Маргарет Митчелл Унесенные ветром

дезертира-янки, и на первый план выступила потребность в одежде. Она понимала, что послать Порка на юг,

чтобы купить одежду, было рискованно – янки или свои же конфедераты могли отнять у него лошадь. Но так

или иначе, деньги на приобретение одежды и лошадь с повозкой для поездки у нее были и оставалась надежда,

что Порку повезет и он благополучно возвратится домой. Да, худшее осталось позади.

    Каждое утро, вставая с постели, Скарлетт благодарила бога за ясное голубое небо и теплое солнце, ибо

каждый погожий день отодвигал неотвратимую минуту, когда без теплой одежды уже не обойтись. И с каждым

теплым днем росли груды хлопка в опустевших негритянских хижинах – единственное место на плантации, где

теперь можно было хранить собранный хлопок, которого в поле оказалось даже больше, чем предполагал Порк,

– его, по-видимому, могло набраться тюка четыре, и скоро все хижины будут забиты им до отказа.

    Скарлетт не намеревалась собирать хлопок сама, даже после язвительной отповеди бабушки Фонтейн. Ей

казалось просто невообразимым, чтобы она, Скарлетт О'Хара, ныне полновластная хозяйка поместья, пошла

работать в поле. Она тем самым поставила бы себя в один ряд с голодранкой миссис Слэттери и ее Эмми.

Скарлетт рассчитывала, что собирать хлопок будут негры, а она вместе с выздоравливающими сестрами

займется домашним хозяйством, однако тут ей пришлось столкнуться с кастовым чувством, еще более сильным,

чем ее собственное. При одном упоминании о работе в поле Порк, Мамушка и Присей подняли страшный крик.

Они твердили одно: «Мы – домашняя челядь, мы не для полевых работ». Мамушка особенно яростно

утверждала, что она никогда не работала даже на усадьбе, не то что на плантации. Она и родилась-то в барском

доме у самих Робийяров, а не в негритянской хижине, и выросла прямо в спальне у Старой Хозяйки – спала на

полу на тюфячке в ногах ее кровати. Одна только Дилси не произнесла ни слова и в упор, не мигая, так

поглядела на Присей, что та съежилась под ее взглядом.

    Скарлетт не пожелала слушать их возмущенные протесты и отвезла всех на хлопковое поле. Но Мамушка и

Порк работали так медленно и так при этом причитали, что Скарлетт не выдержала и отослала Мамушку на

кухню заниматься стряпней, а Порка снарядила в лес с силком и на речку с удочкой – добывать кроликов и

опоссумов и удить рыбу. Собирать хлопок было ниже его достоинства, а охота и рыбная ловля самолюбия не

ущемляли.

    После этого Скарлетт попыталась вывести в поле своих сестер и Мелани, но и от них толку было мало.

Мелани охотно, аккуратно и быстро проработала под солнцем час, а затем беззвучно лишилась чувств, после

чего ей неделю пришлось пролежать в постели. Сьюлин – угрюмая, со слезами на глазах – попыталась тоже

упасть в обморок, но мгновенно пришла в себя и зашипела как ошпаренная кошка, когда Скарлетт плеснула ей в

лицо водой из тыквенной бутылки. Кончилось тем, что Сьюлин наотрез отказалась работать.

    – Не стану я работать в поле, как негритянка! Ты не можешь меня принудить. Что, если кто-нибудь из наших

друзей узнает он этом? Что, если… если мистер Кеннеди услышит? Господи, да если б мама…

    – Ты только помяни еще раз маму, Сьюлин О'Хара, и я тебя отхлестаю по щекам! – вскричала Скарлетт. –

Мама работала на этой плантации побольше любой негритянки, и ты знаешь это, госпожа белоручка!

    – Неправда! Во всяком случае, не в поле! И меня ты не заставишь! Я пожалуюсь на тебя папе, и он не велит

мне работать.

    – Посмей только беспокоить отца своими глупостями! – прикрикнула на нее Скарлетт, исполненная страха за

Джералда и злобы на сестру.

    – Я помогу тебе, сестричка, – кротко сказала Кэррин. – Я поработаю за Сью и за себя. Она еще не

поправилась, ей вредно быть на солнце.

    – Спасибо тебе, малышка, – благодарно сказала Скарлетт, не без тревоги, однако, поглядев на младшую

сестру. Задумчивое личико Кэррин, прежде такое бело-розовое и нежное, как лепестки цветущих яблонь,

кружимые в воздухе весенним ветерком, утратило теперь все оттенки розового, сохранив лишь сходство с

бледным цветком. После того как Кэррин пришла в себя и обнаружила, что Эллин больше нет, что Скарлетт

превратилась в фурию и весь мир изменился неузнаваемо, а непрестанный труд сделался законом их

существования, она стала молчалива и жила, казалось, как в тумане. Хрупкая натура Кэррин никак не могла

примениться к новому образу жизни. Ее разум не в состоянии был охватить всего, что произошло вокруг, и она,

словно лунатик, бродила по усадьбе, послушно выполняя указания Скарлетт. Она была очень слаба – и с виду,

да и по существу, – но покорна, старательна и услужлива. В те минуты, когда она не была занята какой-нибудь

порученной ей работой, ее пальцы перебирали четки, а губы шептали молитвы: она молилась о матери и о

Бренте Тарлтоне. Скарлетт и не предполагала, что смерть Брента будет для нее таким ударом и что ее печаль

неисцелима. Для Скарлетт Кэррин все еще была «малышка» – слишком еще дитя, чтобы у нее мог быть

настоящий роман.

    Стоя под солнцем между рядами хлопка, чувствуя, как от бесконечных наклонов и выпрямлений

разламывается спина и горят загрубевшие мозолистые ладони, Скарлетт подумала о том, как хорошо было бы

иметь сестру, в которой сила и настойчивость Сьюлин сочетались бы с мягкостью Кэррин. Ведь Кэррин

собирала хлопок так исправно и прилежно. Однако через час уже стало ясно, что это не Сьюлин, а Кэррин

недостаточно еще оправилась для такой работы. И Скарлетт отослала домой и ее.

    Теперь между длинных рядов хлопчатника трудились только Скарлетт, Дилси и Присей. Присей собирала

хлопок лениво, с прохладцей и не переставала жаловаться на боль в ногах, ломоту в спине, схватки в животе и

усталость, пока мать не кинулась на нее со стеблем хлопчатника и не отстегала так, что та подняла страшный

визг. После этого работа стала спориться у нее лучше, но она старалась держаться на безопасном расстоянии от

матери.

    Дилси работала молча, неутомимо, как машина, и Скарлетт, которая уже едва могла разогнуть спину и

натерла себе плечо тяжелой сумкой, куда собирала хлопок, подумала, что такие работники, как Дилси, на вес

золота.

    – Дилси, – сказала она, – когда вернутся хорошие времена, я не забуду, как ты себя показала в эти дни. Ты

молодчина.

    Лицо бронзовой великанши не расплылось от ее похвалы в довольной ухмылке и не сморщилось от

смущения, как у других негров. Оно осталось невозмутимым. Дилси повернулась к Скарлетт и сказала с

достоинством:

    – Спасибо, мэм. Но мистер Джералд и миссис Эллин всегда были очень добры ко мне. Мистер Джералд купил

мою Присей, чтобы я не тосковала по ней, и я этого не забыла. Я ведь наполовину индианка, а наш народ не

забывает тех, кто делает нам добро. Но я недовольна моей Присей. От нее мало толку. Походке, она чистая

негритянка, в отца пошла. Отец-то ведь у нее был большой шалопай.

    Хотя Скарлетт, в сущности, не получила помощи ни от кого, кроме Дилси, и ей самой пришлось взяться за

сбор хлопка, она, невзирая на усталость, воспрянула духом, видя, как хлопок медленно, но неуклонно

перекочевывает с плантации в хижины. В хлопке было что-то придававшее ей уверенность – какая-то

надежность. Тара разбогатела на хлопке, как и весь Юг, а Скарлетт была в достаточной мере южанкой, чтобы

верить: и Тара, да и весь Юг снова подымут голову над красными просторами земли.

    Конечно, хлопка она собрала не так уж много, но все же это кое-что. Она выручит за него немного

конфедератских денег, и это даст ей возможность приберечь зеленые купюры и золото из бумажника янки до

тех пор, когда без них нельзя будет обойтись. Весной она постарается вызволить Большого Сэма и других рабов

с плантации, которых мобилизовало правительство Конфедерации, а если их не отпустят, тогда на деньги янки

она купит рабов у кого-нибудь в округе. И весной будет сеять и сеять… Распрямив натруженную спину, она

окинула взглядом побуревшие к осени поля и увидела перед собой уходящие вдаль акр за акром зеленые всходы

будущего урожая.

    Весной! Быть может, к весне война кончится и снова настанут хорошие времена. И победит ли Конфедерация

или потерпит поражение, все равно жизнь станет легче. Будь что будет, лишь бы не жить в вечном страхе, что

тебя оберет до нитки та или другая армия. Когда война кончится, плантация их прокормит. О, лишь бы только

кончилась война! Тогда можно будет бросать в землю семена, не боясь, что не доведется снять урожай!

    Надежда забрезжила впереди. Война не может длиться вечно. У Скарлетт было немножко хлопка, у нее была

лошадь и небольшая, но драгоценная кучка денег. Да, худшие времена остались позади!

   

   

    

     Глава XXVII

    

    Как-то в полдень они сидели за обеденным столом, поглощая новоизобретенный Мамушкой пудинг из

кукурузной муки и сушеной черники, подслащенный сорго. Была середина ноября, в воздухе уже чувствовалась

прохлада-первая предвестница зимы, – и Порк, стоявший за стулом Скарлетт, вопросил, довольно потирая руки:

    – А не приспело ли время заколоть свинью, мисс Скарлетт?

    – Что, у тебя уже слюнки потекли? Небось спишь и видишь требуху? – с усмешкой спросила Скарлетт. – Да я

и сама не прочь отведать свежей свининки, и если погода продержится еще несколько дней, пожалуй, мы…

    Мелани перебила ее, замерев с ложкой у рта:

    – Слышишь, дорогая? Кто-то едет!

    – Кричит кто-то, – встревожено сказал Порк.

    В хрустком осеннем воздухе уже отчетливо был слышен стук копыт – частый, как толчки испуганного сердца,

– и высокий женский голос, срывающийся на отчаянный вопль:

    – Скарлетт! Скарлетт!

    Скрестились испуганные взгляды, и в следующее мгновение все вскочили, отодвигая стулья. Несмотря на

испуг, исказивший голос, его узнал каждый: кричала, звала на помощь Салли Фонтейн, всего час назад

заглянувшая к ним по дороге в Джонсборо перемолвиться словечком. Все бросились, толкая друг друга, к

входной двери и увидели, что Салли – растрепанная, шляпа болтается за спиной – вихрем мчится на взмыленной

лошади по подъездной аллее к дому. Не осаживая коня, Салли бешеным галопом подскакала прямо к крыльцу и,

махнув рукой назад, туда, откуда она примчалась, крикнула:

    – Янки идут! Я их видела! На дороге! Янки!

    Одним рывком она подняла лошадь на дыбы у самых ступеней крыльца, пустила ее в три прыжка по газону и,

словно на охоте, перемахнула через четырехфутовую живую изгородь. До них донесся глухой стук копыт –

сначала с заднего двора, потом с неширокой дороги между хижинами негров, – и они поняли, что Салли

поскакала прямиком через поля к своей усадьбе.

    С минуту все стояли оцепенев, а затем Сьюлин и Кэррин начали всхлипывать и цепляться друг за Друга, а

Уэйд, широко разинув рот и весь дрожа, стоял, как пригвожденный к месту, но не издал ни звука. То, чего он

все время со страхом ждал еще с той ночи, когда они бежали из Атланты, случилось. Янки пришли, чтобы

схватить его.

    – Янки? – беспомощно произнес Джералд. – Но янки уже были здесь.

    – Матерь божия! – воскликнула Скарлетт, перехватив испуганный взгляд Мелани. На миг все ужасы их

бегства из Атланты ожили перед ее мысленным взором: руины домов, пепелища… а затем – и все то, что

передавалось из уст в уста: убийства, истязания, насилия. Она снова увидела перед собой солдата-янки,

стоявшего в холле со шкатулочкой Эллин в руках… «Я умру, – подумала она. – Я сейчас умру, прямо здесь, на

месте. Я думала, все это позади. Я умру. Я больше не выдержу».

    И тут в глаза ей бросилась лошадь-лошадь под седлом, стоявшая у коновязи в ожидании Порка, который

должен был отправиться верхом с каким-то поручением к Тарлтонам. Ее лошадь! Ее единственная лошадь!

Янки уведут ее! И корову, и теленка! И свинью со всеми поросятами… Сколько ушло времени и сил, чтобы

словить эту свинью и ее быстроногое, верткое племя! А янки заберут и свинью, и кур-несушек, и петуха, и уток,

которыми поделились с ними Фонтейны. И яблоки, и яме, и бобы из кладовой. И муку, и рис, и сушеный горох.

И бумажник солдата-янки со всеми деньгами. Они возьмут все и оставят их подыхать с голоду.

    – Ничего они не получат! – громко воскликнула Скарлетт, и все ошалело поглядели на нее – уж не рехнулась

ли она с испугу? – Я не стану больше голодать! Ничего они не получат!

    – Что с тобой, Скарлетт? О чем ты?

    – Лошадь! Корову! Свинью! Поросят! Они их не получат. Я не допущу!

    Она повернулась к четырем неграм, столпившимся в дверях, – лица их были пепельно-серыми от страха.

    – В болото! – коротко бросила она.

    – В какое болото?

    – К реке, дурни! Гоните свинью и поросят к реке в болото. Вы все гоните их туда. Живей! Порк и Присей,

полезайте в подпол, вытащите поросят. Сьюлин и Кэррин, возьмите корзины, положите в них продукты – все,

что влезет, и унесите в лес. Мамушка, опусти серебро обратно в колодец. Да вот еще, Порк! Слушай меня, Порк,

не стой как болван! Уведи отсюда папу. Куда, куда! Куда хочешь! Ступай с Порком, па. Вот хороший па, вот

умник.

    В смятении, в суматохе она все же успела подумать о том, какое воздействие может оказать вид синих

мундиров на помутившийся рассудок Джералда. И примолкла на секунду, в растерянности ломая руки. А тут

испуганно захныкал Уэйд, ухватившись за юбку Мелани, и она почувствовала, что теряет над собой власть.

    – А я чем могу помочь, Скарлетт? – услышала она среди воплей, всхлипываний и топота шагов спокойный

голос Мелани. Лицо Мелани было белее мела, ее трясло как в лихорадке, но этот спокойный голос помог

Скарлетт прийти в себя: она поняла, что все надеются на нее и ждут от нее указаний.

    – Корову и теленка, – быстро сказала она. – Они на старом выгоне. Возьми лошадь и загони их в болото и…

    Она еще не договорила, как Мелани, оторвав ручонку Уэйда от своей юбки, сбежала по ступенькам,

подхватила на бегу подол и устремилась к лошади. Мелькнули худые ноги в облаке широких нижних юбок, и

Мелани уже была в седле. Ноги ее далеко не доставали до стремян, но она собрала поводья, замолотила по

бокам лошади пятками и вдруг с искаженным от ужаса лицом снова резко ее осадила.

    – Мой малютка! – вскричала она. – О боже, мой малютка! Янки убьют его! Принеси его мне!

    Ухватившись одной рукой за луку, она готова была соскочить с седла, но Скарлетт крикнула:

    – Скачи! Скачи! Угони корову! Я позабочусь о ребенке! Скачи, говорю тебе! Неужели ты думаешь, я позволю

им тронуть ребенка Эшли? Скачи же!

    Мелани оросила через плечо последний, исполненный отчаяния взгляд, снова замолотила пятками и,

рассыпая каскады гравия, умчалась по аллее в сторону выгона.

    «Вот уж не ожидала, что увижу Медли Гамильтон в седле по-мужски!» – мельком подумала Скарлетт и

бросилась в дом. Уэйд бежал за ней по пятам, всхлипывая, стараясь уцепиться за ее развевающийся подол.

Взбегая в холле по лестнице, прыгая через две ступеньки, она видела, как Сьюлин и Кэррин с плетеными

корзинами в руках спешили к кладовой, а Порк не слишком почтительно тащил Джералда под руку к заднему

крыльцу. Джералд что-то бормотал ворчливо, как ребенок, и пытался вырваться.

    С заднего двора долетел скрипучий голос Мамушки:

    – Да ну же, Присей! Полезай в подпол, передавай мне поросят! Ты что – не понимаешь? Мне же туда с моим

брюхом не пролезть! Дилси, поди сюда, вели этой балбеске…

    «А мне-то казалось, я так здорово придумала спрятать свиней в подпол, чтоб их не украли, – подумала

Скарлетт, вбегая в свою спальню. – Почему, ну почему я не построила для них загона на болоте?»

    Она рывком выдвинула верхний ящик бюро и, порывшись в платках и косынках, вытащила бумажник.

Торопливо достала кольцо с солитером и бриллиантовые подвески из своей корзинки с рукоделием и сунула их

в бумажник. А где его спрятать? В матраце? В печной трубе? Бросить в колодец? Засунуть себе в корсаж? Нет,

только не это! Толстый бумажник может быть заметен, и тогда янки начнут ее обыскивать и разденут догола.

    «И тогда я умру!» – с отчаянием подумала она.

    Снизу доносился суматошный топот ног, голоса, чьи-то всхлипывания. Среди всего этого смятения Скарлетт

пожалела, что рядом с ней нет Мелани. Нет Мелли с ее тихим голосом. Мелли, которая проявила такую отвагу,

когда был убит солдат-янки. Мелли стоит десятерых. Мелли… Что Мелли ей сказала? Ах, да! Ребенок!

    Прижимая к груди бумажник, Скарлетт бросилась в другую комнату, где малютка Бо спал в своей низенькой

кроватке. Она взяла его на руки, и он проснулся и захныкал спросонок, размахивая крошечными кулачками.

    Она услышала громкий голос Сьюлин:

    – Идем, Кэррин! Идем! Хватит, набрали! Ну же, сестренка, поторапливайся!

    С заднего двора донесся отчаянный поросячий визг и возмущенное хрюканье, и, подбежав к окну, Скарлетт

увидела Мамушку с извивающимся поросенком под каждой подмышкой, ковылявшую что было сил через

хлопковое поле. Следом за ней спешил Порк, тоже с двумя поросятами, подталкивая идущего впереди него

Джералда. Джералд, спотыкаясь, брел по бороздам и размахивал тростью.

    Скарлетт высунулась из окна и крикнула:

    – Уведи свинью, Дилси! Заставь Присей выгнать ее наружу. Угони ее подальше!

    Дилси подняла голову; бронзовое лицо ее было встревожено, она держала за края передник, в котором лежала

груда столового серебра.

    – Свинья укусила Присей и не выпускает ее из подпола.

    «Ай да свинья!» – подумала Скарлетт. Она метнулась обратно к себе в комнату и достала из тайничка

браслеты, брошь, миниатюру и серебряную чашечку, найденные в ранце убитого янки. Куда все это спрятать?

На руках у нее был малютка Бо, в одной руке зажат бумажник, в другой – все эти безделушки. Она положила

младенца на постель.

    Он сразу расплакался, и тут ее осенило. Лучшего места, чем детские пеленки, не придумаешь. Она быстро

перевернула Бо на животик, распеленала и сунула бумажник под его подгузник. От такого обращения он

разревелся еще громче, засучил ножками, и она торопливо запеленала его снова.

    «Ну, теперь, – подумала она, переведя дыхание, – теперь – к болоту!»

    Подхватив одной рукой заходившегося в плаче младенца, другой рукой прижимая к груди драгоценности, она

выбежала на верхнюю площадку в холл. Внезапно шаги ее замедлились, колени подогнулись от страха. Как

тихо стало в доме! Какая страшная, мертвенная тишина! Неужели все ушли и оставили ее? Неужели никто не

подумал о ней? Она не ждала, что они все уйдут, бросят ее здесь одну. В эти дни с одинокой женщиной может

случиться все что угодно… Придут янки…

    Какой-то негромкий звук заставил ее подскочить от страха. Резко обернувшись, она увидела своего всеми

позабытого сынишку. Он сидел на ступеньках, прижавшись к перилам, и пытался что-то произнести, но только

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: