2 Ланглуа Ш. В., Сеньобос Ш. Ббк 63 17} л 22
Op. cit. VU. P. 228 et seq
жүктеу/скачать 398,44 Kb.
|
лангуа
| 1
Op. cit. VU. P. 228 et seq. 2 Русский перевод: Мабли Г.-Б. де. Об изучении истории. О том, как писать историю. М, 1993. Ред. 2004. 69 писавший около 1820 года, делил на три разряда предварительные познания, составляющие, по его мнению, „подготовку историка": литературные, философские и исторические. На „литературных" познаниях он останавливается очень подробно: прежде всего „нужно внимательно читать великие образцы". Какие великие образцы? Дону „не колеблясь" указывает прежде всего на „образцовые произведения эпической поэзии", потому что „поэты создали искусство повествования, и тот, кто не учился ему у них, не может знать его в совершенстве". Дону рекомендует читать также романистов, современных романистов: „Они научат располагать факты, создавать образы, распределять подробности, искусно вести нить рассказа, прерывать ее, снова возобновлять, поддерживать внимание читателя, возбуждая его любознательность". Наконец, следует читать хорошие исторические книги: „Из греческих писателей — Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия и Плутарха; из латинских — Цезаря, Саллюстия, Тита Ливия и Тацита и из новейших— Макиавелли, Гвиччардини, Юма, Робертсона, Гиббона, кардинала Реца, Верто, Вольтера, Рейналя и Рюльера. Я ничуть не думаю исключать других, но названных уже достаточно, чтобы дать все подходящие для истории тона (tons), потому что в их произведениях царствует громадное разнообразие форм". На втором месте стоят философские науки: необходимо углубляться в „идеологию, нравственность и политику". Что касается сочинений, где можно почерпнуть такого рода знания, Дагессо (Daguesseau) указывает нам на Аристотеля, Цицерона и Гроция; я, со своей стороны, прибавил бы лучших древних и новейших моралистов, трактаты по политической экономии, издававшиеся с середины последнего столетия, все, что писали о политической науке, вообще об ее подробностях и применении, Макиавелли, Боден, Локк, Монтескье, Руссо, даже Мабли и наиболее просвещенные из их учеников и комментаторов. В-третьих, прежде чем писать историю, „нужно, очевидно, ее знать". „Нельзя обогатить этот род познания, если не начнешь с того, чтобы овладеть им в том виде, как он существует". Положим, будущий историк прочел уже лучшие книги по истории и изучил их, как образцы сти- 70ля: „Ему полезно перечесть их вторично, сосредоточив внимание, главным образом, на усвоении содержащихся в них фактов и достаточно проникнуться ими, чтобы сохранить о них неизгладимое воспоминание". Таковы „положительные" познания, считавшиеся восемьдесят лет тому назад необходимыми вообще для историка. Однако, уже тогда смутно чувствовалось, что „для приобретения глубокого знания отдельных предметов" были полезны еще и другие сведения. „Предметы, подлежащие изучению историков, — говорит Дону, — встречающиеся им подробности требуют очень разнообразных и обширных знаний". Определил ли он их? Определил, и вот в каких выражениях: „Часто нужно знание многих языков, иногда также познания по физике и математике". И он добавляет: „По тгим предметам, однако, всякому посвящающему себя историческим трудам, достаточно общего образования, какое, как следует предполагать, получают все писатели". Все писатели, пытавшиеся, подобно Дону, перечислять первоначальные знания, а также умственные и нравственные дарования, потребные для „писания истории", вынуждены были говорить избитые фразы или выставлять комические [ребования. По мнению Э.А.Фримена, историк должен бы знать все: философию, право, финансовые науки, этнографию, географию, антропологию, естественные науки и т.д.; разве историку не приходится, на самом деле, при изучении прошлого, встречаться с вопросами философии, права, финансов и т.д.? И если наука о финансах считается, например, необходимой для всякого, занимающегося современными финансовыми вопросами, то почему же она может быть менее необходима для того, кто позволяет себе высказывать суждение о финансовых задачах прошлого? „Нет такого специального вопроса, — заявляет Э.А.Фримен, — которого не может быть вынужден случайно коснуться историк, а следовательно, чем больше специальных отраслей знания он знает, тем лучше он подготовлен для своей профессиональной работы". Говоря правду, не все отрасли человеческих знаний одинаково полезны историку; некоторые оказываются для него пригодными весьма редко, только случайно: „Я поколебался бы даже посоветовать историку изучить для усовер- 71 шенствования самым основательным образом химию, ввиду возможности и такого случая, когда химия помогла бы ему при его исследованиях"; но другие специальности находятся в более тесном родстве с историей: „например, геология и вся группа относящихся к ней естественных наук... Ясно, что историк будет успешнее работать, если он знает геологию...1" Задавались также вопросом: „не принадлежит ли история к одной из наук, называвшихся древними umbratiles (кабинетными), требующих от занимающихся ими только трудолюбия и спокойствия духа", или, может быть, благоприятным условием для историка является его участие в действительной жизни, когда он сам играет роль в истории своего времени, прежде чем писать историю прошедшего? Какими только вопросами не задавались? Целые потоки чернил проливались по поводу этих неправильно поставленных, лишенных всякого интереса или неразрешимых вопросов, долгое время безрезультатно дебатировавшихся и в значительной мере содействовавших неуважительному отношению к сочинениям по методологии. По нашему мнению, все, что бы ни говорилось относительно обучения „искусству писать историю", будет общим местом, кроме того, что обучение это должно состоять, главным образом, в изучении основ исторического метода, бывшего до сих пор в пренебрежении. жүктеу/скачать 398,44 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|