Анна Каренина

к принцам, — но, оттого ли, что он сам в послед нее время переменился, или от слишком
большой близости с этим принцем, — эта нед еля показалась ему страшно тяжела. Он всю
эту нед елю не переставая испытывал чувство, под обное чувству человека, который был
бы приставлен к опасному сумасшед шему, боялся бы сумасшед шего и вместе, по близости
к нему, боялся бы и за свой ум. Вронский постоянно чувствовал необход имость, ни на
секунд у не ослаблять тона строгой официальной почтительности, чтобы не быть
оскорбленным. Манера обращения принца с теми самыми лицами, которые, к уд ивлению
Вронского, из кожи вон лезли, чтобы д оставлять ему русские уд овольствия, была
презрительна. Его сужд ения о русских женщинах, которых он желал изучать, не раз
заставляли Вронского краснеть от негод ования. Главная же причина, почему принц был
особенно тяжел Вронскому, была та, что он невольно вид ел в нем себя самого. И то, что
он вид ел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень
уверенный, и очень зд оровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего. Он был
д жентльмен — это была правд а, и Вронский не мог отрицать этого. Он был ровен и
неискателен с высшими, был свобод ен и прост в обращении с равными и был
презрительно д оброд ушен с низшими. Вронский сам был таковым и считал это большим
д остоинством; но в отношении принца он был низший, и это презрительно-д оброд ушное
отношение к нему возмущало его.
«Глупая говяд ина! Неужели я такой!» — д умал он.
Как бы то ни было, когд а он простился с ним на сед ьмой д ень, пред отъезд ом его в
Москву, и получил благод арность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого
положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с
мед вежьей охоты, гд е всю ночь у них было пред ставление русского молод ечества.
II
Вернувшись д омой, Вронский нашел у себя записку от Анны. Она писала: — «Я больна
и несчастлива. Я не могу выезжать, но и не могу д олее не вид ать вас. Приезжайте вечером.
В семь часов Алексей Александ рович ед ет на совет и пробуд ет д о д есяти». Под умав с
минуту о странности того, что она зовет его прямо к себе, несмотря на требование мужа
не принимать его, он решил, что поед ет.
Вронский был в эту зиму произвед ен в полковники, вышел из полка и жил од ин.
Позавтракав, он тотчас же лег на д иван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен,
вид енных им в послед ние д ни, перепутались и связались с пред ставлением об Анне и
мужике-обклад чике, который играл важную роль на мед вежьей охоте; и Вронский заснул.
Он проснулся в темноте, д рожа от страха, и поспешно зажег свечу. «Что такое? Что? Что
такое страшное я вид ел во сне? Да, д а. Мужик-обклад чик, кажется, маленький, грязный, со
взъерошенной бород кой, что-то д елал нагнувшись и вд руг заговорил по-французски
какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во сне, — сказал он себе. — Но
отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные
французские слова, которые произносил этот мужик, и ужас пробежал холод ом по его
спине.
«Что за взд ор!» — под умал Вронский и взглянул на часы.
Была уже половина д евятого. Он позвонил человека, поспешно од елся и вышел на
крыльцо, совершенно забыв про сон и мучась только тем, что опозд ал. Под ъезжая к
крыльцу Карениных, он взглянул на часы и увид ал, что было без д есяти минут д евять.
Высокая, узенькая карета, запряженная парой серых, стояла у под ъезд а. Он узнал карету

Анны. «Она ед ет ко мне, — под умал Вронский, — и лучше бы было. Неприятно мне
вход ить в этот д ом. Но все равно; я не могу прятаться», — сказал он себе, и с теми,
усвоенными им с д етства, приемами человека, которому нечего стыд иться, Вронский
вышел из саней и под ошел к д вери. Дверь отворилась, и швейцар с плед ом на руке
под озвал карету. Вронский, не привыкший замечать под робности, заметил, од нако, теперь
уд ивленное выражение, с которым швейцар взглянул на него. В самых д верях Вронский
почти столкнулся с Алексеем Александ ровичем. Рожок газа прямо освещал бескровное,
осунувшееся лицо под черною шляпой и белый галстук, блестевший из-за бобра пальто.
Непод вижные, тусклые глаза Каренина устремились на лицо Вронского. Вронский
поклонился, и Алексей Александ рович, пожевав ртом, под нял руку к шляпе и прошел.
Вронский вид ел, как он, не огляд ываясь, сел в карету, принял в окно плед и бинокль и
скрылся. Вронский вошел в перед нюю. Брови его были нахмурены, и глаза блестели злым
и горд ым блеском.
«Вот положение! — д умал он. — Если б он боролся, отстаивал свою честь, я бы мог
д ействовать, выразить свои чувства; но эта слабость или под лость… Он ставит меня в
положение обманщика, тогд а как я не хотел и не хочу этим быть».
Со времени своего объяснения с Анной, в сад у Вред е мысли Вронского много
изменились. Он, невольно покоряясь слабости Анны, которая отд авалась ему вся и
ожид ала только от него решения ее суд ьбы, вперед покоряясь всему, д авно перестал
д умать, чтобы связь эта могла кончиться, как он д умал тогд а. Честолюбивые планы его
опять отступили на зад ний план, и он, чувствуя, что вышел из того круга д еятельности, в
котором все было опред елено, отд авался весь своему чувству, и чувство это все сильнее и
сильнее привязывало его к ней.
Еще в перед ней он услыхал ее уд аляющиеся шаги. Он понял, что она жд ала его,
прислушивалась и теперь вернулась в гостиную.
— Нет! — вскрикнула она, увид ав его, и при первом звуке ее голоса слезы вступили ей
в глаза, — нет, если это так буд ет прод олжаться, то это случится еще горазд о, горазд о
прежд е!
— Что, мой д руг?
— Что? Я жд у, мучаюсь, час, д ва… Нет, я не буд у!.. Я не могу ссориться с тобой. Верно,
ты не мог. Нет, не буд у!
Она положила обе руки на его плечи и д олго смотрела на него глубоким,
восторженным и вместе испытующим взгляд ом. Она изучала его лицо за то время,
которое она не вид ала его. Она, как и при всяком свид ании, свод ила в од но свое
воображаемое 
пред ставление 
о 
нем 
(несравненно 
лучшее, 
невозможное 
в
д ействительности) с ним, каким он был.
III
— Ты встретил его? — спросила она, когд а они сели у стола под лампой. — Вот тебе
наказание за то, что опозд ал.
— Да, но как же? Он д олжен был быть в совете?
— Он был и вернулся и опять поехал куд а-то. Но это ничего. Не говори про это. Гд е ты
был? Все с принцем?
Она знала все под робности его жизни. Он хотел сказать, что не спал всю ночь и заснул,
но, гляд я на ее взволнованное и счастливое лицо, ему совестно стало. И он сказал, что ему
над о было ехать д ать отчет об отъезд е принца.

— Но теперь кончилось? Он уехал?
— Слава богу, кончилось. Ты не поверишь, как мне невыносимо было это.
— Отчего ж? Вед ь это всегд ашняя жизнь вас всех, молод ых мужчин, — сказала она,
насупив брови, и, взявшись за вязанье, которое лежало на столе, стала, не гляд я на
Вронского, выпрастывать из него крючок.
— Я уже д авно оставил эту жизнь, — сказал он, уд ивляясь перемене выражения ее лица
и стараясь проникнуть его значение. — И признаюсь, — сказал он, улыбкой выставляя свои
плотные белые зубы, — я в эту нед елю как в зеркало смотрелся, гляд я на эту жизнь, и мне
неприятно было.
Она д ержала в руках вязанье, но не вязала, а смотрела на него странным, блестящим и
нед ружелюбным взгляд ом.
— Нынче утром Лиза заезжала ко мне — они еще не боятся езд ить ко мне, несмотря на
графиню Лид ию Ивановну, — вставила она, — и рассказывала про ваш афинский вечер.
Какая гад ость!
— Я только хотел сказать, что….
Она перебила его.
— Это Тherese была, которую ты знал прежд е?
— Я хотел сказать…
— Как вы гад ки, мужчины! Как вы не можете себе пред ставить, что женщина этого не
может забыть, — говорила она, горячась все более и более и этим открывая ему причину
своего разд ражения. — Особенно женщина, которая не может знать твоей жизни. Что я
знаю? что я знала? — говорила она, — то, что ты скажешь мне. А почем я знаю, правд у ли
ты говорил мне…
— Анна! Ты оскорбляешь меня. Разве ты не веришь мне? Разве я не сказал тебе, что у
меня нет мысли, которую бы я не открыл тебе?
— Да, д а, — сказала она, вид имо стараясь отогнать ревнивые мысли. — Но если бы ты
знал, как мне тяжело! Я верю, верю тебе… Так что ты говорил?
Но он не мог сразу вспомнить того, что он хотел сказать. Эти припад ки ревности, в
послед нее время все чаще чаще наход ившие на нее, ужасали его и, как он ни старался
скрывать это, охлажд али его к ней, несмотря на то, что он знал, что причина ревности
была любовь к нему. Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она
любила его, как может любитъ женщина, д ля которой любовь перевесила все блага в
жизни, — и он был горазд о д альше от счастья, чем когд а он поехал за ней из Москвы.
Тогд а он считал себя несчастливым, но счастье было вперед и; теперь же он чувствовал,
что лучшее счастье было уже назад и. Она была совсем не та, какою он вид ел ее первое
время. И нравственно и физически она изменилась к худ шему. Она вся расширела, и в лице
ее, в то время как она говорила об актрисе, было злое, искажавшее ее лицо выражение. Он
смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завяд ший цветок, в котором он с
труд ом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его. И, несмотря на то, он
чувствовал, что тогд а, когд а любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел
этого, вырвать эту любовь из своего серд ца, но теперь, когд а, как в эту минуту, ему
казалось, что он не чувствовал любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть
разорвана.
— Ну, ну, так что ты хотел сказать мне про принца? Я прогнала, прогнала беса, —
прибавила она. Бесом называлась межд у ними ревность. — Да, так что ты начал говорить о
принце? Почему тебе так тяжело было?
— Ах, невыносимо! — сказал он, стараясь уловить нить потерянной мысли. — Он не

выигрывает от близкого знакомства. Если опред елить его, то это прекрасно
выкормленное животное, какие на выставках получают перые мед али, и больше ничего,
— говорил он с д осад ой, заинтересовавшею ее.
— Нет, как же? — возразила она. — Все-таки он многое вид ел, образован?
— Это совсем д ругое образование — их образование. Он, вид но, что и образован
только д ля того, чтоб иметь право презирать образование, как они все презирают, кроме
животных уд овольствий.
— Да вед ь вы все любите эти животные уд овольствия, — сказала она, и опять он
заметил мрачный взгляд , который избегал его.
— Что это ты так защищаешь его? — сказал он, улыбаясь.
— Я не защищаю, мне совершенно все равно; но я д умаю, что если бы ты сам не любил
этих уд овольствий, то ты мог бы отказаться. А тебе д оставляет уд овольствие смотреть на
Терезу в костюме Евы…
— Опять, опять д ьявол! — взяв руку, которую она положила на стол, и целуя ее, сказал
Вронский.
— Да, но я не могу! Ты не знаешь, как я измучалась, ожид ая тебя! Я д умаю, что я не
ревнива. Я не ревнива; я верю тебе, когд а ты тут, со мной; но когд а ты гд е-то од ин вед ешь
свою непонятную мне жизнь…
Она отклонилась от него, выпростала, наконец, крючок из вязанья, и быстро, с
помощью указательного пальца, стали накид ываться од на за д ругой петли белой,
блестевшей под светом лампы шерсти, и быстро, нервически стала поворачиваться тонкая
кисть в шитом рукавчике.
— Ну как же? гд е ты встретил Алексея Александ ровича? — вд руг ненатурально
зазвенел ее голос.
— Мы столкнулись в д верях.
— И он так поклонился тебе?
Она вытянула лицо и, полузакрыв глаза, быстро изменила выражение лица, сложила
руки, и Вронский в ее красивом лице вд руг увид ал то самое выражение лица, с которым
поклонился ему Алексей Александ рович. Он улыбнулся, а она весело засмеялась тем
милым груд ным смехом, который был од ною из главных ее прелестей.
— Я решительно не понимаю его, — сказал Вронский. — Если бы после твоего
объяснения на д аче он разорвал с тобой, если б он вызвал меня на д уэль… но этого я не
понимаю: — как он может переносить такое положение? Он страд ает, это вид но.
— Он? — с усмешкой сказала она. — Он совершенно д оволен.
— За что мы все мучаемся, когд а все могло бы быть так хорошо?
— Только не он. Разве я не знаю его, эту ложь, которою он весь пропитан?.. Разве
можно, чувствуя что-нибуд ь, жить, как он живет со мной? Он ничего не понимает, не
чувствует. Разве может человек, который что-нибуд ь чувствует, жить с своею преступною
женой в од ном д оме? Разве можно говорить с ней? Говорить ей ты?
И опять она невольно пред ставила его. «Ты, ma chere, ты, Анна!»
— Это не мужчина, не человек, это кукла! Никто не знает, но я знаю. О, если б я была
на его месте, я бы д авно убила, я бы разорвала на куски эту жену, такую, как я, а не
говорила бы: — ты, ma chere, Анна. Это не человек, это министерская машина. Он не
понимает, что я твоя жена, что он чужой, что он лишний… Не буд ем, не буд ем говорить!..
— Ты не права и не права, мой д руг, — сказал Вронский, стараясь успокоить ее. — Но
все равно, не буд ем о нем говорить. Расскажи мне, что ты д елала? Что с тобой? Что такое
эта болезнь и что сказал д октор?

Она смотрела на него с насмешливою рад остью. Вид имо, она нашла еще смешные и
урод ливые стороны в муже и жд ала времени, чтоб их высказать.
Он прод олжал:
— Я д огад ываюсь, что это не болезнь, а твое положение. Когд а это буд ет?
Насмешливый блеск потух в ее глазах, но д ругая улыбка — знания чего-то
неизвестного ему и тихой грусти — заменила ее прежнее выражение.
— Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что над о развязать его.
Если бы ты знал, как мне оно тяжело, что бы я д ала за то, чтобы свобод но и смело любить
тебя! Я бы не мучалась и тебя не мучала бы своею ревностью… И это буд ет скоро, но не
так, как мы д умаем.
И при мысли о том, как это буд ет, она так показалась жалка самой себе, что слезы
выступили ей на глаза, и она не могла прод олжать. Она положила блестящую под лампой
кольцами и белизной руку на его рукав.
— Это не буд ет так, как мы д умаем. Я не хотела тебе говорить этого, но ты заставил
меня. Скоро, скоро все развяжется, и мы все, все успокоимся и не буд ем больше мучаться.
— Я не понимаю, — сказал он, понимая.
— Ты спрашивал, когд а? Скоро. И я не переживу этого. Не перебивай! — И она
заторопилась говорить. — Я знаю это, и знаю верно. Я умру, и очень рад а, что умру и
избавлю себя и вас.
Слезы потекли у нее из глаз; он нагнулся к ее руке и стал целовать, стараясь скрыть
свое волнение, которое, он знал, не имело никакого основания, но он не мог преод олеть
его.
— Вот так, вот это лучше, — говорила она, пожимая сильным д вижением его руку. —
Вот од но, од но, что нам осталось.
Он опомнился и под нял голову.
— Что за взд ор! Что за бессмысленный взд ор ты говоришь!
— Нет, это правд а.
— Что, что правд а?
— Что я умру. Я вид ела сон.
— Сон? — повторил Вронский и мгновенно вспомнил своего мужика во сне.
— Да, сон, — сказала она. — Давно уж я вид ела этот сон. Я вид ела, что я вбежала в свою
спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь, как это бывает во сне,
— говорила она, с ужасом широко открывая глаза, — и в спальне, в углу, стоит что-то.
— Ах, какой взд ор! Как можно верить…
Но она не позволила себя перебить. То, что она говорила, было слишком важно д ля
нее.
— И это что-то повернулось, и я вижу, что это мужик с взъерошенною бород ой,
маленький и страшный. Я хотела бежать, но он нагнулся над мешком и руками что-то
копошится там…
Она пред ставила, как он копошился в мешке. Ужас был на ее лице. И Вронский,
вспоминая свой сон, чувствовал такой же ужас, наполнявший его д ушу.
— Он копошится и приговаривает по-французски, скоро-скоро и, знаешь, грассирует: —
«Il faut le battre le fer, le broyer, le petrir…» И я от страха захотела проснуться, проснулась…
но я проснулась во сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: —
«Род ами, род ами умрете, род ами, матушка…» И я проснулась…
— Какой взд ор, какой взд ор! — говорил Вронский, но он сам чувствовал, что не было
никакой убед ительности в его голосе.

— Но не буд ем говорить. Позвони, я велю под ать чаю. Да под ожд и, теперь не д олго
я…
Но вд руг она остановилась. Выражение ее лица мгновенно изменилось. Ужас и
волнение вд руг заменились выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он
не мог понять значения этой перемены. Она слышала в себе д вижение новой жизни.
IV
Алексей Александ рович после встречи у себя на крыльце с Вронским поехал, как и
намерен был, в итальянскую оперу. Он отсид ел там д ва акта и вид ел всех, кого ему нужно
было. Вернувшись д омой, он внимательно осмотрел вешалку и, заметив, что военного
пальто не было, по обыкновению прошел к себе. Но, противно обыкновению, он не лег
спать и проход ил взад и вперед по своему кабинету д о трех часов ночи. Чувство гнева на
жену, не хотевшую соблюд ать приличий и исполнять ед инственное поставленное ей
условие — не принимать у себя своего любовника, не д авало ему покоя. Она не
исполнила его требования, и он д олжен наказать ее и привести в исполнение свою угрозу
— требовать развод а и отнять сына. Он знал все труд ности, связанные с этим д елом, но он
сказал, что сд елает это, и теперь он д олжен исполнить угрозу. Графиня Лид ия Ивановна
намекала ему, что это был лучший выход из его положения, и в послед нее время практика
развод ов д овела это д ело д о такого усовершенствования, что Алексей Александ рович
вид ел возможность преод олеть формальные труд ности. Кроме того, бед а од на не ход ит, и
д ела об устройстве инород цев и об орошении полей Зарайской губернии навлекли на
Алексея Александ ровича такие неприятности по службе, что он все это послед нее время
наход ился в крайнем разд ражении.
Он не спал всю ночь, и его гнев, увеличиваясь в какой-то огромной прогрессии, д ошел
к утру д о крайних пред елов. Он поспешно од елся и, как бы неся полную чашу гнева и
боясь расплескать ее, боясь вместе с гневом утратить энергию, нужную ему д ля
объяснения с женою, вошел к ней, как только узнал, что она встала.
Анна, д умавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его вид ом,
когд а он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя,
избегая ее взгляд а; рот был тверд о и презрительно сжат. В поход ке, в д вижениях, в звуке
голоса его была решительность и тверд ость, какие жена никогд а не вид ала в нем. Он
вошел в комнату и, не позд оровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу
и, взяв ключи, отворил ящик.
— Что вам нужно?! — вскрикнула она.
— Письма вашего любовника, — сказал он.
— Их зд есь нет, — сказала она, затворяя ящик; но по этому д вижению он понял, что
угад ал верно, и, грубо оттолкнув ее руку, быстро схватил портфель, в котором он знал, что
она клала самые нужные бумаги. Она хотела вырвать портфель, но он оттолкнул ее.
— Сяд ьте! мне нужно говорить с вами, — сказал он, положив портфель под мышку и
так напряженно прижав его локтем, что плечо его под нялось.
Она с уд ивлением и робостью молча гляд ела на него.
— Я сказал вам, что не позволю вам принимать вашего любовника у себя.
— Мне нужно было вид еть его, чтоб…
Она остановилась, не наход я никакой выд умки.
— Не вхожу в под робности о том, д ля чего женщине нужно вид еть любовника.
— Я хотела, я только… — вспыхнув, сказала она. Эта его грубость разд ражила ее и

прид ала ей смелости. — Неужели вы не чувствуете, как вам легко оскорблять меня? —
сказала она.
— Оскорблять можно честного человека и честную женщину, но сказать вору, что он
вор, есть только la constatation d'un fait.
— Этой новой черты — жестокости я не знала еще в вас.
— Вы называете жестокостью то, что муж пред оставляет жене свобод у, д авая ей
честный кров имени только под условием соблюд ения приличий. Это жестокость?
— Это хуже жестокости, это под лость, если уже вы хотите знать! — со взрывом злобы
вскрикнула Анна и, встав, хотела уйти.
— Нет! — закричал он своим пискливым голосом, который под нялся теперь еще нотой
выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что
красные след ы остались на ней от браслета, который он прижал, насильно посад ил ее на
место. Под лость? Если вы хотите употребить это слово, то под лость — это бросить мужа,
сына д ля любовника и есть хлеб мужа!
Она нагнула голову. Она не только не сказала того, что она говорила вчера любовнику,
что он ее муж, а муж лишний; она и не под умала этого. Она чувствовала всю
справед ливость его слов и только сказала тихо:
— Вы не можете описать мое положение хуже того, как я сама его понимаю, но зачем
вы говорите все это?
— Зачем я говорю это? зачем? — прод олжал он так же гневно. — Чтобы вы знали, что,
так как вы не исполнили моей воли относительно соблюд ения приличий, я приму мены,
чтобы положение это кончилось.
— Скоро, скоро оно кончится и так, — проговорила она, и опять слезы при мысли о
близкой, теперь желаемой смерти выступили ей на глаза.
— Оно кончится скорее, чем вы прид умали с своим любовником! Вам нужно
уд овлетворение животной страсти…
— Алексей Александ рович! Я не говорю, что это невеликод ушно, но это непоряд очно
— бить лежачего.
— Да, вы только себя помните, но страд ания человека, который был вашим мужем, вам
не интересны.Вам все равно, что вся жизнь его рушилась, что он пеле… пед е…
пелестрад ал.
Алексей Александ рович говорил так скоро, что он запутался и никак не мог
выговорить этого слова. Он выговорил его под конец пелестрад ал. Ей стало смешно и
тотчас стыд но за то, что ей могло быть что-нибуд ь смешно в такую минуту. И в первый
раз она на мгновение почувствовала за него, перенеслась в него, и ей жалко стало его. Но
что ж она могла сказать или сд елать? Она опустила голову и молчала. Он тоже помолчал
несколько времени и заговорил потом уже менее пискливым, холод ным голосом,
под черкивая произвольно избранные,не имеющие никакой особенной важности слова.
— Я пришел вам сказать… — сказал он…
Она взглянула на него. «Нет, это мне показалось, — под умала она, вспоминая
выражение его лица, когд а он запутался на слове пелестрад ал, — нет, разве может человек
с этими мутными глазами, с этим самод овольным спокойствием чувствовать что-
нибуд ь?»
— Я не могу ничего изменить, — прошептала она.
— Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот д ом, и
вы буд ете иметь известие о моем решении чрез ад воката, которому я поручу д ело развод а.
Сын же мой переед ет к сестре, — сказал Алексей Александ рович, с усилием вспоминая то,

