111
Конечно, больной может заявить,
что он хочет знать всю правду, но смягчить
правду милосердием — вот достойная практика. Когда дело идет о том, чтобы сообщить
больному его диагноз, такт и человечность должны стоять на первом месте. Лучше
сказать о сердечном приступе, чем о тромбозе коронарных артерий; новообразование
лучше, чем рак; повышенное давление лучше, чем гипертония. Эти слова не только более
щадящие, но и понятны. Проблема сообщения диагноза особенно остро встает при
тяжелых, неизлечимых заболеваниях (рак, СПИД).
Подразумевается, что знание больным диагноза своего онкологического
заболевания помешает адекватному проведению необходимой
терапии вследствие
возможной и «высоко вероятной» негативной эмоциональной реакции пациента (вплоть
до суицидальных попыток). В то же время неопределенность может нести защитные
психологические функции.
Предложенная в литературе трактовка адаптивного влияния неопределенности
для пациента, затрагивающей информацию о диагнозе онкологической патологии,
прогнозе заболевания и прочих сопутствующих событий, учитывает ситуативное влияние
информированности пациента на его психологический статус. В то время, как отдаленные
психические последствия действия неопределенности до настоящего времени в научной
литературе не нашли своего отражения.
Одна категория больных, догадываясь о тяжести своего состояния, предпочитает
делать вид, что
ничего страшного не происходит, продолжает принимать лекарства,
выполнять назначения врача, вести с ним беседы о возможных сроках выписки. Создается
впечатление, что такие пациенты сами начинают в это верить. Часть больных пытается
убедить врача, что им необходимо знать правду, пусть самую страшную и безнадежную,
они сумеют пережить это известие, чтобы достойно, в отведенные для них сроки,
закончить начатые дела, попрощаться с друзьями и родными, психологически
подготовить
себя к финалу, подведя итоги прожитой жизни. Такая позиция
психологически кажется вполне понятной и даже убедительной. Однако в каждом
конкретном случае врач задает себе вопрос: «А действительно ли этот пациент хочет знать
правду? Может быть, за подобным желанием скрывается тайная надежда, что врач
пощадит его чувства, успокоит и обнадежит?» Возможно, на самом деле больной, таким
образом, требует: «Обещайте мне, что я не умру». В отношении тяжелых, умирающих
больных, как правило, врач занимает щадящую позицию и, даже сообщая о неизлечимой
болезни, делает это так, чтобы сохранить у пациента надежду, рассказывая о возможности
длительной ремиссии или о недавно предложенном
новом лекарственном средстве,
оказывающем терапевтическое действие, способное замедлить течение болезни и даже
112
привести к полному излечению. Поступая таким образом, врач не обманывает своего
пациента, так как действительно с полной уверенностью не может прогнозировать
течение и исход заболевания. В то же время, вера больного и его желание выжить
действительно могут активизировать защитные силы организма, отдалить исход, или, по
крайней мере, придать смысл последним дням его жизни.
В практике могут встречаться еще более трудные в этическом отношении
ситуации. Предположим, что к психиатру обращаются родители, усыновившие ребенка и
через пять лет после усыновления отмечающие у него психические отклонения. Что
считать
этически правильным поступком, сообщение им о наличии, к примеру,
врожденного и терапевтически резистентного умственного дефекта у ребенка и тем самым
невольное подталкивание к возврату ребенка в детский дом или же занятие позиции
защиты ребенка и умолчания истинного диагноза заболевания?
Не менее психологически и этически сложными оказываются случаи, при которых
сам пациент требует дать ему полную информацию о его психической болезни. Этически
оправданным можно считать информирование пациента, но только в такой форме, которая
не приведет к ухудшению его психического состояния или суициду.
Достарыңызбен бөлісу: