Маргарет Митчелл Унесенные ветром

кухарка сумеют позаботиться о тетушке.

    – Тебе ничто не мешает уехать, – сухо сказала Скарлетт.

    – Я не оставлю тебя, ты же знаешь, – сказала Мелани. – И к тому же я умерла бы там со страху без тебя.

    – Ну, как знаешь. Меня, во всяком случае, ничем не заманишь обратно в Атланту. Стоит им только построить

там несколько домов, как Шерман вернется и снова сровняет с землей весь город.

    – Нет, Шерман не вернется, – сказал Фрэнк, и, как он ни крепился, лицо его помрачнело. – Он прошел через

весь штат к побережью. На прошлой неделе янки взяли Саванну и, говорят, проникли в глубь Южной

Каролины.

    – Саванну взяли?

    – Да. Ну видите ли, леди. Саванна не могла выстоять. Ее некому было защищать, хотя они там и поставили

под ружье всех от мала до велика – всех мужчин, способных хоть как-то передвигать ноги. Вы, кстати, знаете,

что когда янки двинулись на Милледжвилл, у нас призвали на фронт всех курсантов из военных училищ, даже

из самых младших классов, и открыли тюрьмы, чтобы навербовать свежее пополнение для армии? Да, друзья,

всех заключенных, которые согласны были пойти на фронт, выпустили и обещали им помилование, если они

дотянут до конца войны. Меня прямо мороз по коже подирает, как подумаю об этих мальчишках-курсантах в

одном строю с ворами и убийцами.

    – Как! Всех преступников выпустили на волю, чтоб они могли нас грабить?

    – Ничего, мисс Скарлетт, не волнуйтесь. Они далеко отсюда и притом показали себя отменными солдатами. Я

так понимаю: если человек вор, это не мешает ему быть хорошим солдатом, не правда ли?

    – По-моему, это было сделано правильно! – негромко сказала Мелани.

    – Ну, а я так не считаю, – решительно заявила Скарлетт. – У нас тут и без них достаточно воров бродит по

округе, не говоря уже о янки и… – Вовремя спохватившись, она не закончила фразы, а мужчины рассмеялись.

    – Не говоря уже о янки и нашей интендантской службе, – договорил за нее кто-то из гостей, заставив ее

покраснеть.

    – А где же генерал Худ со своей армией? – поспешила ей на выручку Мелани. – Он ведь мог отстоять

Саванну!

    – Ну что вы, мисс Мелани! – Фрэнк был озадачен, и в голосе его прозвучала укоризна. – Генерала Худа вовсе

и не было на этом участке фронта. Он сражается в Теннесси, пытается оттянуть туда янки из Джорджии.

    – И как же здорово это у него получается! – презрительно воскликнула Скарлетт. – Он дал этим чертовым

янки пройти через всю нашу территорию, а нам для защиты оставил мальчишек школьного возраста,

преступников и стариков из внутреннего охранения.

    – Дочка, – внезапно подал голос Джералд, – какие выражения ты себе позволяешь! Твоя мать будет очень

огорчена.

    – Да, да, чертовым янки! – с жаром вскричала Скарлетт. – И не подумаю называть их по-другому!

    При упоминании об Эллин все почувствовали себя неловко, разговор сразу оборвался, и на этот раз опять

выручила Мелани.

    – А вы, будучи в Мейконе, не повидались с Милочкой и Индией Уилкс? Может быть… может быть, у них

есть какие-нибудь сведения об Эшли?

    – Помилуйте, мисс Мелли, – обиженно сказал Фрэнк, – вы же понимаете – узнай я что-нибудь про Эшли, я бы

тут же прискакал из Мейкона прямо к вам. Нет, у них нет о нем вестей, но только вы не тревожьтесь, мисс

Мелли. Я знаю, вы, конечно, давно ничего о нем не слышали, но какие могут быть вести от человека, когда он в

тюрьме? Однако в тюрьмах у янки дело обстоит далеко не так худо, как у нас. Что ни говори, еды у них там хоть

отбавляй, и одеял, и медикаментов тоже хватает. Нет, у них не то что у нас – мы вот не можем прокормить

самих себя, а наших узников и подавно.

    – О да, у янки еды хоть отбавляй! – с горечью воскликнула Мелани. – Только они не делятся ею с пленными.

