кой, например, факт, что один из документов, выдающий себя за меровингскую грамоту, не упоминался никем до XVII столетия и никогда никому не попадался в руки, кроме ученого XVII в., уличенного во лжи, дает право думать, что он позднейшего происхождения. *
П. До сих пор мы рассматривали простейший случай, когда критикуемый документ представляет собою труд одного автора. Но существуют многочисленные документы, заключающие в себе дополнения, сделанные в различные эпохи, которые следует выделить из первоначального текста, чтобы не приписать X., автору текста, то, что принадлежит его непрошенным сотрудникам Y. и Z.1. Дополнения бывают двоякого рода: вставка (интерполяция) и продолжение (continuation). Интерполяцией называют вставки в текст слов или фраз, не стоявших в авторской рукописи2. Случайные вставки являются следствием небрежности переписчиков и объясняются введением в текст междустрочных поправок или примечаний на полях; ошибки же умышленные состоят в том, что переписчики умышленно прибавляли к авторским фразам фразы своего собственного изобретения (а иногда и заменяли первые вторыми), с намерением пополнить, прикрасить или сделать текст более выразительным. Если бы мы имели ту самую рукопись, где были сделаны умышленные вставки, то выскабливания и приписки тотчас же бы их обнаружили. Но почти всегда первый экземпляр такого рода рукописи бывает утрачен, а в снятых с него копиях всякие следы дополнений или замены уже исчезают.
Бесполезно определять, что такое „продолжение". Известно, что многие средневековые хроники продолжались различными лицами, причем ни один из сменявших друг друга продолжателей не заботился объяснять, где начинается и где кончается его собственная работа.
Вставки и продолжения различаются без труда при операциях, необходимых для восстановления содержания доку-
Когда изменения первоначального текста принадлежат самому автору, то это „переделка". Внутренний анализ и сравнение экземпляров, принадлежащих различным версиям документа, сейчас же их выясняют.2 См.: Blass F. Op. cit S. 254 et seq.
105
мента, сохранившегося во многих экземплярах, когда некоторые из этих экземпляров воспроизводят первоначальный текст, свободный от всяких дополнений. Но если все экземпляры сняты уже с дополненных копий, то нужно прибегнуть к внутреннему анализу. Одинаков ли стиль всех частей документов? Проникнут ли он от начала до конца одним и тем же духом? Нет ли противоречий или пробелов в последовательном развитии мыслей? На практике, — когда продолжатели и интерполяторы имели личные особенности или явный умысел, — удается, путем анализа, изолировать первоначальный документ от примесей, как бы с ножницами в руках. Но когда все сделано тонко, так что незаметно никаких склеиваний, то гораздо лучше примириться с имеющимся текстом и не пускаться в догадки.
III. Задача критики происхождения не оканчивается еще тогда, когда документ, точно или приблизительно, локализирован во времени и пространстве и когда знают, наконец, все, что возможно, о его авторе или авторах .
Достаточно ли знать, что такая-то книга написана в 1890 г., в Париже, таким-то автором, чтобы судить о „происхождении" находящихся в ней сведений, т.е. чтобы быть в состоянии оценить их значение? Предположим, что такой-то буквально скопировал (без указания источника) сочинение, написанное еще в 1850 г. Очевидно, что отвечать и ручаться за заимствованные части может только автор 1850 г. В наше время плагиат преследуется законом, считается бесчестным, потому и случается редко, но в прежние времена он был безнаказанным, общепринятым обычаем. Много исторических документов, кажущихся оригинальными, в действительности служат только отражением более древних (конечно, без ссылки на последние), и историкам, благодаря этому, приходилось испытывать не раз обманутые ожидания. У Эйнгарда,
