Часть 10
Спасибо, мои дорогие читатели, что ждете продолжения сей истории!
_
Последующие несколько часов я провожу в лаборатории, занимаясь
приготовлением зелья. Третьего зелья по счёту, которое я испортил за
последние четыре часа. Стараясь не думать о том, что произойдёт этой ночью, я
хаотично нарезаю сушёные ножки краснобрюхих лягушек, которые, следуя
рецепту, необходимо тщательно толочь. Монотонно булькающий котёл никак не
помогает успокоить тот ураган эмоций, который бушует во мне. Поэтому я не
считаю удивительным то, что очередной бульк заставляет меня протяжно
зарычать, опрокинуть стол и разнести половину лаборатории. Благо дело,
взрывоопасные ингредиенты у меня хранятся в хранилище. Тяжело дыша, я
оседаю на пол, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться.
Единственная здравая мысль, которая приходит мне в голову, — это мысль о
том, что следует сходить в душ и угомонить свои таланты. Иначе такими
темпами я снесу весь дом к чертям.
Когда через пару минут я стою под струями воды, понимаю, что идея сходить в
душ была гениальной. Тёплая вода приятно ласкает тело, заставляя
напряжённые мышцы расслабиться, а хаотичные мысли — построиться в моей
голове. Ну почему нельзя подумать о погоде в Лондоне? Или о том, как
неожиданно выросли цены на ингредиенты, входящие в состав Костероста? Нет!
Моему собственному котелку необходимо многократно прокручивать последние
предложения, которые я сказал Гермионе.
На тот момент мне казалось, что такое заявление должно было её хоть как-то
угомонить, обуздать дурацкое рвение покинуть этот мир. Но сейчас... Гермиона...
Провести с тобой ночь — это предел моих желаний. Сколько раз я видел тебя в
своих снах? Гермиона... Тёплая вода всё так же скользит по коже, лаская моё
тело, которое будто превратилось в один оголённый нерв. От одной мысли, что я
могу делать с этой девчонкой всё, что мне захочется, у меня пересыхает во рту и
неощутимое тепло наполняет грудь. Нужно успокоиться. Прислоняюсь лбом к
стене и кручу кран, добавляя холодной воды в мой личный водопад. Холодная
вода — горячее тело. Контраст, который создаст баланс. Если сегодня я получу
то, что хочу, своей цели достигнет и Гермиона. Глупая девчонка, так отчаянно
желающая умереть! Что ждёт её там? Что она получит, достигнув конца? Она
надеется на рай? На ад? Почему эта девчонка не может остаться здесь... со
мной? Я обеспечу её всем, что она пожелает. Я бы помог справиться с бедами,
защитил бы. Но нет, это глупое создание выбрало себе в спутники Смерть. Ты
ведь знаешь, Гермиона, что в этой жизни очень тяжело, но поскольку ты
выбираешь лёгкий путь, за него придётся хорошенько заплатить. И эту плату
приму я, а заодно покажу тебе маленький ад.
Закрыв воду и выйдя из душа, вытираюсь и надеваю рубашку с брюками.
Вовремя вспомнив об Оборотном зелье, делаю пару глотков из фляги и,
прихватив из тайного шкафчика яд, направляюсь к Гермионе. Моя рука уже
прикасается к ручке двери, ведущей в спальню моей гостьи, когда мне резко
хочется выпить. Для храбрости? Неважно. Налив себе огневиски и сделав один
глоток, я продолжаю свой путь. Дверь скрипит, оповещая о моём присутствии.
"Нужно будет смазать или нанести чары", — не вовремя задумываюсь я о
38/113
несчастных петлях. Войдя, я закрываю плотно дверь, будто боясь, что кто-то
может услышать то, что будет здесь происходить.
Я иду не спеша, но уверенно. Подхожу к кровати, на которой, наблюдая за мной,
лежит Гермиона. Ставлю стакан на прикроватную тумбочку и замечаю, как её
внимание переключается на хрустальный стакан. Гермиона так завороженно
смотрит на янтарную жидкость, что не замечает, как я расстёгиваю свою
рубашку, так же зачарованно глядя на неё. Она всё ещё в своём платье; не знаю
почему, но оно мне не нравилось с самого первого дня нашей странной встречи.
Это треклятое платье. Слишком много раз Гермиона пыталась умереть, когда
эта ткань была на ней. Замечаю, как Грейнджер наконец-то обращает и на меня
своё внимание, и то лишь тогда, когда звякает бляшка на поясе моих брюк.
Любопытно... И чем же тебя так привлёк этот стакан? Хочешь выпить? Карие
глаза встречаются с моими и возвращаются на хрусталь. А-а-а! Думаешь, сильно
ли я пьян? Но это не должно тебя волновать, девочка. Поскольку я сейчас очень
зол, а твоё чёртово платье меня ужасно раздражает.
Ты даже не пищишь, когда я валюсь на тебя. Жадно припадаю к твоим губам и
начинаю неистово терзать их поцелуем, давая тебе возможность прочувствовать
вкус алкоголя. Резко прекращаю поцелуй и заглядываю в твои глаза. В глубине
души надеюсь увидеть там страх и отчаяние, но, увидев лишь безразличие,
вновь припадаю к раскрасневшимся устам. Рукой сжимаю подбородок и
надавливаю на щёки, заставляя твой ротик открыться. Язык, будто хозяин,
скользит внутрь, исследуя новую территорию. Зубы кусают губы, а язык
зализывает, будто извиняясь за грубость. Но сегодня же ночь грубостей. Ты ведь
этого хотела?
Сжимаю руками ворот платья и резко развожу в стороны. Ткань с треском
разрывается в моих руках. Прерываю поцелуй, поскольку платье на твоей талии
рваться не хочет. Видимо, дорогое, усмехаюсь я и двумя руками разрываю
ненавистную ткань. Знаю, что тебе больно, ведь при резких движениях шов
ткани впивается в твою кожу. Скидываю мешающие мне брюки и рубашку. Вновь
грубо припадаю к твоим губам, раздвигаю твои ноги и прижимаюсь к тебе всем
телом. О Мерлин, какая же ты горячая!
Сдираю оставшиеся лоскутки с твоих рук, вытягиваю часть ткани из-под твоей
спины. Всё сбрасываю на пол, не желая, чтобы хоть клочок этой ткани был на
нашем ложе. Во время поцелуя, если его можно так назвать, делаю глубокий
вдох. Нужно успокоиться, если я не хочу, чтобы к ткани, что на полу,
присоединилась и её кожа. Отрываюсь от сладких губ и заглядываю в её глаза.
Чёртова девчонка! Неужели тебе действительно всё равно? Кажется, Гермиона
замечает вспыхнувший гнев в моих глазах, поскольку, глубоко вдохнув, она
просто отводит взгляд на потолок.
— Дрянь... — шепчу я и, прижав её руку на уровне головы, начинаю сжимать
хрупкое запястье. Сильнее и сильнее. Желая увидеть её слёзы и услышать крик.
Ну же, давай, попроси меня остановиться, испугайся! Вижу, как слёзы
наворачиваются на глаза, поскольку я сжимаю изо всех сил, но губы... её губы
плотно сомкнуты. И именно в этот момент я понимаю, что она не закричит, не
попросит остановиться. Что бы я ни делал...
Маленькая глупая девчонка. Отпускаю её руку и не могу справиться со своими
эмоциями: возбуждение, злость, отчаяние. Лишь сейчас замечаю, что на её
нежной коже нет этого ужасного платья. Впервые за это время обращаю
39/113
внимание на её тело. Шея такая тонкая, нежная. Ключицы хрупкие… Провожу
пальцами по выпирающим косточкам ключицы, большим пальцем поглаживаю
ямочку под шеей. Не сумев сдержать порыва, наклоняюсь и провожу по этой
ямочке языком. Восхитительно! Делаю глубокий вдох, проводя носом по самой
коже, и понимаю, что сейчас умру от восторга. Божественная! Поднимаю голову
и пальцем провожу по искусанным красным губам. Очерчиваю их контур.
Склоняюсь и нежно целую в щёку и уголок губы. Гермиона отстраняется от меня
и заглядывает в мои глаза. В её омутах я вижу непонимание. Но я не хочу
объяснять ей что-либо. Просто делаю то, что мне хочется. Я прижимаюсь к ней,
обнимаю, утыкаюсь в копну её волос под самым её ушком и глубоко вдыхаю.
Обнимаю крепко-крепко.
— Что ты?.. — слышу возле уха.
Но я не особо обращаю внимание на её шёпот. Ведь сейчас девушка в моих
руках. Такая тёплая, такая нежная, такая желанная. На мгновение закрываю
глаза, наслаждаясь моментом. Отпускаю её, приподнимаюсь, собираю её волосы
на одну сторону, раскладываю на подушке и провожу носом по всей длине,
вдыхая неповторимый аромат. Непередаваемо! Проделываю этот же путь
пальцами, скользя по шелковистым волнам. Моё внимание привлекает местечко
за ушком. Всегда считал, что это одно из самых нежных мест на женском теле.
И я в этом сейчас убеждаюсь, покрывая это самое место поцелуями. Мои губы
спускаются вниз по шее, скользят по ключицам, язык пробует вкус кожи на
впадинке. Я не собираюсь останавливаться, поэтому решительно спускаюсь вниз.
Руки скрываются за спиной, и я расстёгиваю застёжку её чёрного бюстгальтера.
Ненужный элемент нижнего белья летит на пол, и я начинаю губами
исследовать грудь девушки. Покрываю поцелуями и дразню сосок одной
полуокружности, пока рукой поглаживаю и слегка сжимаю вторую. У неё очень
красивая грудь, я бы даже сказал, что идеальная. От моих исследований меня
отвлекает стон, который доносится сверху. Приподнимаюсь на локтях и
заглядываю в её глаза.
"Ты такого не ожидала, правда, Гермиона?" По её сбивчивому дыханию и
растерянному взгляду вижу, что нет. Всё ещё удерживая взгляд, склоняюсь и
целую девушку. Немного сжав грудь, чувствую, как она начинает отвечать на
поцелуй. Мне нравится, как Гермиона целуется. И мне нравится её тело. В этом я
убеждаюсь, когда провожу рукой по изящному изгибу талии, когда поглаживаю
гладенький животик девушки. Скольжу рукой ниже и поглаживаю её лоно
поверх чёрных кружевных трусиков. Оторвавшись от сладких губ, покрываю
поцелуями шею и чувствую, как девушка нетерпеливо двигает бёдрами. Цепляю
зубами мочку её ушка и сладко посасываю. Пальцы скользят в трусики девушки,
а возле уха я слышу протяжное «да». Усмехаюсь и смотрю на неё. Замечаю, как
вспыхивают щёки Гермионы, а взгляд стыдливо скользит в сторону.
"Скромничаешь, красавица?" Когда мой палец скользит в глубь её горячего
естества, а её губы раскрываются в сдерживаемом стоне, я понимаю, что сейчас
умру, если жаждущая прикосновений часть меня не попадёт в этот маленький
рай. Стянув трусики, погружаюсь в девушку одним глубоким толчком, вызвав у
неё тихое шипение.
"Ты просто волшебная, девочка". Я сразу же набираю темп, намереваясь довести
нас обоих до пика наслаждения. Я не знаю, что сейчас чувствует она, сладко
постанывая подо мной, но мои ощущения на пределе. У виска стучит пульс; на
40/113
тех местах, где соприкасаются наши тела, я ощущаю, что вот-вот воспламенюсь;
уши ласкают её сладострастные стоны, которые ещё больше возбуждают меня, а
каждый толчок в её горячее совершенство посылает по всему моему телу волны
удовольствия. Это просто нереально круто!
Слышу, как она хнычет и сама начинает двигаться мне навстречу, но тут же
выгибается, сжимая мои плечи.
— Умница, — шепчу в самое ухо и присоединяюсь к ней в рай. Я не могу
вспомнить, когда у меня в последний раз было такое и бывало ли такое вообще.
Взрыв ощущений, взрыв всего меня! Я будто исчезаю, будто бы растворяюсь в
этом удовольствии! Непередаваемо...
Сделав пару глубоких вдохов, стараясь прийти в себя, я поднимаюсь на всё ещё
дрожащих руках и лишь сейчас замечаю, что Грейнджер плачет.
— Гермиона... я сделал тебе больно? — спрашиваю я и почему-то боюсь
услышать положительный ответ.
— Ты... — стягивает бровки. Видимо, ей сейчас также сложно подбирать
правильные слова. — Ощущения... они были новыми и такими сильными, — так
восхищённо шепчет моя девочка.
Честно сказать, я не сразу понимаю, о чём идёт речь. Но когда до меня доходит,
это заставляет меня улыбнуться и почувствовать... гордость, что ли.
— Ты про оргазм? — для достоверности спрашиваю я и замечаю, как она,
немного покраснев, кивает.
— Значит, твой предыдущий партнёр был просто ужасным любовником, —
усмехаюсь я и вижу, как моя девочка становится серьёзной, подтягивает на себя
одеяло и, игнорируя мои слова, спрашивает меня о нашем договоре. На что я,
сжав зубы, натягиваю брюки и достаю маленький пузырёк из кармана.
Гермиона уже тянет руку, но я опускаю смертоносную бутылочку на тумбочку.
— Рассказывай! — говорю я.
— Ты обещал... Ричард, — шепчет тихо, а глаза наполняются слезами.
— Он твой! — уверяю я. — Но я хочу, чтобы ты мне всё рассказала. Представь,
что ты исповедуешься... перед смертью. Выскажись, освободи то, что накипело.
Твоей душе станет легче... уходить, — убеждаю я и по её несмелому кивку
понимаю, что она согласна.
Гермиона пару минут молчит, покусывая изрядно пострадавшие губы.
— После войны я поступила на седьмой курс и окончила Хогвартс. И через два
месяца я вышла замуж за моего друга Рона. Эту свадьбу больше ожидали
окружающие, чем я сама. И через полгода я забеременела. Я не планировала
этого ребёнка, но Рон был так рад... Я трудно переносила беременность, поэтому
мне часто становилось плохо. Моему малышу было два месяца, когда я
спускалась по лестнице нашего дома и у меня закружилась голова... я не
удержала равновесие и упала. Когда проснулась в больнице, я узнала, что
41/113
ребёнка больше нет, — Гермиона закрывает глаза, и слёзы прочерчивают
дорожки на щеках.
— Гермиона, мне жаль, — искренне шепчу я.
— За две недели, что я была в больнице, Рон ни разу не пришел меня проведать.
А когда я вернулась домой, мой муженёк со словами "будем делать детей"
принялся за дело. Ему было неважно, хочу я этого или нет, он делал это вновь и
вновь... изо дня в день...
— Только не говори мне, что он... — У меня просто нет слов. А Гермиона лишь
стыдливо отводит взгляд.
— Он всего лишь хотел ребёнка... — шепчет она, будто оправдывает его. — Через
некоторое время он понял, что ничего не получается, и очень злился, а свою
злость он вымещал на мне.
— Гермиона...
— Я не выдержала, — перебивает меня она, — и убежала.
— Ты правильно сделала, что ушла. Теперь ты можешь начать новую жизнь, — в
надежде шепчу я, заглядывая в её глаза.
— Нет... не могу, — шепчет одними губами.
— Почему?
Моя бедная девочка поджимает губы и смотрит в мои глаза.
— Был ли у тебя когда-нибудь такой человек, важность которого ты осознал
лишь тогда, когда потерял его? — Я считаю, что этот вопрос был риторическим,
поскольку она продолжает, не дав мне ответить. — Мои первые чувства, которые
я испытывала к одному человеку, были уважение и доверие.
— Доверие... — вырывается у меня.
— Да, доверие, — улыбается Гермиона, — что бы он ни делал, я ему доверяла.
Позже, когда начала чувствовать что-то большее, он погиб... на войне, —
Грейнджер шмыгает носом и отводит полные слёз глаза. — Я даже не успела
осознать боль потери, как на моём пути появился Рон с предложением... А после
истории с Рональдом у меня было достаточно времени понять, что у меня больше
нет сил находиться в этом мире... без него. Это так больно... — шепчет моя
девочка.
— Гермиона, неужели ты считаешь, что он ждёт тебя там?
— Он был очень одинок здесь, мне страшно представить, каково ему быть
одному и там, — тихо отвечает она, а я убеждаюсь в её сумасшествии.
— Гермиона, — так хочется поругать её за глупые мысли, но, понимая, что от
ругани толку не будет, выбираю другую тактику общения с этой неугомонной. —
Гермиона, а ты не думаешь, что человек, к которому ты так хочешь
присоединиться, не очень обрадуется, что ты покончила жизнь самоубийством?
42/113
Может, он хотел бы, чтобы ты прожила долгую и счастливую жизнь,
наслаждалась каждым днём.
— Я не думаю, что его заботили мои счастливые дни и мои чувства.
— Что? Он даже и не знал, что ты влюблена в него?
— Нет... не знал.
— Мерлин, что за слепец не мог увидеть таких очевидных вещей! — ворчу я, а
она хмурится. — Гермиона, но тогда зачем?..
— Я просто хочу быть с ним! — восклицает она. — Хочу быть с ним... — повторяет
шёпотом. — Так одиноко и так больно, — тихо, одними губами, но я всё слышу. —
Я ответила на твои вопросы, всё рассказала и, — карие глаза скользят по моим
плечам и груди, — и выполнила свою часть уговора. На этом всё! — она берёт
бутылочку с ядом и прижимает к груди.
В этот момент я понимаю, что это действительно всё! Я пытался её спасти,
пытался остановить, но я... я никогда не просил её остаться.
— Гермиона, – взгляд карих глаз такой внимательный, и мне невольно
вспоминается эта девчонка в школе на моих уроках, — пожалуйста, останься! —
прошу я. — Тебя больше никто никогда не обидит. Ты ни в чём не будешь
нуждаться, — пытаюсь убедить упрямую гриффиндорку я, но понимаю, что мои
слова её не интересуют.
Приблизившись и склонившись, я нежно целую в лоб. Гермиона не отодвигается
и не пытается меня остановить, она просто закрывает глаза.
— Спасибо тебе, Ричард, за всё, — говорит, когда я отстраняюсь.
Глубоко вдохнув, я разворачиваюсь и направляюсь к двери.
— Ричард, — сердце отбивает бешеный ритм, а в душе трепещется надежда, —
за окном яблоня... под ней... потом меня... хорошо?
Я опускаю голову и сжимаю кулаки. Ускоряю шаг, выхожу из комнаты, закрываю
дверь, упершись спиной о дерево, оседаю на пол. Осознание того, что это была
самая лучшая и одновременно самая ужасная ночь в моей жизни, разрывает мою
душу на части. Сердце ноет, а лёгкие сжимаются от нехватки воздуха. Ненавижу
Уизли за то, что он испортил ей жизнь и не смог сделать её счастливой.
Ненавижу того незнакомца, который, по-видимому, сам того не ведая, украл
сердце и разум этой девчонки, и ненавижу себя за то, что не смог найти способ
удержать мою любимую гриффиндорку. Гермиона, прости. Если сегодня ты
уйдёшь, вслед за тобой уйду и я.
43/113
|