что он хотел сказать о сыне.
— Вам нужен Сережа, чтобы сд елать мне больно, — проговорила она, испод лобья
гляд я на него. — Вы не любите его… Оставьте Сережу!
— Да, я потерял д аже любовь к сыну, потому что с ним связано мое отвращение к
вам.Но я все-таки возьму его. Прощайте!
И он хотел уйти, но теперь она зад ержала его.
— Алексей Александ рович, оставьте Сережу! — прошептала она еще раз. — Я более
ничего не имею сказать. Оставьте Сережу д о моих… Я скоро рожу, оставьте его!
Алексей Александ рович вспыхнул и, вырвав у нее руку, вышел молча из комнаты.
V
Приемная комната знаменитого петербургского ад воката была полна, когд а Алексей
Александ рович вошел в нее. Три д амы: — старушка, молод ая и купчиха, три господ ина: —
од ин — банкир-немец с перстнем на пальце, д ругой — купец с бород ой, и третий —
серд итый чиновник в вицмунд ире, с крестом на шее, очевид но, д авно уже жд али. Два
помощника писали на столах, скрипя перьями. Письменные принад лежности, д о которых
Алексей Александ рович был охотник, были необыкновенно хороши, Алексей
Александ рович не мог не заметить этого. Од ин из помощников, не вставая,
прищурившись, серд ито обратился к Алексею Александ ровичу:
— Что вам угод но?
— Я имею д ело д о ад воката.
— Ад вокат занят, — строго отвечал помощник, указывая пером на д ожид авшихся, и
прод олжал писать.
VI
— Не может ли он найти время? — сказал Алексей Александ рович.
— У него нет свобод ного времени, он всегд а занят.. Извольте под ожд ать.
— Так не потруд итесь ли под ать мою карточку, — д остойно сказал Алексей
Александ рович, вид я необход имость открыть свое инкогнито.
Помощник взял карточку и, очевид но, не од обряя ее сод ержание, прошел в д верь.
Алексей Александ рович сочувствовал гласному суд у в принципе, но некоторым
под робностям его применения у нас он не вполне сочувствовал, по известным ему
высшим служебным отношениям, и осужд ал их, насколько он мог осужд ать что-либо
высочайше утвержд енное. Вся жизнь его протекла в ад министративной д еятельности, и
потому, когд а он не сочувствовал чему-либо, то несочувствие его было смягчено
признанием необход имости ошибок и возможности исправления в кажд ом д еле. В новых
суд ебных учрежд ениях он не од обрял тех условий, в которые была поставлена ад вокатура.
Но он д о сих пор не имел д ела д о ад вокатуры и потому не од обрял ее только
теоретически; теперь же неод обрение его еще усилилось тем неприятным впечатлением,
которое он получил в приемной ад воката.
— Сейчас выйд ут, — сказал помощник; и д ействительно, чрез д ве минуты в д верях
показалась д линная фигура старого правовед а, совещавшегося с ад вокатом, и самого
ад воката.
Ад вокат был маленький, коренастый, плешивый человек с черно-рыжеватою бород ой,
светлыми д линными бровями и нависшим лбом. Он был наряд ен, как жених, от галстука и

цепочки д войной д о лаковых ботинок. Лицо было умное, мужицкое, а наряд франтовской
и д урного вкуса.
— Пожалуйте, — сказал ад вокат, обращаясь к Алексею Александ ровичу. И, мрачно
пропустив мимо себя Каренина, он затворил д верь.
— Не угод но ли? — Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и
сам сел на пред сед ательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими
белыми волосами пальцами и склонив набок голову. Но только что он успокоился в своей
позе, как над столом пролетела моль. Ад вокат с быстротой, которой нельзя было ожид ать
от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
— Прежд е чем начать говорить о моем д еле, — сказал Алексей Александ рович,
уд ивленно прослед ив глазами за д вижением ад воката, — я д олжен заметить,что д ело, о
котором я имею говорить с вами, д олжно быть тайной.
Чуть заметная улыбка разд винула рыжеватые нависшие усы ад воката.
— Я бы не был ад вокатом, если бы не мог сохранять тайны, вверенные мне. Но если
вам угод но под твержд ение…
Алексей Александ рович взглянул на его лицо и увид ал, что серые умные глаза смеются
и все уж знают.
— Вы знаете мою фамилию? — прод олжал Алексей Александ рович.
— Знаю вас и вашу полезную, — опять он поймал моль, — д еятельность, как и всякий
русский, — сказал ад вокат, наклонившись.
Алексей Александ рович взд охнул, собираясь с д ухом. Но, раз решившись, он уже
прод олжал своим пискливым голосом, не робея, не запинаясь и под черкивая некоторые
слова.
— Я имею несчастие, — начал Алексей Александ рович, — быть обманутым мужем и
желаю законно разорвать сношения с женою, то есть развестись, но притом так, чтобы сын
не оставался с матерью.
Серые глаза ад воката старались не смеяться, но они прыгали от неуд ержимой рад ости,
и Алексей Александ рович вид ел, что тут была не од на рад ость человека, получающего
выгод ный заказ, — тут было торжество и восторг, был блеск, похожий на тот зловещий
блеск, который он вид ал в глазах жены.
— Вы желаете моего сод ействия д ля совершения развод а?
— Да, именно, но д олжен пред упред ить вас, что я рискую злоупотребить вашим
вниманием. Я приехал только пред варительно посоветоваться с вами. Я желаю развод а, но
д ля меня важны формы, при которых он возможен. Очень может быть, что, если формы не
совпад ут с моими требованиями, я откажусь от законного иска.
— О, это всегд а так, — сказал ад вокат, — и это всегд а в вашей воле.
Ад вокат опустил глаза на ноги Алексея Александ ровича, чувствуя, что он вид ом своей
неуд ержимой рад ости может оскорбить клиента. Он посмотрел на моль, пролетевшую
пред его носом, и д ернулся рукой, но не поймал ее из уважения к положению Алексея
Александ ровича.
— Хотя в общих чертах наши законоположения об этом пред мете мне известны, —
прод олжал Алексей Александ рович, — я бы желал знать вообще те формы, в которых на
практике совершаются под обного род а д ела.
— Вы желаете, — не под нимая глаз, отвечал ад вокат, не без уд овольствия вход я в тон
речи своего клиента, — чтобы я изложил вам те пути, по которым возможно исполнение
вашего желания.
И на под тверд ительное наклонение головы Алексея Александ ровича он прод олжал,

изред ка только взгляд ывая мельком на покрасневшее пятнами лицо Алексея
Александ ровича.
— Развод по нашим законам, — сказал он с легким оттенком неод обрения к нашим
законам, — возможен, как вам известно, в след ующих случаях… Под ожд ать! — обратился
он к высунувшемуся в д верь помощнику, но все-таки встал, сказал несколько слов и сел
опять. — В след ующих случаях: — физические нед остатки супругов, затем безвестная
пятилетняя отлучка, — сказал он, загнув поросший волосами короткий палец, — затем
прелюбод еяние (это слово он произнес с вид имым уд овольствием). Под разд еления
след ующие (он прод олжал загибать свои толстые пальцы, хотя случаи и под разд еления,
очевид но, не могли быть классифицированы вместе): — физические нед остатки мужа или
жены, затем прелюбод еяние мужа или жены. — Так как все пальцы вышли, он их все
разогнул и прод олжал: — Это взгляд теоретический, но я полагаю, что вы сд елали мне
честь обратиться ко мне д ля того, чтоб узнать практическое приложение. И потому,
руковод ствуясь антецед ентами, я д олжен д оложить вам, что случаи развод ов все
приход ят к след ующим: — физических нед остатков нет, как я могу понимать? и также
безвестного отсутствия?..
Алексей Александ рович утверд ительно склонил голову.
— Приход ят к след ующим: — прелюбод еяние од ного из супругов и уличение
преступной стороны по взаимному соглашению и, помимо такого соглашения, уличение
невольное. Должен сказать, что послед ний случай ред ко встречается в практике, — сказал
ад вокат и, мельком взглянув на Алексея Александ ровича, замолк, как прод авец
пистолетов, описавший выгод ы того и д ругого оружия и ожид ающий выбора своего
покупателя. Но Алексей Александ рович молчал, и потому ад вокат прод олжал: — Самое
обычное и простое, разумное, я считаю, есть прелюбод еяние по взаимному соглашению. Я
бы не позволил себе так выразиться, говоря с человеком неразвитым, — сказал ад вокат, —
но полагаю, что д ля нас это понятно.
Алексей Александ рович был, од нако, так расстроен, что не сразу понял разумность
прелюбод еяния по взаимному соглашению и выразил это нед оумение в своем взгляд е; но
ад вокат тотчас же помог ему:
— Люд и не могут более жить вместе — вот факт, И если оба в этом согласны, то
под робности и формальности становятся безразличны. А с тем вместе это есть
простейшее и вернейшее сред ство.
Алексей Александ рович вполне понял теперь. Но у него были религиозные
требования, которые мешали д опущению этой меры.
— Это вне вопроса в настоящем случае, — сказал он. — Тут только од ин случай
возможен: — уличение невольное, под твержд енное письмами, которые я имею.
При упоминании о письмах ад вокат под жал губы и произвел тонкий соболезнующий и
презрительный звук.
— Извольте вид еть, — начал он. — Дела этого род а решаются, как вам известно,
д уховным вед омством; отцы же протопопы в д елах этого род а большие охотники д о
мельчайших под робностей, — сказал он с улыбкой, показывающей сочувствие вкусу
протопопов. — Письма, без сомнения, могут под тверд ить отчасти; но улики д олжны быть
д обыты прямым путем, то есть свид етелями. Вообще же, если вы сд елаете мне честь
уд остоить меня своим д оверием, пред оставьте мне же выбор тех мер, которые д олжны
быть употреблены. Кто хочет результата, тот д опускает и сред ства.
— Если так… — вд руг поблед нев, начал Алексей Александ рович, но в это время
ад вокат встал и опять вышел к д вери к перебивавшему его помощнику.

— Скажите ей, что мы не на д ешевых товарах! — сказал он и возвратился к Алексею
Александ ровичу.
Возвращаясь к месту, он поймал незаметно еще од ну моль. «Хорош буд ет мой репс к
лету!» — под умал он, хмурясь.
— Итак, вы изволили говорить… — сказал он.
— Я сообщу вам свое решение письменно, — сказал Алексей Александ рович, вставая, и
взялся за стол. Постояв немного молча, он сказал: — Из слов ваших я могу заключить,
след овательно, что совершение развод а возможно. Я просил бы вас сообщить мне также,
какие ваши условия.
— Возможно все, если вы пред оставите мне полную свобод у д ействий, — не отвечая
на вопрос, сказал ад вокат. — Когд а я могу рассчитывать получить от вас известия? —
спросил ад вокат, под вигаясь к д вери и блестя и глазами и лаковыми сапожками.
— Через нед елю. Ответ же ваш о том, принимаете ли вы на себя ход атайство по этому
д елу и на каких условиях, вы буд ете так д обры, сообщите мне.
— Очень хорошо-с.
Ад вокат почтительно поклонился, выпустил из д вери клиента и, оставшись од ин,
отд ался своему рад остному чувству. Ему стало так весело, что он, противно своим
правилам, сд елал уступку торговавшейся барыне и перестал ловить моль, окончательно
решив, что к буд ущей зиме над о перебить мебель бархатом, как у Сигонина.
VI
Алексей Александ рович од ержал блестящую побед у в засед ании комиссии
семнад цатого августа, но послед ствия этой побед ы под резали его. Новая комиссия д ля
исслед ования во всех отношениях быта инород цев была составлена и отправлена на место
с необычайною, возбужд аемою Алексеем Александ ровичем быстротой и энергией. Через
три месяца был пред ставлен отчет. Быт инород цев был исслед ован в политическом,
ад министративном, экономическом, этнографическом, материальном и религиозном
отношениях. На все вопросы были прекрасно изложены ответы, и ответы, не под лежавшие
сомнению, так как они не были произвед ением всегд а под верженной ошибкам
человеческой мысли, но все были произвед ением служебной д еятельности. Ответы все
были результатами официальных д анных, д онесений губернаторов и архиереев,
основанных на д онесениях уезд ных начальников и благочинных, основанных, с своей
стороны, на д онесениях волостных правлений и приход ских священников; и потому все
эти ответы были несомненны. Все те вопросы о том, например, почему бывают неурожаи,
почему жители д ержатся своих верований и т. п., вопросы, которые без уд обства
служебной машины не разрешаются и не могут быть разрешены веками, получили ясное,
несомненное разрешение. И решение было в пользу мнения Алексея Александ ровича. Но
Стремов, чувствуя себя зад етым за живое в послед нем засед ании, употребил при
получении д онесений комиссии неожид анную Алексеем Александ ровичем тактику.
Стремов, увлекши за собой некоторых д ругих членов, вд руг перешел на сторону Алексея
Александ ровича и с жаром не только защищал привед ение в д ействие мер, пред лагаемых
Карениным, но и пред лагал д ругие крайние в том же д ухе. Меры эти, усиленные еще
против того, что было основною мыслью Алексея Александ ровича, были приняты, и тогд а
обнажилась тактика Стремова. Меры эти, д овед енные д о крайности, вд руг оказались так
глупы, что в од но и то же время и госуд арственные люд и, и общественное мнение, и
умные д амы, и газеты — все обрушилось на эти меры, выражая свое негод ование и против

самих мер и против их признанного отца, Алексея Александ ровича. Стремов же
отстранился, д елая вид , что он только слепо след овал плану Каренина и теперь сам
уд ивлен и возмущен тем, что сд елано. Это под резало Алексея Александ ровича. Но,
несмотря на пад ающее зд оровье, несмотря на семейные горести, Алексей Александ рович
не сд авался. В комиссии произошел раскол. Од ни члены со Стремовым во главе
оправд ывали свою ошибку тем, что они поверили ревизионной, руковод имой Алексеем
Александ ровичем комиссии, пред ставившей д онесение, и говорили, что д онесение этой
комиссии есть взд ор и только исписанная бумага. Алексей Александ рович с партией
люд ей, вид евших опасность такого революционного отношения к бумагам, прод олжал
под д ерживать д анные, выработанные ревизионною комиссией. Вслед ствие этого в
высших сферах и д аже в обществе все спуталось, и, несмотря на то, что всех это крайне
интересовало, никто не мог понять, д ействительно ли бед ствуют и погибают инород цы,
или процветают. Положение Алексея Александ ровича вслед ствие этого и отчасти
вслед ствие павшего на него презрения за неверность его жены стало весьма шатко. И в
этом положении Алексей Александ рович принял важное решение. Он, к уд ивлению
комиссии, объявил,что он буд ет просить разрешения самому ехать на место д ля
исслед ования д ела. И, испросив разрешение, Алексей Александ рович отправился в
д альние губернии.
Отъезд Алексея Александ ровича над елал много шума, тем более что он при самом
отъезд е официально возвратил при бумаге прогонные д еньги, выд анные ему на
д венад цать лошад ей д ля проезд а д о места назначения.
— Я нахожу, что это очень благород но, — говорила про это Бетси с княгиней Мягкою.
— Зачем выд авать на почтовых лошад ей, когд а все знают, что везд е теперь железные
д ороги?
Но княгиня Мягкая была несогласна, и мнение княгини Тверской д аже разд ражило ее.
— Вам хорошо говорить, — сказала она, — когд а у вас миллионы я не знаю какие, а я
очень люблю, когд а муж езд ит ревизовать летом. Ему очень зд орово и приятно
проехаться, а у меня уж так завед ено, что на эти д еньги у меня экипаж и извозчик
сод ержатся.
Проезд ом в д альние губернии Алексей Александ рович остановился на три д ня в
Москве.
На д ругой д ень своего приезд а он поехал с визитом к генерал-губернатору. На
перекрестке у Газетного переулка, гд е всегд а толпятся экипажи и извозчики, Алексей
Александ рович вд руг услыхал свое имя, выкрикиваемое таким громким и веселым
голосом, что он не мог не оглянуться. На углу тротуара, в коротком мод ном пальто, с
короткою мод ною шляпою набекрень, сияя улыбкой белых зуб межд у красными губами,
веселый, молод ой, сияющий, стоял Степан Аркад ьич, решительно и настоятельно
кричавший и требовавший остановки. Он д ержался од ною рукой за окно остановившейся
на углу кареты, из которой высовывались женская голова в бархатной шляпе и д ве д етские
головки, и улыбался и манил рукой зятя. Дама улыбалась д оброю улыбкой и тоже махала
рукой Алексею Александ ровичу. Это была Долли с д етьми.
Алексей Александ рович никого не хотел вид еть в Москве, а менее всего брата своей
жены. Он припод нял шляпу и хотел проехать, но Степан Аркад ьич велел его кучеру
остановиться и под бежал к нему через снег.
— Ну как не грех не прислать сказать! Давно ли?, А я вчера был у Дюссо и вижу на
д оске «Каренин»,, а мне и в голову не пришло, что это ты! — говорил Степан Аркад ьич,
всовываясь с головой в окно кареты. — А то я бы зашел. Как я рад тебя вид еть! — говорил

он, похлопывая ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. — Как не грех не д ать знать! —
повторил он.
— Мне некогд а было, я очень занят, — сухо ответил Алексей Александ рович.
— Пойд ем же к жене, она так хочет тебя вид еть.
Алексей Александ рович развернул плед , под которым были закутаны его зябкие ноги,
и, выйд я из кареты, пробрался через снег к Дарье Александ ровне.
— Что же это, Алексей Александ рович, за что вы нас так обход ите? — сказала Долли,
улыбаясь.
— Я очень занят был. Очень рад вас вид еть, — сказал он тоном, который ясно говорил,
что он огорчен этим. — Как ваше зд оровье?
— Ну, что моя милая Анна?
Алексей Александ рович промычал что-то и хотел уйти. Но Степан Аркад ьич
остановил его.
— А вот что мы сд елаем завтра. Долли, зови его обед ать! Позовем Кознышева и
Песцова, чтоб его угостить московскою интеллигенцией.
— Так,пожалуйста, приезжайте, — сказала Долли, — мы вас буд ем жд ать в пять, шесть
часов, если хотите. Ну, что моя милая Анна? Как д авно…
— Она зд орова, — хмурясь, промычал Алексей Александ рович. — Очень рад ! — и он
направился к своей карете.
— Буд ете? — прокричала Долли.
Алексей Александ рович проговорил что-то, чего Долли не могла расслышать в шуме
д вигавшихся экипажей.
— Я завтра заед у! — прокричал ему Степан Аркад ьич.
Алексей Александ рович сел в карету и углубился в нее так, чтобы не вид ать и не быть
вид имым.
— Чуд ак! — сказал Степан Аркад ьич жене и, взглянув на часы, сд елал пред лицом
д вижение рукой, означающее ласку жене и д етям, и молод ецки пошел по тротуару.
— Стива! Стива! — закричала Долли, покраснев.
Он обернулся.
— Мне вед ь нужно пальто Грише купить и Тане. Дай же мне д енег!
— Ничего, ты скажи, что я отд ам, — и он скрылся, весело кивнув головой
проезжавшему знакомому.
VII
На д ругой д ень было воскресенье. Степан Аркад ьич заехал в Большой театр на
репетицию балета и перед ал Маше Чибисовой, хорошенькой, вновь поступившей по его
протекции танцовщице, обещанные накануне коральки, и за кулисой, в д енной темноте
театра, успел поцеловать ее хорошенькое, просиявшее от под арка личико. Кроме под арка
коральков, ему нужно было условиться с ней о свид ании после балета. Объяснив ей, что
ему нельзя быть к началу балета, он обещался, что приед ет к послед нему акту и свезет ее
ужинать. Из театра Степан Аркад ьич заехал в Охотный ряд , сам выбрал рыбу и спаржу к
обед у и в д венад цать часов был уже у Дюссо, гд е ему нужно было быть у троих, как на его
счастье, стоявших в од ной гостинице: — у Левина, остановившегося тут и нед авно
приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это
высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно
привезти обед ать.

Степан Аркад ьич любил пообед ать, но еще более любил д ать обед , небольшой, но
утонченный и по ед е, и питью, и по выбору гостей. Программа нынешнего обед а ему
очень понравилась: — буд ут окуни живые, спаржа и la piece de resistance — чуд есный, но
простой ростбиф и сообразные вины: — это из ед ы и питья. А из гостей буд ут Кити и
Левин, и, чтобы незаметно это было, буд ет еще кузина и Щербацкий молод ой, и la piece de
resistance из гостей — Кознышев Сергей и Алексей Александ рович. Сергей Иванович —
москвич и философ, Алексей Александ рович — петербуржец и практик; д а позовет еще
известного чуд ака энтузиаста Песцова, либерала, говоруна, музыканта, историка и
милейшего пятид есятилетнего юношу, который буд ет соус или гарнир к Кознышеву и
Каренину. Он буд ет раззад оривать и стравливать их.
Деньги от купца за лес по второму сроку были получены и еще не изд ержаны, Долли
была очень мила д обра послед нее время, и мысль этого обед а во всех отношениях
рад овала Степана Аркад ьича. Он наход ился в самом веселом расположении д уха. Были д ва
обстоятельства немножко неприятные; но оба эти обстоятельства тонули в море
д оброд ушного веселья, которое волновалось в д уше Степана Аркад ьича. Эти д ва
обстоятельства были: — первое то, что вчера он, встретив на улице Алексея
Александ ровича, заметил, что он сух и строг с ним, и, свед я это выражение лица Алексея
Александ ровича и то, что он не приехал к ним и не д ал знать о себе, с теми толками,
которые он слышал об Анне и Вронском, Степан Аркад ьич д огад ывался, что что-то не
лад но межд у мужем и женою.
Это было од но неприятное. Другое немножко неприятное было то, что новый
начальник, как все новые начальники, имел уж репутацию страшного человека, встающего
в шесть часов утра, работающего, как лошад ь, и требующего такой же работы от
под чиненных. Кроме того, новый начальник этот еще имел репутацию мед вед я в
обращении и был, по слухам, человек совершенно противоположного направления тому, к
которому принад лежал прежний начальник и д о сих пор принад лежал сам Степан
Аркад ьич. Вчера Степан Аркад ьич являлся по службе в мунд ире, и новый начальник был
очень любезен и разговорился с Облонским, как с знакомым; поэтому Степан Аркад ьич
считал своею обязанностью сд елать ему визит в сюртуке. Мысль о том, что новый
начальник может нехорошо принять его, было это д ругое неприятное обстоятельство. Но
Степан Аркад ьич инстинктивно чувствовал, что все образуется прекрасно. «Все люд и, все
человеки, как и мы грешные: — из чего злиться и ссориться?» — д умал он, вход я в
гостиницу.
— Зд орово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проход я по корид ору и
обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбард ы отпустил? Левин — сед ьмой нумер, а?
Провод и, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это был новый начальник) примет ли?
— Слушаю-с, — улыбаясь, отвечал Василий. — Давно к нам не жаловали.
— Я вчера был, только с д ругого под ъезд а. Это сед ьмой?
Левин стоял с тверским мужиком посред ине номера и аршином мерил свежую
мед вежью шкуру, когд а вошел Степан Аркад ьич.
— А, убили? — крикнул Степан Аркад ьич. — Славная штука! Мед вед ица? Зд равствуй,
Архип!
Он пожал руку мужику и присел на стул, не снимая пальто и шляпы.
— Да сними же, посид и! — снимая с него шляпу, сказал Левин.
— Нет, мне некогд а, я только на од ну секунд очку, — отвечал Степан Аркад ьич. Он
распахнул пальто, но потом снял его и просид ел целый час, разговаривая с Левиным об
охоте и о самых зад ушевных пред метах.

— Ну, скажи же, пожалуйста, что ты д елал за границей? гд е был? — сказал Степан
Аркад ьич, когд а мужик вышел.
— Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столицах, а в
фабричных город ах, и много вид ел нового. И рад , что был.
— Да, я знаю твою мысль устройства рабочего.
— Совсем нет: — в России не может быть вопроса рабочего. В России вопрос
отношения рабочего народ а к земле; он и там есть, но там это починка испорченного, а у
нас…
Степан Аркад ьич внимательно слушал Левина.
— Да, д а! — говорил он. — Очень может быть, что ты прав, — сказал он. — Но я рад ,
что ты в бод ром д ухе; и за мед вед ями езд ишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне
Щербацкий говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, все о смерти
говоришь…
— Да что же, я не перестаю д умать о смерти, — сказал Левин. — Правд а, что умирать
пора. И что все это взд ор. Я по правд е тебе скажу: — я мыслью своею и работой ужасно
д орожу, но в сущности — ты под умай об этом: — вед ь весь этот мир наш — это маленькая
плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы д умаем, что у нас может быть что-
нибуд ь великое, — мысли, д ела! Все это песчинки.
— Да это, брат, старо, как мир!
— Старо, но знаешь, когд а это поймешь ясно, то как-то все д елается ничтожно. Когд а
поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется, то так все ничтожно! И я
считаю очень важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы д аже
исполнить ее, как обойти эту мед вед ицу. Так и провод ишь жизнь, развлекаясь охотой,
работой, — чтобы только не д умать о смерти.
Степан Аркад ьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина.
— Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты напад ал на меня за то, что я
ищу в жизни наслажд ений?
Не буд ь, о моралист, так строг!..
— Нет, все-таки в жизни хорошее есть то… — Левин запутался. — Да я не знаю. Знаю
только, что помрем скоро.
— Зачем же скоро?
— И знаешь, прелести в жизни меньше, когд а д умаешь о смерти, — но спокойнее.
— Напротив, на послед ях еще веселей. Ну, од нако, мне пора, — сказал Степан
Аркад ьич, вставая в д есятый раз.
— Да нет, посид и! — говорил Левин, уд ерживая его. — Теперь когд а же увид имся? Я
завтра ед у.
— Я-то хорош! Я затем приехал… Непременно приезжай нынче ко мне обед ать. Брат
твой буд ет, Каренин, мой зять, буд ет.
— Разве он зд есь? — сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была
в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены д ипломата, и не знал, вернулась ли она,
или нет, но разд умал расспрашивать. «Буд ет, не буд ет — все равно».
— Так приед ешь?
— Ну, разумеется.
— Так в пять часов и в сюртуке.
И Степан Аркад ьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул
Степана Аркад ьича. Новый страшный начальник оказался весьма обход ительным
человеком, и Степан Аркад ьич позавтракал с ним и засид елся так, что только в четвертом

часу попал к Алексею Александ ровичу.
VIII
Алексей Александ рович, вернувшись от обед ни, провод ил все утро д ома. В это утро
ему пред стояло д ва д ела: — во-первых, принять и направить отправлявшуюся в Петербург
и наход ившуюся теперь в Москве д епутацию инород цев; во-вторых, написать обещанное
письмо ад вокату. Депутация, хотя и вызванная по инициативе Алексея Александ ровича,
пред ставляла много неуд обств и д аже опасностей, и Алексей Александ рович был очень
рад , что застал ее в Москве. Члены этой д епутации не имели ни малейшего понятия о
своей роли и обязанности. Они были наивно уверены, что их д ело состоит в том, чтоб
излагать свои нужд ы и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и
решительно не понимали, что некоторые заявления и требования их под д ерживали
вражд ебную партию и потому губили все д ело. Алексей Александ рович д олго возился с
ними, написал им программу, из которой они не д олжны были выход ить, и, отпустив их,
написал письма в Петербург д ля направления д епутации. Главным помощником в этом
д еле д олжна была быть графиня Лид ия Ивановна. Она была специалистка в д еле
д епутаций, и никто, как она, не умел муссировать и д авать настоящее направление
д епутациям. Окончив это, Алексей Александ рович написал и письмо ад вокату. Он без
малейшего колебания д ал ему разрешение д ействовать по его благоусмотрению. В
письмо он вложил три записки Вронского к Анне, которые нашлись в отнятом портфеле.
С тех пор, как Алексей Александ рович выехал из д ома с намерением не возвращаться в
семью, и с тех пор, как он был у ад воката и сказал хоть од ному человеку о своем
намерении, с тех пор особенно, как он перевел это д ело жизни в д ело бумажное, он все
больше и больше привыкал к своему намерению и вид ел теперь ясно возможность его
исполнения.
Он запечатывал конверт к ад вокату, когд а услыхал громкие звуки голоса Степана
Аркад ьича. Степан Аркад ьич спорил со слугой Алексея Александ ровича и настаивал на
том, чтоб о нем было д оложено.
«Все равно, — под умал Алексей Александ рович, — тем лучше: — я сейчас объявлю о
своем положении в отношении к его сестре и объясню, почему я не могу обед ать у него».
— Проси! — громко проговорил он, сбирая бумаги и уклад ывая их в бювар.
— Но вот вид ишь ли, что ты врешь, и он д ома! — ответил голос Степана Аркад ьича
лакею, не пускавшему его, и, на ход у снимая пальто, Облонский вошел в комнату. — Ну, я
очень рад , что застал тебя! Так я над еюсь… — весело начал Степан Аркад ьич.
— Я не могу быть, — холод но, стоя и не сажая гостя, сказал Алексей Александ рович.
Алексей Александ рович д умал тотчас стать в те холод ные отношения, в которых он
д олжен был быть с братом жены, против которой он начинал д ело развод а; но он не
рассчитывал на то море д оброд ушия, которое выливалось из берегов в д уше Степана
Аркад ьича.
Степан Аркад ьич широко открыл свои блестящие, ясные глаза.
— Отчего ты не можешь? Что ты хочешь сказать? с нед оумением сказал он по-
французски. — Нет, уж это обещано. И мы все рассчитываем на тебя.
— Я хочу сказать, что не могу быть у вас, потому что те род ственные отношения,
которые были межд у нами, д олжны прекратиться.
— Как? То есть как же? Почему? — с улыбкой проговорил Степан Аркад ьич.
— Потому что я начинаю д ело развод а с вашею сестрой, моею женой. Я д олжен был…

Но Алексей Александ рович еще не успел окончить своей речи, как Степан Аркад ьич
уже поступил совсем не так, как он ожид ал. Степан Аркад ьич охнул и сел в кресло.
— Нет, Алексей Александ рович, что ты говоришь! — вскрикнул Облонский, и
страд ание выразилось на его лице.
— Это так.
— Извини меня, я не могу и не могу этому верить…
Алексей Александ рович сел, чувствуя, что слова его не имели того д ействия, которое
он ожид ал, и что ему необход имо нужно буд ет объясняться, и что, какие бы ни были его
объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
— Да, я поставлен в тяжелую необход имость требовать развод а, — сказал он.
— Я од но скажу, Алексей Александ рович. Я знаю тебя за отличного, справед ливого
человека, знаю Анну — извини меня, я не могу переменить о ней мнения — за
прекрасную, отличную женщину, и потому, извини меня, я не могу верить этому. Тут есть
нед оразумение, — сказал он.
— Да, если б это было только нед оразумение…
— Позволь, я понимаю, — перебил Степан Аркад ьич. — Но, разумеется… од но: — не
над о торопиться. Не над о, не над о торопиться!
— Я не торопился, — холод но сказал Алексей Александ рович, — а советоваться в
таком д еле ни с кем нельзя. Я тверд о решил.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркад ьич, тяжело взд охнув. — Я бы од но сд елал,
Алексей Александ рович. Умоляю тебя, сд елай это! — сказал он. — Дело еще не начато,
как я понял. Прежд е чем ты начнешь д ело, повид айся с моею женой, поговори с ней. Она
любит Анну, как сестру, любит тебя, и она уд ивительная женщина. Рад и бога, поговори с
ней! Сд елай мне эту д ружбу, умоляю тебя!
Алексей Александ рович зад умался, и Степан Аркад ьич с участием смотрел на него, не
прерывая его молчания.
— Ты съезд ишь к ней?
— Да я не знаю. Я потому не был у вас. Я полагаю, что наши отношения д олжны
измениться.
— Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне д умать, что, помимо наших род ственных
отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те д ружеские чувства, которые я всегд а имел
к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркад ьич, пожимая его руку. — Если б
д аже худ шие пред положения твои были справед ливы, я не беру и никогд а не возьму на
себя суд ить ту или д ругую сторону и не вижу причины, почему наши отношения д олжны
измениться. Но теперь, сд елай это, приезжай к жене.
— Ну, мы иначе смотрим на это д ело, — холод но сказал Алексей Александ рович. —
Впрочем, не буд ем говорить об этом.
— Нет, почему же тебе не приехать? Хоть нынче обед ать? Жена жд ет тебя.
Пожалуйста, приезжай. И главное, переговори с ней. Она уд ивительная женщина. Рад и
бога, на коленях умоляю тебя!
— Если вы так хотите этого — я приед у, — взд охнув, сказал Алексей Александ рович.
И, желая переменить разговор, он спросил о том, что интересовало их общих, — о
новом начальнике Степана Аркад ьича, еще не старом человеке, получившем вд руг такое
высокое назначение.
Алексей Александ рович и прежд е не любил графа Аничкина и всегд а расход ился с
ним во мнениях, но теперь не мог уд ерживаться от понятной д ля служащих ненависти
человека, потерпевшего поражение на службе, к человеку, получившему повышение.

— Ну что, вид ел ты его? — сказал Алексей Александ рович с яд овитою усмешкой.
— Как же, он вчера был у нас в присутствии. Он, кажется, знает д ело отлично и очень
д еятелен.
— Да, но на что направлена его д еятельность? — сказал Алексей Александ рович. — На
то ли, чтобы д елать д ело, или перед елывать то, что сд елано? Несчастье нашего
госуд арства — это бумажная ад министрация, которой он д остойный пред ставитель.
— Право, я не знаю, что в нем можно осужд ать. Направления его я не знаю, но од но —
он отличный малый, — отвечал Степан Аркад ьич. — Я сейчас был у него, и, право,
отличный малый. Мы позавтракали, и я его научил д елать, знаешь, это питье, вино с
апельсинами. Это очень прохлажд ает. И уд ивительно, что он не знал этого. Ему очень
понравилось. Нет, право, он славный малый.
Степан Аркад ьич взглянул на часы.
— Ах, батюшки, уж пятый, а мне еще к Долговушину! Так пожалуйста, приезжай
обед ать. Ты не можешь себе пред ставить, как ты меня огорчишь и жену.
Алексей Александ рович провод ил шурина совсем уже не так, как он его встретил.
— Я обещал и приед у, — отвечал он уныло.
— Поверь, что я ценю, и над еюсь, ты не раскаешься, — отвечал, улыбаясь, Степан
Аркад ьич.
И, на ход у над евая пальто, он зад ел рукой по голове лакея, засмеялся и вышел.
— В пять часов, и в сюртуке, пожалуйста! — крикнул он еще раз, возвращаясь к д вери.
IX
Уже был шестой час, и уже некоторые гости приехали, когд а приехал и сам хозяин. Он
вошел вместе с Сергеем Ивановичем Кознышевым и Песцовым, которые в од но время
столкнулись 
у 
под ъезд а. 
Это 
были 
д ва 
главные 
пред ставителя 
московской
интеллигенции, как называл их Облонский. Оба были люд и уважаемые и по характеру и
по уму. Они уважали д руг д руга, но почти во всем были совершенно и безнад ежно
несогласны межд у собою — не потому, чтоб они принад лежали к противоположным
направлениям, но именно потому, что были од ного лагеря (враги их смешивали в од но),
но в этом лагере они имели кажд ый свой оттенок. А так как нет ничего неспособнее к
соглашению, как разномыслие в полуотвлеченностях, то они не только никогд а не
сход ились в мнениях, но привыкли уже д авно, не серд ясь, только посмеиваться
неисправимому заблужд ению од ин д ругого.
Они вход или в д верь, разговаривая о погод е, когд а Степан Аркад ьич д огнал их. В
гостиной сид ели уже князь Александ р Дмитриевич, тесть Облонского, молод ой
Щербацкий, Туровцын, Кити и Каренин.
Степан Аркад ьич тотчас же увид ал, что в гостиной без него д ело ид ет плохо. Дарья
Александ ровна,в своем парад ном сером шелковом платье, очевид но озабоченная и
д етьми, которые д олжны обед ать в д етской од ни, и тем, что мужа еще нет, не сумела без
него хорошенько перемешать все это общество. Все сид ели, как поповны в гостях (как
выражался старый князь), очевид но в нед оумении, зачем они сюд а попали, выжимая слова,
чтобы не молчать. Доброд ушный Туровцын, очевид но, чувствовал себя не в своей сфере, и
улыбка толстых губ, с которою он встретил Степана Аркад ьича, как словами, говорила: —
«Ну, брат, засад ил ты меня с умными! Вот выпить и в Chateau de fleurs — это по моей
части». Старый князь сид ел молча, сбоку погляд ывая своими блестящими глазками на
Каренина, и Степан Аркад ьич понял, что он прид умал уже какое-нибуд ь словцо, чтоб

отпечатать этого госуд арственного мужа, на которого, как на стерляд ь, зовут в гости. Кити
смотрела на д верь, сбираясь с силами, чтобы не покраснеть при вход е Константина
Левина. Молод ой Щербацкий, с которым не познакомили Каренина, старался показать, что
это нисколько его не стесняет. Сам Каренин был, по петербургской привычке, на обед е с
д амами во фраке и белом галстуке, и Степан Аркад ьич по его лицу понял, что он приехал,
только чтоб исполнить д анное слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый
д олг. Он-то был главным виновником холод а, заморозившего всех гостей д о приезд а
Степана Аркад ьича.
Войд я в гостиную, Степан Аркад ьич извинился, объяснил, что был зад ержан тем
князем, который был всегд ашним козлом-искупителем всех его опазд ываний и отлучек, и
в од ну минуту всех перезнакомил и, свед я Алексея Александ ровича с Сергеем
Кознышевым, под пустил им тему об обрусении Польши, за которую они тотчас уцепились
вместе с Песцовым. Потрепав по плечу Туровцына, он шепнул ему что-то смешное и
под сад ил его к жене и к князю. Потом сказал Кити о том, что она очень хороша сегод ня, и
познакомил Щербацкого с Карениным. В од ну минуту он так перемесил все это
общественное тесто, что стала гостиная хоть куд а, и голоса оживленно зазвучали. Од ного
Константина Левина не было. Но это было к лучшему, потому что, выйд я в столовую,
Степан Аркад ьич к ужасу своему увид ал, что портвейн и херес взяты от Депре, а не от
Леве, и он, распоряд ившись послать кучера как можно скорее к Леве, направился опять в
гостиную.
В столовой ему встретился Константин Левин.
— Я не опозд ал?
— Разве ты можешь не опозд ать! — взяв его под руку, сказал Степан Аркад ьич.
— У тебя много народ а? Кто д а кто? — невольно краснея, спросил Левин, обивая
перчаткой снег с шапки.
— Все свои. Кити тут. Пойд ем же, я тебя познакомлю с Карениным.
Степан Аркад ьич, несмотря на свою либеральность, знал, что знакомство с Карениным
не может не быть лестно, и потому угощал этим лучших приятелей. Но в эту минуту
Константин Левин не в состоянии был чувствовать всего уд овольствия этого знакомства.
Он не вид ал Кити после памятного ему вечера, на котором он встретил Вронского, если
не считать ту минуту, когд а он увид ал ее на большой д ороге. Он в глубине д уши знал, что
он ее увид ит нынче зд есь. Но он, под д ерживая в себе свобод у мысли, старался уверить
себя, что он не знает этого. Теперь же, когд а он услыхал, что она тут, он вд руг
почувствовал такую рад ость и вместе такой страх, что ему захватило д ыхание, и он не мог
выговорить того, что хотел сказать.
«Какая, какая она? Та ли, какая была прежд е, или та, какая была в карете? Что, если
правд у говорила Дарья Александ ровна? Отчего же и не правд а?» — д умал он.
— Ах, пожалуйста, познакомь меня с Карениным, — с труд ом выговорил он и
отчаянно-решительным шагом вошел в гостиную и увид ел ее.
Она была ни такая, как прежд е, ни такая, как была в карете; она была совсем д ругая.
Она была испуганная, робкая, пристыженная и оттого еще более прелестная. Она
увид ала его в то же мгновение, как он вошел в комнату. Она жд ала его.Она обрад овалась и
смутилась от своей рад ости д о такой степени, что была минута, именно та, когд а он
под ход ил к хозяйке и опять взглянул на нее, что и ей, и ему, и Долли, которая все вид ела,
казалось, что она не выд ержит и заплачет. Она покраснела, поблед нела, опять покраснела
и замерла, чуть взд рагивая губами, ожид ая его. Он под ошел к ней, поклонился и молча
протянул руку. Если бы не легкое д рожание губ и влажность, покрывавшая глаза и

прибавившая им блеска, улыбка ее была почти спокойна, когд а она сказала:
— Как мы д авно не вид ались! — и она с отчаянною решительностью пожала своею
холод ною рукой его руку.
— Вы не вид али меня, а я вид ел вас, — сказал Левин, сияя улыбкой счастья. — Я вид ел
вас, когд а вы с железной д ороги ехали в Ергушово.
— Когд а? — спросила она с уд ивлением.
— Вы ехали в Ергушово, — говорил Левин, чувствуя, что он захлебывается от счастия,
которое заливает его д ушу. «И как я смел соед инять мысль о чем-нибуд ь не невинном с
этим трогательным существом! И д а, кажется, правд а то, что говорила Дарья
Александ ровна», — д умал он.
Степан Аркад ьич взял его за руку и под вел к Каренину.
— Позвольте вас познакомить. — Он назвал их имена.
— Очень приятно опять встретиться, — холод но сказал Алексей Александ рович,
пожимая руку Левину.
— Вы знакомы? — с уд ивлением спросил Степан Аркад ьич.
— Мы провели вместе три часа в вагоне, — улыбаясь, сказал Левин, — но вышли, как из
маскарад а, заинтригованные, я по крайней мере.
— Вот как! Милости просим, — сказал Степан Аркад ьич, указывая по направлению к
столовой.
Мужчины вышли в столовую и под ошли к столу с закуской, уставленному шестью
сортами вод ок и столькими же сортами сыров с серебряными лопаточками и без
лопаточек, икрами, селед ками, консервами разных сортов и тарелками с ломтиками
французского хлеба.
Мужчины стояли около пахучих вод ок и закусок, и разговор об обрусении Польши
межд у Сергеем Иванычем Кознышевым, Карениным и Песцовым затихал в ожид ании
обед а.
Сергей Иванович, умевший, как никто, д ля окончания самого отвлеченного и
серьезного спора неожид анно под сыпать аттической соли и этим изменять настроение
собесед ников, сд елал это и теперь.
Алексей Александ рович д оказывал, что обрусение Польши может совершиться только
вслед ствие высших принципов, которые д олжны быть внесены русскою ад министрацией.
Песков настаивал на том, что од ин народ ассимилирует себе д ругой, только когд а он
гуще населен.
Кознышев признавал то и д ругое, но с ограничениями. Когд а же они выход или из
гостиной, чтобы заключить разговор, Кознышев сказал, улыбаясь:
— Поэтому д ля обрусения инород цев есть од но сред ство — вывод ить как можно
больше д етей. Вот мы с братом хуже всех д ействум. А вы, господ а женатые люд и, в
особенности вы, Степан Аркад ьич, д ействуете вполне патриотически; у вас сколько? —
обратился он, ласково улыбаясь хозяину и под ставляя ему крошечную рюмочку.
Все засмеялись, и в особенности весело Степан Аркад ьич.
— Да, вот это самое лучшее сред ство! — сказал он, прожевывая сыр и наливая какую-то
особенного сорта вод ку в под ставленную рюмку. Разговор д ействительно прекратился на
шутке.
— Этот сыр нед урен. Прикажете? — говорил хозяин. — Неужели ты опять был на
гимнастике? — обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу, Левин
улыбнулся, напружил руку, и под пальцами Степана Аркад ьича, как круглый сыр, под нялся
стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.

— Вот бицепс-то! Самсон!
— Я д умаю, над о иметь большую силу д ля охоты на мед вед ей, — сказал Алексей
Александ рович, имевший самые туманные понятия об охоте, намазывая сыр и прорывая
тоненький, как паутина, мякиш хлеба.
Левин улыбнулся.
— Никакой. Напротив, ребенок может убить мед вед я, — сказал он, сторонясь с легким
поклоном пред д амами, которые с хозяйкой под ход или к столу закусок.
— А вы убили мед вед я, мне говорили? — сказала Кити, тщетно стараясь поймать
вилкой непокорный, отскальзывающий гриб и встряхивая кружевами, сквозь которые
белела ее рука. — Разве у вас есть мед вед и? — прибавила она, вполоборота повернув к
нему свою прелестную головку и улыбаясь.
Ничего, казалось, не было необыкновенного в том, что она сказала, но какое
невыразимое д ля него словами значение было в кажд ом звуке, в кажд ом д вижении ее губ,
глаз, руки, когд а она говорила это! Тут была и просьба о прощении, и д оверие к нему, и
ласка, нежная, робкая ласка, и обещание, и над ежд а, и любовь к нему, в которую он не мог
не верить и которая д ушила его счастьем.
— Нет, мы езд или в Тверскую губернию. Возвращаясь оттуд а, я встретился в вагоне с
вашим бофрером или вашего бофрера зятем, — сказал он с улыбкой. — Это была смешная
встреча.
И он весело и забавно рассказал, как он, не спав всю ночь, в полушубке ворвался в
отд еление Алексея Александ ровича.
— Конд уктор, противно пословице, хотел по платью провод ить меня вон; но тут уж я
начал выражаться высоким слогом, и… вы тоже, — сказал он, забыв его имя и обращаясь к
Каренину, — сначала по полушубку хотели тоже изгнать меня, но потом заступились, за
что я очень благод арен.
— Вообще весьма неопред еленные права пассажиров на выбор места, — сказал
Алексей Александ рович, обтирая платком концы своих пальцев.
— Я вид ел, что вы были в нерешительности насчет меня, — д оброд ушно улыбаясь,
сказал Левин, — но я поторопился начать умный разговор, чтобы заглад ить свой
полушубок.
Сергей Иванович, прод олжая разговор с хозяйкой и од ним ухом слушая брата,
покосился на него. «Что это с ним нынче? Таким побед ителем», — под умал он. Он не
знал, что Левин чувствовал, что у него выросли крылья. Левин знал, что она слышит его
слова и что ей приятно его слышать. И это од но только занимало его. Не в од ной этой
комнате, но во всем мире д ля него существовали только он, получивший д ля себя
огромное значение и важность, и она. Он чувствовал себя на высоте, от которой кружилась
голова, и там гд е-то внизу, д алеко, были все эти д обрые, славные Каренины, Облонские и
весь мир.
Совершенно незаметно, не взглянув на них, а так, как буд то уж некуд а было больше
посад ить, Степан Аркад ьич посад ил Левина и Кити ряд ом.
— Ну, ты хоть сюд а сяд ь, — сказал он Левину.
Обед был так же хорош, как и посуд а, д о которой был охотник Степан Аркад ьич. Суп
Мари-Луиз уд ался прекрасно; пирожки крошечные, тающие во рту, были безукоризненны.
Два лакея и Матвей, в белых галстуках, д елали свое д ело с кушаньем и вином незаметно,
тихо и споро. Обед с материальной стороны уд ался; не менее он уд ался и со стороны
нематериальной. Разговор, то общий, то частный, не умолкал и к концу обед а так
оживился, что мужчины встали из-за стола, не переставая говорить, и д аже Алексей

Александ рович оживился.
X
Песцов любил рассужд ать д о конца и не уд овлетворился словами Сергея Ивановича,
тем более что он почувствовал несправед ливость своего мнения.
— Я никогд а не разумел, — сказал он за супом, обращаясь к Алексею Александ ровичу,
— од ну густоту населения, но в соед инении с основами, а не с принципами.
— Мне кажется, — неторопливо и вяло отвечал Алексей Александ рович, — что это
од но и то же. По моему мнению, д ействовать на д ругой народ может только тот, который
имеет высшее развитие, который…
— Но в том и вопрос, — перебил своим басом Песцов, который всегд а торопился
говорить и, казалось, всегд а всю д ушу полагал на то, о чем он говорил, — в чем полагать
высшее развитие? Англичане, французы, немцы — кто стоит на высшей степени развития?
Кто буд ет национализовать од ин д ругого? Мы вид им, что Рейн офранцузился, а немцы не
ниже стоят! — кричал он. — Тут есть д ругой закон!
— Мне кажется, что влияние всегд а на стороне истинного образования, — сказал
Алексей Александ рович, слегка под нимая брови.
— Но в чем же мы д олжны полагать признаки истинного образования? — сказал
Песцов.
— Я полагаю, что признаки эти известны, — сказал Алексей Александ рович.
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. —
Теперь признано, что настоящее образование может быть только чисто классическое; но
мы вид им ожесточенные споры той и д ругой стороны, и нельзя отрицать, чтоб и
противный лагерь не имел сильных д овод ов в свою пользу.
— Вы классик, Сергей Иванович. Прикажете красного? — сказал Степан Аркад ьич.
— Я не высказываю своего мнения о том и д ругом образовании, — с улыбкой
снисхожд ения, как к ребенку, сказал Сергей Иванович, под ставляя свой стакан, — я только
говорю, что обе стороны имеют сильные д овод ы, — прод олжал он, обращаясь к Алексею
Александ ровичу. — Я классик по образованию, но в споре этом я лично не могу найти
своего места. Я не вижу ясных д овод ов, почему классическим наукам д ано преимущество
пред реальными.
— Естественные имеют столь же пед агогически-развивательное влияние, —
под хватил Песков. — Возьмите од ну астрономию, возьмите ботанику, зоологию с ее
системой общих законов!
— Я не могу вполне с этим согласиться, — отвечал Алексей Александ рович. — Мне
кажется, что нельзя не признать того, что самый процесс изучения форм языков особенно
благотворно д ействует на д уховное развитие. Кроме того, нельзя отрицать и того, что
влияние классических писателей в высшей степени нравственное, тогд а как, к несчастью,
с препод аванием естественных наук соед иняются те вред ные и ложные учения,которые
составляют язву нашего времени.
Сергей Иванович хотел что-то сказать, но Песцов своим густым басом перебил его. Он
горячо начал д оказывать несправед ливость этого мнения. Сергей Иванович спокойно
д ожид ался слова, очевид но с готовым побед ительным возражением.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко улыбаясь и обращаясь к Каренину, — нельзя не
согласиться, что взвесить вполне все выгод ы и невыгод ы тех и д ругих наук труд но и что
вопрос о том, какие пред почесть, не был бы решен так скоро и окончательно, если бы на

стороне классического образования не было того преимущества, которое вы сейчас
высказали: — нравственного — disons le mot — антинигилистического влияния.
— Без сомнения.
— Если бы не было этого преимущества антинигилистического влияния на стороне
классических наук, мы бы больше под умали, взвесили бы д овод ы обеих сторон, — с
тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы д али простор тому и д ругому
направлению. Но теперь мы знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит
целебная сила антинигилизма, и мы смело пред лагаем их нашим пациентам… А что, как
нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
При пилюлях Сергея Ивановича все засмеялись, и в особенности громко и весело
Туровцын, д ожд авшийся, наконец, того смешного, чего он только и жд ал, слушая разговор.
Степан Аркад ьич не ошибся, пригласив Песцова. С Песцовым разговор умный не мог
умолкнуть ни на минуту. Только что Сергей Иванович заключил разговор своей шуткой,
Песков тотчас под нял новый.
— Нельзя согласиться д аже с тем, — сказал он, — чтобы правительство имело эту цель.
Правительство, 
очевид но, 
руковод ствуется 
общими 
соображениями, 
оставаясь
инд ифферентным к влияниям, которые могут иметь принимаемые меры. Например,
вопрос женского образования д олжен бы был считаться зловред ным, но правительство
открывает женские курсы и университеты.
И разговор тотчас же перескочил на новую тему женского образования.
Алексей Александ рович выразил мысль о том, что образование женщин обыкновенно
смешивается с вопросом о свобод е женщин и только поэтому может считаться вред ным.
— Я, напротив, полагаю, что эти д ва вопроса неразрывно связаны, — сказал Песцов, —
это ложный круг. Женщина лишена прав по нед остатку образования, а нед остаток
образования происход ит от отсутствия прав. Над о не забывать того, что порабощение
женщин так велико и старо, что мы часто не хотим понимать ту пучину, которая отд еляет
их от нас, — говорил он.
— Вы сказали — правá, — сказал Сергей Иванович, д ожд авшись молчания Песцова, —
правá занимания д олжностей присяжных, гласных, пред сед ателей управ, правá служащего,
члена парламента…
— Без сомнения.
— Но если женщины, как ред кое исключение, и могут занимать эти места, то, мне
кажется, вы неправильно употребили выражение «правá«. Вернее бы было сказать: —
обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибуд ь д олжность присяжного,
гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому
вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно
только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труд у.
— Совершенно справед ливо, — под тверд ил Алексей Александ рович. — Вопрос, я
полагаю, состоит только в том, способны ли они к этим обязанностям.
— Вероятно, буд ут очень способны, — вставил Степан Аркад ьич, — когд а образование
буд ет распространено межд у ними. Мы это вид им…
— А пословица? — сказал князь, д авно уж прислушиваясь к разговору и блестя своими
маленькими насмешливыми глазами, — при д очерях можно: — волос д олог…
— Точно так же д умали о неграх д о их освобожд ения! — серд ито сказал Песков.
— Я нахожу только странным, что женщины ищут новых обязанностей, — сказал
Сергей Иванович, — тогд а как мы, к несчастью, вид им, что мужчины обыкновенно
избегают их.

— Обязанности сопряжены с правами; власть, д еньги, почести: — их-то ищут
женщины, — сказал Песцов..
— Все равно, что я бы искал права быть кормилицей и обижался бы, что женщинам
платят, а мне не хотят, — сказал старый князь.
Туровцын разразился громким смехом, и Сергей Иванович пожалел, что не он сказал
это. Даже Алексей Александ рович улыбнулся.
— Да, но мужчина не может кормить, — сказал Песцов, — а женщина…
— Нет, англичанин выкормил на корабле своего ребенка, — сказал старый князь,
позволяя себе эту вольность разговора при своих д очерях.
— Сколько таких англичан, столько же и женщин буд ет чиновников, — сказал уже
Сергей Иванович.
— Да, но что же д елать д евушке, у которой нет семьи? — вступился Степан Аркад ьич,
вспоминая о Чибисовой, которую он все время имел в вид у, сочувствуя Песцову и
под д ерживая его.
— Если хорошенько разобрать историю этой д евушки, то вы найд ете, что эта д евушка
бросила семью, или свою, или сестрину, гд е бы она могла иметь женское д ело, —
неожид анно вступая в разговор, сказала с разд ражительностью Дарья Александ ровна,
вероятно д огад ываясь, какую д евушку имел в вид у Степан Аркад ьич.
— Но мы стоим за принцип, за ид еал! — звучным басом возражал Песцов. — Женщина
хочет иметь право быть независимою, образованною. Она стеснена, под авлена сознанием
невозможности этого.
— А я стеснен и под авлен тем, что меня не примут в кормилицы в воспитательный
д ом, — опять сказал старый князь, к великой рад ости Туровцына, со смеху уронившего
спаржу толстым концом в соус.
XI
Все принимали участие в общем разговоре, кроме Кити и Левина. Сначала, когд а
говорилось о влиянии, которое имеет од ин народ на д ругой, Левину невольно приход ило
в голову то, что он имел сказать по этому пред мету; но мысли эти, прежд е д ля него очень
важные, как бы во сне мелькали в его голове и не имели д ля него теперь ни малейшего
интереса. Ему д аже странно казалось, зачем они так стараются говорить о том, что никому
не нужно. Для Кити точно так же, казалось, д олжно бы быть интересно то, что они
говорили о правах и образовании женщин. Сколько раз она д умала об этом; вспоминая о
своей заграничной приятельнице Вареньке, о ее тяжелой зависимости, сколько раз д умала
про себя, что с ней самой буд ет, если она не выйд ет замуж, и сколько раз спорила об этом
с сестрою! Но теперь это нисколько не интересовало ее. У них шел свой разговор с
Левиным, и не разговор, а какое-то таинственное общение, которое с кажд ою минутой все
ближе связывало их и производ ило в обоих чувство рад остного страха пред тем
неизвестным, в которое они вступали.
Сначала Левин, на вопрос Кити о том, как он мог вид еть ее прошлого год а в карете,
рассказал ей, как он шел с покоса по большой д ороге и встретил ее.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем
уголке. Чуд ное утро было. Я ид у и д умаю: — кто это четверней в карете? Славная
четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сид ите вот
так и обеими руками д ержите завязки чепчика и о чем-то ужасно зад умались, — говорил
он, улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогд а д умали. О важном?

«Не была ли растрепана?» — под умала она; но, увид ав восторженную улыбку, которую
вызывали в его воспоминании эти под робности, она почувствовала,что, напротив,
впечатление, произвед енное ею, было очень хорошее. Она покраснела и рад остно
засмеялась.
— Право, не помню.
— Как хорошо смеется Туровцын! — сказал Левин, любуясь на его влажные глаза и
трясущееся тело.
— Вы д авно его знаете? — спросила Кити.
— Кто его не знает!
— И я вижу, что вы д умаете, что он д урной человек?
— Не д урной, а ничтожный.
— И неправд а! И поскорей не д умайте больше так! — сказала Кити. — Я тоже была о
нем очень низкого мнения, но это, это — премилый и уд ивительно д обрый человек.
Серд це у него золотое.
— Как это вы могли узнать его серд це?
— Мы с ним большие д рузья. Я очень хорошо знаю его. Прошлую зиму, вскоре после
того… как вы у нас были, — сказала она с виноватою и вместе д оверчивою улыбкой, — у
Долли д ети все были в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете себе пред ставить, —
говорила она шепотом, — ему так жалко стало ее, что он остался и стал помогать ей
ход ить за д етьми. Да, и три нед ели прожил у них в д оме и как нянька ход ил за д етьми.
— Я рассказываю Константину Дмитричу про Туровцына в скарлатине, — сказала она,
перегнувшись к сестре.
— Да, уд ивительно, прелесть! — сказала Долли, взгляд ывая на Туровцына,
чувствовавшего, что говорили о нем, и кротко улыбаясь ему. Левин еще раз взглянул на
Туровцына и уд ивился, как он прежд е не понимал всей прелести этого человека.
— Виноват, виноват, и никогд а не буд у больше д урно д умать о люд ях!весело сказал
он, искренно высказывая то, что он теперь чувствовал.
XII
В затеянном разговоре о правах женщин были щекотливые при д амах вопросы о
неравенстве прав в браке. Песцов во время обед а несколько раз налетал на эти вопросы, но
Сергей Иванович и Степан Аркад ьич осторожно отклоняли его.
Когд а же встали из-за стола и д амы вышли, Песцов, не след уя за ними, обратился к
Алексею Александ ровичу и принялся высказывать главную причину неравенства.
Неравенство супругов, по его мнению, состояло в том, что неверность жены и неверность
мужа казнятся неравно и законом и общественным мнением.
Степан Аркад ьич поспешно под ошел к Алексею Александ ровичу, пред лагая ему
курить.
— Нет, я не курю, — спокойно отвечал Алексей Александ рович и, как бы умышленно
желая показать, что он не боится этого разговора, обратился с холод ною улыбкой к
Песцову.
— Я полагаю, что основания такого взгляд а лежат в самой сущности вещей, — сказал
он и хотел пройти в гостиную; но тут вд руг неожид анно заговорил Туровцын, обращаясь к
Алексею Александ ровичу.
— А вы изволили слышать о Прячникове? — сказал Туровцын, оживленный выпитым
шампанским и д авно жд авший случая прервать тяготившее его молчание. — Вася

Прячников, — сказал он с своею д оброю улыбкой влажных и румяных губ, обращаясь
преимущественно к главному гостю, Алексею Александ ровичу, — мне нынче
рассказывали, он д рался на д уэли в Твери с Квытским и убил его.
Как всегд а кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь
Степан Аркад ьич чувствовал, что на бед у нынче кажд ую минуту разговор напад ал на
больное место Алексея Александ ровича. Он хотел опять отвести зятя, но сам Алексей
Александ рович с любопытством спросил:
— За что д рался Прячников?
— За жену. Молод цом поступил! Вызвал и убил!
— А! — равнод ушно сказал Алексей Александ рович и, под няв брови, прошел в
гостиную.
— Как я рад а, что вы пришли, — сказала ему Долли с испуганною улыбкой, встречая
его в проход ной гостиной, — мне нужно поговорить с вами. Сяд емте зд есь.
Алексей Александ рович с тем же выражением равнод ушия, которое прид авали ему
припод нятые брови, сел под ле Дарьи Александ ровны и притворно улыбнулся.
— Тем более, — сказал он, — что я и хотел просить вашего извинения и тотчас
откланяться. Мне завтра над о ехать.
Дарья Александ ровна была тверд о уверена в невинности Анны и чувствовала, что она
блед неет и губы ее д рожат от гнева на этого холод ного, бесчувственного человека, так
покойно намеревающегося погубить ее невинного д руга.
— Алексей Александ рович, — сказала она, с отчаянною решительностью гляд я ему в
глаза. — Я спрашивала у вас про Анну, вы мне не ответили. Что она?
— Она, кажется, зд орова, Дарья Александ ровна, — не гляд я на нее, отвечал Алексей
Александ рович.
— Алексей Александ рович, простите меня, я не имею права… но я, как сестру, люблю
и уважаю Анну; я прошу, умоляю вас сказать мне, что такое межд у вами? в чем вы
обвиняете ее?
Алексей Александ рович поморщился и, почти закрыв глаза, опустил голову.
— Я полагаю, что муж перед ал вам те причины, почему я считаю нужным изменить
прежние свои отношения к Анне Аркад ьевне, — сказал он, не гляд я ей в глаза, а
нед овольно огляд ывая проход ившего через гостиную Щербацкого.
— Я не верю, не верю, не могу верить этому! — сжимая пред собой свои костлявые
руки, с энергичным жестом проговорила Долли. Она быстро встала и положила свою руку
на рукав Алексея Александ ровича. — Нам помешают зд есь. Пойд емте сюд а, пожалуйста.
Волнение Долли д ействовало на Алексея Александ ровича. Он встал и покорно пошел
за нею в классную комнату. Они сели за стол, обтянутый изрезанною перочинными
ножами клеенкой.
— Я не верю, не верю этому! — проговорила Долли, стараясь уловить его избегающий
ее взгляд .
— Нельзя не верить фактам, Дарья Александ ровна, — сказал он, уд аряя на слово
фактам.
— Но что же она сд елала? — проговорила Дарья Александ ровна. — Что именно она
сд елала?
— Она презрела свои обязанности и изменила своему мужу. Вот что она сд елала, —
сказал он.
— Нет, нет, не может быть! Нет, рад и бога, вы ошиблись! — говорила Долли,
д отрагиваясь руками д о висков и закрывая глаза.

Алексей Александ рович холод но улыбнулся од ними губами, желая показать ей и
самому себе тверд ость своего убежд ения; но эта горячая защита, хотя и не колебала его,
растравляла его рану. Он заговорил с большим оживлением.
— Весьма труд но ошибаться, когд а жена сама объявляет о том мужу. Объявляет, что
восемь лет жизни и сын — что все это ошибка и что она хочет жить сначала, — сказал он
серд ито, сопя носом.
— Анна и порок — я не могу соед инить, не могу верить этому.
— Дарья Александ ровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в д оброе взволнованное
лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы д орого д ал, чтобы
сомнение еще было возможно. Когд а я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем
теперь. Когд а я сомневался, то была над ежд а; но теперь нет над ежд ы, и я все-таки
сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я ненавижу сына и иногд а не верю, что
это мой сын. Я очень несчастлив.
Ему не нужно было говорить этого. Дарья Александ ровна поняла это, как только он
взглянул ей в лицо; и ей стало жалко его, и вера в невинность ее д руга поколебалась в ней.
— Ах! это ужасно, ужасно! Но неужели это правд а, что вы решились на развод ?
— Я решился на послед нюю меру. Мне больше нечего д елать.
— Нечего д елать, нечего д елать… — проговорила она со слезами на глазах. — Нет, не
нечего д елать! — сказала она.
— То-то и ужасно в этом род е горя, что нельзя, как во всяком д ругом — в потере, в
смерти, нести крест, а тут нужно д ействовать, — сказал он, как буд то угад ывая ее мысль.
— Нужно выйти из того унизительного положения, в которое вы поставлены: — нельзя
жить втроем.
— Я понимаю, я очень понимаю это, — сказала Долли и опустила голову. Она
помолчала, д умая о себе, о своем семейном горе, и вд руг энергическим жестом под няла
голову и умоляющим жестом сложила руки. — Но постойте! Вы христианин. Под умайте о
ней! Что с ней буд ет, если вы бросите ее?
— Я д умал, Дарья Александ ровна, и много д умал, — говорил Алексей Александ рович.
Лицо его покраснело пятнами, и мутные глаза гляд ели прямо на нее. Дарья
Александ ровна теперь всею д ушой уже жалела его. — Я это самое сд елал после того, как
мне объявлен был ею же самой мой позор; я оставил все по-старому. Я д ал возможность
исправления, я старался спасти ее. И что же? Она не исполнила самого легкого требования
— соблюд ения приличий, — говорил он, разгорячаясь. — Спасать можно человека,
который не хочет погибать; но если натура вся так испорчена, развращена, что самая
погибель кажется ей спасением, то что же д елать?
— Все, только не развод ! — отвечала Дарья Александ ровна.
— Но что же все?
— Нет, это ужасно. Она буд ет ничьей женой, она погибнет!
— Что же я могу сд елать? — под няв плечи и брови, сказал Алексей Александ рович.
Воспоминание о послед нем проступке жены так разд ражило его, что он опять стал
холод ен, как и при начале разговора. — Я очень вас благод арю за ваше участие, но мне
пора, — сказал он, вставая.
— Нет, постойте! Вы не д олжны погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла
замуж, и муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела все бросить, я хотела сама… Но я
опомнилась; и кто же? Анна спасла меня. И вот я живу. Дети растут, муж возвращается в
семью и чувствует свою неправоту, д елается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы
д олжны простить!

Алексей Александ рович слушал, но слова ее уже не д ействовали на него. В д уше его
опять под нялась вся злоба того д ня, когд а он решился на развод . Он отряхнулся и
заговорил пронзительным, громким голосом:
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправед ливым. Я д ля этой женщины
сд елал все, и она затоптала все в грязь, которая ей свойственна. Я не злой чевовек, я
никогд а никого не ненавид ел, но ее я ненавижу всеми силами д уши и не могу д аже
простить ее, потому что слишком ненавижу за все то зло, которое она сд елала мне! —
проговорил он со слезами злобы в голосе.
— Любите ненавид ящих вас… — стыд ливо прошептала Дарья Александ ровна.
Алексей Александ рович презрительно усмехнулся. Это он д авно знал, но это не могло
быть приложимо к его случаю.
— Любите ненавид ящих вас, а любить тех, кого ненавид ишь, нельзя. Простите, что я
вас расстроил. У кажд ого своего горя д остаточно! — И, овлад ев собой, Алексей
Александ рович спокойно простился и уехал.
XIII
Когд а встали из-за стола, Левину хотелось ид ти за Кити в гостиную; но он боялся, не
буд ет ли ей это неприятно по слишком большой очевид ности его ухаживанья за ней. Он
остался в кружке мужчин, принимая счастие в общем разговоре, и, не гляд я на Кити,
чувствовал ее д вижения, ее взгляд ы и то место, на котором она была в гостиной.
Он сейчас уже и без малейшего усилия исполнял то обещание, которое он д ал ей, —
всегд а д умать хорошо про всех люд ей и всегд а всех любить. Разговор зашел об общине, в
которой Песков вид ел какое-то особенное начало, называемое им хоровым началом.
Левин был не согласен ни с Песцовым, ни с братом, который как-то по-своему и признавал
и не признавал значение русской общины. Но он говорил с ними, стараясь только
помирить их и смягчить их возражения. Он нисколько не интересовался тем, что он сам
говорил, еще менее тем, что они говорили, и только желал од ного — чтоб им и всем было
хорошо и приятно. Он знал теперь то, что од но важно. И это од но было сначала там, в
гостиной, а потом стало под вигаться и остановилось у д вери. Он, не оборачиваясь,
почувствовал устремленный на себя взгляд и улыбку и не мог не обернуться. Она стояла в
д верях с Щербацким и смотрела на него.
— Я д умал, вы к фортепьянам ид ете, — сказал он, под ход я к ней. — Вот чего мне
нед остает в д еревне: — музыки.
— Нет, мы шли только затем, чтобы вас вызвать, и благод арю, — сказала она, как
под арком, награжд ая его улыбкой, — что вы пришли. Что за охота спорить? Вед ь никогд а
од ин не убед ит д ругого.
— Да, правд а, — сказал Левин, — большею частью бывает, что споришь горячо только
оттого, что никак не можешь понять, что именно хочет д оказать противник.
Левин часто замечал при спорах межд у самыми умными люд ьми, что после огромных
усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие приход или,
наконец, к сознанию того, что то, что они д олго бились д оказать д руг д ругу, д авным-
д авно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому не хотят
назвать того, что они любят, чтобы не быть оспоренными. Он часто испытывал, что
иногд а во время спора поймешь то, что любит противник, и вд руг сам полюбишь это
самое и тотчас согласишься, и тогд а все д овод ы отпад ают, как ненужные; а иногд а
испытывал наоборот: — выскажешь, наконец, то, что любишь сам и из-за чего

прид умываешь д овод ы, и если случится, что выскажешь это хорошо и искренно, то вд руг
противник соглашается и перестает спорить. Это-то самое он хотел сказать.
Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять, она уже поняла.
— Я понимаю: — над о узнать, за что он спорит, что он любит, тогд а можно…
Она вполне угад ала и выразила его д урно выраженную мысль. Левин рад остно
улыбнулся: — так ему поразителен был этот переход от запутанного многословного спора
с Песцовым и братом к этому лаконическому и ясному, без слов почти, сообщению самых
сложных мыслей.
Щербацкий отошел от них, и Кити, под ойд я к расставленному карточному столу, села
и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расход ящиеся круги.
Они возобновили разговор, шед ший за обед ом: — о свобод е и занятиях женщин. Левин
был согласен с мнением Дарьи Александ ровны, что д евушка, не вышед шая замуж, найд ет
себе д ело женское в семье. Он под твержд ал это тем, что ни од на семья не может
обойтись без помощницы, что в кажд ой бед ной и богатой семье есть и д олжны быть
няньки, наемные или род ные.
— Нет, — сказала Кити покраснев, но тем смелее гляд я на него своими правд ивыми
глазами, — д евушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в
семью, а сама…
Он понял ее с намека.
— О! д а! — сказал он, — д а, д а, д а, вы правы, вы правы!
И он понял все, что за обед ом д оказывал Песцов о свобод е женщин, только тем, что
вид ел в серд це Кити страх д евства и униженья, и, любя ее, он почувствовал этот страх и
униженье и сразу отрекся от своих д овод ов.
Наступило молчание. Она все чертила мелом по столу. Глаза ее блестели тихим
блеском. Под чиняясь ее настроению, он чувствовал во всем существе своем все
усиливающееся напряжение счастия.
— Ах! я весь стол исчертила! — сказала она и, положив мелок, сд елала д виженье, как
буд то хотела встать.
«Как же я останусь од ин без нее?» — с ужасом под умал он и взял мелок. — Постойте,
— сказал он, сад ясь к столу. — Я д авно хотел спросить у вас од ну вещь.
Он гляд ел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
— Пожалуйста, спросите.
— Вот, — сказал он и написал начальные буквы: — к, в, м, о, э, н, м, б, з, л, э, н, и, т?
Буквы эти значили: — когд а вы мне ответили: — этого не может быть, значило ли это, что
никогд а, или тогд а?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную
фразу; но он посмотрел на нее с таким вид ом, что жизнь его зависит от того, поймет ли
она эти слова.
Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и стала читать.
Изред ка она взгляд ывала на него, спрашивая у него взгляд ом: — «То ли это, что я д умаю?»
— Я поняла, — сказала она, покраснев.
— Какое это слово? — сказал он, указывая на н, которым означалось слово никогд а.
— Это слово значит никогд а, — сказала она, — но это неправд а!
Он быстро стер написанное, под ал ей мел и встал. Она написала: — т, я, н, м, и, о.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем
Александ ровичем, когд а она увид ела эти д ве фигуры: — Кити с мелком в руках и с
улыбкой робкою и счастливою, гляд ящую вверх на Левина, и его красивую красивую
фыгуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами устремленными то на стол, то на

нее. Он вд руг просиял: — он понял. Это значило: — «тогд а я не могла иначе ответить».
Он взглянул на нее вопросительно, робко.
— Только тогд а?
— Да, — отвечала ее улыбка.
— А т… А теперь? — спросил он.
— Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! — Она записала
начальные буквы: — ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: — «чтобы вы могли забыть и
простить, что было».
Он схватил мел напряженными, д рожащими пальцами и, сломав его, написал
начальные буквы след ующего: — «мне нечего забывать и прощать, я не переставал
любить вас».
Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.
— Я поняла, — шепотом сказала она.
Он сел и написал д линную фразу. Она все поняла и,не спрашивая его: — так ли? взяла
мел и тотчас же ответила.
Он д олго не мог понять того, что она записала, и часто взгляд ывал в ее глаза. На него
нашло затмение от счастия. Он никак не мог под ставить те слова, какие она разумела; но в
прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он
написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама
д окончила и записала ответ: — Да.
— В secretaire играете? — сказал старым князь, под ход я. — Ну, поед ем од нако, если ты
хочешь поспеть в театр.
Левин встал и провод ил Кити д о д верей.
В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и
матери, что завтра он приед ет утpом.
XIV
Когд а Кити уехала и Левин остался од ин, он почувствовал такое беспокойство без нее
и такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее д ожить д о завтрашнего утра, когд а он
опять увид ит ее и навсегд а соед инится с ней, что он испугался, как смерти, этих
четырнад цати часов, которые ему пред стояло провести без нее. Ему необход имо было
быть и говорить с кем-нибуд ь, чтобы не остаться од ному, чтоб обмануть время. Степан
Аркад ьич был бы д ля него самый приятный собесед ник, но он ехал, как он говорил, на
вечер, в д ействительности же в балет. Левин только успел сказать ему, что он счастлив и
что он любит его и никогд а, никогд а не забуд ет того, что он д ля него сд елал. Взгляд и
улыбка Степана Аpкад ьича показали Левину, что он понимал как д олжно это чувство.
— Что ж, не пора умирать? — сказал Степан Аркад ьич, с умилением пожимая руку
Левина.
— Нннеет! — сказал Левин.
Дарья Александ ровна, прощаясь с ним, тоже как бы позд равила его, сказав:
— Как я рад а, что вы встретились опять с Кити, над о д орожить старыми д ружбами.
Но Левину неприятны были эти слова Дарьи Алеанд ровны. Она не могла понять, как
все это было высоко и нед оступно ей, и она не д олжна была сметь упоминать об этом.
Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться од ному, пpицепился к своему бpату.
— Ты куд а ед ешь?
— Я в засед ание.

— Ну, и я с тобой. Можно?
— Отчего же? поед ем, — улыбаясь, сказал Сергей Иванович. — Что с тобой нынче?
— Со мной? Со мной счастье! — сказал Левин, опуская окно каpеты, в котоpой они
ехали. — Ничего тебе? а то д ушно. Со мной счастье! Отчего ты не женился никогд а?.
Сергей Иванович улыбнулся.
— Я очень рад , она, кажется, славная д е… — начал было Сергей Иванович.
— Не говори, не говори, не говори! — закричал Левин, схватив его обеими руками за
воротник его шубы и запахивая его. «Она славная д евушка» были такие простые,
низменные слова, столь несоответственные его чувству.
Сергей Иванович засмеялся веселым смехом, что с ним ред ко бывало.
— Ну, все-таки можно сказать, что я очень рад этому.
— Это можно завтра, завтра, и больше ничего! Ничего, ничего, молчание! — сказал
Левин и, запахнув его еще раз шубой, прибавил: — Я тебя очень люблю! Что же, можно
мне быть в засед ании?
— Разумеется, можно.
— О чем у вас нынче речь? — спрашивал Левин, не переставая улыбаться.
Они приехали в засед ание. Левин слушал, как секретарь, запинаясь, читал протокол,
которого, очевид но, сам не понимал; но Левин вид ел по лицу этого секретаря, какой он
был милый, д обрый и славный человек. Это вид но было по тому, как он мешался и
конфузился, читая протокол. Потом начались речи. Они спорили об отчислении каких-то
сумм и о провед ении каких-то труб, и Сергей Иванович уязвил д вух членов и что-то
побед оносно д олго говорил; и д ругой член, написав что-то на бумажке, заробел сначала,
но потом ответил ему очень яд овито и мило. И потом Свияжский (он был тут же) тоже
что-то сказал так красиво и благород но. Левин слушал их и ясно вид ел, что ни этих
отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было и что они вовсе не серд ились, а что они
были все такие д обрые, славные люд и, и так все это хорошо, мило шло межд у ними.
Никому они не мешали, и всем было приятно. Замечательно было д ля Левина то, что они
все д ля него нынче были вид ны насквозь, и по маленьким, прежд е незаметным признакам
он узнавал д ушу кажд ого и ясно вид ел, что они все были д обрые. В особенности его,
Левина, они все чрезвычайно любили нынче. Это вид но было по тому, как они говорили с
ним, как ласково, любовно смотрели на него д аже все незнакомые.
— Ну что же, ты д оволен? — спросил у него Сергей Иванович.
— Очень. Я никак не д умал, что это так интересно! Славно, прекрасно!
Свияжский под ошел к Левину и звал его к себе чай пить. Левин никак не мог понять и
вспомнить, чем он был нед оволен в Свияжском, чего он искал от него. Он был умный и
уд ивительно д обрый человек.
— Очень рад , — сказал он и спросил про жену и про свояченицу. И по странной
филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице Свияжского
связывалась с браком, ему пред ставилось, что никому лучше нельзя рассказать своего
счастья, как жене и свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
Свияжский расспрашивал его про его д ело в д еревне, как и всегд а, не пред полагая
никакой возможности найти что-нибуд ь не найд енное в Европе, и теперь это нисколько
не неприятно было Левину. Он, напротив, чувствовал, что Свияжский прав, что все это
д ело ничтожно, и вид ел уд ивительную мягкость и нежность, с которою Свияжский
избегал высказыванья своей правоты. Дамы Свияжского были особенно милы. Левину
казалось, что они все уже знают и сочувствуют ему, но не говорят только из д еликатности.
Он просид ел у них час, д ва, три, pазговаривая о разных пред метах, но под разумевал од но

то, что наполняло его д ушу, и не замечал того, что он над оел им ужасно и что им д авно
пора было спать. Свияжский провод ил его д о перед ней, зевая и уд ивляясь тому странному
состоянию, в котором был его приятель. Был второй час. Левин вернулся в гостиницу и
испугался мысли о том, как он од ин теперь с своим нетерпением провед ет остающиеся
ему еще д есять часов. Не спавший черед овой лакей зажег ему свечи и хотел уйти, но
Левин остановил его. Лакей этот, Егор, которого прежд е не замечал Левин, оказался очень
умным и хорошим, а главное, д обрым человеком.
— Что же, труд но, Егор, не спать?
— Что д елать! Наша д олжность такая. У господ покойнее; зато pасчетов зд есь больше.
Оказалось, что у Егоpа была семья, тpи мальчика и д очь швея, котоpую он хотел отд ать
замуж за пpиказчика в шоpной лавке.
Левин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что в бpаке главное д ело
любовь и что с любовью всегд а буд ешь счастлив, потому что счастье бывает только в
тебе самом.
Егор внимательно выслушал и, очевид но, вполне понял мысль Левина, но в
потвеpжд ение ее он пpивел неожид анное д ля Левина замечание о том, что когд а он жил у
хороших господ , он всегд а был своими господ ами д оволен и тепеpь вполне д оволен
своим хозяином, хоть он фpанцуз.
«Уд ивительно д обрый человек», — д умал Левин.
— Ну, а ты, Егор, когд а женился, ты любил свою жену?
— Как же не любить, — отвечал Егор.
И Левин вид ел, что Егор наход ится тоже в восторженном состоянии и намеревается
высказать все свои зад ушевные чувства.
— Моя жизнь тоже уд ивительная. Я сызмальства… — начал он, блестя глазами,
очевид но заразившись восторженностью Левина, так же как люд и заражаются зевотой.
Но в это время послышался звонок; Егор ушел, и Левин остался од ин. Он почти ничего
не ел за обед ом, отказался от чая и ужина у Свияжских, но не мог под умать об ужине. Он
не спал прошлую ночь, но не мог и д умать о сне. В комнате было свежо, но его д ушила
жара. Он отворил обе форточки и сел на стол против форточек. Из-за покрытой снегом
крыши вид ны были узорчатый с цепями крест и выше его — под нимающийся
треугольник созвезд ия Возничего с желтовато-яркою Капеллой. Он смотрел то на крест,
то на звезд у, вд ыхал в себя свежий морозный возд ух, равномерно вбегающий в комнату, и,
как во сне, след ил за возникающими в воображении образами и воспоминаниями. В
четвертом часу он услыхал шаги по корид ору и выглянул в д верь. Это возвращался
знакомый ему игрок Мяскин из клуба. Он шел мрачно, насупившись и откашливаясь.
«Бед ный, несчастный!» — под умал Левин, и слезы выступили ему на глаза от любви и
жалости к этому человеку. Он хотел поговорить с ним, утешить его; но, вспомнив, что он
в од ной рубашке, разд умал и опять сел к форточке, чтобы купаться в холод ном возд ухе и
гляд еть на этот чуд ной формы, молчаливый, но полный д ля него значения крест и на
возносящуюся желто-яркую звезд у. В сед ьмом часу зашумели полотеры, зазвонили к
какой-то службе, и Левин почувствовал, что начинает зябнуть. Он затворил форточку,
умылся, од елся и вышел на улицу.
XV
На улицах еще было пусто. Левин пошел к д ому Щербацких. Парад ные д вери были
заперты, и все спало. Он пошел назад , вошел опять в номер и потребовал кофе. Денной

лакей, уже не Егор, принес ему. Левин хотел вступить с ним в разговор, но лакею
позвонили, и он ушел. Левин попробовал отпить кофе и положить калач в рот, но рот его
решительно не знал, что д елать с калачом. Левин выплюнул калач, над ел пальто и пошел
опять ход ить. Был д есятый час, когд а он во второй раз пришел к крыльцу Щербацких. В
д оме только что встали, и повар шел за провизией. Над о было прожить еще по крайней
мере д ва часа.
Всю эту ночь и утро Левин жил совершенно бессознательно и чувствовал себя
совершенно изъятым из условий материальной жизни. Он не ел целый д ень, не спал д ве
ночи, провел несколько часов разд етый на морозе и чувствовал себя не только свежим и
зд оровым как никогд а, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: — он
д вигался без усилия мышц и чувствовал, что все может сд елать. Он был уверен, что
полетел бы вверх или сд винул бы угол д ома, если б это понад обилось. Он проход ил
остальное время по улицам, беспрестанно посматривая на часы и огляд ываясь по
сторонам.
И что он вид ел тогд а, того после уже он никогд а не вид ал. В особенности д ети,
шед шие в школу, голуби сизые, слетевшие с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные
мукой, которые выставила невид имая рука, тронули его. Эти сайки, голуби и д ва мальчика
были неземные существа. Все это случилось в од но время: — мальчик под бежал к голубю
и, улыбаясь, взглянул на Левина; голубь затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце
межд у д рожащими в возд ухе пылинками снега, а из окошка пахнуло д ухом печеного
хлеба и выставились сайки. Все это вместе было так необычайно хорошо, что Левин
засмеялся и заплакал от рад ости. Сд елав большой круг по Газетному переулку и Кисловке,
он вернулся опять в гостиницу и, положив пред собой часы, сел, ожид ая д венад цати. В
сосед нем номере говорили что-то о машинах и обмане и кашляли утренним кашлем. Они
не понимали, что уже стрелка под ход ит к д венад цати. Стрелка под ошла. Левин вышел на
крыльцо. Извозчики, очевид но, все знали. Они с счастливыми лицами окружили Левина,
споря межд у собой и пред лагая свои услуги. Стараясь не обид еть д ругих извозчиков и
обещав с теми тоже поезд ить, Левин взял од ного и велел ехать к Щербацким. Извозчик
был прелестен в белом, высунутом из-под кафтана и натянутом на налитой, красной,
крепкой шее вороте рубахи. Сани у этого извозчика были высокие, ловкие, такие, на каких
Левин уже после никогд а не езд ил, и лошад ь была хороша и старалась бежать, но не
д вигалась с места. Извозчик знал д ом Щербацких и, особенно почтительно к сед оку
округлив руки и сказав «прру», осад ил у под ъезд а. Швейцар Щербацких, наверное, все знал.
Это вид но было по улыбке его глаз и по тому, как он сказал:
— Ну, д авно не были, Константин Дмитриич!
Не только он все знал, но он, очевид но, ликовал и д елал усилия, чтобы скрыть свою
рад ость. Взглянув в его старческие милые глаза, Левин понял д аже что-то еще новое в
своем счастье.
— Встали?
— Пожалуйте! А то оставьте зд есь, — сказал он улыбаясь, когд а Левин хотел вернуться
взять шапку. Это что-нибуд ь значило.
— Кому д оложить прикажете? — спросил лакей.
Лакей был хотя и молод ой и из новых лакеев, франт, но очень д обрый и хороший
человек и тоже все понимал..
— Княгине… Князю… Княжне… — сказал Левин.
Первое лицо, которое он увид ал, была mademoiselle Linon. Она шла чрез залу, и
букольки и лицо ее сияли. Он только что заговорил с нею, как вд руг за д верью

послышался шорох платья, и mademoiselle Linon исчезла из глаз Левина, и рад остный ужас
близости своего счастья сообщился ему. Mademoiselle Linon заторопилась и, оставив его,
пошла к д ругой д вери. Только что она вышла, быстрые-быстрые легкие шаги зазвучали по
паркету, и его счастье, его жизнь, он сам — лучшее его самого себя, то, чего он искал и
желал так д олго, быстро-быстро близилось к нему. Она не шла, но какой-то невид имою
силой неслась к нему.
Он вид ел только ее ясные, правд ивые глаза, испуганные той же рад остью любви,
которая наполняла и его серд це. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим
светом любви. Она остановилась под ле самого его, касаясь его. Руки ее под нялись и
опустились ему на плечи.
Она сд елала все, что могла, — она под бежала к нему и отд алась вся, робея и рад уясь.
Он обнял ее и прижал губы к ее рту, искавшему его поцелуя.
Она тоже не спала всю ночь и все утро жд ала его. Мать и отец были бесспорно
согласны и счастливы ее счастьем. Она жд ала его. Она первая хотела объявить ему свое и
его счастье. Она готовилась од на встретить его и рад овалась этой мысли, и робела, и
стыд илась, и сама не знала, что она сд елает. Она слышала его шаги и голос и жд ала за
д верью, пока уйд ет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не д умая, не
спрашивая себя, как и что, под ошла к нему и сд елала то, что она сд елала.
— Пойд емте к мама! — сказала она,взяв его за руку. Он д олго не мог ничего сказать, не
столько потому, что он боялся словом испортить высоту своего чувства, сколько потому,
что кажд ый раз, как он хотел сказать что-нибуд ь, вместо слов, он чувствовал, что у него
вырвутся слезы счастья. Он взял ее руку и поцеловал.
— Неужели это правд а? — сказал он, наконец, глухим голосом. — Я не могу верить, что
ты любишь меня!
Она улыбнулась этому «ты» и той робости, с которою он взглянул на нее.
— Да! — значительно, мед ленно проговорила она. — Я так счастлива!
Она, не выпуская руки его, вошла в гостиную. Княгиня, увид ав их, зад ышала часто и
тотчас же заплакала и тотчас же засмеялась и таким энергическим шагом, какого не жд ал
Левин, под бежала к ним и, обняв голову Левину, поцеловала его и обмочила его щеки
слезами.
— Так все кончено! Я рад а. Люби ее. Я рад а… Кити!
— Скоро устроились! — сказал старый князь, стараясь быть равнод ушным; но Левин
заметил, что глаза его были влажны, когд а он обратился к нему.
— Я д авно, всегд а этого желал! — сказал он, взяв за руку Левина и притягивая его к
себе. — Я еще тогд а, когд а эта ветреница взд умала…
— Папа! — вскрикнула Кити и закрыла ему рот руками.
— Ну, не буд у! — сказал он. — Я очень, очень… ра… Ах! как я глуп…
Он обнял Кити, поцеловал ее лицо, руку, опять лицо и перекрестил ее.
И Левина охватило новое чувство любви к этому прежд е чужд ому ему человеку,
старому князю, когд а он смотрел, как Кити д олго и нежно целовала его мясистую руку.
XVI
Княгиня сид ела в кресле молча и улыбалась; князь сел под ле нее. Кити стояла у кресла
отца, все не выпуская его руку. Все молчали.
Княгиня первая назвала все словами и перевела все мысли и чувства в вопросы жизни.
И всем од инаково странно и больно д аже это показалось в первую минуту.

— Когд а же? Над о благословить и объявить. А когд а же свад ьба? Как ты д умаешь,
Александ р?
— Вот он, — сказал старый князь, указывая на Левина, — он тут главное лицо.
— Когд а? — сказал Левин, краснея. — Завтра. Если вы меня спрашиваете, то, по-моему,
нынче благословить и завтра свад ьба.
— Ну, полно, mon cher, глупости!
— Ну, через нед елю.
— Он точно сумасшед ший.
— Нет, отчего же?
— Да помилуй! — рад остно улыбаясь этой поспешности, сказала мать. — А прид аное?
«Неужели буд ет прид аное и все это? — под умал Левин с ужасом. — А впрочем, разве
может прид аное, и благословение, и все это — разве это может испортить мое счастье?
Ничто не может испортить!» Он взглянул на Кити и заметил, что ее нисколько, нисколько
не оскорбила мысль о прид аном. «Стало быть, это нужно», — под умал он.
— Я вед ь ничего не знаю, я только сказал свое желание, — проговорил он, извиняясь.
— Так мы рассуд им. Теперь можно благословить и объявить. Это так.
Княгиня под ошла к мужу, поцеловала его и хотела ид ти; но он уд ержал ее, обнял и
нежно, как молод ой влюбленный, несколько раз,улыбаясь, поцеловал ее. Старики,
очевид но, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены, или
только д очь их. Когд а князь с княгиней вышли, Левин под ошел к своей невесте и взял ее
за руку. Он теперь овлад ел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но
он сказал совсем не то, что нужно было.
— Как я знал, что это так буд ет! Я никогд а не над еялся; но в д уше я был уверен всегд а,
— сказал он. — Я верю, что это было пред назначено.
— А я? — сказала она. — Даже тогд а… — Она остановилась и опять прод олжала,
решительно гляд я на него своими правд ивыми глазами, — д аже тогд а, когд а я оттолкнула
от себя свое счастье. Я любила всегд а вас од ного, но я была увлечена. Я д олжна сказать…
Вы можете забыть это?
— Может быть, это к лучшему. Вы мне д олжны простить многое. Я д олжен сказать
вам…
Это было од но из того, что он решил сказать ей. Он решился сказать ей с первых же
д ней д ве вещи — то, что он не так чист, как она, и д ругое — что он неверующий.Это было
мучительно, но он считал, что д олжен сказать и то и д ругое.
— Нет, не теперь, после! — сказал он.
— Хорошо, после, но непременно скажите. Я не боюсь ничего. Мне нужно все знать.
Теперь кончено.
Он д осказал:
— Кончено то, что вы возьмете меня, какой бы я ни был, не откажетесь от меня? Да?
— Да, д а.
Разговор их был прерван mademoiselle Linon, которая, хотя и притворно, но нежно
улыбаясь, пришла позд равлять свою любимую воспитанницу. Еще она не вышла, как с
позд равлениями пришли слуги. Потом приехали род ные, и начался тот блаженный
сумбур, из которого Левин уже не выход ил д о д ругого д ня своей свад ьбы. Левину было
постоянно неловко, скучно, но напряжение счастья шло, все увеличиваясь. Он постоянно
чувствовал, что от него требуется многое, чего он не знает, и он д елал все, что ему
говорили, и все это д оставляло ему счастье. Он д умал, что его сватовство не буд ет иметь
ничего похожего на д ругие, что обычные условия сватовства испортят его особенное

счастье; но кончилось тем, что он д елал то же, что д ругие, и счастье его от этого только
увеличивалось и д елалось более и более особенным, не имевшим и не имеющим ничего
под обного.
— Теперь мы поед им конфет, — говорила m-lle Linon, — и Левин ехал покупать
конфеты..
Ну, очень рад — сказал Свияжский. — Я вам советую букеты брать у Фомина.
— А над о? — И он ехал к Фомину.
Брат говорил ему, что над о занять д енег, потому что буд ет много расход ов, под арки…
— А над о под арки? — И он скакал к Фульд е.
И у конд итера, и у Фомина, и у Фульд а он вид ел,что его жд али, что ему рад ы и
торжествуют его счастье так же, как и все, с кем он имел д ело в эти д ни. Необыкновенно
было то, что его все не только любили, но и все прежд е несимпатичные, холод ные,
равнод ушные люд и, восхищаясь им, покорялись ему во всем, нежно и д еликатно
обход ились с его чувством и разд еляли его убежд ение, что он был счастливейшим в мире
человеком, потому что невеста его была верх совершенства. То же самое чувствовала м
Кити. Когд а графиня Норд стон позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то
лучшего, то Кити так разгорячилась и так убед ительно д оказала, что лучше Левина ничего
не может быть на свете, что графиня Норд стон д олжна была признать это и в присутствии
Кити без улыбки восхищения уже не встречала Левина.
Объяснение, обещанное им, было од но тяжелое событие того времени. Он
посоветовался со старым князем и, получив его разрешение, перед ал Кити свой д невник, в
котором было написано то, что мучало его. Он и писал этот д невник тогд а в вид у
буд ущей невесты. Его мучали д ве вещи: — его неневинность и неверие. Признанне в
неверии прошло незамеченным. Она была религиозна, никогд а не сомневалась в истинах
религии, но его внешнее неверие д аже нисколько не затронуло ее. Она знала любовью
всю его д ушу, и в д уше его она вид ела то, чего она хотела, а что такое состояние д уши
называется быть неверующим, это ей было все равно. Другое же признание заставило ее
горько плакать.
Левин не без внутренней борьбы перед ал ей свой д невник. Он знал, что межд у им и
ею не может и не д олжно быть тайн, и потому он решил, что так д олжно; но он не д ал
себе отчета о том, как это может под ействовать, он не перенесся в нее. Только когд а в
этот вечер он приехал к ним пред театром, вошел в ее комнату и увид ал заплаканное,
несчастное от непоправимого, им произвед енного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту
пучину, которая отд еляла его позорное прошед шее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся
тому, что он сд елал.
— Возьмите, возьмите эти ужасные книги! — сказала она, отталкивая лежавшие пред
ней на столе тетрад и. — Зачем вы д али их мне!.. Нет, все-таки лучше, — прибавила она,
сжалившись над его отчаянным лицом. — Но это ужасно, ужасно!
Он опустил голову и молчал. Он ничего не мог сказать.
— Вы не простите меня, — прошептал он.
— Нет, я простила, но это ужасно!
Од нако счастье его было так велико, что это признание не нарушило его, а прид ало
ему только новый оттенок. Она простила его; но с тех пор он еще более считал себя
нед остойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое
незаслуженное счастье.

XVII
Невольно перебирая в своем воспоминании впечатление разговоров, вед енных во
время и после обед а, Алексей Александ рович возвращался в свой од инокий нумер. Слова
Дарьи Александ ровны о прощении произвели в нем только д осад у. Приложение или
неприложение христианского правила к своему случаю был вопрос слишком труд ный, о
котором нельзя было говорить слегка, и вопрос этот был уже д авно решен Алексеем
Александ ровичем отрицательно. Из всего сказанного наиболее запали в его воображение
слова глупого, д оброго Туровцына: — молод ецки поступил; вызвал на д уэль и убил. Все,
очевид но, сочувствовали этому, хотя из учтивости и не высказали этого.
«Впрочем, это д ело кончено, нечего д умать об этом», — сказал себе Алексей
Александ рович. И, д умая только о пред стоящем отъезд е и д еле ревизии, он вошел в свой
нумер и спросил у провожавшего швейцара, гд е его лакей; швейцар сказал, что лакей
только что вышел. Алексей Александ рович велел себе под ать чаю, сел к столу и, взяв
Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
— Две телеграммы, — сказал вернувшийся лакей. вход я в комнату. — Извините, ваше
превосход ительство, я только что вышел.
Алексей Александ рович взял телеграммы и распечатал. Первая телеграмма было
известие о назначении Стремова на то самое место, которого желал Каренин. Алексей
Александ рович бросил д епешу и, покраснев, встал и стал холить по комнате. «Quos vult
perdere dementat», — сказал он, разумея под quos те лица, которые сод ействовали этому
назначению. Ему не то было д осад но, что не он получил это место, что его, очевид но,
обошли; но ему непонятно, уд ивительно было, как они не вид али, что болтун, фразер
Стремов менее всякого д ругого способен к этому. Как они не вид али, что они губили
себя, свой prestige этим назначением!
«Что-нибуд ь еще в этом род е», — сказал он себе желчно, открывая вторую д епешу.
Телеграмма была от жены. Под пись ее синим каранд ашом, «Анна», первая бросилась ему в
глаза. «Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее», — прочел он. Он
презрительно улыбнулся и бросил телеграмму. Что это был обман и хитрость, в этом, как
ему казалось в первую минуту, не могло быть никакого сомнения.
«Нет обмана, пред которым она бы остановилась. Она д олжна род ить. Может быть,
болезнь род ов. Но какая же их цель? Узаконить ребенка, компрометировать меня и
помешать развод у, — д умал он. — Но что-то там сказано: — умираю…» Он перечел
телеграмму; и вд руг прямой смысл того, что было сказано в ней, поразил его. «А если это
правд а? — сказал он себе. — Если правд а, что в минуту страд аний и близости смерти она
искренно раскаивается, и я, приняв это за обман, откажусь приехать? Это буд ет не только
жестоко, и все осуд ят меня, но это буд ет глупо с моей стороны».
— Петр, останови карету. Я ед у в Петербург, — сказал он лакею.
Алексей Александ рович решил, что поед ет в Петербург и увид ит жену. Если ее
болезнь есть обман, то он промолчит и уед ет. Если она д ействительно больна, при смерти
и желает его вид еть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отд аст
послед ний д олг, если приед ет слишком позд но.
Всю д орогу он не д умал больше о том, что ему д елать.
С чувством усталости и нечистоты, производ имым ночью в вагоне, в раннем тумане
Петербурга Алексей Александ рович ехал по пустынному Невскому и гляд ел пред собою,
не д умая о том, что ожид ало его. Он не мог д умать об этом, потому что, пред ставляя себе
то, что буд ет, он не мог отогнать пред положения о том, что смерть ее развяжет сразу всю
труд ность его положения. Хлебники, лавки запертые, ночные извозчики, д ворники,

метущие тротуары, мелькали в его глазах, и он наблюд ал все это, стараясь заглушить в
себе мысль о том, что ожид ает его и чего он не смеет желать и все-таки желает. Он
под ъехал к крыльцу. Извозчик и карета со спящим кучером стояли у под ъезд а. Вход я в
сени, Алексей Александ рович как бы д остал из д альнего угла своего мозга решение и
справился с ним. Там значилось: — «Если обман, то презрение спокойное, и уехать. Если
правд а, то соблюсти приличия».
Швейцар отворил д верь еще прежд е, чем Алексей Александ рович позвонил. Швейцар
Петров, иначе Капитоныч, имел странный вид в старом сюртуке, без галстука и в туфлях.
— Что барыня?
— Вчера разрешились благополучно.
Алексей Александ рович остановился и поблед нел. Он ясно понял теперь, с какой
силой он желал ее смерти.
— А зд оровье?
Корней в утреннем фартуке сбежал с лестницы.
— Очень плохи, — ответил он. — Вчера был д окторский съезд , и теперь д октор зд есь.
— Возьми вещи, — сказал Алексей Александ рович, и, испытывая некоторое
облегчение от известия, что есть все-таки над ежд а смерти, он вошел в перед нюю.
На вешалке было военное пальто. Алексей Александ рович заметил это и спросил:
— Кто зд есь?
— Доктор, акушерка и граф Вронский.
Алексей Александ рович прошел во внутренние комнаты.
В гостиной никого не было; из ее кабинета на звук его шагов вышла акушерка в чепце
с лиловыми лентами.
Она под ошла к Алексею Александ ровичу и с фамильярностью близости смерти, взяв
его за руку, повела в спальню.
— Слава богу, что вы приехали! Только об вас и об вас, — сказала она.
— Дайте же льд у скорее! — сказал из спальни повелительный голос д октора.
Алексей Александ рович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком
стуле сид ел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос д октора, отнял
руки от лица и увид ал Алексея Александ ровича. Увид ав мужа, он так смутился, что опять
сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куд а-нибуд ь; но он сд елал усилие
над собой, под нялся и сказал:
— Она умирает. Доктора сказали, что нет над ежд ы. Я весь в вашей власти, но позвольте
мне быть тут… впрочем, я в вашей воле, я при…
Алексей Александ рович, увид ав слезы Вронского, почувствовал прилив того
д ушевного расстройства, которое производ ил в нем вид страд аний д ругих люд ей, и,
отворачивая лицо, он, не д ослушав его слов, поспешно пошел к д вери. Из спальни
слышался голос Анны, говорившей что-то. Голос ее был веселый, оживленный, с
чрезвычайно опред еленными интонациями. Алексей Александ рович вошел в спальню и
под ошел к кровати. Она лежала, повернувшись лицом к нему. Щеки рд ели румянцем, глаза
блестели, маленькие белые руки, высовываясь из манжет кофты, играли, перевивая его,
углом од еяла. Казалось, она была не только зд орова и свежа, но в наилучшем
расположении д уха. Она говорила скоро, звучно и с необыкновенно правильными и
прочувствованными интонациями.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александ ровича (какая странная,
ужасная суд ьба, что оба Алексеи, не правд а ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла,
он бы простил… Да что ж он не ед ет? Он д обр, он сам не знает, как он д обр. Ах, боже мой,

какая тоска! Дайте мне поскорее, поскорее вод ы! Ах, это ей, д евочке моей, буд ет вред но!
Ну, хорошо, ну д айте ей кормилицу. Ну, я согласна, это д аже лучше. Он приед ет, ему
больно буд ет вид еть ее. Отд айте ее.
— Анна Аркад ьевна, он приехал. Вот он! — говорила акушерка, стараясь обратить на
Алексея Александ ровича ее внимание.
— Ах, какой взд ор! — прод олжала Анна, не вид я мужа. — Да д айте мне ее, д евочку,
д айте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его.
Никто не знал. Од на я, и то мне тяжело стало. Его глаза, над о знать, у Сережи точно такие
же, и я их вид еть не могу от этого. Дали ли Сереже обед ать? Вед ь я знаю, все забуд ут. Он
бы не забыл. Над о Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Вд руг она сжалась, затихла и с испугом, как буд то ожид ая уд ара, как буд то защищаясь,
под няла руки к лицу. Она увид ала мужа.
— Нету нет, — заговорила она, — я не боюсь его, я боюсь смерти. Алексей, под ойд и
сюд а. Я тороплюсь оттого, что мне некогд а, мне осталось жить немного, сейчас начнется
жар, и я ничего уж не пойму. Теперь я понимаю, и все понимаю, я все вижу.
Сморщенное лицо Алексея Александ ровича приняло страд альческое выражение; он
взял ее за руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его
д рожала, но он все еще боролся с своим волнением и только изред ка взгляд ывал на нее. И
кажд ый раз, как он взгляд ывал, он вид ел глаза ее, которые смотрели на него с такою
умиленною и восторженною нежностью, какой он никогд а не вид ал в них.
— Под ожд и, ты не знаешь… Постойте, постойте… — она остановилась, как бы
собираясь с мыслями. — Да, начинала она. — Да, д а, д а. Вот что я хотела сказать. Не
уд ивляйся на меня. Я все та же… Но во мне есть д ругая, я ее боюсь — она полюбила того,
и я хотела возненавид еть тебя и не могла забыть про ту, которая была прежд е. Та не я.
Теперь я настоящая, я вся. Я теперь умираю, я знаю, что умру, спроси у него. Я и теперь
чувствую, вот они, пуд ы на руках, на ногах, на пальцах. Пальцы вот какие — огромные! Но
это все скоро кончится… Од но мне нужно: — ты прости меня, прости совсем! Я ужасна,
но мне няня говорила: — святая мученица — как ее звали? — она хуже была. И я поед у в
Рим, там пустыня, и тогд а я никому не буд у мешать, только Сережу возьму и д евочку…
Нет, ты не можешь простить! Я знаю, этого нельзя простить! Нет, нет, уйд и, ты слишком
хорош! — Она д ержала од ною горячею рукой его руку, д ругою отталкивала его.
Душевное расстройство Алексея Александ ровича все усиливалось и д ошло теперь д о
такой степени, что он уже перестал бороться с ним; он вд руг почувствовал, что то, что он
считал д ушевным расстройством, было, напротив, блаженное состояние д уши, д авшее ему
вд руг новое, никогд а не испытанное им счастье. Он не д умал, что тот христианский закон,
которому он всю жизнь свою хотел след овать, пред писывал ему прощать и любить своих
врагов; но рад остное чувство любви и прощения к врагам наполняло его д ушу. Он стоял
на коленах и, положив голову на сгиб ее руки, которая жгла его огнем через кофту, рыд ал,
как ребенок. Она обняла его плешивеющую голову, под винулась к нему и с вызывающею
горд остью под няла кверху глаза.
— Вот он, я знала! Теперь прощайте все, прощайте!.. Опять они пришли, отчего они не
выход ят?.. Да снимите же с меня эти шубы!
Доктор отнял ее руки, осторожно положил ее на под ушку и накрыл с плечами. Она
покорно легла навзничь и смотрела пред собой сияющим взгляд ом.
— Помни од но, что мне нужно было од но прощение, и ничего больше я не хочу…
Отчего ж он не прид ет? — заговорила она, обращаясь в д верь к Вронскому. — Под ойд и,
под ойд и! Под ай ему руку.

Вронский под ошел к краю кровати и, увид ав ее, опять закрыл лицо руками.
— Открой лицо, смотри на него. Он святой, — сказала она. — Да открой, открой лицо!
— серд ито заговорила она. — Алексей Александ рович, открой ему лицо! Я хочу его
вид еть.
Алексей Александ рович взял руки Вронского и отвел их от лица, ужасного по
выражению страд ания и стыд а, которые были на нем.
— Под ай ему руку. Прости его.
Алексей Александ рович под ал ему руку, не уд ерживая слез, которые лились из его
глаз.
— Слава богу, слава богу, — заговорила она, — теперь все готово. Только немножко
вытянуть ноги. Вот так, вот прекрасно. Как эти цветы сд еланы без вкуса, совсем не похоже
на фиалку, — говорила она, указывая на обои. — Боже мой, боже мой! Когд а это кончится?
Дайте мне морфину. Доктор! д айте же морфину. Боже мой, боже мой!
И она заметалась на постели.
Доктор и д октора говорили, что это была род ильная горячка, в которой из ста было 99,
что кончится смертью. Весь д ень был жар, бред и беспамятство. К полночи больная
лежала без чувств и почти без пульса.
Жд али конца кажд ую минуту.
Вронский уехал д омой, но утром он приехал узнать, и Алексей Александ рович,
встретив его в перед ней, сказал:
— Оставайтесь, может быть, она спросит вас, — и сам провел его в кабинет жены.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось
беспамятством. На третий д ень было то же, и д октора сказали, что есть над ежд а. В этот
д ень Алексей Александ рович вышел в кабинет, гд е сид ел Вронский, и, заперев д верь, сел
против него.
— Алексей Александ рович, — сказал Вронский, чувствуя, что приближается
объяснение, — я не могу говорить, не могу понимать. Пощад ите меня! Как вам ни тяжело,
поверьте, что мне еще ужаснее.
Он хотел встать. Но Алексей Александ рович взял его руку и сказал:
— Я прошу вас выслушать меня, это необход имо. Я д олжен вам объяснить свои
чувства, те, которые руковод или мной и буд ут руковод ить, чтобы вы не заблужд ались
относительно меня. Вы знаете, что я решился на развод и д аже начал это д ело. Не скрою
от вас, что, начиная д ело, я был в нерешительности, я мучался; признаюсь вам, что
желание мстить вам и ей преслед овало меня. Когд а я получил телеграмму, я поехал сюд а
с теми же чувствами, скажу больше: — я желал ее смерти. Но… — он помолчал в разд умье,
открыть ли, или не открыть ему свое чувство. — Но я увид ел ее и простил. И счастье
прощения открыло мне мою обязанность. Я простил совершенно. Я хочу под ставить
д ругую щеку, я хочу отд ать рубаху, когд а у меня берут кафтан, и молю бога только о том,
чтоб он не отнял у меня счастье прощения! — Слезы стояли в его глазах, и светлый,
спокойный взгляд их поразил Вронского. — Вот мое положение. Вы можете затоптать
меня в грязь, сд елать посмешищем света, я не покину ее и никогд а слова упрека не скажу
вам, — прод олжал он. — Моя обязанность ясно начертана д ля меня: — я д олжен быть с
ней и буд у. Если она пожелает вас вид еть, я д ам вам знать, но теперь, я полагаю, вам
лучше уд алиться.
Он встал, и рыд анья прервали его речь. Вронский тоже под нялся и в нагнутом,
невыпрямленном состоянии испод лобья гляд ел на него. Он не понимал чувства Алексея
Александ ровича. Но он чувствовал, что это было что-то высшее и д аже нед оступное ему в

его мировоззрении.
XVIII
После разговора своего с Алексеем Александ ровичем Вронский вышел на крыльцо
д ома Карениных и остановился, с труд ом вспоминая, гд е он и куд а ему над о нд ти или
ехать. Он чувствовал себя пристыженным, униженным, виноватым и лишенным
возможности смыть свое унижение. Он чувствовал себя выбитым из той колеи, по
которой он так горд о и легко шел д о сих пор. Все, казавшиеся столь тверд ыми, привычки
и уставы его жизни вд руг оказались ложными и неприложимыми. Муж, обманутый муж,
пред ставлявшийся д о сих пор жалким существом, случайною и несколько комическою
помехой его счастью, вд руг ею же самой был вызван, вознесен на внушающую
под обострастие высоту, и этот муж явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не
смешным, но д обрым, простым и величественным. Этого не мог не чувствовать Вронский.
Роли вд руг изменились. Вронский чувствовал его высоту и свое унижение, его правоту и
свою неправд у. Он почувствовал, что муж был великод ушен и в своем горе, а он низок,
мелочен в своем обмане. Но это сознание своей низости пред тем человеком, которого он
несправед ливо презирал, составляло только малую часть его горя. Он чувствовал себя
невыразимо несчастным теперь оттого, что страсть его к Анне, которая охлажд алась, ему
казалось, в послед нее время, теперь, когд а он знал, что навсегд а потерял ее, стала сильнее,
чем была когд а-нибуд ь. Он увид ал ее всю во время ее болезни, узнал ее д ушу, и ему
казалось, что он никогд а д о тех пор не любил ее. И теперь-то, когд а он узнал ее, полюбил,
как д олжно было любить, он был унижен пред нею и потерял ее навсегд а, оставив в ней о
себе од но постыд ное воспоминание. Ужаснее же всего было то смешное, постыд ное
положение его, когд а Алексей Александ рович отд ирал ему руки от его пристыженного
лица. Он стоял на крыльце д ома Карениных как потерянный и не знал, что д елать.
— Извозчика прикажете? — спросил швейцар.
— Да, извозчика.
Вернувшись д омой после трех бессонных ночей, Вронский, не разд еваясь, лег ничком
на д иван, сложив руки и положив на них голову. Голова его была тяжела. Пред ставления,
воспоминания и мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись
од на д ругою: — то это было лекарство, которое он наливал больной и перелил через
ложку, то белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александ ровича на полу
пред кроватью.
«Заснуть! Забыть!» — сказал он себе, со спокойною уверенностью зд орового человека в
том, что если он устал и хочет спать, то сейчас же и заснет. И д ействительно, в то же
мгновение в голове стало путаться, и он стал проваливаться в пропасть забвения. Волны
моря бессознательной жизни стали уже сход иться над его головой, как вд руг, — точно
сильнейший заряд электричества был разряжен в него, — он взд рогнул так, что всем
телом под прыгнул на пружинах д ивана и, упершись руками, с испугом вскочил на колени.
Глаза его были широко открыты, как буд то он никогд а не спал. Тяжесть головы и вялость
членов, которые он испытывал за минуту, вд руг исчезли.
«Вы можете затоптать в грязь», — слышал он слова Алексея Александ ровича и вид ел
его пред собой, и вид ел с горячечным румянцем и блестящими глазами лицо Анны, с
нежностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексея Александ ровича; он вид ел
свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, когд а Алексей Александ рович отнял
ему от лица руки. Он опять вытянул ноги и бросился на д иван в прежней позе и закрыл

глаза.
«Заснуть! заснуть!» — повторил он себе. Но с закрытыми глазами он еще яснее вид ел
лицо Анны таким, какое оно было в памятный ему вечер д о скачек.
— Этого нет и не буд ет, и она желает стереть это из своего воспоминания. А я не могу
жить без этого. Как же нам помириться, как же нам помириться? — сказал он вслух и
бессознательно стал повторять эти слова. Это повторение слов уд ерживало
возникновение новых образов и воспоминаний, которые, он чувствовал, толпились в его
голове. Но повторение слов уд ержало воображение ненад олго. Опять од на за д ругой стали
пред ставляться с чрезвычайною быстротой лучшие минуты и вместе с ними нед авнее
унижение. «Отними руки», — говорит голос Анны. Он отнимает руки и чувствует
пристыженное и глупое выражение своего лица.
Он все лежал, стараясь заснуть, хотя чувствовал, что не было ни малейшей над ежд ы, и
все повторял шепотом случайные слова из какой-нибуд ь мысли, желая этим уд ержать
возникновение новых образов. Он прислушался — и услыхал странным, сумасшед шим
шепотом повторяемые слова: — «Не умел ценить, не умел пользоваться; не умел ценить,
не умел пользоваться».
«Что это? или я с ума схожу? — сказал он себе. — Может быть. Отчего же и сход ят с
ума, отчего же и стреляются?» — ответил он сам себе и, открыв глаза, с уд ивлением
увид ел под ле своей головы шитую под ушку работы Вари, жены брата. Он потрогал кисть
под ушки и попытался вспомнить о Варе, о том, когд а он вид ел ее послед ний раз. Но
д умать о чем-нибуд ь постороннем было мучительно. «Нет, над о заснуть!» Он под винул
под ушку и прижался к ней головой, но над о было д елать усилие, чтобы д ержать глаза
закрытыми. Он вскочил и сел. «Это кончено д ля меня, — сказал он себе. — Над о обд умать,
что д елать. Что осталось?» Мысль его быстро обежала жизнь вне его любви к Анне.
«Честолюбие? Серпуховской? Свет? Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Все это
имело смысл прежд е, но теперь ничего этого уже не было. Он встал с д ивана, снял сюртук,
выпустил ремень и, открыв мохнатую груд ь, чтобы д ышать свобод нее, прошелся по
комнате. «Так сход ят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыд но»,
— д обавил он мед ленно.
Он под ошел к д вери и затворил ее; потом с остановившимся взгляд ом и со Что, суд арь,
к Николаю Ивановичу Свияжскому ед ете? Тоже к нам заезжают, — перевернул на
заряженный ствол и зад умался. Минуты д ве, опустив голову с выражением напряженного
усилия мысли, стоял он с револьвером в руках непод вижно и д умал. «Разумеется», —
сказал он себе, как буд то логический, прод олжительный и ясный ход мысли привел его к
несомненному заключению. В д ействительности же это убед ительное д ля него
«разумеется» было только послед ствием повторения точно такого же круга
воспоминаний и пред ставлений, чрез который он прошел уже д есятки раз в этот час
времени. Те же были воспоминания счастья, навсегд а потерянного, то же пред ставление
бессмысленности всего пред стоящего в жизни, то же сознание своего унижения. Та же
была и послед овательность этих пред ставлений и чувств.
«Разумеется», — повторил он, когд а в третий раз мысль его направилась опять по тому
же самому заколд ованному кругу воспоминаний и мыслей, и, приложив револьвер к левой
стороне груд и и сильно д ернувшись всей рукой, как бы вд руг сжимая ее в кулак, он
потянул за гашетку. Он не слыхал звука выстрела, но сильный уд ар в груд ь сбил его с ног.
Он хотел уд ержаться за край стола, уронил револьвер, пошатнулся и сел на землю,
уд ивленно огляд ываясь вокруг себя. Он не узнавал своей комнаты, гляд я снизу на
выгнутые ножки стола, на корзинку д ля бумаг и тигровую шкуру. Быстрые скрипящие

шаги слуги, шед шего по гостиной, заставили его опомниться. Он сд елал усилие мысли и
понял, что он на полу, и, увид ав кровь на тигровой шкуре и у себя на руке, понял, что он
стрелялся.
— Глупо! Не попал, — проговорил он, шаря рукой за револьвером. Револьвер был под ле
него, — он искал д альше. Прод олжая искать, он потянулся в д ругую сторону и, не в силах
уд ержать равновесие, упал, истекая кровью.
Элегантный слуга с бакенбард ами, неод нократно жаловавшийся своим знакомым на
слабость своих нерв, так испугался, увид ав лежавшего на полу господ ина, что оставил его
истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью
трех явившихся д окторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в
од но время, уложила раненого на постель и осталась у него ход ить за ним.
XIX
Ошибка, сд еланная Алексеем Александ ровичем в том, что он, готовясь на свид ание с
женой, не обд умал той случайности, что раскаяние ее буд ет искренно и он простит, а она
не умрет, — эта ошибка через д ва месяца после его возвращения из Москвы пред ставилась
ему во всей своей силе. Но ошибка, сд еланная им, произошла не оттого только, что он не
обд умал этой случайности, а оттого тоже, что он д о этого д ня свид ания с умирающею
женой не знал своего серд ца. Он у постели больной жены в первый раз в жизни отд ался
тому чувству умиленного сострад ания, которое в нем вызывали страд ания д ругих люд ей и
которого он прежд е стыд ился, как вред ной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том,
что он желал ее смерти, и, главное, самая рад ость прощения сд елали то, что он вд руг
почувствовал не только утоление своих страд аний, но и д ушевное спокойствие, которого
он никогд а прежд е не испытывал. Он вд руг почувствовал, что то самое, что было
источником его страд аний, стало источником его д уховной рад ости, то, что казалось
неразрешимым, когд а он осужд ал, упрекал и ненавид ел, стало просто и ясно, когд а он
прощал и любил.
Он простил жену и жалел ее за ее страд ания и раскаяние. Он простил Вронскому и
жалел его, особенно после того, как д о него д ошли слухи об его отчаянном поступке. Он
жалел и сына больше, чем прежд е, и упрекал себя теперь за то, что слишком мало
занимался им. Но к новорожд енной маленькой д евочке он испытывал какое-то особенное
чувство не только жалости, но и нежности. Сначала он из од ного чувства сострад ания
занялся тою новорожд енною слабенькою д евочкой, которая не была его д очь и которая
была заброшена во время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней не
позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее. Он по нескольку раз в д ень ход ил в
д етскую и под олгу сиживал там, так что кормилица и няня, сперва робевшие пред ним,
привыкли к нему. Он иногд а по получасу молча гляд ел на спящее шафранно-красное,
пушистое и сморщенное личико ребенка и наблюд ал за д вижениями хмурящегося лба и за
пухлыми ручонками с под вернутыми пальцами, которые зад ом лад оней терли глазенки и
переносицу. В такие минуты в особенности Алексей Александ рович чувствовал себя
совершенно спокойным и согласным с собой и не вид ел в своем положении ничего
необыкновенного, ничего такого, что бы нужно было изменить.
Но чем более проход ило времени, тем яснее он вид ел, что, как ни естественно теперь
д ля него это положение, его не д опустят оставаться в нем. Он чувствовал, что, кроме
благой д уховной силы, руковод ившей его д ушой, была д ругая, грубая, столь же или еще
более властная сила, которая руковод ила его жизнью, и что эта сила не д аст ему того

смиренного спокойствия, которого он желал. Он чувствовал, что все смотрели на него с
вопросительным уд ивлением, что не понимали его и ожид али от него чего-то. В
особенности он чувствовал непрочность и неестественность своих отношений с женою.
Когд а прошло то размягченье, произвед енное в ней близостью смерти, Алексей
Александ рович стал замечать, что Анна боялась его, тяготилась им и не могла смотреть
ему прямо в глаза. Она как буд то что-то хотела и не решалась сказать ему и, тоже как бы
пред чувствуя, что их отношения не могут прод олжаться, чего-то ожид ала от него.
В конце февраля случилось, что новорожд енная д очь Анны, названная тоже Анной,
заболела. Алексей Александ рович был утром в д етской и, распоряд ившись послать за
д октором, поехал в министерство. Окончив свои д ела, он вернулся д омой в четвертом
часу. Войд я в перед нюю, он увид ал красавца лакея в галунах и мед вежьей пелеринке,
д ержавшего белую ротонд у из американской собаки.
— Кто зд есь? — спросил Алексей Александ рович.
— Княгиня Елизавета Фед оровна Тверская, — с улыбкой, как показалось Алексею
Александ ровичу, отвечал лакей.
Во все это тяжелое время Алексей Александ рович замечал, что светские знакомые его,
особенно женщины, принимали особенное участие в нем и его жене. Он замечал во всех
этих знакомых с труд ом скрываемую рад ость чего-то, ту самую рад ость, которую он вид ел
в глазах ад воката и теперь в глазах лакея. Все как буд то были в восторге, как буд то
выд авали кого-то замуж. Когд а его встречали, то с ед ва скрываемою рад остью спрашивали
об ее зд оровье.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что
он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александ ровичу, и он пошел прямо в
д етскую. В первой д етской Сережа, лежа груд ью на столе и положив ноги на стул, рисовал
что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны
француженку, с вязаньем миньярд из сид евшая под ле мальчика, поспешно встала, присела
и д ернула Сережу.
Алексей Александ рович поглад ил рукой по волосам сына, ответил на вопрос
гувернантки о зд оровье жены и спросил о том, что сказал д октор о baby.
— Доктор сказал, что ничего опасного нет, и прописал ванны, суд арь.
— Но она все страд ает, — сказал Алексей Александ рович, прислушиваясь к крику
ребенка в сосед ней комнате.
— Я д умаю, что кормилица не год ится, суд арь, — решительно сказала англичанка.
— Отчего вы д умаете? — останавливаясь, спросил он.
— Так было у графини Поль, суд арь. Ребенка лечили, а оказалось, что просто ребенок
голод ен: — кормилица была без молока, суд арь.
Алексей Александ рович зад умался и, постояв несколько секунд , вошел в д ругую д верь.
Девочка лежала, откид ывая головку, корчась на руках кормилицы, и не хотела ни брать
пред лагаемую ей пухлую груд ь, ни замолчать, несмотря на д войное шиканье кормилицы
и няни, нагнувшейся над нею.
— Все не лучше? — сказал Алексей Александ рович.
— Очень беспокойны, — шепотом отвечала няня.
— Мисс Эд вард говорит, что, может быть, у кормилицы молока нет, — сказал он.
— Я и сама д умаю, Алексей Александ рович.
— Так что же вы не скажете?
— Кому ж сказать? Анна Аркад ьевна незд оровы все, — нед овольно сказала няня.
Няня была старая слуга д ома. И в этих простых словах ее Алексею Александ ровичу

показался намек на его положение.
Ребенок кричал еще громче, закатываясь и хрипя. Няня, махнув рукой, под ошла к нему,
взяла его с рук кормилицы и принялась укачивать на ход у.
— Над о д октора попросить осмотреть кормилицу, — сказал Алексей Александ рович.
Зд оровая на вид , наряд ная кормилица, испугавшись, что ей откажут, проговорила себе
что-то под нос и, запрятывая большую груд ь, презрительно улыбнулась над сомнением в
своей молочности. В этой улыбке Алексей Александ рович тоже нашел насмешку над
своим положением.
— Несчастный ребенок! — сказала няня, шикая на ребенка, и прод олжала ход ить.
Алексей Александ рович сел на стул и с страд ающим, унылым лицом смотрел на
ход ившую взад и вперед няню.
Когд а затихшего, наконец, ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив
под ушечку, отошла от него, Алексей Александ рович встал и, с труд ом ступая на цыпочки,
под ошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но
вд руг улыбка, д винув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так же тихо
вышел из комнаты.
В столовой он позвонил и велел вошед шему слуге послать опять за д октором. Ему
д осад но было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и в этом
расположении д осад ы на нее не хотелось ид ти к ней, не хотелось тоже и вид еть княгиню
Бетси; но жена могла уд ивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он,
сд елав усилие над собой, пошел в спальню. Под ход я по мягкому ковру к д верям, он
невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
— Если б он не уезжал, я бы поняла ваш отказ и его тоже. Но ваш муж д олжен быть
выше этого, — говорила Бетси.
— Я не д ля мужа, а д ля себя не хочу. Не говорите этого! — отвечал взволнованный
голос Анны.
— Да, но вы не можете не желать проститься с человеком, который стрелялся из-за
вас…
— От этого-то я и не хочу.
Алексей Александ рович с испуганным и виноватым выражением остановился и хотел
незаметно уйти назад . Но, разд умав, что это было бы нед остойно, он опять повернулся и,
кашлянув, пошел к спальне. Голоса замолкли, и он вошел.
Анна в сером халате, с коротко остриженными, густою щеткой вылезающими черными
волосами на круглой голове, сид ела на кушетке. Как и всегд а при вид е мужа, оживление
лица ее вд руг исчезло; она опустила голову и беспокойно оглянулась на Бетси. Бетси,
од етая по крайней послед ней мод е, в шляпе, гд е-то парившей над ее головой, как
колпачок над лампой, и в сизом платье с косыми резкими полосами на лифе с од ной
стороны и на юбке с д ругой стороны, сид ела ряд ом с Анной, прямо д ержа свой плоский
высокий стан, и, склонив голову, насмешливою улыбкой встретила Алексея
Александ ровича.
— А! — сказала она, как бы уд ивленная. — Я очень рад а, что вы д ома. Вы никуд а не
показываетесь, и я не вид ала вас со времени болезни Анны. Я все слышала — ваши заботы.
Да, вы уд ивительный муж! — сказала она с значительным и ласковым вид ом, как бы жалуя
его орд еном великод ушия за его поступок с женой.
Алексей Александ рович холод но поклонился и, поцеловав руку жены, спросил о ее
зд оровье.
— Мне кажется, лучше, — сказала она, избегая его взгляд а.

— Но у вас как буд то лихорад очный цвет лица, — сказал он, налегая на слово
«лихорад очный».
— Мы разговорились с нею слишком, — сказала Бетси, — я чувствую, что это эгоизм с
моей стороны, и я уезжаю.
Она встала, но Анна, вд руг покраснев, быстро схватила ее за руку.
— Нет, побуд ьте, пожалуйста. Мне нужно сказать вам… нет, вам, — обратилась она к
Алексею Александ ровичу, и румянец покрыл ей шею и лоб. — Я не хочу и не могу иметь
от вас ничего скрытого, — сказала она.
Алексей Александ рович потрещал пальцами и опустил голову.
— Бетси говорила, что граф Вронский желал быть у нас, чтобы проститься пред своим
отъезд ом в Ташкент. — Она не смотрела на мужа и, очевид но, торопилась высказать все,
как это ни труд но было ей. — Я сказала, что я не могу принять его.
— Вы сказали, мой д руг, что это буд ет зависеть от Алексея Александ ровича, —
поправила ее Бетси.
— Да нет, я не могу его принять, и это ни к чему не… — Она вд руг остановилась и
взглянула вопросительно на мужа (он не смотрел на нее). — Од ним словом, я не хочу…
Алексей Александ рович под винулся и хотел взять ее руку.
Первым д вижением она отд ернула свою руку от его влажной, с большими над утыми
жилами руки, которая искала ее; но, вид имо сд елав над собой усилие, пожала его руку.
— Я очень благод арю вас за ваше д оверие, но… — сказал он, с смущением и д осад ой
чувствуя, что то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсужд ать при
княгине Тверской, пред ставлявшейся ему олицетворением той грубой силы, которая
д олжна была руковод ить его жизнью в глазах света и мешала ему отд аваться своему
чувству любви и прощения. Он остановился, гляд я на княгиню Тверскую.
— Ну, прощайте, моя прелесть, — сказала Бетси, вставая. Она поцеловала Анну и вышла.
Алексей Александ рович провожал ее.
— Алексей Александ рович! Я знаю вас за истинно великод ушного человека, — сказала
Бетси, остановившись в маленькой гостиной и особенно крепко пожимая ему еще раз
руку. — Я посторонний человек, но я так люблю ее и уважаю вас, что я позволяю себе
совет. Примите его. Алексей есть олицетворенная честь, и он уезжает в Ташкент.
— Благод арю вас, княгиня, за ваше участие и советы. Но вопрос о том, может ли, или не
может жена принять кого-нибуд ь, она решит сама.
Он сказал это, по привычке с д остоинством припод няв брови, и тотчас же под умал,
что, какие бы ни были слова, д остоинства не могло быть в его положении. И это он
увид ал по сд ержанной, злой и насмешливой улыбке, с которой Бетси взглянула на него
после его фразы.
XX
Алексей Александ рович поклонился Бетси в зале и пошел к жене. Она лежала, но,
услыхав его шаги, поспешно села в прежнее положение и испуганно гляд ела на него. Он
вид ел, что она плакала.
— Я очень благод арен за твое д оверие ко мне, — кротко повторил он по-русски
сказанную при Бетси по-французски фразу и сел под ле нее. Когд а он говорил по-русски и
говорил ей «ты», это «ты» неуд ержимо разд ражало Анну. — И очень благод арен за твое
решение. Я тоже полагаю, что, так как он ед ет,то и нет никакой над обности графу
Вронскому приезжать сюд а. Впрочем…

— Да уж я сказала, так что же повторять? — вд руг перебила его Анна с разд ражением,
которое она не успела уд ержать. «Никакой над обности, — под умала она, — приезжать
человеку проститься с тою женщиной, которую он любит, д ля которой хотел погибнуть и
погубить себя и которая не может жить без него. Нет никакой над обности!» Она сжала
губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими жилами, которые мед ленно
потирали од на д ругую.
— Не буд ем никогд а говорить про это, — прибавила она спокойнее.
— Я пред оставил тебе решить этот вопрос, и я очень рад вид еть… — начал было
Алексей Александ рович.
— Что мое желание сход ится с вашим, — быстро д окончила она, разд раженная тем, что
он так мед ленно говорит, межд у тем как она знает вперед все, что он скажет.
— Да, — под тверд ил он, — и княгиня Тверская совершенно неуместно вмешивается в
самые труд ные семейные д ела. В особенности она…
— Я ничему не верю, что об ней говорят, — быстро сказала Анна, — я знаю, что она
меня искренно любит.
Алексей Александ рович взд охнул и помолчал. Она тревожно играла кистями халата,
взгляд ывая на него с тем мучительным чувством физического отвращения к нему, за
которое она упрекала себя, но которого не могла преод олеть. Она теперь желала только
од ного — быть избавленною от его постылого присутствия.
— А я сейчас послал за д октором, — сказал Алексей Александ рович.
— Я зд орова; зачем мне д октора?
— Нет, маленькая кричит, и, говорят, у кормилицы молока мало.
— Для чего же ты не позволил мне кормить, когд а я умоляла об этом? Все равно
(Алексей Александ рович понял, что значило это «все равно»), она ребенок, и его уморят.
— Она позвонила и велела принести ребенка. — Я просила кормить, мне не позволили, а
теперь меня же упрекают.
— Я не упрекаю…
— Нет, вы упрекаете! Боже мой! зачем я не умерла! — И она зарыд ала. — Прости меня, я
разд ражена, я несправед лива, — сказала она, опоминаясь. — Но уйд и…
«Нет, это не может так оставаться», — решительно сказал себе Алексей
Александ рович, выйд я от жены.
Никогд а еще невозможность в глазах света его положения и ненависть к нему его
жены и вообще могущество той грубой таинственной силы, которая, вразрез с его
д ушевным настроением, руковод ила его жизнью и требовала исполнения своей воли и
изменения его отношений к жене, не пред ставлялись ему с такою очевид ностью, как
нынче. Он ясно вид ел, что весь свет и жена требовали от него чего-то, но чего именно, он
не мог понять. Он чувствовал, что за это в д уше его под нималось чувство злобы,
разрушавшее его спокойствие и всю заслугу под вига. Он считал, что д ля Анны было бы
лучше прервать сношения с Вронским, но, если они все наход ят, что это невозможно, он
готов был д аже вновь д опустить эти сношения, только бы не срамить д етей, не лишаться
их и не изменить своего положения. Как ни было это д урно, это было все-таки лучше, чем
разрыв, при котором она становилась в безвыход ное, позорное положение, а он сам
лишался всего, что любил. Но он чувствовал себя бессильным; он знал вперед , что все
против него и что его не д опустят сд елать то, что казалось ему теперь так естественно и
хорошо, а заставят сд елать то, что д урно, но им кажется д олжным.

XXI
Еще Бетси не успела выйти из залы, как Степан Аркад ьич, только что приехавший от
Елисеева, гд е были получены свежие устрицы, встретил ее в д верях.
— А! княгиня! вот приятная встреча! — заговорил он. — А я был у вас.
— Встреча на минуту, потому что я уезжаю, — сказала Бетси, улыбаясь и над евая
перчатку.
— Постойте, княгиня, над евать перчатку, д айте поцеловать вашу ручку. Ни за что я так
не благод арен возвращению старинных мод , как за целованье рук. — Он поцеловал руку
Бетси. — Когд а же увид имся?
— Вы не стóите, — отвечала Бетси улыбаясь.
— Нет, я очень стóю, потому что я стал самый серьезный человек. Я не только
устраиваю свои, но и чужие семейные д ела, — сказал он с значительным выражением
лица.
— Ах, я очень рад а! — отвечала Бетси, тотчас же поняв, что он говорит про Анну. И,
вернувшись в залу, они стали в углу. — Он уморит ее, — сказала Бетси значительным
шепотом. — Это невозможно, невозможно…
— Я очень рад , что вы так д умаете, — сказал Степан Аркад ьич, покачивая головой с
серьезным и страд альчески-сочувственным выражением лица, — я д ля этого приехал в
Петербург.
— Весь город об этом говорит, — сказала она. — Это невозможное положение. Она
тает и тает. Он не понимает, что она од на из тех женщин, которые не могут шутить
своими чувствами. Од но из д вух: — или увези он ее, энергически поступи, или д ай развод .
А это д ушит ее.
— Да, д а… именно…. — взд ыхая, говорил Облонский. — Я за тем и приехал. То есть не
собственно за тем… Меня сд елали камергером, ну, над о было благод арить. Но, главное,
над о устроить это.
— Ну, помогай вам бог! — сказала Бетси.
Провод ив княгиню Бетси д о сеней, еще раз поцеловав ее руку выше перчатки, там, гд е
бьется пульс, и наврав ей еще такого неприличного взд ору, что она уже не знала,
серд иться ли ей, или смеяться, Степан Аркад ьич пошел к сестре. Он застал ее в слезах.
Несмотря на то брызжущее весельем расположение д уха, в котором он наход ился,
Степан Аркад ьич тотчас естественно перешел в тот сочувствующий, поэтически-
возбужд енный тон, который под ход ил к ее настроению. Он спросил ее о зд оровье и как
она провела утро.
— Очень, очень д урно. И д ень. и утро, и все прошед шие и буд ущие д ни, — сказала она.
— Мне кажется, ты под д аешься мрачности. Над о встряхнуться, над о прямо взглянуть
на жизнь. Я знаю, что тяжело, но…
— Я слыхала, что женщины любят люд ей д аже за их пороки, — вд руг начала Анна, —
но я ненавижу его за его д оброд етель. Я не могу жить с ним. Ты пойми, его вид
физически д ействует на меня, я выхожу из себя. Я не могу, не могу жить с ним. Что же мне
д елать? Я была несчастлива и д умала, что нельзя быть несчастнее, но того ужасного
состояния, которое теперь испытываю, я не могла себе пред ставить. Ты поверишь ли, что
я, зная, что он д обрый, превосход ный человек, что я ногтя его не стою, я все-таки
ненавижу его. Я ненавижу его за его великод ушие. И мне ничего не остается, кроме…
Она хотела сказать смерти, но Степан Аркад ьич не д ал ей д оговорить.
— Ты больна и разд ражена, — сказал он, — поверь, что ты преувеличиваешь ужасно.
Тут нет ничего такого страшного.

И Степан Аркад ьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркад ьича, имея д ело с
таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его
улыбке было так много д оброты и почти женской нежности,что улыбка его не
оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные речи и улыбки
д ействовали смягчающе успокоительно, как минд альное масло. И Анна скоро
почувствовала это.
— Нет, Стива, — сказала она. — Я погибла, погибла! Хуже чем погибла. Я еще не
погибла, я не могу сказать, что все кончено, напротив, я чувствую, что не кончено. Я —
как натянутая струна, которая д олжна лопнуть. Но еще не кончено… и кончится страшно.
— Ничего, можно потихоньку спустить струну. Нет положения, из которого не было
бы выход а.
— Я д умала и д умала. Только од ин…
Опять он понял по ее испуганному взгляд у, что этот од ин выход , по ее мнению, есть
смерть, и он не д ал ей д оговорить.
— Нисколько, — сказал он, — позволь. Ты не можешь вид еть своего положения, как я.
Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею
минд альною улыбкой. — Я начну сначала: — ты вышла замуж за человека, который на
д вад цать лет старше тебя. Ты вышла замуж без любви или не зная любви. Это была
ошибка, положим.
— Ужасная ошибка! — сказала Анна
— Но я повторяю: — это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие
полюбить не своего мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И муж твой
признал и простил это. — Он останавливался после кажд ой фразы, ожид ая ее возражения,
но она ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: — можешь ли ты прод олжать
жить с своим мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
— Я ничего, ничего не знаю.
— Но ты сама сказала, что ты не можешь переносить его.
— Нет, я не сказала. Я отрекаюсь. Я ничего не знаю и ничего не понимаю.
— Да, но позволь…
— Ты не можешь понять. Я чувствую, что лечу головой вниз в какую-то пропасть, но я
не д олжна спасаться. И не могу.
— Ничего, мы под стелем и под хватим тебя. Я понимаю тебя, понимаю, что ты не
можешь взять на себя, чтобы высказать свое желание, свое чувство.
— Я ничего, ничего не желаю… только чтобы кончилось все.
— Но он вид ит это и знает. И разве ты д умаешь, что он не менее тебя тяготится этим?
Ты мучишься, он мучится, и что же может выйти из этого? Тогд а как развод развязывает
все, — не без усилия высказал Степан Аркад ьич главную мысль и значительно посмотрел
на нее.
Она ничего не отвечала и отрицательно покачала своею остриженною головой. Но по
выражению вд руг просиявшего прежнею красотой лица он вид ел, что она не желала этого
только потому, что это казалось ей невозможным счастьем.
— Мне вас ужасно жалко! И как бы я счастлив был, если б устроил это!сказал Степан
Аркад ьич, уже смелее улыбаясь. — Не говори, не говори ничего! Если бы бог д ал мне
только сказать так, как я чувствую. Я пойд у к нему.
Анна зад умчивыми блестящими глазами посмотрела на него и ничего не сказала.

XXII
Степан Аркад ьич с тем несколько торжественным лицом, с которым он сад ился в
пред сед ательское кресло в своем присутствии, вошел в кабинет Алексея Александ ровича.
Алексей Александ рович, заложив руки за спину, ход ил по комнате и д умал о том же, о чем
Степан Аркад ьич говорил с его женою.
— Я не мешаю тебе? — сказал Степан Аркад ьич, при вид е зятя вд руг испытывая
непривычное ему чувство смущения. Чтобы скрыть это смущение, он д остал только что
купленную с новым способом открывания папиросницу и, понюхав кожу, д остал
папироску.
— Нет. Тебе нужно что-нибуд ь? — неохотно отвечал Алексей Александ рович.
— Да, мне хотелось… мне нужно по… д а, нужно поговорить, — сказал Степан
Аркад ьич, с уд ивлением чувствуя непривычную робость.
Чувство это было так неожид анно и странно, что Степан Аркад ьич не поверил, что это
был голос совести, говоривший ему, что д урно то, что он был намерен д елать. Степан
Аркад ьич сд елал над собой усилие и поборол нашед шую на него робость.
— Над еюсь, что ты веришь в мою любовь к сестре и в искреннюю привязанность и
уважение к тебе, — сказал он, краснея.
Алексей Александ рович остановился и ничего не отвечал, но лицо его поразило
Степана Аркад ьича бывшим на нем выражением покорной жертвы.
— Я намерен был, я хотел поговорить о сестре и о вашем положении взаимном, —
сказал Степан Аркад ьич, все еще борясь с непривычною застенчивостью. Алексей
Александ рович грустно усмехнулся, посмотрел на шурина и, не отвечая, под ошел к столу,
взял с него начатое письмо и под ал шурину.
— Я не переставая д умаю о том же. И вот что я начал писать, полагая, что я лучше
скажу письменно и что мое присутствие разд ражает ее, — сказал он, под авая письмо.
Степан Аркад ьич взял письмо, с нед оумевающим уд ивлением посмотрел на тусклые
глаза, непод вижно остановившиеся на нем, и стал читать.
«Я вижу, что мое присутствие тяготит вас. Как ни тяжело мне было убед иться в этом, я
вижу, что это так и не может быть иначе. Я не виню вас, и бог мне свид етель, что я,
увид ев вас во время вашей болезни, от всей д уши решился забыть все, что было межд у
нами, и начать новую жизнь. Я не раскаиваюсь и никогд а не раскаюсь в том, что я сд елал;
но я желал од ного, вашего блага, блага вашей д уши, и теперь я вижу, что не д остиг этого.
Скажите мне вы сами, что д аст вам истинное счастье и спокойствие вашей д уши. Я
пред аюсь весь вашей воле и вашему чувству справед ливости».
Степан Аркад ьич перед ал назад письмо и с тем же нед оумением прод олжал смотреть
на зятя, не зная, что сказать. Молчание это было им обоим так неловко, что в губах
Степана Аркад ьича произошло болезненное сод рогание в то время, как он молчал, не
спуская глаз с лица Каренина.
— Вот что я хотел сказать ей, — сказал Алексей Александ рович, отвернувшись.
— Да, д а… — сказал Степан Аркад ьич, не в силах отвечать, так как слезы под ступали
ему к горлу. — Да, д а. Я понимаю вас, — наконец выговорил он.
— Я желаю знать, чего она хочет, — сказал Алексей Александ рович.
— Я боюсь, что она сама не понимает своего положения. Она не суд ья, — оправляясь,
говорил Степан Аркад ьич. — Она под авлена, именно под авлена твоим великод ушием.
Если она прочтет это письмо, она не в силах буд ет ничего сказать, она только ниже
опустит голову.
— Да, но что же в таком случае? Как объяснить… как узнать ее желание?

— Если ты позволяешь мне сказать свое мнение, то я д умаю, что от тебя зависит
указать прямо те меры, которые ты наход ишь нужными, чтобы прекратить это положение.
— След овательно, ты наход ишь, что его нужно прекратить? — перебил его Алексей
Александ рович. — Но как? — прибавил он, сд елав непривычный жест руками пред
глазами, — не вижу никакого возможного выход а.
— Во всяком положении есть выход , — сказал, вставая и оживляясь, Степан Аркад ьич.
— Было время, когд а ты хотел разорвать… Если ты убед ишься теперь, что вы не можете
сд елать взаимного счастия…
— Счастье можно различно понимать. Но положим, что я на все согласен, я ничего не
хочу. Какой же выход из нашего положения?
— Если ты хочешь знать мое мнение, — сказал Степан Аркад ьич с тою же
смягчающею, минд ально-нежною улыбкой, с которой он говорил с Анной. Добрая улыбка
была так убед ительна, что невольно Алексей Александ рович, чувствуя свою слабость и
под чиняясь ей, готов был верить тому, что скажет Степан Аркад ьич. — Она никогд а не
выскажет этого. Но од но возможно, од ного она может желать, — прод олжал Степан
Аркад ьич, — это — прекращение отношений и всех связанных с ними воспоминаний. По-
моему,в вашем положении необход имо уяснение новых взаимных отношений. И эти
отношения могут установиться только свобод ой обеих сторон.
— Развод , — с отвращением перебил Алексей Александ рович.
— Да, я полагаю, что развод . Да, развод , — краснея, повторил Степан Аркад ьич. — Это
во всех отношениях самый разумный выход д ля супругов, наход ящихся в таких
отношениях, как вы. Что же д елать, если супруги нашли, что жизнь д ля них невозможна
вместе? Это всегд а может случиться. — Алексей Александ рович тяжело взд охнул и
закрыл глаза. — Тут только од но соображение: — желает ли од ин из супругов вступить в
д ругой брак? Если нет, так это очень просто, — сказал Степан Аркад ьич, все более и более
освобожд аясь от стеснения.
Алексей Александ рович, сморщившись от волнения, проговорил что-то сам с собой и
ничего не отвечал. Все, что д ля Степана Аркад ьича оказалось так очень просто, тысячу
тысяч раз обд умывал Алексей Александ рович. И все это ему казалось не только не очень
просто, но казалось вполне невозможно. Развод , под робности которого он уже знал,
теперь казался ему невозможным, потому что чувство собственного д остоинства и
уважение к религии не позволяли ему принять на себя обвинение в фиктивном
прелюбод еянии и еще менее д опустить, чтобы жена, прощенная и любимая им, была
уличена и опозорена. Развод пред ставлялся невозможным еще и по д ругим, еще более
важным причинам.
Что буд ет с сыном в случае развод а? Оставить его с матерью было невозможно.
Развед енная мать буд ет иметь свою незаконную семью, в которой положение пасынка и
воспитание его буд ут, по всей вероятности, д урны. Оставить его с собою? Он знал, что это
было бы мщение с его стороны, а он не хотел этого. Но, кроме этого, всего невозможнее
казался развод д ля Алексея Александ ровича потому, что, согласившись на развод , он этим
самым губил Анну. Ему запало в д ушу слово, сказанное Дарьей Александ ровной в Москве,
о том, что, решаясь на развод , он д умает о себе, а не д умает, что этим он губит ее
безвозвратно. И он, связав это слово с своим прощением, с своею привязанностью к д етям,
теперь по-своему понимал его. Согласиться на развод , д ать ей свобод у значило в его
понятии отнять у себя послед нюю привязку к жизни д етей, которых он любил, а у нее —
послед нюю опору на пути д обра и ввергнуть ее в погибель. Если она буд ет развед енною
женой, он знал, что она соед инится с Вронским, и связь эта буд ет незаконная и

преступная, потому что жене, по смыслу закона церкви, не может быть брака, пока муж
жив. «Она соед инится с ним, и через год -д ва или он бросит ее, или она вступит в новую
связь, — д умал Алексей Александ рович. — И я, согласившись на незаконный развод , буд у
виновником ее погибели». Он все это обд умывал сотни раз и был убежд ен, что д ело
развод а не только не очень просто, как говорил его шурин, но совершенно невозможно.
Он не верил ни од ному слову Степана Аркад ьича, на кажд ое слово его имел тысячи
опровержений, но он слушал его, чувствуя, что его словами выражается та
могущественная грубая сила, которая руковод ит его жизнью и которой он д олжен буд ет
покориться.
— Вопрос только в том, как, на каких условиях ты согласишься сд елать развод . Она
ничего не хочет, не смеет просить тебя, она все пред оставляет твоему великод ушию.
«Боже мой! Боже мой! за что?» — под умал Алексей Александ рович, вспомнив
под робности развод а, при котором муж брал вину на себя, и тем же жестом, каким
закрывался Вронский, закрыл от стыд а лицо руками.
— Ты взволнован, я это понимаю. Но если ты обд умаешь….
«И уд арившему в правую щеку под ставь левую, и снимающему кафтан отд ай рубашку»,
— под умал Алексей Александ рович.
— Да, д а! — вскрикнул он визгливым голосом, — я беру на себя позор, отд аю д аже
сына, но… — но не лучше ли оставить это? Впрочем, д елай, что хочешь…
И он, отвернувшись от шурина, так чтобы тот не мог вид еть его, сел на стул у окна. Ему
было горько, ему было стыд но; но вместе с этим горем и стыд ом он испытывал рад ость и
умиление пред высотой своего смирения.
Степан Аркад ьич был тронут. Он помолчал.
— Алексей Александ рович, поверь мне, что она оценит твое великод ушие, сказал он.
— Но, вид но, это была воля божия, — прибавил он и, сказав это, почувствовал, что это
было глупо, и с труд ом уд ержал улыбку над своею глупостью.
Алексей Александ рович хотел что-то ответить, но слезы остановили его.
— Это несчастие роковое, и над о признать его.Я признаю это несчастие
совершившимся фактом и стараюсь помочь и ей и тебе, — сказал Степан Аркад ьич.
Когд а Степан Аркад ьич вышел из комнаты зятя, он был тронут, но это не мешало ему
быть д овольным тем, что он успешно совершил это д ело, так как он был уверен, что
Алексей Александ рович не отречется от своих слов. К этому уд овольствию
примешивалось еще и то, что ему пришла мысль, что, когд а это д ело сд елается, он жене и
близким знакомым буд ет зад авать вопрос: — «Какая разница межд у мною и госуд арем?
Госуд арь д елает развод — и никому оттого не лучше, а я сд елал развод , и троим стало
лучше… Или: — какое сход ство межд у мной и госуд арем? Когд а… Впрочем, прид умаю
лучше», — сказал он себе с улыбкой.
XXIII
Рана Вронского была опасна, хотя она и миновала серд це. И несколько д ней он
наход ился межд у жизнью и смертью. Когд а в первый раз он был в состоянии говорить,
од на Варя, жена брата, была в его комнате.
— Варя! — сказал он, строго гляд я на нее, — я выстрелил в себя нечаянно. И,
пожалуйста, никогд а не говори про это и так скажи всем. А то это слишком глупо!
Не отвечая на его слова, Варя нагнулась над ним и с рад остной улыбкой посмотрела
ему в лицо. Глаза были светлые, не лихорад очные, но выражение их было строгое.

— Ну, слава богу! — сказала она. — Не больно тебе?
— Немного зд есь. — Он указал на груд ь.
— Так д ай я перевяжу тебе.
Он, молча сжав свои широкие скулы, смотрел на нее, пока она перевязывала его. Когд а
она кончила, он сказал:
— Я не в бред у; пожалуйста, сд елай, чтобы не было разговоров о том, что я выстрелил в
себя нарочно.
— Никто и не говорит. Только над еюсь, что ты больше не буд ешь нечаянно стрелять,
— сказала она с вопросительною улыбкой.
— Должно быть, не буд у, а лучше бы было…
И он мрачно улыбнулся.
Несмотря на эти слова и улыбку, которые так испугали Варю, когд а прошло воспаление
и он стал оправляться, он почувствовал, что совершенно освобод ился от од ной части
своего горя. Он этим поступком как буд то смыл с себя стыд и унижение, которые он
прежд е испытывал. Он мог спокойно д умать теперь об Алексее Александ ровиче. Он
признавал все великод ушие его и уже не чувствовал себя униженным. Он, кроме того,
опять попал в прежнюю колею жизни. Он вид ел возможность без стыд а смотреть в глаза
люд ям и мог жить, руковод ствуясь своими привычками. Од но, чего он не мог вырвать из
своего серд ца, несмотря на то, что он не переставая боролся с этим чувством, это было
д оход ящее д о отчаяния сожаление о том, что он навсегд а потерял ее. То, что он теперь,
искупив пред мужем свою вину, д олжен был отказаться от нее и никогд а не становиться
впред ь межд у ею с ее раскаянием и ее мужем, было тверд о решено в его серд це; но он не
мог вырвать из своего серд ца сожаления о потере ее любви, не мог стереть в
воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им
были тогд а и которые во всей своей прелести преслед овали его теперь.
Серпуховской прид умал ему назначение в Ташкент, и Вронский без малейшего
колебания согласился на это пред ложение. Но чем ближе под вод ило время отъезд а, тем
тяжелее становилась ему та жертва, которую он приносил тому, что он считал д олжным.
Рана его зажила, и он уже выезжал, д елая приготовления к отъезд у в Ташкент.
«Од ин раз увид ать ее и потом зарыться, умереть», — д умал он и, д елая прощальные
визиты, высказал эту мысль Бетси. С этим посольством Бетси езд ила к Анн: — и привезла
ему отрицательный ответ.
«Тем лучше — под умал Вронский, получив это известие. — Это была слабость, которая
погубила бы мои послед ние силы».
На д ругой д ень сама Бетси утром приехала к нему и объявила, что она получила чрез
Облонского положительное известие, что Алексей Александ рович д ает развод и что
потому он может вид еть ее.
Не позаботясь д аже о том, чтобы провод ить от себя Бетси, забыв все свои решения, не
спрашивая, когд а можно, гд е муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на
лестницу, никого и ничего не вид я, и быстрым шагом, ед ва уд ерживаясь от бега, вошел в
ее комнату. И не д умая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал
покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Анна готовилась к этому свид анью, д умала о том, что она скажет ему, но она ничего из
этого не успела сказать: — его страсть охватила ее. Она хотела утишить его, утишить себя,
но уже было позд но. Его чувство сообщилось ей. Губы ее д рожали так, что д олго она не
могла ничего говорить.
— Да, ты овлад ел мною, и я твоя, — выговорила она наконец, прижимая к своей груд и

его руку.
— Так д олжно было быть! — сказал он. — Пока мы живы, это д олжно быть. Я это знаю
теперь.
— Это правд а, — говорила она, блед нея все более и более и обнимая его голову. —
Все-таки что-то ужасное есть в этом после всего, что было.
— Все пройд ет, все пройд ет, мы буд ем так счастливы! Любовь наша, если бы могла
усилиться, усилилась бы тем, что в ней есть что-то ужасное, — сказал он, под нимая голову
и открывая улыбкою свои крепкие зубы.
И она не могла не ответить улыбкой — не словам, а влюбленным глазам его. Она взяла
его руку и глад ила ею себя по похолод евшим щекам и обстриженным волосам.
— Я не узнаю тебя с этими короткими волосами. Ты так похорошела. Мальчик. Но как
ты блед на!
— Да, я очень слаба, — сказала она, улыбаясь. И губы ее опять зад рожали.
— Мы поед ем в Италию, ты поправишься, — сказал он.
— Неужели это возможно, чтобы мы были как муж с женою, од ни, своею семьей с
тобой? — сказала она, близко вгляд ываясь в его глаза.
— Меня только уд ивляло, как это могло быть когд а-нибуд ь иначе.
— Стива говорит, что он на все согласен, но я не могу принять его великод ушие, —
сказала она, зад умчиво гляд я мимо лица Вронского. — Я не хочу развод а, мне теперь все
равно. Я не знаю только, что он решит об Сереже.
Он не мог никак понять, как могла она в эту минуту свид анья д умать и помнить о
сыне, о развод е. Разве не все равно было?
— Не говори про это, не д умай, — сказал он, поворачивая ее руку в своей и стараясь
привлечь к себе ее внимание; но она все не смотрела на него.
— Ах, зачем я не умерла, лучше бы было! — сказала она, и без рыд аний слезы потекли
по обеим щекам; но она старалась улыбаться, чтобы не огорчить его.
Отказаться от лестного и опасного назначения в Ташкент, по прежним понятиям
Вронского, было бы позорно и невозможно. Но теперь, не зад умываясь ни на минуту, он
отказался от него и, заметив в высших неод обрение своего поступка, тотчас же вышел в
отставку.
Чрез месяц Алексей Александ рович остался од ин с сыном на своей квартире, а Анна с
Вронским уехала за границу, не получив развод а и решительно отказавшись от него.

жүктеу/скачать 4,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: