переезда мы выкупили там несколько участков, и у нас уже
набралась небольшая клиентская база.
Я тоже получаю гражданство.
Честного бизнеса,
конечно, нет и здесь, но думаю, что вскоре батя созреет до
того, чтобы послать свои принципы подальше.
Мне так странно ходить по улицам, по которым когда-то
ходил ты! Почти так же странно, как писать тебе эти письма,
зная, что ты никогда их не прочтёшь.
Мне очень нравится твой город, Юра. Он чем-то похож
на Москву, но в нём не
так много людей, он тише и
спокойнее. Гуляю, когда выдаётся свободная минутка, гадаю,
гулял ли ты моими маршрутами. Два месяца искал
Харьковскую консерваторию, но не нашёл. Кто же знал, что
ты называешь свою альма-матер „консерваторией“, а на
самом деле это Институт искусств Котляревского. Проходил
мимо какого-то из корпусов, слышал фортепиано.
Было такое
приятное чувство, будто это ты играешь, но одновременно я
понимал, что такого просто не могло быть. Это грустно — я
будто стал к тебе немного ближе, но при этом остался всё так
же невероятно далеко.
Знаешь, я познакомился с девушкой… Её зовут Света.
Она очень добрая и действительно светлая! Она проводила
мне экскурсию по городу и рассказала, что ваш главный
Ленин на площади
Свободы указывает пальцем на
общественный туалет. Не знаю, почему мне стало так от
этого весело, но я долго смеялся. И вспоминал, как ты в
театре разговаривал с бюстом Владимира Ильича.
Мне нравится Света: она очень позитивная и радостная.
Я ни
на что не надеюсь, понимаю, что испытываю к ней
лишь дружескую симпатию, но мне приятно находиться с
ней рядом. Может, я в неё влюблюсь?»
Юра улыбнулся — вспомнил памятник Ленину и свой родной
город. Неужели Володя в то время жил в Харькове? Действительно,
какая ирония! И каким же он глупым тогда был, этот Володя!
Сколько ему исполнилось в девяносто пятом? Двадцать восемь лет, а
он всё ещё надеялся стать нормальным! А на самом деле Володя и был