Де ла Крус бросился искать «Скорую Надежду», однако фортуна
и на сей раз была не на его стороне. Педро, стоя на мостике, вместе с Тетю
говорил, что скоро впереди появятся очертания берега Мартиники и что
тогда надо будет уже ложиться на обратный курс. В это время из
«вороньего гнезда», из бочки впередсмотрящего, которая на «Каталине»
теперь стояла у гюйсштока, раздался голос Зоркого:
— Вижу корабль! Курс встречный!
— Он возвращается! — невольно вырвалось у де ла Круса.
— Дай-то бог, — сказал Тетю и поднес к глазам подзорную трубу. —
Похоже, это бриг, а не шхуна. — И еще через минуту: — Педро, они не
несут флага. Мне сдается, что увидели нас. Круто берут вправо. Думаю,
рассчитывают
спрятаться
среди
мелких
необитаемых
островков
архипелага.
— И «Веселого Роджера» не видно? — спросил де ла Крус и тут же
отдал команду рулевому: — Лево руля!
Затем капитан «Каталины» скомандовал «все наверх», поменял галс,
поставил нужные паруса, и корсарский корабль начал погоню.
Через полчаса Педро, глядя в подзорную трубу, сообщил Тетю:
— Бриг без флага. Однако название корабля их выдает — «Бреда»,
порт в Голландии. Наш испанский они до своего поворота видеть не могли.
На пиратское судно не похоже. Но они хотят скрыться…
— Какой такой груз судно, даже принадлежащее Англии, хотело бы
утаить, находясь в международных водах?
— Негров! — решительно ответил Педро. — Если бриг принадлежит
Вест-Индской компании. Они идут в Новый Амстердам.
— Это где, Педро?
— На захваченной голландцами части Восточного побережья
Северной Америки. Предчувствую, что везут негров. Значит, они враги
Испании вдвойне. Лишь бы, удирая от нас, не сели на риф.
Еще через треть часа «Каталина» приказала бригу «Бреда» лечь в
дрейф. Капитан брига не подчинился, и тогда старший бомбардир
Меркурий произвел залп из нескольких пушек по снастям брига. Тот сразу
утратил ход, и де ла Крус пошел на абордаж. Сцепление крючьями с
голландским судном и рукопашный бой с малочисленным противником
каталинцы провели почти без потерь. Капитан брига сдал оружие. Когда же
де ла Крус вошел на палубу «Бреды», он сразу почувствовал, каким
зловонием тянет из люков трюма. Это решительно подтвердило его
предположение, что «Бреда» — работорговое судно, перевозило негров. Де
ла Крус первым делом распорядился, чтобы экипаж «Бреды» — не
обошлось без применения силы — освободил трюмы от мертвых и привел
все помещения корабля в порядок. Уже потом Добрая Душа рассказал де ла
Крусу, что в трюмах голландца негры лежали вповалку между больными и
мертвыми. Загнав более строптивых членов экипажа «Бреды» в грузовой
трюм «Каталины» и поручив «Бреду» своему шкиперу, Доброй Душе и еще
десятерым из лучших своих матросов, де ла Крус направился в Сантьяго-
де-Куба, чтобы сдать трофей тамошнему губернатору.
Те из матросов, которые прежде не встречали Девото, лично смогли
убедиться в правдивости слов своих товарищей, отзывавшихся о нем с
восхищением. Точные команды и требование быстрого и беспрекословного
их выполнения позволили «Ласточке» освободиться от абордажных
крючьев и отойти от «Злого Джона», не повредив ни одной реи, ни единого
ванта. Палубы корабля быстро заблестели, на них уже не было заметно
следов недавнего кровавого сражения.
«Ласточка» и не более чем в кабельтове от нее «Злой Джон» под
полными парусами шли строго на запад. Впереди по курсу над горизонтом
быстро, словно поднимаясь из самого моря, росла плотная темная стена.
По мере ее увеличения верхний край ее во многих местах разламывался на
кучевые облака, к которым катилось становившееся пурпурным солнце.
Начинался один из неповторимых по красоте карибских закатов, колер
которого — свидетельство скорого приближения осенних циклонов.
Вначале кармин коснулся тяжелой синевы далеких туч, затем весь
западный участок неба заполыхал красками от бледно-розовой до
ультрафиолетовой.
С наступлением сумерек ветер изменил направление и усилился.
Девото переставил паруса. «Ласточка» увеличила ход, и сразу по палубе
«Злого Джона» забегали матросы. Разрыв между кораблями заметно
увеличивался, хотя пиратский фрегат тут же поставил все паруса, вплоть до
кливеров и блинда. На мостике «Ласточки» появился Том. У грота на
шкафуте стоял Кейнс с двумя десятками пиратов.
— Что происходит? — недовольно спросил Том.
— Гренвиль, примите командование кораблем. Мне надо было кое в
чем убедиться, — распорядился Девото тоном, не допускавшим
возражений, и направился к трапу.
— Хитрите…
— Нет. Но теперь я знаю наверняка: не струсь Дюгард, вы догоняли
бы его до сих пор, и мне, чтобы увидеть вас, пришлось бы применить силу.
Курс держать зюйд-вест до пересечения с шестнадцатой, а потом строго по
параллели. И на парусах так, чтобы не отрываться от «Злого Джона».
Желаю успеха. Прикажите боцману поднять меня с рассветом.
Внимательно проверив, как матросы несут вахту, Девото направился в
кают-компанию. Там его с нетерпением ждали Долорес, королевский
инспектор и Бартоло, спокойно сидевший у входа.
В это время в каюте шел разговор.
— Одному богу известно, что будет с нами. — Глаза Долорес блестели
от слез.
— Вижу, что наконец здравый смысл начинает брать верх над вашим
легкомыслием. В следующий раз вы не будете столь наивны в своих
суждениях о таких типах, как этот Девото. — Осуна налил из графина
воды.
— В следующий раз… А будет ли он? — еще печальнее произнесла
Долорес.
— Я же сразу пытался убедить вас, что этот Девото…
— А если будет… то лишь именно благодаря ему, — девушка
оживилась. — Да, если у нас и есть хоть один шанс, то он в руках Девото…
— У Девото? Этого гнусного пирата! Так ловко обманувшего капитана
Дюгарда и нас с вами.
— В гибели капитана он не виноват, а нас с вами… Пока что он
сохранил нам с вами жизнь…
— Неизвестно, для чего, — Осуна недвусмысленно посмотрел на
Долорес.
— Дон Томас! — вспыхнула девушка. — Для этого он прежде всего
отправил бы вас на тот свет! А он сделал вас своим родственником…
— Лола, дорогая! Что вы говорите! За что вы меня обижаете? Меня,
который любит так сильно, что готов свою жизнь отдать за вас…
В этих словах была неподдельная искренность, и Долорес в знак
извинения протянула руку в сторону сеньора Осуны.
— Простите меня, Томас! Я меньше всего хотела вас обидеть, но вы
иногда бываете так несправедливы.
— Несправедлив! Разве это то, что вы должны были увидеть во
мне? — Осуна быстро приблизился к дивану, на котором сидела Лола, и
взял ее руки в свои. — Никто другой на моем месте, любя вас так
бескорыстно, не был бы столь незаслуженно осужден. Как можно
беспокойство за вас принять за несправедливость по отношению к вам,
дорогая Лола?
— Извините еще раз, Томас, — девушка посмотрела на своего
собеседника, и в ее глазах засветилась нежность.
— Разве мог я поступать иначе, когда смертельная опасность нависла
над женщиной, которую я так люблю! — Голос астурийца перешел на
шепот, и он попытался обнять девушку.
Долорес сжалась в комочек, ее лицо стало пунцовым.
— Что вы такое говорите, дон Томас? — Она резко оттолкнула сеньора
Осуну. — Вы… вы… объясняетесь мне в любви? Сейчас?
— Сеньорита! — Королевский чиновник поднялся с дивана, делая вид,
что рассержен.
В это время в дверь каюты постучали, и она распахнулась.
— Что здесь происходит? Никак мои гости ссорятся? — спросил с
порога Девото.
Долорес сидела бледная, со сжатыми губами, а сеньор Осуна резко
сказал:
— Как это понимать — ваши гости? Можно подумать…
— Можно подумать, что все идет пока, как я и предполагал. Я
назначен капитаном «Ласточки», вы в относительной безопасности…
—
Какую
безопасность
может
гарантировать
нам
человек,
захвативший место убитого Дюгарда? — с негодованием произнес Осуна.
Новый партнер Злого Джона смерил взглядом барона и медленно,
чеканя каждое слово, произнес:
— В моем присутствии вы, сеньор Томас Осуна де Кастро и Лара,
барон де Фуэнтемайор, можете рассуждать, как вам заблагорассудится, и
говорить все, что вам взбредет в голову. Но малейшая глупость в
присутствии посторонних, и я не ручаюсь за то, что вам удастся еще раз в
этой жизни что-либо сказать или даже подумать. А вас, — Девото с легким
поклоном обратился к Долорес, — прошу поверить мне на слово и
напрасно не терзать себя сомнениями.
— Мы в вашей власти, — сказала она тихо.
— Вы хотите сказать, под моей защитой… Что касается власти, то она
едина для всех. Все мы находимся во власти обстоятельств, Долорес, и я
еще раз прошу вас…
— Нет, это я вас прошу обращаться к даме с большим уважением и не
допускать подобной фамильярности. — Осуна вновь потерял над собой
контроль.
— Вы беспредельно глупы, Томас, так как забываете, что Долорес моя
жена, а вы мой родственник. И возьмите себя в руки, или вы действительно
полагаете, что рея «Ласточки» не выдержит тяжести тела знатного
вельможи, королевского инспектора заморских владений Испании? —
Девото резко повернулся на каблуках своих высоких сапог и направился к
двери. — Через полчаса прошу вас ко мне в каюту на ужин. За столом будут
мои помощники. Рекомендую не забывать о нашем разговоре.
Оставив по правому борту остров Гаити, «Каталина», вместо того
чтобы свалиться несколько на запад, к заливу, укрывавшему порт Сантьяго-
де-Куба, пошла Наветренным проливом к мысу Майей. Тетю, стоявший на
мостике рядом с де ла Крусом, тут же поинтересовался:
— Ты что задумал, Педро?
— Хочу дать свободу неграм. Торговля ими крепко полита
человеческой кровью. Это позор для всего человечества. Высажу негров на
земле, не занятой таинами. Земля там плодородна, рядом лес. Чуть выше
берега бьют ключи с питьевой водой. Обстроятся. Весь запас продуктов на
«Бреде» оставим неграм. Гамаки матросов, топоры, гвозди, некоторую
утварь. Если сдам губернатору, он все равно сделает их рабами.
— Я восхищаюсь тобой, mon cher frere cadet!
— И намерен высадить негров там, где, как утверждают историки,
Христофор Колумб впервые увидел Кубу. Тот заливчик неподалеку от
нынешнего прибрежного поселения Баракоа он назвал тогда портом Морей
Матросы «Каталины» под началом Доброй Души воздвигли для
оставшихся в живых ста двадцати трех сенегальцев временные шалаши,
которые могли в первые дни укрыть их от проливных дождей, и научили,
как следует готовить хлеб «касабе» из корнеплодов юкки. В Сантьяго-де-
Куба, как и ожидал Тетю, у его друга начались неприятности. «Бреда» и ее
экипаж были сданы королевскому нотариусу, от кого губернатор тут же и
узнал о «своевольстве» корсара, самовластно высадившего негров на берег
Кубы. Губернатор поначалу хотел было наложить солидный денежный
штраф на де ла Круса, однако внезапно передумал. Он, наговорив массу
лестных слов корсару, неожиданно предложил оставить его погрешность
без внимания, коль скоро де ла Крус укажет координаты места на берегу,
где были высажены негры.
Красный Корсар на это не согласился и даже сам заговорил о штрафе,
когда в кабинет губернатора вошел его секретарь, который положил на стол
лист бумаги с картой. Стало ясно, что кто-то из голландцев выдал полиции
место высадки негров.
Де ла Крус взял лежавший рядом чистый лист бумаги и указал нужное
место. Губернатор и корсар расстались друзьями. Некоторое время спустя
де ла Крусу стало известно, что губернатор Сантьяго-де-Куба отправил
вооруженных людей в новоиспеченное поселение негров и двадцать из них
в качестве рабов перевез на свой сентраль — сахарный завод.
Ближе к полуночи ветер стих. «Ласточка» медленно скользила по
волне, и от этого на борту жара ощущалась с еще большей силой. Духота
звездной, но безлунной тропической ночи выгнала всех без исключения на
палубу. Девото, который за прошедшие три дня сумел завоевать среди
команды непререкаемый авторитет, находился с матросами на баке. Он
рассказывал им очередную историю из жизни испанского королевского
двора.
Подавляющему
большинству
матросов
рассказы
Девото
представлялись сказками. Да и разве когда-нибудь какой другой капитан
разговаривал со своими матросами так запросто?
Помощник Джона — пират Том Гренвиль и боцман Кейнс не могли не
видеть, что превосходное знание морского дела и товарищеское отношение
к экипажу корабля вызывают уважение и желание служить новому
капитану верой и правдой.
Оба они, Гренвиль и Кейнс, сытно поужинав вместе с Долорес и
сеньором Осуной, вышли на палубу и, прижавшись спинами к переборке,
тихо беседовали. Уже последний матрос отправился отдыхать в свой гамак,
а Гренвиль и Кейнс все продолжали разговор.
Не спалось и Долорес, которая за последние дни немного успокоилась.
Пока ей ничто не угрожало, сеньор Осуна изменил свое отношение к
происходящему, стал неразговорчив. Бартоло был внимателен и
предупредителен, пытался угадать любое ее желание. Он всегда находился
рядом с Лолой: спал в гамаке, растянутом в коридоре рядом с входом в ее
каюту, и сопровождал ее в прогулках по палубе.
В эту ночь, когда на корабле все затихло, Долорес, изнемогая от жары,
решила поискать прохладу вне каюты. Но ей не хотелось тревожить
Бартоло, и она проскользнула мимо него так осторожно, что он не
проснулся. Оказавшись на палубе, она услышала приглушенные голоса и,
чтобы ее не заметили, прижалась к борту. В это время потянул легкий бриз,
и Долорес услышала обрывки фраз:
— …посмеемся над ним…
— …доля в двести сорок тысяч дублонов…
— …сказал, что поделить между нами… — Девото проиграет…
Услышав имя Девото, Долорес осторожно сделала несколько шагов
вперед. Теперь она видела спины Гренвиля и Кейнса. Ветер доносил до нее
их голоса. Чувство страха гнало Долорес обратно в каюту, но еще более
сильное чувство природу которого она не могла определить, удерживало ее
на месте.
— Однако знаешь, Кейнс, я все же думаю, что Девото понимает, что
Джону верить нельзя. Второго, как он, хитреца не сыскать на Карибах. Он
или не нашел никого другого, с кем взять это богатство, или у него что-то
на уме.
— А отчего ему нам не верить? — Боцман концом рубахи вытер
грудь. — Он ведь гранд, корсар из старых — они уважали слово, тем более
есть подписанный контракт… Нам только надо не показывать вида…
— Да это уж точно! Он настоящая бестия! Пока сокровища не будут в
трюмах «Джона», нам придется потерпеть, а уж потом… потом мы свое
возьмем, Кейнс. Клянусь парусами «Джона», я сам попробую, насколько
крепки у этого испанца косточки.
От этих слов Долорес стало не по себе. Она тихо пробралась к своей
каюте и разбудила Бартоло. Сначала тот никак не мог понять, почему
девушка так взволнована, но как только ему стало ясно, что она требует
позвать Девото, тут же пошел за ним.
Внимательно слушая уже несколько успокоившуюся Долорес, Девото
отметил ее бесстрашие и подумал, что в отличие от королевского
инспектора она его союзница. У Девото было свое, особое, отношение к
женщинам — на то были веские причины, но, слушая Долорес и чувствуя
ее неподдельное возмущение по поводу возможной измены, испанский
моряк невольно поймал себя на мысли о том, что думает о девушке с
уважением. Когда она закончила свой рассказ, он спокойно ответил:
— Сеньорита, вы уж извините, но погоду, как бы я ни старался, мне не
изменить. Жара действует на всех удручающе… Вам, сеньорита, следует
побольше отдыхать. В подобную жару, да еще ночью, может почудиться
любое. Я только что выходил на палубу, там абсолютно никого не было.
Бартоло, приготовь сеньорите примочки из апельсиновых цветков.
— Но, сеньор… — попыталась было возразить девушка.
— Не спорьте! Мой вам совет — постараться быстрее заснуть. Мои
друзья вне подозрения. И лучше пусть сеньор Осуна ничего не знает о
ваших ночных выходах на палубу. Спокойной ночи!
Уходя, Девото сделал незаметный знак Бартоло. Этой же ночью в
каюте капитана между ними состоялся разговор.
— Ты видел что-нибудь подобное, Бартоло? Вот мерзавцы! Нет,
времена настоящих пиратов ушли в прошлое. Остались воры и бандиты, —
говорил Девото, расхаживая по каюте. — Будь особенно осторожен.
Постарайся завтра же утром успокоить Долорес и еще раз напомни ей
ничего не говорить Осуне. Будь с ней внимателен, Бартоло.
Боб, донья Кончита и Чарли отмечали день рождения Каталины. Боб
преподнес девушке жемчужное ожерелье, донья Кончита — книгу
Франсиско де Кеведо и ВильегосаБускона», а Чарли — смешную обезьянку, искусно выточенную из
«адамовой кости» — окаменелого дерева, выброшенного морем на пляж.
Стол был уставлен изысканными блюдами: оливки, дичь, холодное
мясо, рыба, прованское масло, шоколад и корзиночки с разными фруктами.
Боб сам готовил напитки. Налил в кружки немного тростниковой водки
(рома), насыпал две ложечки сахара, добавил воды, положил сверху две
веточки мяты и ломтик лимона.
— За мою любовь, за ее счастье! — встав на ноги, торжественно
произнес Боб и осушил кружку.
Каталина, думая о Педро, сделала большой глоток и закашлялась.
— Боб, ты хочешь меня споить!
— Нет! Ты полюбишь меня без водки. А этот прекрасный напиток
называется «дрейк». Его придумал знаменитый английский моряк Френсис
Дрейк в свою бытность на Кубе
. — Пей! Пей до дна, если хочешь быть
счастливой! — увещевая Боб.
— Мне рассказывали, что в Испании еще в середине прошлого века
чрезмерное употребление спиртных напитков, то есть пьянство, считалось
непростительным пороком, — сообщила донья Кончита. — Тогда назвать
кого-нибудь «пьяницей» было великим оскорблением. Это было самым
ругательным словом.
— Времена меняются, — заметил Чарли. — И я думаю, что в худшую
сторону. И это все из-за новых открытий.
— Все зависит от человека. Хорошему знания впрок, а плохому во
вред, — высказала свою мысль Каталина и заставила себя выпить «дрейк»
до конца.
— Что еще интересного про Испанию вы расскажете нам, донья
Кончита? — спросил Боб.
— Там каждая любовница короля, перестававшая его интересовать,
сама удалялась в монастырь. После священной королевской особы никто не
имел права дотронуться до нее.
Меж тем лицо Каталины покрылось краской, в голове зашумело, и она
придвинулась ближе к донье Кончите.
— Ну что, девочка?
— Я думаю о Порции — жене Марка Юния Брута. Вы знаете, она,
желая доказать, что не страшится состоять в заговоре против Гая Юлия
Цезаря, на глазах у мужа тяжело ранила себя. Позднее, узнав, что ее муж
покончил с собой на поле брани, проиграв ее, она наложила на себя
руки. — Каталина раскраснелась, а донья Кончита подумала, что она
непременно должна встретить своего Педро.
— Тебе плохо. Идем, я отведу тебя в постель.
Боб было запротестовал, но донья Кончита урезонила его:
— Так вы ничего не добьетесь! Только отдалите ее от себя.
Ближе к середине следующего дня впередсмотрящий «Скорой
Надежды» сообщил на мостик, что в небольшом заливчике видит корабль,
стоящий на якоре. Тут же на мостике появились Боб Железная Рука и
Чарли. Поднялась по трапу и Каталина.
Боб в подзорную трубу рассмотрел то, что происходило в заливчике, и
сообщил:
— Хоть корабль и без флага, но это голландцы воруют у испанцев лес.
И дорогой! Бакаут — железное, или гваяковое, дерево. Тяжелая и очень
крепкая древесина. Самая твердая из известных. Тонет в воде.
— Это как? Дерево, и тонет? — с детской наивностью спросила
Каталина.
— Да, вот так. Тонет потому, как удельный вес этой древесины равен
одной целой и четырем десятым. В Англии оно стоит кучу денег.
— В Новой Англии тоже, — вставил Чарли.
— Об этом я и думаю, — продолжил Боб. — Ни одна постройка
корабля не обходится без гваякового дерева. Пусть себе рубят, очищают
стволы, грузят в свои трюмы. Мы подождем. Я это место знаю хорошо.
Поставим нашу голубку там, где надо. Капитан голландца, когда станет
выходить из заливчика, бросится к ветру и, когда захочет его снова взять,
увидит перед собою риф, выйдет из ветра и потеряет ход. Тут мы его и
возьмем голыми руками. А затем в Нью-Йорк. Там у меня есть свои очень
деловые люди…
— А ты, Боб, не рискуешь? — спросил Чарли. — Вспомни совсем
недавнюю историю с капитаном Уильямом Киддом.
— Что за история? — поинтересовалась Каталина,
— Капитан Уильям Кидд в мае первого года этого века в Англии по
решению королевского суда был вздернут на ноке рея флагманского
корабля в Портсмуте. Он грабил своих.
— Это неправда, — возразил Боб. — То была политическая игра.
— Но голландцы ведь наши союзники, — не успокаивался Чарли.
— Да! Однако они не несут флага, Кроме всего, мне нужны деньги.
Мы заберем у них бакаут, а корабль с теми, кто останется в живых,
отпустим.
Рассвет встретил «Ласточку» неспокойным морем. Небо затянули
рваные тучи. Налетевший внезапно ветер не принес ощутимой прохлады,
но дул порывисто. Где-то совсем близко зарождался первый в этом году
циклон. Девото, поднявшись на мостик, отдал команды. Боцман Кейнс
повторил их и тут же послал ближайшего матроса немедленно разбудить
Гренвиля, который точно еще спал.
Через три минуты, не более, паруса на «Ласточке» заработали все до
единого. Бриг словно напружинился и помчался вперед, быстро набирая
скорость и увеличивая расстояние между ним и «Злым Джоном».
Невооруженным глазом было видно, как на пиратском корабле
забеспокоились. Матросы помчались на реи. Фрегат тоже поставил полные
паруса, но «Ласточка» от него уходила.
В тот момент, когда Гренвиль, бормоча ругательства, поднимался на
мостик по трапу, Девото опустил подзорную трубу. Он видел, как на
фрегате бомбардиры уже готовили носовые пушки.
— Лево руля! Лечь в дрейф! Шлюпку на воду!
Матросы поспешно исполнили команды Девото.
На «Злом Джоне» не сразу разгадали маневр «Ласточки», и, пока сняли
паруса, фрегат проскочил мимо брига.
— Гренвиль, остаетесь за старшего! Я ухожу к Джону. Не корабль, а
старое корыто… — Последние слова Девото произносил, уже приближаясь
к шторм-трапу.
Озабоченный вид, решительный приказ и быстрота действий Девото
не дали Гренвилю узнать, что собственно, задумал капитан.
Когда Девото спрыгнул в шлюпку, Гренвиль проворчал:
— Бесноватый! Кейнс, старина, следи за ним и дальше, а я пойду
догляжу сон, — и Том отправился в свою каюту.
Через четверть часа Девото уже поднимался по трапу «Злого Джона»,
Его капитан в окружении старших по положению пиратов встретил Девото
на шкафуте.
— Какая муха укусила тебя, испанец голубых кровей? Что ты еще
задумал? Или пятая доля показалась тебе мала? Смотри, терпение мое
может лопнуть…
— Хочу обсудить детали наших общих действий и поговорить кое о
чем серьезном, — ответил Девото, не обращая внимания на
недружелюбный тон. В тоне его голоса, спокойном и холодном, менее всего
можно было уловить нотки страха.
— А! Ну, это другое дело… пойдем в каюту. Нед, Билл и ты, Фред,
послушаем, что он нам сегодня скажет.
На большом, давно не мытом дубовом столе кают-компании «Злого
Джона» валялись пустые бутылки и остатки еды. Девото сел в кресло,
оглядел присутствующих и, обращаясь к Джону, сказал:
— Возможно, ты и сам понял, зачем я дважды на «Ласточке» ставил
полные паруса. Командуй ею я вместо покойного Дюгарда, ты бы по сей
день догонял меня, если б, конечно, давно не был бы отправлен на дно
морское. К грязному днищу твоего фрегата давно не прикасались руки
плотников.
Джон сначала растерялся, но потом нагло расхохотался. Его поддержал
молоденький шкипер. Второй помощник Билл и помощник боцмана Фред
внимательно слушали, что еще скажет Девото.
— Ты всегда мне казался хвастуном, чванливый испанец! Но это уже
слишком! Ты станешь говорить о деле или…
— Или ты прежде поглядишь на Билла и своего верного Фреда. Они не
смеются, Джон.
— Что?
— А то, что они умнее тебя и понимают, насколько в деле, которое мы
с тобой задумали, важен ход твоего корабля. Внезапность! Быстрота в
атаке!
— Что ты можешь сказать плохого о «Злом Джоне»? — Предводитель
пиратов был полон самоуверенности, но смеяться уже перестал.
— Я убедился в том, что говорю, и твердо знаю одно: сегодня «Злой
Джон» не способен принять участие в деле, которое нам предстоит. А
проигрывать его я не желаю! Понял? И тебе не советовал бы рисковать и
вести своих людей на заведомую гибель…
— Но ты же сам говорил, что они лишь чуть сильнее нас.
— Да, однако, теперь вижу, гораздо маневреннее и быстрее в ходе.
— Что ты предлагаешь? — Джон начинал терять терпение.
— Уравновесить шансы.
— Как?
— Почистить днище.
— Сейчас предлагаешь килевать?.. — Губы Злого Джона побелели от
бешенства, он медленно поднялся.
— Да! Другого выхода у тебя нет! И это мое условие.
— Что? Кто здесь капитан? Ты, никак, опять вздумал командовать.
Клянусь святым Патриком, я отправлю тебя к праотцам и один овладею
богатством.
Шкипер Нед больше не улыбался, второй помощник Билл опустил
глаза, а на широком, покрытом шрамами лице Фреда зашевелились густые
брови.
— Встань! — заревел Джон. — Встань, и я выпушу твою голубую
кровь из твоих паршивых вен!
— Вижу, ты не согласен, — не обращая внимания на ярость Джона,
так же спокойно, как и прежде, сказал Девото. — Тогда поставим точку.
Сражения не будет. Сокровищ тоже. Поворачивай на Ямайку, Высадишь
меня в Кингстоне и делай, что знаешь.
— Как? — Теперь со своего места поднялся Билл, глаза его стали
краснее тамаринда
— А то, что если твой капитан заведомо намерен потопить фрегат и
отправить тебя и еще три сотни душ в царство Нептуна, то я в эту игру не
играю.
Джон сделал шаг в сторону и выхватил шпагу из ножен.
— Повтори! — прорычал он.
— Джон, а что подумают твои люди? Не выживаешь ли ты из ума? Что
скажешь команде? Разделался со мной только за то, что я предлагал тебе
лучше подготовиться к сражению, предлагал сделать самое необходимое,
чтобы сохранить фрегат и жизнь людям. Дай мне поговорить с ними, и я
погляжу, кто здесь останется за главного. Если бы я к этому стремился, то
давно принял бы твой вызов. Вместо этого я выслушиваю, как последний
трус, твои угрозы, которые в другой раз не потерпел бы ни от кого на свете.
— От меня стерпишь! Ты у меня на корабле! Выходи на палубу…
Вздерну!..
— Но не раньше, чем ты ответишь за свои слова! — Девото встал и
принялся стягивать перчатку.
— Ну, зачем, капитан, портить то, что так хорошо началось? — Фред
приблизился к стоявшему у кресла Девото. — Тем более, клянусь нашей
дружбой с тобою, Джон, на сей раз испанец прав, дело говорит.
— И ты с ним заодно? — Злой Джон заскрежетал зубами.
— И я, Джон! — Всегда рассудительный второй помощник Билл
положил руку на плечо Джона: — Ты настаиваешь и идешь на риск. Девото
прав. Вот только когда все сделать? Нужно время…
— Оно у нас есть. Месяц без малого. День встречи с караваном — 20
сентября.
— Где? — Глаза Злого Джона были полны ненависти.
— А, нет! Я шел к тебе, чтобы рассказать все, но после такой встречи
и твоих слов ты у меня подождешь Или ты действительно думаешь, что в
моих «паршивых» венах течет не кровь, а вода?
— Хорошо! — Джон опустился в свое кресло, схватил недопитую кем-
то кружку, осушил ее и, глядя на шкипера, забарабанил пальцами по
грязному столу. — Хорошо! Я много о тебе слышал, но чтобы ты был…
— Ну, зачем ты опять начинаешь, Джон? — Билл взял бутылку,
поставил перед Девото чистую кружку и налил рома ему и Джону. —
Поговорим о деле.
— Ты прав, Билл. Поговорим! Так что ты предлагаешь, Девото?
— Сейчас идем к островам Каратаска. С западной стороны там есть
небольшой необитаемый островок с заливом. Залив, вход в него, обширный
пляж скрыты высоким густым лесом, есть питьевая вода, необходимый
строительный материал, птицы, черепахи. Но главное… — Девото
несколько повысил голос, — главное — этот островок находится не более
чем в трех днях хорошего хода от места встречи.
— Что скажешь, Билл? Фред, что ты думаешь по этому поводу? —
Джон сверлил глазами своих товарищей.
— Я однажды отсиживался на этих островах с полгода. Для нашей
цели лучше не придумать, — ответил Билл.
— Вокруг на много миль ни души, — заметил Фред.
Джон чуть задумался, показал свои прокуренные зубы и произнес:
— Тогда будем считать, что мы договорились, — он вновь забарабанил
пальцами по столу.
— Вот видишь, Джон, когда ты начинаешь думать, с тобой приятно
иметь дело, — Девото поднял свою кружку, Злой Джон — свою, они
выпили и мирно расстались.
Когда шлюпка, увозившая Девото на «Ласточку». отвалила от борта
«Злого Джона», его капитан процедил сквозь зубы:
— При всей своей хитрости этот испанец не знает, что его ждет
впереди.
«Очень деловыми людьми» в Нью-Йорке, порте и городе в Новой
Англии, тридцать два года как захваченном англичанами у основавших его,
как в свое время и Новый Амстердам, голландцев, оказались два ирландца.
Пожилой дядя и молодцеватый, преуспевающий в делах его племянник
Эдвард. Двадцатисемилетний, беспредельно верящий в свою счастливую
звезду, разодетый по последнему слову моды, Эдвард прибыл со своим
дядей на «Скорую Надежду», чтобы купить партию бакаута у Боба.
Бобу почему-то не понравился наряд племянника, и он спросил:
— Ты, Эдвард, никак на бал собрался?
— Да! Ты, капитан, угадал. Для меня вся жизнь, каждый час, который
я живу, и есть бал.
Этот ирландец, ладно скроенный, был настоящим красавцем с силой
воли, которая, как правило, у подобных мужчин не присутствует. Взгляд его
голубых наглых глаз с трудом выдерживал и Боб Железная Рука.
Каталина находилась на ахтердеке. Увидев поднимавшегося на шхуну
Эдварда, она испытала испугавшее ее чувство неловкости и потому
немедленно ушла в свою каюту. Эдвард же, проходя мимо раскладного
стула, на котором прежде сидела Каталина и на котором она в спешке
оставила свой веер, увидел эту женскую принадлежность. Шагая впереди
Боба, он заметил или скорее почувствовал, как капитан торопливо схватил
веер и сунул его за пазуху.
Снедаемый любопытством, Эдвард быстрее, чем надо бы, осмотрел
партию леса и, заявив своему дяде, что эту сделку он берет на себя,
предложил Бобу:
— Приглашай в свою кают-компанию, выпьем и ударим по рукам!
В каюте капитана, еще до того, как корабельный кок вошел в нее с
подносом, на котором стояли три хрустальных бокала с ромом, Эдвард с
деланым восхищением заявил:
— О! Здесь, никак, пахнет женщиной!
— Тебе, мой дорогой, показалось, — как можно спокойнее ответил
Боб. Он с утра предупредил донью Кончиту и Каталину не покидать свою
каюту, пока он будет на корабле договариваться со своими друзьями из
Нью-Йорка.
— А веер, который ты сунул себе под рубашку? Это с твоей стороны
жест недоверия ко мне, Боб. Мы же собираемся с тобой заключить
выгодную для тебя сделку…
— Ну, понимаешь, Эдвард, женщина на корабле… Это же не принято,
необычно.
— Потому и интересно! Покажи, покажи!
— Она моя компаньонка, — Боб пошел на хитрость и приказал коку
пригласить в кают-компанию донью Кончиту.
Когда она вошла в салон, Эдвард дьявольским чутьем угадал, что эта
пожилая дама на самом деле есть не что иное, как компаньонка другой,
наверняка молодой, женщины.
Эдвард проворно поднялся с кресла и галантно поздоровался с доньей
Кончитой. И тут же заявил:
— Боб, ты шельмуешь! Так дело не пойдет! Или мы с тобой не друзья?
— Успокойся, Эдвард, — дядя, который уже держал бокал в руке,
попытался было урезонить своего племянника.
— Боб, мое условие. Покажи нам свою избранницу, и я тут же
подпишу чек, — Эдвард поставил бокал на стол.
Боб, у которого чаще забилось сердце, попросил донью Кончиту
сходить за Каталиной.
— Понимаешь, это дочь моего партнера на Кубе. Она любительница
острых ощущений, захотела познать жизнь свободного капитана. Ее отец
попросил меня показать ей море. Зовут ее Каталина.
— Интересно! Незамужняя девушка пожелала узнать, как живут
пираты, — прокомментировал дядя. — Впервые слышу. Познакомь, Боб.
Боб понял, что сказал нелепицу, но было уже поздно, Эдвард же,
ощутив, что столкнулся с чем-то новым, неведомым доселе в его жизни,
оживился еще больше. Он вновь поднялся с кресла, желая встретить
девушку стоя.
Каталина вошла, и Эдвард, увидев ее, обнаружил вдруг, что не знает,
что и сказать. Однако вскоре он взял себя в руки, наговорил женщинам
массу комплиментов и решительно заявил Бобу:
— Сегодня вечером все мы ужинаем у меня дома. К шести вечера я
пришлю за вами экипаж. Боб, там, в моем доме, ты и получишь чек. Я ведь
не стал с тобою торговаться. Получишь то, что просил. И не возражайте!
Кучер прежде покажет дамам наш город, — Эдвард говорил таким тоном,
что было бесполезно ему перечить.
За ужином в богатом особняке, окруженном садом и цветниками,
дружеской беседы не получилось. Эдвард, не сводя взгляда с Каталины,
говорил один. Когда все перешли в гостиную, куда слуги подали кофе,
коньяк для мужчин и ликер для женщин, Эдвард усадил Каталину на диван
рядом с собой. Девушка до. этого никогда не слышала столько лестных
слов в свой адрес. Ей было приятно, хотя в то же время она ощущала, что
приближается что-то неладное. Предчувствие ее не обмануло. Первым
заснул дядя Эдварда, затем донья Кончита и Боб. Увидев это, Эдвард
заговорил чуть севшим от волнения голосом:
— Детка, не пугайся. С ними ничего не случится. Мне просто надо
было поговорить с тобой наедине. Я, как увидел тебя, Каталина, понял, что
больше в моей жизни такой женщины мне никогда не встретить. Я одинок.
Я очень богат. Прими мое предложение. Стань моей женой!
Каталина онемела. Хотела что-то сказать и не могла. Только
отодвинулась подальше от Эдварда, а он продолжал говорить:
— Озолочу тебя! На руках буду носить. Перевезу сюда всех твоих
родных. Ты будешь счастлива!
— Нет-нет, Эдвард! Этого не может быть. Не может… — нервно
заговорила Каталина.
— Почему? Что еще нужно женщине? Я полюбил тебя с первого
взгляда!
— Я люблю другого! — решительно заявила Каталина.
— Оставайся здесь, и ты полюбишь меня, — Эдвард пересел и обнял
Каталину за плечи.
— Нет, нет и нет!!! — Каталина вскочила с дивана, а Эдвард
последовал за ней, обнял, развернул лицом к себе, попытался было
поцеловать.
Каталина вырвалась и ударила кулаком Эдварда в солнечное
сплетение. Эдвард задохнулся, а девушка рванулась к двери, вылетела на
веранду, сбежала по лестнице и помчалась по дорожке к воротам. Тут она
услышала за своей спиной злой лай, остановилась и успела присесть. Она
знала, что в таком случае собака не бросается на человека, а
останавливается и только грозно рычит и лает. Каталина выхватила из
декольте своего платья пистолет и выстрелила точно в пасть сторожевого
пса в тот самый миг, когда на веранде мелькнул силуэт Эдварда. За
воротами ей тут же повезло, она села в проезжавший мимо кеб. На
причале, где была пришвартована «Скорая Надежда». пришедший в
изумление Чарли рассчитался с извозчиком.
Боб и донья Кончита вернулись на шхуну, когда было уже далеко за
полночь. Бобу было стыдно пожелать спокойной ночи Каталине, которая,
приняв все имевшиеся у доньи Кончиты капли, с нетерпением ждала их
возвращения. Вместе с тем у Боба Железная Рука, в портмоне лежал столь
желанный чек.
Все оставшиеся дни до отхода «Скорой Надежды» в море Каталина не
выходила из своей каюты. Эдвард больше не появлялся на шхуне. О
случившемся Каталина рассказала только донье Кончите, взяв с нее
честное слово сохранить все в тайне, а Боб, сколько ни старался узнать о
том, что же произошло, так и остался в неведении.
Самый придирчивый осмотр бухты, пляжа, леса и всего побережья не
дал Злому Джону возможности к чему-либо придраться. Место для
скрытой стоянки двух кораблей и килевания одного из них было выбрано
как нельзя удачнее.
Узкий вход в чистый от кораллов, довольно глубокий и просторный
залив изгибался, чем скрывал бухту с моря. Створы бухты — левый,
сплошь покрытый подступавшими вплотную к воде мангровыми зарослями
и лесом, правый, обрывистый, с нависшим над водой утесом, — также
надежно укрывал похожий на гигантскую лапу якоря залив. Растянувшийся
не менее чем на три четверти мили широкий песчаный пляж искрился под
лучами солнца. На нем лежали огромные кагуамы — зеленые суповые
черепахи, важно расхаживали розовые фламинго, отдыхали после
утомительной охоты длинноклювые пеликаны, чистили свои перышки
цапли. Все это пернатое царство насторожилось и пришло в движение,
когда с шумом и плеском пошли на дно якоря. За пляжем зеленой стеной
стояли рощицы кокосовых пальм, за ними шли холмы и ложбины, где
буйствовала разнообразная тропическая растительность.
Злой Джон не желал терять ни часа. Как только корабли были
поставлены на якоря, он половину своей команды немедленно отрядил на
берег. Там началось строительство крепких плотов, на которые предстояло
разгрузить пиратский фрегат. Другая половина экипажа занялась
подготовкой к разоружению корабля.
К следующему вечеру на берегу уже были построены длинные бараки,
навес для столовой и бунгало для Злого Джона. За четыре дня с фрегата
сняли все, что можно было снять, и команда съехала на берег. Началась
подготовка к самому сложному делу — вытягивание корпуса на сушу.
Предводитель пиратов созвал своих помощников на совет. Гренвиль и
Кейнс прибыли первыми. Их беспокоило то, что Девото оставался на
корабле и команда «Ласточки», принимавшая днем участие во всех работах,
на ночь возвращалась на борт судна. Помощники Злого Джона, видя, как
быстро Девото завоевывал среди матросов уважение и любовь, боялись,
что он в любую ночь может поднять мятеж, арестовать их, захватить
«Ласточку» и безнаказанно уйти в море. Однако опасения Гренвиля и
Кейнса были напрасны. Злой Джон встретил их словами:
— Завтра рядом со вторым ручьем будет построено жилье, а здесь —
еще один навес. Пригласите ко мне на завтрак Девото. К вечеру он и вся
команда «Ласточки» переселятся на берег!
— Не перестаю удивляться твоему уму, Джон, — сказал, улыбаясь,
Гренвиль.
На следующий день, когда на «Ласточке» оставалось всего
полдюжины матросов, Осуна, Долорес и Бартоло, на бриг прибыли Девото,
Гренвиль и десять гребцов. Старший помощник немедленно отправился на
ют, где под тентом отдыхала Долорес.
— По поручению капитана Джона, сеньора, я должен просить у вас
извинения за причиняемое вам беспокойство. Капитан распорядился
сделать все необходимое, чтобы сохранить те же удобства, которые вы
имеете на корабле, — сказал Гренвиль, стараясь быть учтивым.
Долорес недоуменно поглядела на Девото. Тот улыбался.
— Дорогая, я думаю, что на берегу вам с Томасом не будет хуже.
— Это еще почему? — вспылил Осуна.
— Ну, если так нужно, — Долорес опустила глаза, ей показалось, что
она уловила в улыбке и словах Девото тревогу. — Но, может быть, все-
таки…
— Нет! Прошу, там тебе будет так же удобно. Пройдем, дорогая, в
каюту. Я помогу собрать вещи.
Когда Девото остался наедине с Долорес и Осуной, он нервно сказал:
— Я был против этой затеи, но оказался бессилен! Это очень плохо.
Однако сейчас ничего иного сделать нельзя. Они боятся, что я угоню
«Ласточку». Прошу вас подготовиться к отъезду.
Долорес и Осуна впервые видели, как взволнован обычно превосходно
умевший держать себя в руках Девото. Подошел Бартоло.
— Мой капитан, — обратился он к Девото, — мы должны собираться
немедленно?
— Да, Бартоло. И как можно быстрее. Сеньорита и сеньор Осуна
оставят корабль к вечеру. Подготовь их и наши личные вещи, а я
позабочусь о том, что следует снять на берег, чтобы должным образом
обставить новое жилье.
Когда Долорес и Осуна подошли к месту своего будущего пристанища,
их приятно удивило то, что они увидели. Легкий деревянный домик,
построенный вплотную к песчаному откосу, по которому росли пальмы,
стоял рядом с двумя добротными шалашами. В двух шагах от него тек
ручей и росли деревья, под сенью которых были разбиты навесы для кухни
и столовой.
Не успела Долорес разложить свои вещи, как появился Злой Джон со
свитой. Матросы бережно несли миниатюрный резной трельяж, несметное
количество склянок и пузырьков, содержимое которых неопровержимо
доказывало, что прежде она принадлежали состоятельной моднице, и
мягкие атласные подушки. Шкуру американского кагуара нес Гренвиль.
Все это предводитель пиратов, многозначительно улыбаясь, преподнес
Долорес и просил ее обращаться прямо к нему, если ей что-либо будет
угодно.
После ужина сеньор Осуна, не проронивший во время еды ни слова,
отвел Девото в сторону и, нахмурившись, сказал:
— Надеюсь, вы не намерены устраиваться на ночлег в доме,
отведенном для сеньориты.
— Не надейтесь, ибо я обязан по правилам, существующим в нашем с
вами обществе, разделять если не ложе, то крышу с моей женой, — ответил
Девото шутливо. И тут же, приняв серьезный вид, продолжил: — Неужели
вы не видели, сеньор королевский инспектор, какими глазами Злой Джон
глядел сегодня на Долорес? Не хватает только, чтобы у него зародилось
хоть малейшее сомнение в том, что мы женаты. Довольно, сеньор Осуна, у
меня и без вас достаточно забот. Спокойной ночи.
Девото пошел в шалаш за своим плащом, с тем чтобы лечь на песке
перед входом в дом, где спала Долорес.
Утром Девото вместе с предводителем пиратов наблюдал, как на
пляже кипела работа, отмечая про себя промахи, которые допускал пират.
Злой Джон был груб с матросами, часто отдавал приказы, требовавшие от
них излишнего напряжения сил.
К середине дня повалившийся набок корпус лег на катки. К обеду уже
обнажилось все днище. Оно сплошь, особенно киль и руль, было покрыто
ракушками, моллюсками, разными переплетавшимися между собой
водорослями. Картина, представшая перед взором капитана пиратов,
красноречиво подтверждала, что Девото был прав, настаивая на
необходимости немедленно откилевать «Злого Джона».
Пока жаркое солнце делало свое дело, пираты отдыхали. Солнечные
лучи должны были высушить водоросли и убить моллюсков, чтобы затем
было легче опалить и очистить днище. Пираты веселились, пили и играли в
карты. Девото переходил от одной группы к другой. Везде его принимали с
радостью. Вечерами он брал гитару и развлекал матросов песнями. Его
рассказы о баснословных сокровищах, которые испанские галеоны
собираются увезти в Европу, разжигали страсти и утверждали в каждом
матросе мысль, что только он, Девото, сможет сделать так, что эти
богатства окажутся в их руках.
Злой Джон между тем каждый вечер наведывался к Долорес, и его
приближенные отмечали, что он норовит сделать это в отсутствие Девото.
Явно назревал скандал, который мог лишить пиратов возможности
напасть на испанские галеоны и завладеть золотом, серебром и
драгоценностями.
Первым, в ком заговорил голос разума, оказался Фред. Его неожиданно
и рьяно поддержал Нед — он сам был неравнодушен к молодой испанке.
Гренвиль и Кейнс согласились с доводами Фреда, а второй помощник Билл
вызвался сам переговорить с Джоном.
Достарыңызбен бөлісу: |