Вы же это сами знаете, мистер Кеннеди. Вы говорите так, просто чтобы меня успокоить. Вы знаете, что наши

пленные погибают там от голода и холода и лишены медицинской помощи и лекарств, потому что янки люто

нас ненавидят! Господи, если бы только мы могли стереть с лица земли этих янки! О, я знаю, что Эшли…

    – Не смей так говорить! – вскричала Скарлетт, у которой стеснило грудь от страха. Пока никто не произнес

вслух, что Эшли мертв, в сердце ее еще теплилась надежда на то, что он жив. Но она чувствовала: как только

эти слова будут произнесены, в тот же миг его для нее не станет.

    – Полно, миссис Уилкс, не тревожьтесь так о вашем муже, – пытался утешить Мелани одноглазый воин. – Я

тоже попал в плен после первого боя при Манассасе, а потом меня обменяли. Так пока я был в тюрьме, меня

кормили как на убой – жареные цыплята, оладьи.

    – Думаю, что вы врунишка, – с чуть заметной улыбкой произнесла Мелани, и Скарлетт впервые уловила в

тоне ее слов, обращенных к мужчине, какой-то намек на игривость. – А сами вы так не думаете?

    – Думаю, – со смехом признался одноглазый воин, хлопнув себя по колену.

    – Если вы не прочь перейти в гостиную, я спою вам святочный гимн, – сказала Мелани, желая перевести

разговор на другое. – Фортепьяно – один из тех немногих предметов, которые янки не могли унести с собой.

Оно ужасно расстроено, как ты считаешь, Сьюлин?

    – Чудовищны, – сказала Сьюлин, радостно улыбаясь и кивком подзывая к себе Фрэнка.

    Но когда все направились к двери, Фрэнк, немного поотстав, потянул Скарлетт за рукав.

    – Могу я сказать вам два слова наедине?

    Ее мгновенно объял страх; решив, что он хочет поговорить о конфискации их живности, она приготовилась к

беспардонной лжи.

    Когда все вышли из комнаты и они остались вдвоем у камина, напускная веселость, оживлявшая черты

Фрэнка, потухла, и Скарлетт увидела перед собой немолодого усталого человека с сухим обветренным лицом

цвета опавших листьев и редкими рыжеватыми, уже тронутыми сединой бакенбардами. Он безотчетно

пощипывал их и смущенно откашливался, приводя этим Скарлетт в великое раздражение.

    – Я жутко расстроился, узнав о смерти вашей маменьки, мисс Скарлетт.

    – Прошу вас, не надо об этом.

    – А ваш папенька-это у него с самого…

    – Да, да, он не в себе, как вы могли заметить.

    – Он крепко ее любил, что верно, то верно.

    – О, мистер Кеннеди, пожалуйста, не будем…

    – Простите, мисс Скарлетт. – Он нервно потоптался на месте. – По правде говоря, я хотел обсудить кое-что с

вашим папенькой, а теперь вижу, что это никак не получится.

    – Может быть, я могу помочь вам, мистер Кеннеди? Вы видите – глава семьи теперь я.

    – Так, понимаете ли, я… – начал Фрэнк и снова растерянно вцепился в свои бакенбарды. – Дело-то, вправду

сказать, в том… Словом, мисс Скарлетт, я хотел попросить у вашего папеньки руки мисс Сьюлин.

    – Вы хотите сказать, – обрадовано воскликнула изумленная Скарлетт, – что еще не говорили с па о Сьюлин?

Хотя ухаживаете за ней уже не первый год!

    Он покраснел, смущенно улыбнулся и стал совсем похож на робкого, застенчивого подростка.

    – Видите ли… я… Я не знал, согласится ли она выйти за меня. Я много старше ее, а в вашем доме вечно

толпилось столько красивых молодых людей…

    «Ну да! – подумала Скарлетт. – Только толпились-то они вокруг меня, а не вокруг нее!»

    – Да я и сейчас не знаю, согласится ли она. Я никогда ее не спрашивал, но она, конечно, догадывается о моем

чувстве к ней. Я… я думал попросить разрешения на наш брак у мистера О'Хара и признаться ему во всем как

на духу. У меня нет ни цента, мисс Скарлетт. Когда-то у меня – да простится мне такая нескромность, – но

когда-то у меня была куча денег. Теперь же мой конь и то, что на мне, – вот и все мое достояние. Я, понимаете

ли, как только завербовался, продал всю свою землю и все деньги вложил в облигации, а вы сами знаете, много

ли они теперь стоят. Да к тому же у меня их все равно уже нет, так как янки сожгли дом моей сестры и они

сгорели вместе с ним. Я понимаю, что это ужасная наглость с моей стороны просить руки мисс Сьюлин теперь,

когда у меня нет ни гроша за душой, но… В общем, я рассудил так. Я как-то свыкся с мыслью, что никто не

знает, что с нами будет, когда война придет к концу. Мне лично это представляется вроде как концом света. Все

стало так неверно и ненадежно, вот я и подумал: это было бы огромным утешением для меня, а быть может, и

для мисс Сьюлин, если бы мы обручились. Это дало бы нам какую-то уверенность. Я, мисс Скарлетт, не буду

настаивать на браке, пока не смогу обеспечить мисс Сьюлин, а когда это будет, я и сам не знаю. Но если

подлинная любовь и преданность имеют какую-то цену в ваших глазах, вы можете с уверенностью считать, что

в этом смысле мисс Сьюлин богаче многих.

    Он сказал это так просто и вместе с тем с таким достоинством, что Скарлетт была тронута, хотя его вид и

забавлял ее. Как можно влюбиться в Сьюлин – было выше ее понимания. Сестра казалась ей воплощением

чудовищного эгоизма, слюнтяйства и мелкого пакостничества.

    – Ну что ж, мистер Кеннеди, – сказала она ласково. – По-моему, все будет хорошо. Мне кажется, я могу

ответить вам за отца. Он всегда был о вас самого высокого мнения и надеялся, что Сьюлин станет вашей женой.

    – И он не изменил своего мнения и теперь? – воскликнул Фрэнк, просияв.

    – Разумеется, нет, – отвечала Скарлетт, с трудом подавляя усмешку: ей вдруг вспомнилось, как Джералд не

раз бесцеремонно кричал Сьюлин через стол: «Ну что, мисс? Ваш пылкий поклонник все еще вынашивает свое

предложение руки и сердца? Может, мне пора спросить, каковы его намерения?»

    – Сегодня же вечером я с ней поговорю! – сказал Фрэнк, губы у него задрожали, он схватил руку Скарлетт и с

силой ее потряс. – Вы так добры, мисс Скарлетт.

    – Я пришлю ее к вам, – с улыбкой сказала Скарлетт, направляясь в гостиную. Там Мелани уже села за

фортепьяно. Это был чудовищно расстроенный инструмент, но некоторые аккорды все же звучали приятно, и

когда Мелани запела, остальные подхватили гимн: «Внемлите архангелов пенью…»

    Скарлетт приостановилась на пороге. Слушая сладостные звуки этого старинного святочного гимна,

невозможно было поверить, что ураган войны дважды едва не смел их с лица земли, что кругом лежит

разоренный край, что голодная смерть стоит у них за плечами. Скарлетт резко обернулась к Фрэнку:

    – Почему вы сказали, что конец войны представляется вам концом света?

    – Вам я сказку правду, – медленно проговорил Фрэнк, – но мне бы не хотелось, чтобы мои слова встревожили

остальных дам. Война долго не продлится. Свежих пополнений нет, а дезертирство из армии все возрастает,

хоть мы и не хотим в этом признаваться. Понимаете, солдаты не в силах сражаться вдали от дома, зная, что их

близкие погибают от голода. И они бегут домой, чтобы раздобыть для них пропитание. Винить их я не могу, но

это ослабляет наши ряды. Да и армия тоже не может сражаться без пищи, а ее нет. Я это знаю, поскольку, как вы

понимаете, добывать продовольствие – это моя служба. После того как мы снова заняли Атланту, я исколесил

здесь вдоль и поперек всю округу и не набрал на пропитание даже скворцу. И та же самая картина на триста

миль к югу, до самой Саванны. Люди мрут с голоду, железнодорожные пути взорваны, боеприпасы на исходе,

нового оружия не поступает, нет ни сапог, ни кожи на сапоги… Так что видите, конец уже близок.

    Но Скарлетт поразило не столько крушение надежд на победу Конфедерации, сколько сообщение об

отсутствии продовольствия. Она ведь собиралась снарядить Порка на поиски продуктов и одежды, дав ему

лошадь, повозку, несколько золотых монет и федеральные банкноты. Но если Фрэнк говорит правду…

    Впрочем, Мейкон же не был взят. В Мейконе должны быть продукты. Как только продовольственный отряд

двинется дальше, она рискнет своей драгоценной лошадью и отправит Порка в Мейкон. А там будь что будет.

    – Ладно, не стоит говорить сегодня о таких неприятных вещах, мистер Кеннеди, – сказала Скарлетт. –

Ступайте посидите в мамином маленьком кабинете, а я пошлю к вам Сьюлин, чтобы вы могли… чтобы дать вам

возможность немного побыть с ней наедине.

    Фрэнк покраснел, заулыбался и выскользнул из комнаты. Скарлетт смотрела ему вслед.

    «Жаль, что он не может жениться на ней прямо сейчас, – подумала она. – Одним бы ртом меньше».

   

   

    

     Глава XXIX

    

    В апреле генерал Джонстон, снова принявший на себя командование остатками своей былой армии, сдался на

милость победителя в Северной Каролине и тем положил конец войне. Но весть эта долетела до Тары лишь

двумя неделями позднее. Дел на плантации было по горло, тратить время на разъезды и собирание новостей

никто не имел ни малейшей возможности, все соседи сами находились в таком же положении, и посещения

стали редкими, а известия доходили медленно.

    Пахота была в разгаре, огородные семена и семена хлопка, привезенные Порком из Мейкона, ложились в

землю. После возвращения из этого путешествия Порк, в сущности, был уже ни на что не годен, так раздувало

его от гордости: ведь он вернулся целый и невредимый и привез целую повозку одежды, битой птицы,

окороков, мяса, муки и семян. Снова и снова пускался он в повествование о том, как на обратном пути избежал

множества опасностей, пробираясь глухими вьючными тропами, проселками, давно не езженными дорогами и

заброшенными просеками. Он находился в пути пять недель – пять мучительных для Скарлетт недель. Но когда

он возвратился, Скарлетт не проронила ни слова упрека – так была она счастлива, что поездка оказалась

успешной, и так рада тому, что довольно много денег Порк привез обратно, не потратив. Практическая сметка

подсказывала ей, что за птицу и за большую часть провизии Порк вообще ничего не платил, почему и осталось у

него столько денег. Порк посрамил бы самого себя, если бы потратил ее деньги в то время, как по дороге ему то

и дело попадались никем не охраняемые птичники и коптильни.

    Теперь, когда в доме появилась кое-какая еда, все в Таре принялись за дело, стараясь вернуть поместью хотя

бы некоторое подобие нормального уклада жизни. И для каждой пары рук нашлась работа, очень, очень много

работы, и работе этой не предвиделось конца. Пожухлые стебли прошлогоднего хлопка надо было убрать с

поля, чтобы приготовить его для нового посева, а не привыкшая к плугу лошадь упиралась и весьма неохотно

тащилась по пашне. Огород надо было вскопать и засеять. Надо было нарубить дров. Надо было приниматься за

возведение загонов и ограды, которая тянулась когда-то милю за милей и которую янки походя сожгли в своих

кострах. Силки, поставленные Порком на кроликов, надо было проверять дважды в день, а на реке насаживать

новую наживку на крючки. Надо было застилать постели, подметать полы, стряпать, мыть посуду, кормить кур

и свиней, собирать яйца из-под наседок. Надо было доить корову и пасти ее возле болота, не спуская с нее глаз,

так как в любую минуту могли вернуться янки или солдаты Фрэнка Кеннеди и увести ее с собой. Даже для

малыша Уэйда нашлось дело. Каждое утро он с важным видом брал корзинку и отправлялся собирать веточки и

щепки на растопку.

    Весть о капитуляции принесли братья Фонтейн, первыми вернувшиеся с войны домой. Алекс, у которого все

еще чудом держались на ногах сапоги, пришел пешком, а Тони, хоть и был бос, но зато ехал верхом на

неоседланном муле. Так уж повелось в этой семье, что в более выгодном положении всегда оказывался Тони. За

четыре года, проведенных под открытым небом, под солнцем и ветром, оба брата стали еще смуглее, еще худее

и жилистей, а неухоженные черные бороды, отросшие на войне, сделали их совсем неузнаваемыми.

    Спеша домой, в Мимозу, они лишь на минутку заглянули в Тару – расцеловать своих приятельниц и

сообщить им о капитуляции. Все, конец, с войной покончено, сказали они, и казалось, это их мало трогало и они

не особенно были расположены углубляться в эту тему. Единственно, что их интересовало, это – уцелела

Мимоза или ее сожгли. На своем пути от Атланты к югу они видели только печные трубы там, где стояли

прежде дома их друзей, и им уже казалось безумием надеяться на то, что их дом избежал такой же участи.

Услыхав радостную весть, они вздохнули с облегчением и потом долго смеялись, хлопая себя по ляжкам, когда

Скарлетт рассказала им, как Салли вихрем примчалась в Тару, лихо перемахнув верхом через живую изгородь.

    – Салли – смелая девчонка, – сказал Тони, – и ужас как ей не повезло, что ее Джо ухлопали. Не найдется ли у

вас тут у кого жевательного табачку, Скарлетт?

    – Ничего, кроме самосада. Па курит его, пользуясь стеблем кукурузного початка.

    – Ну, так низко я еще не пал, – сказал Тони. – Но, верно, докачусь и до этого со временем.

    – А как поживает Димити Манро? – волнуясь и смущаясь, спросил Алекс, и Скарлетт смутно припомнила, что

он, кажется, был неравнодушен к младшей сестренке Салли.

    – Хорошо. Она у своей тетушки в Фейетвилле. Ведь их дом в Лавджое сожгли. А вся остальная семья в

Мейконе.

    – Он, собственно, хотел спросить, не выскочила ли Димити замуж за какого-нибудь бравого полковника из

войск внутреннего охранения, – посмеиваясь, сказал Тони, и Алекс бросил на него свирепый взгляд.

    – Ну, разумеется, нет, – улыбаясь, сказала Скарлетт.

    – Может, и зря не вышла, – мрачно изрек Алекс. – Как, черт подери… прошу прощенья, Скарлетт. Но как

может мужчина сделать предложение девушке, когда всех его негров отпустили на свободу, имение разорили и

у него нет ни цента в кармане?

    – Вы знаете, что это нисколько не волнует Димити, – сказала Скарлетт. Она могла отдавать должное Димити

и хорошо о ней отзываться, так как Алекс Фонтейн никогда не принадлежал к числу ее поклонников.

    – Да чтоб мне сгореть… Ох, еще раз прошу прощенья, Скарлетт. Надо мне отвыкнуть от этой привычки, не то

бабуля шкуру с меня сдерет. Но не могу же я предложить девушке выйти замуж: за нищего. Может быть, ее это

и не волнует, но это волнует меня.

    Пока Скарлетт беседовала с братьями Фонтейнами на переднем крыльце, Мелани, Сьюлин и Кэррин,

услышав о капитуляции армии конфедератов, тихонько проскользнули в дом, и когда Фонтейны прямо через

поля за домом направились к себе в Мимозу, Скарлетт вошла в холл и услышала рыданья – все трое плакали,

сидя на софе в маленьком кабинетике Эллин. Итак, все было кончено, погибла прекрасная сияющая мечта,

погибло Правое Дело, которым они жили, которому отдали своих друзей, мужей, возлюбленных. И свои

семейные очаги – на разорение. Права Юга, казавшиеся им незыблемыми на веки веков, стали пустым звуком.

    Но Скарлетт не проливала слез. Когда она узнала про капитуляцию, первой ее мыслью было: «Слава тебе

господи! Теперь уж никто не заберет корову. И лошадь тоже. Теперь можно достать серебро из колодца, и

каждый будет есть вилкой и ножом. Теперь я без боязни могу объехать всю округу и поискать, где можно

раздобыть чего-нибудь съестного».

    Как гора с плеч! Не вздрагивать больше от испуга, заслышав стук копыт! Не просыпаться во мраке среди

ночи, не прислушиваться, затаив дыхание, – в самом ли это деле или ей просто почудилось позвякивание

упряжи во дворе, топот, резкие голоса янки, отдающие приказы… А главное, самое главное-Тара теперь

спасена! Чудовищный кошмар не повторится больше. Теперь уже не придется ей, стоя на лужайке, смотреть,

как клубы дыма вырываются из окон любимого отцовского дома, слушать, как бушует пламя и с треском

обрушивается внутрь крыша.

    Да, Дело, за которое они сражались, потерпело крах, но война всегда казалась Скарлетт нелепостью и,

разумеется, любой мир куда лучше. Никогда глаза ее не загорались восторгом при виде ползущего вверх по

древку звездно-полосатого флага и мурашки не пробегали по телу при звуках «Дикси». И не пылал в ее душе

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: