ОБРАЗ ИЗБИРАТЕЛЯ, ОТРАЖЕННЫЙ
В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТАХ
В статье на основе анализа социально-политических анекдотов предпринята попытка создать собирательный образ современного рассказчика, выражено предположение о появлении новых тенденций в самосознании носителей русской фольклорной традиции.
Ключевые слова: анекдот, мировоззрение, образ, фольклорное сознание.
Народная мудрость гласит: встречают по одежке, а провожают по уму. Это аксиома. А поскольку уровень развития интеллекта человека отражается непосредственно в его речи, то языковой «паспорт» говорящего поведает очень многое, быть может, гораздо больше, чем каждый из нас хотел бы рассказать о себе.
Возможно, политикам хочется знать: какой он, современный избиратель, что его волнует, к чему он стремится? Достаточно послушать анекдоты, и многое станет ясно. Тематика анекдотов многогранна, поэтому в рамках статьи можно отобрать лишь тексты, наиболее ярко, на наш взгляд, характеризующие взгляды россиян.
Объект рассмотрения – анекдоты из Интернета. Анекдот (от греч. anékdotos – неизданный) – устный злободневный комический рассказ-миниатюра с неожиданной концовкой. Тексты из глобальной сети, выйдя за рамки классического определения жанра, остаются фольклорными, имеющими устные варианты. Даже авторский текст, «ушедший в народ», видоизменяется, шлифуется и переходит в разряд действительно народного. Комментарии на присланные тексты имитируют непосредственное общение.
Одним из наиболее интересных видов анекдотов, которому и посвящена данная статья, является социально-политический анекдот (далее – анекдот). Он отражает несколько искаженную, но чрезвычайно ценную информацию о реакции общества на происходящие события, обнажает наиболее острые проблемы, имеющиеся в жизни государства, гиперболизирует их и высмеивает лидеров страны, партий, а также косвенно характеризует рассказчика, создавая его образ.
Отличительной чертой современного исполнительства является обращение рассказчика к советскому анекдоту. Это может быть цитирование:
№ 1. – Сегодня у нас в гостях будут гости из Америки. Я тебя попрошу, не ругай при них наши порядки.
– Ой, перестань, папа, откуда у нас порядки?! [1]
Передача основной мысли:
№ 2. – Какая разница между публичным домом и бардаком?
– Первое – это заведение, а второе – система [1].
Есть вариант:
№ 3. – Чем отличается бордель от бардака?
– Бордель – это заведение, а бардак – система [2].
«Ностальгией» пронизан следующий текст:
№ 4. Больной просит в регистратуре поликлиники записать его к врачу «уха-глаза». Ему объясняют, что есть врач «уха-горла-носа» и есть глазной врач.
– Но мне нужен врач уха-глаза! – настаивает больной.
– А на что вы жалуетесь?
– Я слышу одно, а вижу другое! [1]
Долгожительство этого анекдота не случайно. Внимательный избиратель подмечает: меняются темы «сказок», транслируемых при различных режимах, а суть ситуации – разрыв между реально существующим и декларируемым – остается неизменной.
В некоторых случаях современный исполнитель заменяет в советских анекдотах фамилии, возможно, с целью подчеркнуть свою (простого человека) незащищенность при любой власти:
№ 5. Ленин доказал, что страной может управлять народ.
Сталин доказал, что страной может управлять один человек.
Хрущев доказал, что страной может управлять любой дурак.
Брежнев доказал, что страной можно вообще не управлять [2].
Современный рассказчик более интеллигентен, т.к. исключает оскорбляющее слух подлежащее, заменяет сказуемое (возглавлять вместо управлять), тем самым подчеркивая, что закон не исполняется в стране, во главе которой − юрист:
№ 6. Сталин доказал, что Россию возглавлять может только он.
Хрущев доказал, что Россию возглавлять может не только Сталин.
Ельцин доказал, что Россию возглавлять может любой.
Медведев доказал, что Россию можно и не возглавлять [3].
Заменяться может не только фамилия действующего лица, но и название организации, что также демонстрирует преемственность и сохранение традиций в сознании рассказчика:
№ 7. – Что-то давно тебя не видно. Где ты работаешь?
– В КГБ.
– А что же вы там делаете?
– Занимаемся недовольными советской властью.
– Ха! А что, есть довольные?
– Есть, но ими занимается ОБХСС [2].
Сравним:
№ 8. Идет усталый работник ФСБ. Приятель его спрашивает:
– Чем сейчас занимаешься?
– Недовольных демократией ловлю.
– Что, их так много? Должны же быть и довольные.
– Ими налоговая полиция и МУР занимаются [4].
Как характеризует современного избирателя такой экскурс в прошлое? Безусловно, это человек зрелый, знающий историю, обладающий аналитическим умом, тот, которому за Отечество обидно. И все-таки это собирательный образ, что явственно демонстрирует следующий анекдот:
№ 9. На вопрос: «Как живешь?» предлагаются варианты ответов:
– Как на пароходе: горизонты широкие, деваться некуда, тошнит, а едешь.
– Как Ленин: не кормят и не хоронят.
– Как картошка: если зимой не съедят, то весной наверняка посадят.
– Как пуговицa: что ни день, то в петлю.
– Как в сказке: чем дальше, тем страшнее [1].
Перед нами образец протестного мышления, суть которого заключается в неспособности преодолеть конфликт, возникший между властью и рядовым гражданином. На почве разочарования, обманутых ожиданий возникает «ностальгия» – свойство человеческой памяти помнить хорошее. И на контрасте рождается анекдот.
№ 10. Возвращается демократ вечером домой. Подходит к подъезду, а там обыкновенная дверь. Небронированная. Без кода. Тем не менее, стекла в подъезде целы, внутри чисто, светло. Почуяв неладное, он подбегает к лифту и нажимает кнопку. Лифт работает! Нервничая, он поднимается на свой этаж. Там горит лампочка! Он врывается домой, а там свет горит, батареи теплые, газ на плите пылает!!! Схватившись за сердце, он падает в кресло:
– Боже мой! Неужели, коммунисты к власти вернулись? [4]
Пока господа Сванидзе и Кургинян на одном из телеканалов спорят о том, кто развалил СССР, народ уже назвал виновника:
№ 11. Утвержден новый государственный флаг Российской Федерации. Это прямоугольник, разделенный горизонтальными полосами на три поля: вверху белое, в середине голубое, внизу красное. В правом нижнем углу – логотип спонсора – флажок США [4].
Избиратель все еще помнит последние годы советской власти и то предчувствие катастрофы, которое запечатлел анекдот:
№. 12. Продавец газет выкрикивает: «Правды» нет! «Советская Россия» продана! Остались только «Гудок» да «Труд» за две копейки [5].
Кто он по профессии, рассказчик-избиратель: учитель, врач, инженер, ученый? Однозначно ответить нельзя. Одно лишь с уверенностью можно утверждать: он − представитель малообеспеченного слоя населения, того самого слоя, к которому относится подавляющее большинство населения Российской Федерации: рабочий, крестьянин, учитель, врач, инженер, ученый… Характеристика благосостояния народа отражена в следующих анекдотах:
№ 13. – У большинства россиян круглый счет в банке.
– И какой же?
– 0 [4].
№ 14. – Что такое «экономическая реформа»?
– Представь, что с тебя сняли пиджак, дали взамен жилетку и сказали: «Поздравляем с отличным пальто!» [4]
На вопрос классика «Кому на Руси жить хорошо?» отвечает анекдот:
№ 15. За прошедшие 10 лет из России за границу на заработки выехало 5670 физиков, 1349 химиков, 986 биологов и ни одного гаишника [3].
Он далеко не простак, избиратель. Видит, как на протяжении десятилетий им манипулируют те, кто стремится к власти, и придумывает «детский» анекдот:
№ 16. Сын спpашивает у отца:
– Папа! Пpавда, что сказки начинаются со слов: «Жили-были дед со стаpухой...»
– Hет, сынок. Hастоящие сказки начинаются со слов: «Если вы пpоголосуете за меня на выбоpах...» [4]
Как продолжение предыдущего текста можно воспринять следующий анекдот:
№ 17. Результаты опроса населения по поводу отношения к правительству:
– послать на… – 46%;
– послать к… – 29%;
– послать в… – 14%;
– не определились куда – 11% [4].
В какой-то момент, возможно, когда нужно платить за электричество в местах общего пользования, или за отсутствующую годами холодную воду в квартире на пятом этаже «хрущевки», или за… Да мало ли из-за чего… Терпеливый и терпимый избиратель давно уже называет свою страну «полем чудес». Но однажды и его долготерпению приходит конец, появляются не традиционные для русского фольклорного сознания анекдоты.
№ 18. Офис. Переговоры бизнесменов и банкиров. Открывается дверь, входит молодой человек.
– Можно вас перебить?
– Hет. Hам некогда.
– Это не займет много времени, у меня – «Калашников» [4].
№ 19. Президент России считает, что стране не хватает квалифицированных рабочих.
– И крепостных крестьян, – добавляют олигархи.
– И революционно настроенных матросов! – возмущается народ [3].
Трудно назвать точно процент тех, кто считает выборы спектаклем, когда все заранее распланировано, а результат заранее известен. Это не гражданская позиция. Это позиция сломленного жизненными обстоятельствами человека. Ее раскрывают соответствующие анекдоты:
№ 20. – Почему на выборах народ не идет к избирательным урнам?
– Некогда ему. В других урнах роется... [6]
№ 21. Корреспондент:
– За кого вы будете голосовать на выборах?
Mужик:
– Да зае...
Корреспондент, перебивая:
– Правильно! За «Единую Россию»! [7]
Реальная жизнь оказалась «забавнее» самой гениальной выдумки... И люди тут же запечатлели для потомков «юмористические» события современности, отразив их в неофициальных «Билетах по новейшей русской и всеобщей истории»:
№ 22.
Билет 4. Забота государства о пенсионерах. Показать на примере М.С. Горбачева, Б.Н. Ельцина.
Билет 7. Экономический подъем китайского производства в России. Показать на примере своей одежды.
Билет 10. Искоренение бесплатного обучения и бесплатной медицинской помощи в России. Повсеместный переход к обогащению врачей и учителей. Зажиточные учителя-середняки и врачи-кулаки.
Билет 12. План А.Б. Чубайса по деэлектрификации России (ДЕЭЛРО). Суть веерных отключений. Назовите леденящие душу факты [8].
Нет, не разучился наш избиратель весело, по-доброму смеяться, а жизнь «дарит» новые поводы и темы:
№ 23. О ЖКХ.
В связи с землетрясением в Японии Жириновский предложил переселить японцев в Россию. Японцы, увидев тaрифы ЖКХ, предпочли пережить землетрясение [9].
№ 24. О свободе слова.
В России вся пресса свободная. Остальная запрещена [4].
№ 25. О «Народном фронте».
– Василий Иваныч! А где пройдет линия этого самого «Народного фронта»?
– По кабинетам, Петька, по кабинетам… [10].
№ 26. Однажды к Кролику (из «Винни-Пуха») подошли и спросили:
– Что вы думаете про Бориса Николаевича Ельцина?
– Борис Николаевич Ельцин, – ответил Кролик, – грамотный стратег, оптимально выбирающий пути развития России, великолепно проявивший себя в подборе и расстановке компетентных руководителей на ключевые посты в стране и умеющий вовремя отправить их в отставку.
А что Кролик подумал на самом деле, так никто и не узнал – потому, что он был очень воспитанный... [4]
Как мы смогли убедиться, современный исполнитель анекдотов – человек образованный. Чтобы вызвать смех, он использует игру слов (№ 20, 22), омонимию (№ 9, 18), современные ассоциации, требующие дополнительных знаний: социальных (№ 4, 22), литературных (№ 26), фольклорных (№ 16, 25), исторических (№ 25) и т.д.
Мировоззрение человека складывалось под влиянием окружения: семьи, общества. Следовательно, социальные процессы и политический строй оказали непосредственное влияние на мироощущение личности. Фольклорное сознание, которое можно определить как представления человека о мире, преломляющиеся через мировоззренческо-эстетическую систему фольклора, обусловлено общим мировоззрением, является производным от него. Оно формировалось на протяжении веков. Тяжелые условия жизни побуждали русского человека искать положительные эмоции в своей душе, вырабатывать особые формы жизнеутверждения духа, которые чаще всего возникали в коллективном (фольклорном) сознании. Одной из лучших сторон русского национального характера, позволяющих приободрить человека, укрепить его дух, являлось и является чувство юмора, самоиронии.
В процессе исторического развития сложился идеал личности русского человека, для которого характерны мягкость и душевность в общении, альтруизм, коллективизм, добрый юмор, радостное восприятие жизни и своего бытия, что, безусловно, отразилось в анекдоте. Оптимизм как составная часть русского мировоззрения культивировался и культивируется в человеке с первых дней его жизни. Однако события последних двух десятилетий: распад СССР, межэтнические конфликты, проблема беженцев, чеченская война, терроризм, целый комплекс экономических проблем, среди которых потеря населением своих сбережений в результате реформ правительства Гайдара, дефолт, нищенские зарплаты, безработица, расцвет коррупции, законодательная незащищенность и многое другое − наложили определенный отпечаток на мировоззрение русского человека, которое приобрело черты агрессии. Фольклорное сознание обладает относительной самостоятельностью и не совпадает с общим мировоззрением, однако и оно начинает претерпевать изменения. В анекдотах вместо доброго юмора порой звучат нотки озлобленности.
Библиографический список
Анекдоты про СССР [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://babuin.h1.ru/anekdot/126-001.shtml.
Фоминцев, О.С. Две эпохи в зеркале советского социально-политического анекдота: «Оттепель и Застой» (конец 1950-х – первая половина 1980-х) [Электронный ресурс] / О.С. Фоминцев. – Режим доступа: http://www.bestreferat.ru/referat-164598.html.
Анекдоты про Россию : Лучшие анекдоты со всего мира : Аnekdoto.net. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.anekdoto.net/anekdoty/pro_rossiyu.html.
Анекдоты про Ельцина и Ельцинленд. Политюмор // Персональный сайт А.Л. Меллера. Движение сопротивления [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://sovnarkom.ru/yhumor1.htm.
Личный архив автора; вариант анекдота см.: http://babuin.h1.ru/anekdot/126-001.shtml.
Анекдоты про выборы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.mandat.ru/anek_choise_001_010.shtml.
Анекдоты про «Единую Россию» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://anekdoty-mix.narod.ru/anekdoti_pro_edinuyu_rossiyu/.
Анекдоты про Ельцина // Анекдоты и истории: юмористически-развлекательный портал [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.strwars.ru/anekdoty/pro_eltsina.html.
Самые свежие анекдоты [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.5ft.ru/a/70591.html.
Где пройдет линия «Народного фронта»? Анекдоты от И. Никитчука // КPRF.RU [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kprf.ru/ funny/91538.html.
© Шестакова Н.Л., 2011
Автор статьи – Наталья Львовна Шестакова, кандидат филологических наук, доцент, Омский государственный аграрный университет им. П.А. Столыпина.
Рецензент – В.А. Евдокимов, доктор политических наук, профессор, Омская гуманитарная академия.
РАЗДЕЛ 4
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 101.1:316
В.Г. Пузиков, А.Ф. Тимофеев
Омская гуманитарная академия
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ:
СОЦИАЛЬНЫЕ ПАРАМЕТРЫ И ХАРАКТЕРИСТИКИ
Человек как специфический род сущего рассмотрен через призму социальных параметров и процедуру человеческого измерения. Показано, что человеческое измерение в современном российском обществе проявляет себя в двух формах: в форме человеческого и в форме социального капитала.
Ключевые слова: человек, человеческое измерение, общество, социальные параметры и характеристики.
Человек – обособившаяся от природы особь, специфический род сущего, социальный субъект, творящий культуру и исторический процесс. Человек – целостное сплетение природных и социальных качеств, он отражает в своем сознании бесконечное многообразие окружающего мира. Человек способен заглянуть в этот мир, с которым он сросся, и увидеть истинное благо, свой образ и то, что оказывает влияние на формирование его социальной сущности.
По мнению американского экономиста А. Этциони, в современных рыночных условиях человек одновременно находится под воздействием различных факторов, в том числе экономического расчета (личной выгоды, наживы) и моральной ответственности (принципы, обязательства по формуле «честность превыше всего!»). Изучение динамики сил, которые формируют обе разновидности факторов, позволяет создать концепцию социоэкономики, когда экономика эволюционизирует на основе культуры гуманистического менеджмента, обеспечивая личностную вовлеченность работников в процесс принятия решений, в непосредственное управление. Однако политико-экономические реальности современной России свидетельствуют о том, что данная двухфакторная модель не соответствует задачам воспроизводства и совершенствования человека, ибо рыночное соперничество способствует закреплению формулы «прибыль прежде всего и любой ценой». Это вызывает повсеместное отчуждение, когда любая инновация, модернизация вызывает неприятие всех начинаний. Поэтому В.А. Ядов считает, что настоятельная необходимость снижения многообразного отчуждения личности в условиях современной реформы является важнейшим показателем модернизации. Речь идет о снятии существенных преград для участия в разнообразных формах и видах человеческой деятельности [1]. Только в таком контексте можно говорить о совершенствовании человека, о приближении к идеалу прекрасного создания.
В человеке все должно быть прекрасно: и тело (телесное), и душа (трансцендентное, но, вместе с тем, и земное), и дух (духовное – поведение и действия человека). Пожалуй, последнее и есть лицо человека, его личина, личностное. В каждом из данного триединства можно увидеть структуру, выделить ее составляющие. Так, душа состоит из думающей (голова), чувствующей (сердце) и вожделенной части (живот – органы пищеварения – и все то, что находится ниже пупка). Между тем, человек не только существо природного происхождения, но и личность, которая отражает его социальную природу и раскрывается в конкретно-предметной деятельности.
Именно благодаря участию в конкретно-предметной деятельности сам человек будет выступать как фактором личностного развития, так и фактором развития инновационного потенциала экономики России в ближайшие десятилетия. Поэтому инновационное развитие экономики как никогда прежде определяется наличием человеческого измерения. Многие люди хотят изменить свою жизнь к лучшему, проявить себя, но не могут этого сделать. Что же им мешает? Социологи выдвигают три группы барьеров, блокирующих реализацию образовательного, культурного и творческого потенциала людей в развитии общества.
Первая группа. Институциональные преграды и помехи на пути распространения инноваций. Исследования в 10 субъектах РФ показали, что их население обладает значительным культурным и креативным потенциалом, однако лишь небольшая его часть инвестируется в социально-экономическое развитие. Основными причинам такого положения являются застойные сферы функционирования региональных сообществ, которые обусловливают депрессивное состояние в той или иной сфере и регионе в целом. В институциональном плане много еще не доработано: в России до сих пор нет федерального закона об инновационной деятельности. Все это свидетельствует о том, что мы пока не имеем теоретически основанной и практически выверенной национальной инновационной системы. В итоге утвердился инновационный застой, который и сейчас доминирует в большинстве регионов. В целом по России к 2005 г. наметился некоторый рост доли инновационной продукции, но в 2009 г. он исчез под влиянием начавшегося финансово-экономического кризиса. По результирующему показателю инновационности экономики Россия по-прежнему отстает от развитых стран в 2,0–2,5 раза. На этом низком уровне обнадеживает рост доли инновационных товаров и услуг в 39 субъектах РФ. Заметно повысили инновационную активность республики Мордовия и Татарстан, Брянская, Липецкая и Свердловская области. Но в большинстве случаев это незначительный рост. В 26 субъектах снизилась доля инновационных товаров и услуг, из них в 21 регионе она и ранее была очень низкой, значит, регионы стали еще более застойными. В их число традиционно входят республики Алтай, Бурятия, Дагестан, Тыва, Хакасия, Чечня. Резко снизили долю инновационных товаров и услуг такие прежде высоко инновационные регионы, как Москва, Вологодская, Мурманская и Новгородская области [2, с. 5]. Вместе с тем, Омская область входит в первую двадцатку субъектов по росту инновационных товаров и услуг в 2010 г.
Вторая группа. Низкий уровень правопорядка в целом, устойчивое воспроизводство массовых правонарушений, несоблюдение законов и законодательных актов. Социологические опросы показывают, что уже два десятилетия самой острой для населения страны остается опасность преступности, незащищенность человека. Динамика защищенности населения страны продолжает оставаться весьма низкой, ее уровень составляет 60% (от числа опрошенных респондентов, М – 5600 чел.). Сложилась такая ситуация, когда правоохранительные органы и чиновники не столько защищают население от криминальных элементов, сколько сами служат источником опасности. Во всех опросах четко отслеживается взаимосвязь правопорядка и демократии. Россияне называют законным и демократичным только то, что может обеспечить в обществе социальный порядок. Если в результате «обеспечения прав и свобод» в обществе начинаются неуправляемые процессы, какие-то манифестации и всплески бандитизма, «такая демократия нам ни к чему». По данным опросов, лишь около 25% россиян считают, что страна уже стала правовым демократическим государством [3, с. 11]. Понятие «демократия» больше проникнуто социальным содержанием, чем политическим. Если 15–10 лет назад внешние угрозы для людей были на первом месте, то теперь они «ожидают худшего» от собственной повседневной жизни, от незащищенности, а не от внешних врагов. Алогично и неестественно, что люди страдают от низкого уровня правопорядка, дисциплинированности.
Третья группа. Отсутствие институтов саморазвития, самоуправления в региональных сообществах, в малых группах и, как следствие, низкая управляемость российского общества в целом. В особенности деградировало, несмотря на три попытки реформирования за последние 20 лет, местное самоуправление, которое оказалось неспособным выполнять свою историческую миссию – помогать саморазвитию каждого человека, самореализации его творческого потенциала. Низкое качество административного управления на местах обусловлено некомпетентностью и коррумпированностью многих чиновников, особенно среднего и высшего уровней. Это тормозит осуществление инновационных программ и вообще выполнение многих инновационных решений Правительства РФ и других органов исполнительной власти. Согласно международному индексу трансформации Россия неуклонно снижает управляемость. И без того низкий рейтинг России по эффективности управления среди 128 стран только за период с 2007 по 2009 г. понизился с 98 до 107 места [2, с. 7].
Все три группы барьеров истощают жизненные силы миллионов россиян. Многие из них пассивно отдаются во власть алкоголя или наркотиков, другие проявляют свою активность в преступной вседозволенности. Выход один: надо в корне менять базовые ценности и фундаментальные нормы жизни людей, их приоритеты. К числу важной базовой ценности людей социологи относят повседневный гуманизм, который применительно к личности формирует инициативный гуманизм. Основу повседневного гуманизма составляют ценности жизни человека и хорошие отношения в семье и с друзьями. По данным региональных опросов, ценность семьи продолжает возрастать, и за пять последних лет она поднялась с четвертого места на первое. Специфику гуманизма как повседневного феномена формирует то, что безопасность жизни человека должна обеспечиваться законом и правоохранительными органами. Повседневный гуманизм означает поддержку порядка и самодисциплины людей, которые основаны на обязательном соблюдении законов всеми гражданами. Позицию повседневного гуманизма разделяют более 75% населения России, это самая массовая, наполняющая повседневную жизнь людей позиция.
Инициативный гуманизм предполагает инициативу, предприимчивость, поиск нового в работе и жизни, креативность. Почти каждый второй россиянин разделяет в глубине своего сознания такую позицию. Это не противовес повседневному гуманизму, а дополняющий его акцент на активную деятельность человека, на инновационную составляющую в экономической жизни. Все это возвышает достоинство человека, способствует его самоутверждению. Пока инициативный гуманизм мало заметен в реальной жизни: он блокируется в застойных сферах жизнедеятельности, где «гасится» инициатива людей, где процветает коррупция и царствует бюрократизм.
В системе управления следует различать бюрократов-работников и бюрократов – носителей бюрократизма. О первых еще В.И. Ленин писал, что без хороших бюрократов нам не обойтись много лет. Вторых он характеризовал как лиц, оторванных от масс, как стоящих над массами коррумпированных лиц. Если сначала преобладали «хорошие бюрократы», то в дальнейшем все большее влияние получили носители бюрократизма в ленинском понимании. Зловещая роль бюрократии («власти конторы») в судьбах советского общества состояла не в том, что был эксплуататорский класс, а в том, что этот социальный слой исковеркал социально-экономические, политические, духовные основы российского общества, принизил роль народных масс – особенно рабочего класса, обрек людей на пассивность, вызвал тяжелейший кризис движущих сил прогресса, придал развитию страны противоестественный характер, подтолкнул ее на реставрацию капитализма. Многие представители партийной, государственной, хозяйственной бюрократии оказались людьми без чести и совести. Второе пришествие капитализма в России – главная «заслуга» номенклатурной бюрократии в нашей стране.
Социологические исследования, проведенные в 25 странах Европы (включая Россию) выявили параметры человеческих измерений модернизации и инновационного развития. Число таких человеческих измерений можно сгруппировать в 7 параметрах. Прежде всего, это четыре параметра, характеризующие жизнь, деятельность и самочувствие людей, конкретных индивидов: 1) удовлетворенность людей своей жизнью в целом; 2) достаточность дохода для нормальной жизни; 3) удовлетворенность трудом как важнейшей сферой жизнедеятельности людей; 4) возраст женщин при рождении первого ребенка. Кроме того, используются еще три параметра, характеризующие массовую сферу жизнедеятельности населения. К ним относятся: 5) оптимальность социальной структуры, для характеристики которой используется уровень образования, доля наемного труда и удельный вес «синих воротничков» среди занятых; 6) демократизация политической системы и политическое поведение граждан, в том числе уровень интереса граждан к политике, их участия в гражданских акциях, доверие людей к политическим институтам и органам правопорядка; 7) актуальность ценностных ориентаций, включающая открытость изменениям, принятие инноваций, религиозная и этническая толерантность.
Факторный анализ по семи параметрам позволяет выделить три группы стран по уровню человеческих измерений (ЧИМ): страны с высоким уровнем ЧИМ, со средним уровнем ЧИМ и низким уровнем ЧИМ. У России особенно низкие показатели по таким параметрам, как удовлетворенность трудом и жизнью в целом, недостаточность доходов для нормальной жизни, а также по уровню демократизма политической системы и политической активности граждан. Менее заметны различия между ценностными ориентациями сопоставимых стран. В современной России имеют место факторы, тормозящие модернизацию, но есть и субъекты, готовые ее двигать. Необходима стратегия, отвечающая российским условиям, и политическая воля для ее осуществления.
В развитии человека и общества России предстоит двойная модернизация: реиндустриальная (первичная) и постиндустриальная, информационная (вторичная). России необходимо завершение первичной индустриальной ремодернизации, основанной на использовании современных технологий в машиностроении, нефтехимии. Информационная (вторичная) модернизация основана на знаниях, информационных технологиях, научных достижениях и на интеллекте. По мнению многих специалистов, 21 европейская страна из 25 главным образом завершила индустриальную первичную модернизацию и имеет возможность «переключиться» на осуществление информационно-знаниевой (вторичной) модернизации. Из 25 стран только 4 (Болгария, Россия, Румыния и Украина) еще не завершили первичную модернизацию. Следовательно, эти страны сталкиваются с более трудными задачами, чем большинство европейских государств. Вместе с тем, российская экономика вступила в постиндустриальный этап, развитие которого означает информационную модернизацию, основанную на знаниях и интеллекте. Главная задача состоит в том, чтобы дифференцировать соотношение инвестиций в каждой из них, обеспечивая оптимальную их координацию и соответствующую конфигурацию. Очевидно, вначале необходимо направить основные инвестиции в индустриальную, не забывая о поддержке информационной, а затем концентрировать инвестиции в информационную модернизацию, не упуская завершение первой. Такая этапность может стать основой движения к интегрированной модернизации.
Осуществление стратегии модернизации обеспечивается человеческими измерениями, факторами модернизации или их отсутствием. В связи с этим немаловажную роль играют тактические действия субъектов модернизации. К ним относятся:
наличие программы модернизации как способа взаимопонимания между субъектами и объектом (населением) модернизации. Данная программа должна быть комплексной, внятной, обеспечивающей взаимное доверие между всеми ключевыми участниками инновационного развития;
повышение качества жизни населения, которое обеспечивается созданием новых рабочих мест, улучшение медицинского обслуживания, борьба с криминалом и коррупцией, строительство доступного жилья и, как следствие, недопущение внутренних массовых протестов;
повышение демократизма политической системы, развитие политической культуры и толерантности электората, достижение «взвешенного» гражданского поведения населения, укоренение норм и правил конституционной демократии. Необходимо добиваться общего роста уровня и сбалансированности человеческого капитала и его компонентов, как в России в целом, так и в ее регионах, при сохранении своеобразия и специфики каждого региона;
преодоление в обществе оппозиции к той модели модернизации образования, которая в настоящее время проводится в России. Это один из факторов повышения социальной напряженности, который сам по себе, возможно, не грозит социальными потрясениями, но в сочетании с другими факторами недовольства приведет к протестным действиям в решении проблем модернизации. Необходимо преодолеть узость нынешних образовательных инноваций, которые разрабатываются фактически в русле формального оргпроектирования, мало привязаны к конкретным социально-культурным условиям страны и слабо учитывают предыдущий опыт, традиции.
Важным дополнением к этим действиям представляется недавняя инициатива президента Д.А. Медведева о формировании «Большого правительства» (в него вошли более 80 человек), которое должно дополнять традиционный «узкий» кабинет министров [4, с. 2]. Создание такого креативного «Большого правительства» значительно усилит инновационный потенциал субъектов модернизации как в центре, так и на местах. Очень актуально звучат слова президента Д.А. Медведева: «Мы должны определиться, где мы находимся, чтобы не оказаться там, где мы периодически оказываемся, – в известном месте» [5, с. 6]. Представляется очень важным, чтобы мы оказались не там, где всегда, а в реальном XXI столетии.
Человеческое измерение в современном обществе проявляет себя в двух формах: в форме человеческого и в форме социального капитала. Человеческий капитал – это профессиональная принадлежность, уровень квалификации, умения, образовательный и культурно-технический потенциал российских работников. Человеческий капитал не абстрактное понятие, а конкретное воплощение человеческой сущности, первичным элементом которого выступает конкретный индивид. Общество как система предполагает в своем развитии осуществление целевой функции системы в целом и отдельных элементов. Объективный смысл человеческой системы – сам человек. Смысл этот видится следующим образом: человек живет не для того, чтобы обеспечить рост ВВП или создать как можно больше оружия для собственного уничтожения. Миссия человека в другом: человек должен и может жить только для того, чтобы максимально развить и реализовать свой духовный и интеллектуальный потенциал с одновременным ростом уровня сознания и физического совершенства.
Соответствует ли современный российский человеческий капитал этой высокой миссии? Очевидно нет, ибо ситуация с человеческим капиталом работников, занятых в экономике, характеризуется как негативная. Дело в том, что большая часть персонала находится в положении частичной деквалификации либо общей деградации, и это может рассматриваться как крайне опасная тенденция с точки зрения перспектив инновационной экономики и модернизации России. Тревожные тенденции – постепенная люмпенизация рабочих низких квалификаций, резкий рост численности маргинальных групп, массовый уход молодежи в торговлю при явном игнорировании индустриального сектора. В то же время имеет место практическое отсутствие у большинства молодых людей шансов (куда бы они не шли работать) на изменение и достижение профессиональных предпочтений.
Помимо человеческого капитала гуманитарные науки выделяют социальный капитал – это динамическая параметрическая характеристика самого человеческого капитала. Социальный капитал – это гражданская активность работников, их участие в общественных организациях, социальное самочувствие, толерантность и межличностное доверие. Если человеческий капитал представляет собой социальную статику общества, то социальный капитал – динамическая составляющая, обеспечивающая участие работников в модернизации экономики и социальной сфере.
Определение социального капитала дал П. Бурдье. По его мнению, социальный капитал – это реальные и потенциальные возможности людей, которые обусловлены межличностным взаимодействием. Социальный капитал создается прочными групповыми связями, проявлением взаимной ответственности и солидарности. Размер социального капитала общества напрямую зависит от взаимной поддержки людей, их сотрудничества и доверия друг к другу [6].
Определение соотношения человеческого и социального капитала имеет важный праксеологический аспект: кто должен, вернее сказать, кто призван реализовать на практике инновационную модель экономики на основе модернизации. Не является ли российская модернизация экзогенной, обусловленной в большей степени давлением внешних факторов, нежели насущными внутренними потребностями общества и народа? Насколько предлагаемый России модернизационный проект отвечает чаяниям самих граждан? Эти и подобные вопросы возникают каждый раз, когда приходится иметь дело со сложившимися традициями, с особенностями национального менталитета россиян.
На все эти вопросы получены ответы в общенациональном социологическом проекте, осуществленном в апреле 2010 г. сотрудниками Института социологии РАН. Всего опрошено 1750 респондентов в возрасте от 18 лет и старше, жителей всех типов поселений и территориально-экономических районов РФ [7, с. 32]. Результаты исследования показывают, что однозначного понимания терминов «модернизация» и «инновация» у населения пока нет. Респондентами выделены следующие три уровня интерпретации понятия «модернизация»: 1) технико-экономическая модернизация предприятий и учреждений, означающая внедрение новых технологий, усовершенствование достижений научно-технического прогресса, развитие современных компьютерных и информационных технологий; 2) социальная и социокультурная модернизация, связанная с существенными изменениями в сфере общественных отношений, реформами системы образования, демографической политики, развитием частного бизнеса и определениями рациональной роли государства в экономике, реформированием социальной сферы; 3) модернизация политической системы страны с указанием на демократизацию и либерализацию общества и, напротив, создание мобилизационного политического режима.
Исследование показало, что негатив человеческого капитала при создании инновационной экономики «погашается» определенными группами, более ориентированными на модернизацию (их социальный капитал выше). Это «модернисты», которые формируются внутри человеческого капитала, их отличает модернистское отношение к частной собственности и ее неприкосновенности. «Модернисты» более терпимы к неравенству в распределении доходов, для них важна индивидуальная свобода, западная модель рыночной экономики им представляется более предпочтительной. «Модернистам» противостоят «традиционалисты», для них оптимальна традиционная для России этакратическая модель инновационного развития, основанная на всевластии государства, служащего выразителем общих интересов народа и отдельного гражданина. Если «модернисты» на первый план выдвигают обеспечение практической реализации принципа равенства всех перед законом (41% опрошенных) и начало жесткой и эффективной борьбы с коррупцией (38%), то у «традиционалистов» на первом месте обеспечение принципа социальной справедливости (31%) и нетерпимость к социальному равенству граждан (29%). Молодое поколение россиян в своем большинстве тяготеет к поддержке модернистских ценностей. Поэтому можно говорить о максималистской распространенности модернистских настроений среди молодежи (возраст до 25 лет), в то время как в более старших возрастных группах доминируют характерные для «традиционалистов» признание внешнего локус-контроля, патерналистские ожидания, надежды на высшие властные структуры.
Итоги социологического опроса свидетельствуют в том, что социальный капитал за 2010 г. несколько возрастает: произошло постепенное восстановление социального самочувствия населения. Люди стремятся создать некую «подушку безопасности» на аварийный случай, наблюдается снижение панических настроений.
Некоторые сдвиги в массовом самосознании вселяют уверенность в том, что с точки зрения социально-психологической человеческий капитал в общей массе подготовлен к модернизации. В среде человеческого капитала формируется «homo economikus» (человек экономический), который в целом хорошо представляет, чего он хочет и куда намерен идти.
В структуре человеческого капитала важно выделить так называемый средний класс. Однако главная проблема в том, что российский средний класс крайне неоднороден, его нельзя привести к единому «экономическому» знаменателю. В нем сочетается несочетаемое, если подходить с традиционными социологическими мерками. В состав нашего среднего класса (если судить как по уровню доходов, так и по самооценке людей) входят и предприниматели, и армейское руководство, и чиновники средней руки, и квалифицированные рабочие, и учителя-бюджетники, и представители других социально-профессиональных групп. Здесь важно найти критерий, индикатор, то общее, что «роднит», объединяет этих людей. Такой общей целью может стать желание добиться в обществе равенства всех перед законом, преодолеть коррупцию, сдвинуть с мертвой точки «социальные лифты», при помощи которых люди двигаются вверх по карьерной лестнице. Однако средний класс как главный двигатель реформ пока остается «классом в себе», живущим по принципу «мой дом – моя крепость» и «лучшая помощь государства – не мешать». К тому же его удельный вес в обществе крайне низок, не более 15–17% от численности самодеятельного населения. Ситуация усугубляется тем, что масса молодых людей с хорошим образованием так и не могут найти себе достойное применение (73% выпускников университетов Москвы и Санкт-Петербурга). Чтобы социальные эскалаторы пришли в движение, нужны прорывные программы продвижения кадров, прежде всего молодежи [7, с. 28–41].
Словом, анализ полученных данных в ходе общенационального социологического опроса (апрель 2010 г.) позволяет утверждать, что говорить о высокой готовности российского общества к модернизационному рывку было бы явным преувеличением. В то же время у россиян успешно развивается понимание значимости новых ценностей прагматизма, экономической рациональности, стремление решать свои проблемы самостоятельно. В российском обществе возрастает социальный капитал, он связан с внутренним стремлением к модернизации, к перестройке экономики по инновационной модели.
Взгляд «от человека» позволяет прогнозировать, проектировать развитие человеческого капитала. Парадигма нашего движения вперед должна быть ориентирована на управляемость на всех уровнях, от конкретного человека до общества. В связи с этим представляет большой интерес разработка и реализация комплексной целевой программы формирования новой модели жизни человека и развития экономики [8, с. 126]. В программе должно быть зафиксировано, что перевод экономики на инновационные рельсы нельзя осуществить методом единичных научно-технологических прорывов без мощной индустрии, базирующейся на современной основе. Здесь должны быть конкретно обозначены социальные обязательства государства и региональных властей. Реализация данных программ должна обеспечить достижение трех важнейших целей. Во-первых, рост средней продолжительности жизни с нынешних 69 лет до 71 года. Во-вторых, повышение по сравнению с 2006 г. уровня рождаемости и снижение уровня смертности на 25–30%. В-третьих, грамотную, скоординированную между ведомствами миграционную политику. К 2015 г. должны выйти на вполне конкретный результат – стабилизацию населения на уровне 143 млн. человек.
Таковы в первом приближении основные социальные параметры и характеристики человеческого измерения в современном российском обществе. Развитие и эффективное использование человеческого капитала возможно на базе расширения высокотехнологического сегмента экономики, повышения уровня оплаты, расширения и диверсификации сфер занятости, создания условий для трудовой и профессиональной мобильности, улучшения качества рабочих мест, вовлечения неработающего населения в трудовую деятельность, противодействия безработице среди молодежи, развития социальной инфраструктуры, повышения социальной доступности общего и профессионального образования.
Библиографический список
Ядов, В.А. Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций / В.А. Ядов. – СПб., 2006. – 112 с.
Лапин, Н.И. Социокультурные факторы российской стагнации и модернизации / Н.И. Лапин // СОЦИС. – 2011. – № 9. – С. 3–18.
Российская газета. – 2011. – 4 февраля. – № 23.
Комсомольская правда. – 2011. – 21 октября. – С. 2.
Аргументы и факты. – 2012. – № 3. – С. 4.
Бурдье, П. Социология социального пространства / П. Бурдье. – М. ; СПб., 2005. – 288 с.
Горшков, М.К. Социальные факторы модернизации российского общества / М.К. Горшков // СОЦИС. – 2010. – № 12. – С. 28–41.
Бондаренко, В.М. Новый взгляд на будущее России / В.М. Бондаренко // СОЦИС. – 2010. – № 12. – С. 122–126.
© Пузиков В.Г., Тимофеев А.Ф., 2011
Авторы статьи:
Владимир Георгиевич Пузиков, доктор философских наук, профессор, Омская гуманитарная академия, e-mail: puzikov@omgpu.ru;
Анатолий Федорович Тимофеев, кандидат философских наук, доцент, Омская гуманитарная академия.
Рецензент – В.И. Разумов, доктор философских наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского.
РАЗДЕЛ 5
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ,
ЖУРНАЛИСТИКА
УДК 811
А.А. Мухамедина, А.Е. Кішібаева
А. Мырзахметов атындағы Көкшетау университеті
«АБАЙДЫҢ ҚАРА СӨЗДЕРІН» АУДАРУ БАРЫСЫНДА ЛЕКСИКАЛЫҚ ТРАНСФОРМАЦИЯЛАРДЫҢ ҚОЛДАНЫЛУЫНА ТАЛДАУ ЖАСАУ
АНАЛИЗ ЛЕКСИЧЕСКИХ ТРАНСФОРМАЦИЙ ПРИ ПЕРЕВОДЕ
«МУДРЫХ ИЗРЕЧЕНИЙ АБАЯ»
В статье рассматривается анализ лексических трансформаций при переводе «мудрых изречений Абая».
Ключевые слова: мудрые изречения Абая, лексические трансформации, перевод.
Тіл арқылы ойын жарыққа шығаратын адам, әдетте жаңа сөз жасамайды, сол тілде бар, сол тілдің сөздік құрамында бар сөздерді өзінше қолданады. Шебер шешен болғанның өзінде сол тілдің байлығын бар мүмкіндігінше пайдаланады. Міне, осыдан келіп шығады, аудармашы да аударма тілде бар, түпнұсқа тіліне сәйкес сөздерді таңдап, тауып алады. Тек кейбір жағдайда, айталық, термин я болмаса авторлық неологизмді басқа тілде жеткізуде жаңа сөз жасайды, оның өзінде ол мұны тілде бар лексикалық, морфологиялық элементтердің көмегімен жүзеге асырады.
Кез келген жазушы, ақын өз шығармасын басқа бір тілге аударғанда түпнұсқаның толық мазмұнының сақталуын талап етеді, ал аударма дегеніміз – үлкен өнер, ал сол өнерді аса шеберлікпен пайдалана білу – тәржімашының ең үлкен міндетінің бірі. Сөз – тіл жүйесінің бөлігі, ол – қолданысқа түскенге дейін нақты лексикалық мағынаға ие дербес мәнді единица. Ал қолданысқа түскен сөз – белгілі бір мәтіннің лексикалық, стильдік жүйесінің бөлігі. Тілдердің лексикалық жүйесін, жекелеген категорияларды салыстыру, фактілердің констатациясын тізбелеп шығу қандай да болмасын проблеманы толыққанды шешіп бере алмайды. Бір тілден екінші тілге аударылған мәтін мен тұпнұсқаның тілдік материалдарын салыстыруда осы сипаттар назарға алынады және жеке тілдік единицаның аударылуы ең шағын мәтін деңгейінде талдауға түскенде аударудың объективті заңдылықтары айқындалады.
Коммуникативтік-функционалдық белгілер үшін аудармашы тарапынан нақтылау (конкретизация), ұлғайту (генерализация), мағыналық дамыту әдістері пайдаланылады, сөздердің орны ауыстырылады, дербес лексикалық единицаның орнына сөз тіркестері қолданылады, синонимдердің бірнешеуінің қатар жұмсалуы арқылы мағына дамытылады, стильдік бояу үстеледі. Бұндай түрлендірудің нақты, объективті себептері болуға тиіс; объективті себептері болмаған жағдайда негізгі мазмұнның бұрмалануына жол берілуі мүмкін [1].
Аударманы салыстыра зерттеу барысында аударма тілдегі, яғни ағылшын тілдегі тіл бірліктердің түпнұсқа тілде бір немесе бірнеше сәйкестіктері бар лексикалық бірліктер, сонымен бірге тікелей сәйкестіктері кездеспейтін бірліктер бар екендігі анықталады.
Лексикалық трансформацияны аудармада қолданудың бірнеше себептері бар:
екі тілдің лексикалық мағыналарының өзгешелігі, яғни ол өзінің мағынасын кеңейте немесе оны нақтығырақ, абстракты мән бере алады;
екі тілдік сәйкестік әр түрлі болады, яғни бір тілдегі ықтимал болуы, екінші тілде қолайсыз. Бұндай ерекшеліктерді аударуда лексикалық трансформациялар түрлерін қолданамыз.
Тілдердің сөздік құрамының құрылымдық-мағыналық сипаттарының арасындағы айырмашылықтар, сөздің контексте әралуан қызмет атқаруы сөз таңдаудағы белгілі бір ортақ заңдылықтарды жүйелейді. Сөз таңдаудың лексикалық трансформация жасаудың түрлері ретінде, әдетте мағынаны ажырату (дифференция значений), мағынаны нақтылау (конкретизация значений), мағынаны ұлғайту, үстемелеу (генерализация значений), мағынаны дамыту (смысловое развитие), антонимдік аударма немесе шендестіре аудару (антонимический перевод), тұтастай өзгерту, түрлендіру (целостное преобразование) сияқтылар аталады.
Қазақ аудармашыларының сөз мағынасын дәлдеп көрсету, сондай-ақ түпнұсқадағы сөздің мағынасын ұлғайтып, негізгі баламаға бірнеше синонимдерді, тұрақты тіркестерді қосып, үстемелеуі – тілдердің сөздік құрамындағы элементтердің мағыналық көлемінің арасындағы айырмашылықтарға, сөздің стильдік-экспресивтік қызметіне байланысты. Ал, сөздің лексикалық мағынасы дегеніміз – дыбыстық комплекстің, ақиқат өмірдегі құбылыстардың бірімен белгілі бір тілде сөйлеуші коллектив арқылы белгіленген байланысы болып саналады [3].
Лексикалық аудару туралы негізгі мәселелер аударманың лексикологиялық тұрғысына қатысты айтылады. Екі тілдегі сөздердің мағыналық ауқымы әр түрлі болады соған байланысты түпнұсқа тіліндегі кең мағыналы сөздердің аударуда нақтыландыруға тура келеді, немесе керісінше түпнұсқа тілдегі тар мағыналы сөзді аударма мәтінінде кең мағыналы сөзбен береміз. Осыған орай жинақталған материалдарға негіздей отырып, сөз таңдаудың негізгі екі түріне ғана тоқталуға болады. Олар:
сөз мағынасын нақтылау (конкретизация);
сөз мағынасын ұлғайту, үстемелеу (генерализация).
Сөз мағынасын нақтылау – түпнұсқадағы сөздің сөздіктегі сәйкестігі болмаған жағдайда, сондай-ақ қолданылған тілдік единица жалпы атау, жергілікті тіл ерекшелігі болған жағдайда игерілетін аудару амалы. Сөз таңдау тәсілі бұнда тектік атауды түрлік атаумен, мағынасы көмескі сөзді қазақ тілінің айналымында бар балама нормасымен ауыстыру арқылы жүреді.
Қоршаған орта мен мәдениет, дүние-болмыс ұғымдарын беруде әр тілдің мүмкіндіктері әрқилы; заттың, құбылыстың жалпы, тектік атауы (родовое понятие), сондай-ақ осы заттың сыртқы нысанына, қасиет-сапасына, тұрмыс-тіршілікте қажеттілігіне, адам қызметі мен өмірінде атқаратын рөліне қарай бөлініп, таратылатын түрлік атауы (видовое понятие) болады. Мәселен, Абайдың 37-сөзінде делінген:
«Әкесінің баласы – адамның дұшпаны.
Адамның баласы – бауырың».
«Сын своего отца для других – враг.
Сын человеческий – твой брат».
«A father’s son is an enemy to other people.
But a son of mankind is your dear brother».
Бұл мысалдан көрінгендей, «бауырың» сөзі – тектік ұғымның жалпы атауы, ал аударма мәтінде берілгендей «брат», «brother» – осы ұғымның түрлік атауы. Сөз қызметінде тектік атаулар мен түрлік атаулардың арасында белгілі бір байланыстар болып отырады, бұлар тіл ғылымында гиперо-гипонимдік қатынастар деп аталады. Тіл-тілдердегі гиперо-гипонимдік қатынастар – күрделі мәселелердің бірі. Қазақ ұғымында «бауырың» тектік атаудың көрсетілген түрлік атаулар «брат», «brother» үшін қолданылатын тұстары бар. Өз аударма мәтінінде тәржімашы түпнұсқадағы «бауырың» сөзіне нақты балама тауып, бауырдың ішіндегі ағаны бөліп, нақтылап конкретизация тәсілін қолданған. Дегенмен, бұл мысалда сөз мағынасының тарылуы деген мәселе пайда болуы мүмкін. Сөз мағынасының тарылуы – кеңеюге қарама-қарсы процесс. Бұл, негізінен, адам ұғымының жалпылықтан жалқылыққа саралап, даралауынан, заттар мен құбылыстардың ерекшелігін, қыр-сырын айқындай түсуінен, нақтылап, дәл білуінен пайда болады [2, 4].
Халықтардың айнала қоршаған ортаны танып-біліп, ұғым-құбылыстарды түр-текке бөліп, ажыратып атауында айырмашылықтардың болуы – заңды құбылыс.
Түр-тек ұғымдарының әр халықтың өз ұғымына сай қалыптасқан атауларының аударма процесінде берілуі аудармашының лингвоэтникалық коммуникативтік құзыреті деңгейіне байланысты. Түпнұсқадағы тектік атаудың (гипероним) түрлік атаумен (гипоним) алмастырылуы, сондай-ақ бұған қарама-қарсы жағдайлар қазақ тіліне аударылған көркем әдебиетте ұшырасып отырады. Тектік атаудың түрлік атаумен алмастырылуы және керісінше – стихиялы құбылыс емес, бұл аудармашының сөзге, сөз тіркесіне саналы түрде функционалды сәйкес балама іздеуінен жасалатын ерекшелік.
Төмендегі Абай 37-сөзінен алынған мысал сөз мағынасын нақтылау тәсілі берілуінің нақты үлгісі:
«Жамандықты кім көрмейді? Үмітін үзбек – қайратсыздық. Дүниеде ешнәрседе баян жоқ екені рас, жамандық та қайдан баяндап қалады дейсің? Қары қалың қатты қыстың артынан көгі қалың, көлі мол жақсы жаз келмеуші ме еді?».
«Кому из нас не приходилось бывать в беде? Теряет надежду только слабый. Верно, что в мире нет ничего неизменного, но ведь и зло не вечно. Разве после суровой зимы не приходит полноводная цветущая весна?».
«Who among us has not known trouble? Only the weak lose hope. Nothing in this world is immutable and misfortune cannot last for ever. Does not the bountiful and blossoming spring follow the harsh winter?».
Бұл үзіндіден К.Серікбаева мен В. Чистяковтардың шебер аудармашы екенін көреміз. Жалпы қандай да дүниені жазғаннан аударған қиын. Өз бетіңше жазсаң, сен өз қиялыңа беріліп кейіпкердің өзіңе ұнаған қасиетін көркейтіп, ұнамаған қасиетін төмендетуге қақың бар. Ал, аудармада сен біреудің жазғанын дәл түпнұсқадағыдай беруің керек. Әсіресе Абай Құнанбаев сияқты ұлы ақынның күрделі де салмағы ауыр қарасөздерін аударғанда мұндай іске жауапкершілікпен қарау керек.
«Қары қалың қатты қыстың артынан көгі қалың, көлі мол жаз келмеуші ме еді?» деген суреттеулерді аудармашылар «Разве после суровой зимы не приходит полноводная цветущая весна?», «Does not the bountiful and blossoming spring follow the harsh winter?» деп, қыстан кейін бірден жаз келмей, көктем келетінін нақтылап, конкретизация тәсілімен ұтымды тәржімалаған.
Сөз мағынасын нақтылау тілдердегі тектік, түрлік атаулардың ара қатысымен қатар бір халықтың мәдениетіне тән белгілері бар лексикалық единицаларды беруде де пайдаланылады. Ұлы ақынның 38 қарасөзінде адам өмірінің мәнін ашатын биік мақсаттар қойылған. Өзге қарасөздер осы биікке біртіндеп, саты-сатылап жеткізетін таным баспалдақтары секілденеді. Бұл сөзінде де тәржімашылар нақтылап аударған жайттар кездеседі. Мәселен:
«Алланы бар дедік, бір дедік, ғылым, құдірет сипаты бірлән сипаттадық. Бұл бірлік, барлық ғылым, құдірет олула боларлық нәрселер ме? Әлбетте, ғылым құдіреті бар болады: хаяты-мағлұм бірі – ирада, яғни қаламақ. Ғылым бар болса, қаламақ та бар. Ол еш нәрсеге харекет бермейді. Һәммаға харекет беретұғын өзі. Ол ирада ғылымның бір сипаты кәләм, яғни сөйлеуші деген, сөз қаріпсіз, дауыссыз болушы ма еді?» [5].
«Мы говорим: Аллах есть, Аллах един, характеризуем и воспринимаем его, как могущество Науки. Задумаемся, имеют ли реальную силу понятия «есть», «един», «могущество», «наука»? Не приходится сомневаться в том, что могущество науки – реальная сила: где Жизнь, там и Желание. А там, где Наука, Желание тоже неизбежно. Наука сама по себе ничего не дает. Все на свете приводится в движение Могуществом Всесильного. Одним из свойств, присущих Желанию, является Слово, то есть речь. Разве Слово может обойтись без буквенных знаков и голоса?».
«We say: “There is no god but Allah, Allah is one and unique.” We perceive and apprehend Him as the Power of Knowledge. But let us ponder whether the notions “is”, one”,“ power and knowledge are really potent. There cannot be any doubt that the power of knowledge is a real force: where there is Life, there is Will. But where Knowledge is, Will is likewise inevitable. By itself Knowledge will not give anything. Everything on earth is set in motion by the omnipotence of the Almighty. One of the intrinsic properties of Will is the Word, that is, Speech. Can the Word dispense with written letters and the voice?».
Абайдың бірінші қарасөзінен алынған бұл мысал да нақтыландыру процесінің тағы бір көрінісі:
«Не көңілде, не көрген күніңде бір тыныштық жоқ, осы елде, осы жерде не қылған софылық?».
«Ни в душе, ни в жизни не ведаю покоя, уж какое благочестие среди этих людей, в этом краю!».
«But I have not known peace either in my soul or in my life – and what sort of piety can there be amongst these people, in this land?».
Аударма мәтінде аудармашы «осы елде» сөз тіркесін «amongst these people», «среди этих людей» деп аударған. «Адамдар» сөзін «ел» сөзінің орнына қолданып, сол елдегі дін бағу адамдар арасында ғана болатынын нақтылап, конкретизация тәсілін орынды қолданған [6].
Аудармашы шығармаға кіріспес бұрын, өзіне жүктелген жауапкершілікті сезінуі керек. Алайда, кейде өзара байланысы аз болатын тілдер болады. Кейде тіпті туыстас тілдердің арасында кейбір ұқсаспайтын тұстары болады. Сондай кездерде, әрине, аудармашының өз шеберлігін танытып, шығарманы шамасы келгенше көркем, әрі жетік етіп аударғаны дұрыс. Аудармашы екі жақты өлшемді тең ұстап отырады; оның бірі – түпнұсқаның коммуникативті-функционалдық белгілеріне нұқсан келтірмеу, екіншісі аударылатын мәтіннің эстетикалық, прагматикалық күш-қуатын түпнұсқадағыдан төмендетпеу. Аударма мәтіндегі тілдік единица не үшін қолданылған, неліктен таңдаланылған дегеннің объективті жауабы осы екі өлшем арқылы тарқатылуы қажет. Жоғарыда келтірілген сөйлемдер осы ойға дәлел бола алады.
Келесі, сөз таңдаудағы негізгі тәсілдердің бірі – сөз мағынасын ұлғайту, дамыту түріне ой жүгіртейік!
Қазақ қаламгерлері тәржімалаған көркем туындылардағы дербес сөз етуді қажет ететін проблемалардың бірі – түпнұсқа контекстегі сөз мағынасын кеңейтіп, ұлғайтып беретін баламалардың жұмсалуы. Контекстегі сөздің ауыспалы мағынасын, стильдік қызметін толық жеткізе алатын балама, сәйкестік бола тұрса да, аудармашы көп ретте сөздің семантикасын ашатын басқа баламаны, сөзді, сөз тіркесін іздейді және пайдаланады. Аудармашының бұндай ізденістері көркем аудармаға айтылған сыни еңбектерде «қателік», «түпнұсқадан ауытқу», «еркін кету» деген пікірлермен біржақты түсіндіріледі. Алайда түпнұсқадағы сөздің мағыналық құрылымын толық, жан-жақты беретін функционалды сәйкестіктер жасауда сөз мағынасын нақтылаудағы сияқты белгілі бір заңдылықтар бар. Аудармашының тілдік норма мен тілдік дағдыда қалыптасқан сәйкестікті пайдаланбай, өз тарапынан функционалды қызметі сәйкес келетін тілдік единицаны таңдауға «мәжбүр» болуының басты себебі – өзі интуитивті түрде ұсынатын аударманың прагматикалық жағы – аударма мәтіннің түпнұсқа сияқты кедергісіз қабылдануы. Екі мәтіннің прагматикалық қызметін теңбе-тең ұстау үшін аудармашы өзге де тәсілдермен қатар контекстегі сөзді түрлендіріп, оның орнына функционалды қызметі жақын-жуық, сөз тіркесін, фразаны, тұрақты теңеуді қолданады, сондай-ақ бірі бірінің мағынасын үстейтін бірнеше синонимдерді қатар қолданады. Аударматану теориясында сөз мағынасын дамыту деген термин алынады. Бұл – түпнұсқадағы тілдік единицаның мағынасын логикалық түрде дамыта алатын лексикалық-семантикалық алмастыру деген сөз [7].
Аударма процесінде сөз мағынасын ұлғайту, үстемелеу:
контекстегі сөздің ауыспалы мағынасының қазақ әдеби тілінің тілдік жүйесінде, тілдік дағдысында дәл сондай ауыспалы реңкі болмаған жағдайда;
контекстегі сөздің стильдік бояуы өте-мөте қанық, осы стильдік бояуды мейлінше дәл жеткізу қажет болған реттерде;
кейіпкердің характерін ашу үшін автор қолданған индивидуалды қолданыстың стильдік қызметін беру үшін;
аудармашы өз тарапынан түпнұсқадағы бейтарап реңкті сөзге стильдік бояу үстеу қажет деп тапқан жағдайда игеріледі.
Контекстегі сөздің стильдік қызметінде субъективті-эмоционалды баға және әлеуметті коннотация бар болған жағдайда аудармашы стильдік қызметті ашатын амалдардың бірін – сөз мағынасын ұлғайтуды қолданады. Абайдың 36-сөзін аударуда тәржімашы ұлғайту тәсілін қолданған кездері де бар:
«Мұндайлыққа жетіп ұялған адамға өкпесі бар кісі кешпесе, яки оның үстіне тағы аямай өртендіріп сөз айтқан кісінің өзінің де адамшылығы жоқ десе болар.».
«The person who knows about such torments but, instead of magnanimously forgiving the offender, only makes his suffering worse is lacking in humanity and mercy».
«Тот, кто знает о таких терзаниях, но вместо того, чтобы великодушно простить виновного, усиливает его страдания, лишен человечности и милосердия».
Аудармашы «адамшылық» сөзінің стильдік бояуын барынша қоюлатады, өз тарапынан сөз қосып («mercy»-«қайырымдылық»), адамның ұяты болмаса оның адамшылық пен қайырымдылық қасиеттерінің жоқтығы екенін, яғни адамшылық пен қайырымдылық қасиеттерінің өзара тығыз байланысын көрсетеді [8].
Кей кездерде тәржімашы сөйлемдегі, контекстегі негізгі семантиканы фраза теңеу, синонимдердің жұптаса игерілуі арқылы ұлғайтып көрсетеді. Мәселен 38-сөзінде:
«Оның үшін сен өзің инанмақтығыңнан пайда ала алмадың, пайдаланамын десең, пайда береді, кәміл иман болады. Пайданы қалайша алуды білмек керек».
«Your faith will prove truly righteous and bring you good only if you desire this. You should know by what efforts conscious, reasonable faith is achieved…».
«Твоя вера окажется поистине праведной, принесет пользу, когда ты сам этого жаждешь. Нужно знать, какими усилиями достигается осознанная, разумная вера…».
Мұнда тәржімашы аударма мәтінінде «conscious» (осознанная) және «reasonable» (разумная) бір-біріне синоним сөздерді қолданып, мағынаны ұлғайтты.
Сөз мағынасын дамытудағы ерекшеліктерді төмендегі мысалдан да көруге болады:
«Мал, мақтан, ғиззат-құрмет адамды өзі іздеп тапса, адамдықты бұзбайды һәм көрік болады. Егер де адам өзі оларға табынып іздесе, тапса да, таппаса да адамдығы жоғалады».
«Let wealth, general respect and fame find a man of their own accord, only then will they becomes worthy ornaments of his person. But undue regard for them can only lower a man».
«Пусть богатство, всеобщее уважение и слава сами найдут человека, только тогда они смогут стать достойным украшением его. А преклонение перед ними принижает человека, независимо от того, добьется он успеха или нет».
Аударманы оқығанда біз Абай қарасөздерінің төл туындысын оқып отырғандай боламыз. Бұл сөйлемде аудармашы әрбір сөзге тиісті эквивалент тауып, сөздердің орын тәртібін дұрыс орналастырып, нағыз ұтымды, әрі дәл аударма жасаған. Мысалы, «мал» деген сөзге «wealth» («богатство») деген ағылшын тіліндегі баламасын тауып, төрт-түлік малды байлыққа теңеп, жалпылап, генерализация тәсілін қолданған.
Тілдік единицаның мағынасын дамытып, ұлғайтуға аудармашының өзі ұстанатын тәржімашылық тәсілі де ықпал етеді [9]. Біздің ойымызша, кез келген аударма еркін жасалса, көркем шығады. Әрі оқырманның түсінуіне жеңіл болады.
Транскрипция мен транслитерация. Графика ауызекі сөйлеу тілінің дыбыстық жағын, оның ерекшеліктерінің барлығын түгелдей қамтып бере алмайды. Мұндай қызметті транскрипция ғана атқара алады. Транскрипция – латынның «transcriptio»-«қайта жазу» деген сөзінен жасалған термин. Транскрипцияның әдеттегі жазудан мынадай айырмашылықтары бар: әдетте жазу жүйесінде сөздердің дыбыстық жағымен бірге олардың әр түрлі байланыстары, атап айтқанда, этимологиялық және морфологиялық байланыстары да қарастырылып, есепке алынады. Ал транскрипцияда сөздің дыбыстық жағына ғана назар аударылады. Транскрипция үшін сөздің этимологиялық, морфологиялық байланыстарының ешбір мәні жоқ. Бұл – бір. Екіншіден графика сөздің дыбысталуын әрқашан дәлме-дәл көрсете бермейді. Ал транскрипцияның ең негізгі қызметі – сөздің дыбыстық немесе фонемалық құрамын дәлме-дәл көрсету. Бір әріп ыңғайына қарай әр түрлі фонемаларды белгілей алса, транскрипциялық таңба бір ғана мағынаға ие болады. Бір фонема жазуда (графика) әр түрлі әріптермен таңбалануы мүмкін, ал транскрипцияда ол (фонема) әрқашан бір ғана таңбамен белгіленеді.
Мәселен, Абайдың 36 қарасөзін аударуда тәржімашылар өз аударма мәтінінде кейбір сөздерді транскрипция тәсілімен аударған:
«Ұят кімде болса, иман сонда».
«У кого есть стыд, у того есть иман».
«He who has shame also has iman».
«Шын ұят сондай нәрсе, шариғатқа теріс, я ақылға теріс, я абиұрлы бойға теріс бір іс себепті болады.».
«Истинный стыд тот, который испытывают, совершив поступок, противный законам шариата, совести, человеческому достоинству».
«But true shame is that felt by a person who commits an action contrary to the Shariah laws, human conscience and human dignity».
«Ұялған десек, хадис анау, жақсылардан қалған сөз анау».
«Назвать стыдливым не позволяют хадис и слова, сказанные мудрыми…».
«The Hadith and the words of the sages do not allow us to call them shame-faced».
«Иман», «шариат», «хадис» сөздері транскрипцияланған.
Транскрипцияның екі түрі бар: 1) фонематикалық (немесе фонологиялық) транскрипция; 2) фонетикалық транскрипция. Фонетикалық транскрипцияда фонемалардың барлық реңкі бір ғана таңбамен берілсе, фонематикалық транскрипцияда фонеманың әрбір реңкі әр басқа таңбамен белгіленеді.
Фонематикалық транскрипция әрбір жеке тілдің фонемалық жүйесін айқындап белгілеу үшін жасалады да, фонетикалы транскипция барлық тілдердегі және тілдердің тобындағы дыбыстық ерекшеліктерді түгел қамтып көрсету үшін жасалады [10, 11].
Мәселен, төмендегі Абайдың 38 қарасөзінен алынған сөздер транскрипция арқылы аударылған:
құран – коран – Qur’an;
алла – Аллах – Allah;
молда – мулла – Mullah;
Тариқат – тарикат – Tarikat;
намаз – намаз – Namaz;
қыбыла – кыбла – Qiblah;
фатиха – фатиха – Fatihah;
сопы- суфи – Sufi.
Қолданылған әдебиеттер
1. Федоров, А.В. Аударма мәселелері / А.В. Федоров. – Алматы, 2007. – 245 б.
2. Кари, Э. Аударма ұғымы, шындап келгенде, өте күрделі ұғым / Э. Кари. – Алматы, 2003. – 172 б.
3. Виссон, Л. Мақал-мәтелдер – аудармашылардың соры / Л. Виссон. – Алматы, 2004. – 167 б.
4. Қазақстан Республикасының Президенті Н.Ә. Назарбаевтың Қазақстан халқына жолдауы «Жаңа әлемдегі жаңа Қазақстан». – Астана, 2007. – 56 б.
5. Жуковский, В. Прозадағы аудармашы – құл, ал поэзиядағы аудармашы – қосавтор / В. Жуковский. – Алматы : Арыс, 1999. – 245 б.
6. Якобсон, Р. Аударма туралы / Р. Якобсон // Ақиқат журналы. – Алматы. – 2004. – № 706. – Б. 25.
7. Алдашева, А.М. Аударматану: лингвистикалық және лингвомәдени мәселелер / А.М. Алдашева. – Алматы : Арыс, 1998. – 215 б.
8. Дәлетбаев, М. Аударма мәселесі / М. Дәлетбаев. – Алматы : Қазақ әдебиеті, 1935. – 175 б.
9. Рецкер, Я.И. Аудармашының мақсаты / Я.И. Рецкер. – Алматы, 2003. – 180 б.
10. Аударматану проблемалары туралы бірер сөз. “Ізденіс – Поиск”. Алматы, 2007. – 192 б.
11. Қазақстан Республикасы ғаламдық мәдениетаралық кеңістікте. – 2 бөлім. – Алматы, 2003. – 338 б.
© Мухамедина А.А., Кішібаева А.Е., 2011
Авторы статьи:
Айгуль Алькеновна Мухамедина, кандидат филологических наук, доцент, Кокшетауский университет им. А. Мырзахметова, Казахстан;
Алина Еркиновна Кишибаева, магистрант, Кокшетауский университет им. А. Мырзахметова, Казахстан.
Рецензент – Ж.О. Сагындыкова, кандидат филологических наук, доцент, Кокшетауский университет им. А. Мырзахметова, Казахстан.
УДК 821.161.1.09(8А)
А.Ю. Леонтьева
Северо-Казахстанский государственный университет
имени Манаша Козыбаева, Казахстан
АНТИЧНЫЙ ГИПЕРТЕКСТ В ЛИРИКЕ Г.В. АДАМОВИЧА
В статье исследуется античный гипертекст в поэзии Г.В. Адамовича. Рассматриваются самостоятельный троянский текст и знаки античной культуры в контексте эстетики акмеизма.
Ключевые слова: художественная система, акмеизм, текст, гипертекст, интертекст, знак, традиция, панхронизм, пантопизм, топос, локус.
Тут Гоголю место, Шекспиру, Гомеру,
Тут нужен бы гений – c'est un numero!
Г.В. Адамович
Античный гипертекст акмеизма активно изучается гуманитарными науками. Особенно энергично литературоведение обращается к самому «культурологическому» акмеисту – О.Э. Мандельштаму. В XXI в. актуализируется наследие младоакмеистов – Г.В. Адамовича, Г.В. Иванова, И.В. Одоевцевой, Н.А. Оцупа. Анализ художественных функций античного гипертекста лирики Г.В. Адамовича в контексте акмеистической эстетики составляет цель исследования. Полагаем, что вполне корректно использовать понятие «античный гипертекст», ибо он включает особый троянский текст и общекультурные знаки античности.
С первого поэтического сборника «Облака» (1916) в поэзию Г.В. Адамовича органично входят античные образы: «…Очарованьям / И призракам пощады нет. / И верен божеским сказаньям / Аяксов клоунский дуэт» [1, с. 136]. По определению О.Э. Мандельштама, акмеизм – «…это была тоска по мировой культуре» [2, т. II, с. 438]. О.А. Коростелёв отмечает значимость «чужого слова» в творческой практике поэта-младоакмеиста: «Как большинство акмеистов, Адамович просто-напросто не считал удачно найденные слова чужими. Сказанное кем-то – сказано для всех, открыто для всех, и каждый может этим воспользоваться, а задача поэта – находить столь точные выражения, чтобы они казались единственно возможными, незаменимыми» [3, с. 64]. Подобный подход корреспондирует мандельштамовской установке на «чужих певцов блуждающие сны»: «И снова скальд чужую песню сложит, / И как свою ее произнесет» [2, т. I, с. 98].
М.М. Бахтин определяет текст в широком понимании как «связный знаковый комплекс»; это «своеобразная монада, отражающая в себе все тексты (в пределе) данной смысловой сферы» [4, с. 281, 283]. Он указывает на диалогическую сущность текста: «Событие жизни текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [4, с. 285]. (Курсив М.М. Бахтина. – Авт.) Античность для Г.В. Адамовича изначально становится средством активизации общей памяти человечества в беспамятной современности: «Но люди странны, – им не больно / Былые муки вспоминать / И хриплой музыки довольно, / Чтоб задыхаться и рыдать. / Был век… Иль, правда, вы забыли, / Как, услыхав ночной гудок, / Троянские суда отплыли / С добычей дивной на восток…» [1, с. 136].
Текстообразующие факторы античного культурного поля в лирике Г.В. Адамовича корреспондируют факторам общеакмеистическим и общелитературным. Поэтике акмеизма имманентен символический мотив Троянской войны. Он реализуется соответствующим семиотическим кодом: Троя, Приам, битва, Елена и другие герои, Гомер, «Илиада», «Одиссея». О.Э. Мандельштам периода «Камня» комплекс мифов о Трое и Елене включает в контекст
круговорота любви, бытия и культуры: «И море, и Гомер – всё движется любовью. / Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, / И море черное, витийствуя, шумит / И с тяжким грохотом подходит к изголовью» [2, т. I, с. 105]. Троянская война – это первый в европейской истории художественно запечатленный культурно-исторический перелом, поэтому события «Илиады» и всего троянского мифологического цикла в книге «Tristia» проецируются на современные катастрофы: «Где милая Троя? Где царский, где девичий дом? / Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник. / И падают стрелы сухим деревянным дождем, / И стрелы другие растут на земле, как орешник» [2, т. I, с. 134]. Для Н.С. Гумилёва античность – великая антитеза безгероической современности, как в стихотворении 1909 г. «Воин Агамемнона» (сб. «Жемчуга»): «Манит прозрачность глубоких озер, / Смотрит с укором заря. / Тягостен, тягостен этот позор – / Жить, потерявши царя!» [5, с. 130]. Проекция современности на античность как исток мировой культуры способствует формированию акмеистического панхронизма.
Троянская война появляется уже в первом поэтическом сборнике Г.В. Адамовича «Облака» (1916). Подобно О.Э. Мандельштаму, поэт-младоакмеист показывает общее неблагополучие мира («Сухую позолоту клена…»): «Был век… Иль, правда, вы забыли, / Как, услыхав ночной гудок, / Троянские суда отплыли / С добычей дивной на восток, / Как, покидая дом и стены, / И голубой архипелаг, / На корабле кляла Елена / Тяжелой верности очаг» [1, c. 136]. Стихотворение начинается картиной современной осени в круговороте бессмысленного бытия: «Сухую позолоту клена / Октябрь по улицам несет, / Уж вечерами на балконах / Над картами не слышен счет, / Но граммофон поет! И трубы / Завинчены, и круг скрипит, / У попадьи ли ноют зубы, / Иль околоточный грустит» [1, с. 136]. Граммофон, околоточный – реалии начала ХХ в. По-блоковски и по-мандельштамовски Г.В. Адамович сопрягает современность с культурной вечностью, граммофон – с Троей и Еленой. Он прибегает к анахронизму, наделяя порт мифологической Спарты гудком. Подобный прием присутствует в «Шагах Командора» (1910–1912) – этой «вершине исторической поэтики Блока» [2, т. II, с. 190]: «Пролетает, брызнув в ночь огнями, / Черный, тихий, как сова, мотор, / Тихими, тяжелыми шагами / В дом вступает Командор» [6, с. 391]. О.Э. Мандельштам увидел в «Шагах Командора» «торжество европейского мифа, который свободно движется в традиционных формах, не боится анахронизма и современности… <…> Здесь пласты времени легли друг на друга в заново вспаханном поэтическом сознании и зерна старого сюжета дали новые всходы» [2, т. II, с. 190]. В «Петербургских строфах» 1913 г. акмеист соединит «моторов вереницу» с эпохой пушкинских героев: «Летит в туман моторов вереница; / Самолюбивый, скромный пешеход – / Чудак Евгений – бедности стыдится, / Бензин глотает и судьбу клянет» [2, т. I, с. 85]. Как видим, античный текст на раннем этапе творческого пути Г.В. Адамовича формируется с опорой на традиции символизма и акмеизма. Интертекстуальная связь ранней лирики Г.В. Адамовича со стихотворением О.Э. Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» 1915 г. подтверждается мотивом плавания и образом кораблей: «Как журавлиный клин в чужие рубежи, – / На головах царей божественная пена, – / Куда плывете вы? Когда бы не Елена, / Что Троя вам одна, ахейские мужи?» [2, т. I, с. 104]. Но творческий диалог только подчеркивает своеобразие поэтики младшего акмеиста. Мандельштамовское стихотворение представляет собой художественно-философское размышление о сущности любви как первооснове бытия, истории, творчества. Елена в таком контексте становится знаком темы любви. Г.В. Адамович мифологическую ситуацию похищения спартанской царицы конкретизирует – у него пластически воссозданная героиня получает психологическую характеристику: «…покидая дом и стены, / И голубой архипелаг, / На корабле кляла Елена / Тяжелой верности очаг» [1, с. 136]. Чувственно-конкретное воссоздание мифологической ситуации соответствует особенностям поэтики Г.В. Адамовича: «выразительному аскетизму», более высокому
«удельному весу каждого слова по сравнению со словом у символистов», искренности «как одному из главных составляющих лирики» [3, с. 44, 51, 67]. Художественный минимализм поэта был аргументом в полемике с символистской эстетикой: «Символисты… ставили перед собой задачу встать вровень с расширившимся миром. Акмеисты в своих манифестах призывали ограничиться лишь той областью, которая поддавалась запечатлению точным словом» [3, с. 24]. Поэтому «В «Облаках»… очень суженный, комнатный мирок, вся жизнь течет преимущественно за окном» [3, с. 25]. В таком художественном мире возможно появление Елены в локальном пространстве корабля. В первом же стихотворении Г.В. Адамовича о Троянской войне задается отмеченный М.М. Бахтиным важный текстообразующий фактор – «Диалогические отношения между текстами и внутри текста» [4, с. 283]. Диалогизм – типологическая черта поэтики младоакмеиста: «Лирическая тема решается в диалоге, столкновении двух точек зрения, в мучительных сомнениях. Это либо два спорящих голоса, либо возражения самому себе, но в обоих случаях движение мысли рождается в этих сомнениях и колебаниях» [3, с. 70]. Г.В. Адамович вступает в полемические отношения с мифологическим сюжетом – Елена наделяется свободой выбора, похищение мотивировано не волей Афродиты, а недовольством семейной жизнью: «…на корабле кляла Елена / Тяжелой верности очаг» [1, с. 136]. Диалог с современностью возникает с помощью анахронизма и проекции на мифологическое время. Полемичный характер диалога подчеркивается антитезой беспамятства современников и памяти поэта: «Был век… Иль, правда, вы забыли…» [1, с. 136].
Такая полемичность имманентна всему комплексу античного гипертекста Г.В. Адамовича. В следующей книге – «Чистилище» (1922) она усиливается бинарной оппозицией «свое» – «чужое», как в сонете 1919 г. «Заходит наше солнце…»: «3аходит наше солнце… Где века / Летящие, где голоса и дали? / Где декорации? Уж полиняли / Земные пастбища и облака. // И я меняюсь. Падает рука / Беспомощно, спокойны мысли стали, / Гляжу на эту жизнь, – и нет печали, / И чужд мне даже этот звук: тоска» [1, с. 201]. В состав «своего» входит утраченная культура Серебряного века, а характеристика «чужой» пореволюционной действительности – тоска, разрушение культурной преемственности. Даже классическая форма – сонет – стала средством полемики с «чужой» действительностью, знаком культурной памяти. Поэт воссоздает образ утраченной культуры с помощью мотива декораций, который позволяет увидеть близость и разность миров младоакмеистов Г.В. Адамовича и Г.В. Иванова. Декоративность имманентна ранней лирике Г.В. Иванова как материальное воплощение искусства. В дореволюционном стихотворении «Заставка» цикла «Книжные украшения» античные образы предстают через многомерную перспективу – книги, рисунка, зеркала («Венецианское зеркало старинное…»), статуэток: «Что за мальчик с улыбкою проказливою / Расправляет крылышки глянцевитые // Перед ним? Нетрудно проказливого / Узнать Купидона милого» [7, с. 18]. Поэт ориентируется на пространственно-визуальные виды искусства – живопись, скульптуру, – согласно акмеистической установке на «чувство граней и перегородок» [2, т. II, с. 145]. В пореволюционную эпоху живопись станет поводом для экзистенциальных обобщений («Литография», сб. «Вереск»): «Америки оборванная карта / И глобуса вращающийся круг. // <…> Но спорит друг. И вспыхивают трубки. / И жалобно скрипит земная ось» [7, с. 24–25]. В последней отечественной книге «Сады» Г.В. Иванов природный мир сравнивает с театром, акцентируя искусственность бытия: «В середине сентября погода / Переменчива и холодна. / Небо, точно занавес. Погода / Театральной нежности полна» [7, с. 40]. Аскетизм и апофатизм Г.В. Адамовича обусловили уподобление утраченной эпохи полинялым декорациям. В его сдержанном, «графичном» мире творческая воля и культурная память сохраняют «свое» и противостоят «чужому»: «Но все ж я не подвластен разрушенью. / Порою мир одет прозрачной тенью, / И по ночам мне страшно иногда, // И иногда мне снится голубое / И плещущее море и стада / У берега моей родимой Трои» [1, с. 201]. Троянский топос не только формирует «свое» в бинарной оппозиции, не только выполняет функцию семиотического культурного кода, но и утверждает органическую целостность искусства в условиях исторической катастрофы. Топос Трои становится прецедентным текстом поэзии И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванова. В мировом сознании Троя ассоциируется с войной благодаря «Илиаде» Гомера. Г.В. Адамович воссоздал мирный город, включив его в состав «своего», родного. И.В. Одоевцева заслужила похвалу требовательного Н.С. Гумилёва за стихотворение «Всегда всему я здесь была чужою…»: «Всегда всему я здесь была чужою, / Уж вечность без меня жила земля, / Народы гибли и цвели поля, / Построили и разорили Трою» [8, с. 35]. Поэтесса включила мифологический город в универсальный круговорот бытия: «Вот это «построили и разорили Трою» и заслужило одобрение Гумилёва» [8, с. 35]. В конце жизненного и творческого пути (1956) Г.В. Иванов конкретизирует бытийный круговорот строительства и разрушения, продолжив линию преемственности и подводя итоги: «Построили и разорили Трою, / Построили и разорят Париж. / Что нужно человеку – не герою – / На склоне?.. Элегическая тишь» [9].
Кроме того, троянское пространство раскрывает самобытность художественного мышления Г.В. Адамовича. Старшие акмеисты используют две формы лирического освоения античности. Во-первых, это опосредованный диалог читателя с текстом: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. / Я список кораблей прочел до середины: / Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, / Что над Элладою когда-то поднялся» [2, т. I, с. 104]. Корабли, отплытие присущи и лирике младоакмеиста. Н.С. Гумилёв, как и О.Э. Мандельштам, обращается к моменту окончания чтения Гомера и начала работы воображения («Современность», 1911): «Я закрыл «Илиаду» и сел у окна. / На губах трепетало последнее слово. / Что-то ярко светило – фонарь иль луна, / И медлительно двигалась тень часового» [5, с. 166]. Во-вторых, старшие акмеисты прибегают к ролевой лирике. Так, самоотождествление Н.С. Гумилёва – воин Агамемнона: «Что я? Обломок старинных обид, / Дротик, упавший в траву. / Умер водитель народов Атрид, / Я же, ничтожный, живу» [5, с. 130]. В книге «Tristia» О.Э. Мандельштам выбирает образ арестанта: «За то, что я руки твои не сумел удержать, / За то, что я предал соленые нежные губы, / Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать. / Как я ненавижу пахучие древние срубы!» [2, т. I, с. 133]. Г.В. Адамович отказывается и от роли читателя, и от роли участника античной драмы. Его лирический герой автопсихологичен, он сознает дистанцию между современниками и мифологическим хронотопом. Временная оппозиция «тогда и теперь» особенно четко задана в стихотворении «Когда…» (1920) – «когда, где – тогда»: «Когда, / Забыв родной очаг и города, / Овеянные ветром южным, / Под покрывалом, ей уже не нужным, / Глядела на Приамовы стада / Рыжеволосая Елена, / И звонкоплещущая пена / Дробилась о смолистое весло, / И над волнами тяжело / Шел издалека гулкий рев: «Измена». / Где были мы тогда, / Где были / И я, и вы? / Увы» [1, с. 199]. Г.В. Адамович дистанцирует и качественно противопоставляет миф и современность: «Когда / <…> Где были мы тогда, / Где были / И я, и вы? / Увы». Вопросительный рефрен, междометие «увы» как композиционный и завершающий элемент стихотворения усиливают тоску по героическому и трагическому мифологическому времени. Младоакмеист создает универсальную семиосферу мифа, сопрягая в двухчастной структуре две сюжетные ситуации трагического прибытия – Елены и Изольды: «Когда / У берега Исландского вода / С угрюмым шумом билась, / И жалобная песня уносилась / От обнаженных скал туда, / Где медлила вечерняя звезда, / По глухоропщущим лесам и по льду, / Когда корабль на парусах белей, / Чем крылья корнуэльских лебедей, / Нес белокурую Изольду, / Где были мы тогда, / Где были / И я, и вы? / Увы» [1, с. 199].
Поэт детально осваивает мир Трои («…звонкоплещущая пена / Дробилась о смолистое весло»), вводит портретный элемент («рыжеволосая Елена»), указывает на возможную смену костюма («Под покрывалом, ей уже не нужным…»). Столь же пристально Г.В. Адамович вглядывается в пространство мифа о Тристане и Изольде. Он видит воду, бьющуюся у Исландского берега «с угрюмым шумом», соединяет космическое пространство вечерней звезды с «обнаженными скалами», «глухоропщущими лесами и льдом». Детализированный мифологический топос – типологическая особенность культурного (античного в том числе) текста Г.В. Адамовича. Традиционно хронотоп культурного текста имеет такие «базовые характеристики», как «сверхпространственность, атопия и амбивалентность» [10, с. 21]. О.Э. Мандельштам локализует и конкретизирует античное пространство только в книге «Tristia» («дремучий акрополь», «древние срубы», «царский» и «девичий дом», стены): «Прозрачной слезой на стенах проступила смола, / И чувствует город свои деревянные ребра, / Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла…» [2, т. I, с. 134]. Г.В. Адамович постоянно воссоздает детализированный географический локус. Так, в стихотворении 1919 г. «Тогда от Балтийского моря…» топос Первой мировой войны конкретизируется в локусах «размытых полей», «телеграфных нитей». Ветер, который звенит в листве и шумит «под тополями», звезды, ракеты организуют координатную ось «верха-низа»: «Тогда от Балтийского моря / Мы медленно отступали / По размытым полям… Звезды / Еще высоко горели, / Еще мы победы ждали / Над императором немецким, / И холодный сентябрьский ветер / Звенел в телеграфных нитях / И глухо под тополями / Еще шелестел листвою. / Ночь. Зеленые ракеты / То взлетали, то гасли в небе…» [1, с. 155]. Пространство постепенно разрастается вширь и вниз, формируется космический (земной и небесный) универсум: «Лай надтреснутый доносился / Из-за лагеря, и под скатом / Робко вспыхивала спичка» [1, с. 155].
Универсальность пространства подчеркивается явлением Венеры-Афродиты: «Тогда – еще и доныне / Мне виден луч синеватый, – / Из мглы, по рядам пробираясь, / Между смолкнувших пулеметов, / Меж еще веселых солдат, / Сытых, да вспоминающих / Петербургские кабаки, / Пришла, не знаю откуда, / Царица неба – Венера…» [1, с. 155]. Возникает перекличка с драматургией А.А. Блока («Незнакомка»): «Нет больше прекрасной звезды! / Синяя бездна пуста! <…> / «Пала Мария – звезда»» [6, с. 675]. Возможность сопряжения двух богинь, римской и греческой, раскрывается, во-первых, антропоморфной трансформацией «синеватого луча» звезды, во-вторых, образом Трои, в-третьих, упоминанием пенной одежды, соотносимой с Афродитой: «Не полярным снегом одета, / Не пеной Архипелага, / Пришла и прозрачною тенью / У белой березы стала…/ <…> …Тихо / Я спросил: «Царица, / Ты зачем посетила лагерь?» / Но безмолвно она глядела / За холм, и мне показалось, / Что вестницы смерти смотрят / Так на воинов обреченных...» [1, с. 156]. В 1927–1928 гг. этот прием контаминации имен греческой и римской богинь использует О.Э. Мандельштам в романе «Египетская марка» для создания комплексного мифологического поля в современности: «Помните, что к Прозерпине и к Персефоне телефон еще не проведен» [2, т. II, с. 71]. Антропоморфизм звезды и воспоминание о столичных кабаках закрепляют связь с пьесой «Незнакомка», обрамленной локусами кабачка и гостиной: «По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз» [6, с. 669]. Мы полагаем, что поэт преднамеренно создает контаминированный образ звезды и богини, ибо в другом случае («Поскучай, дружок, поскучай…», 1916) он ограничивается римским астронимом: «Ты останься со мною, грусть, / И белая Венера-звезда, / А людей не хочу… Пусть / И они забудут меня» [1, с. 192]. Ассоциируется и блоковский цикл «На поле Куликовом»: «И с туманом над Непрядвой спящей / Прямо на меня / Ты сошла в одежде свет струящей, / Не спугнув коня» [6, с. 499]. Однако у символиста и младоакмеиста сакральное явление имеет противоположный итог. У А.А. Блока это благословение священной битвы и воина: «Серебром волны блеснула другу / На стальном мече, / Освежила пыльную кольчугу / На моем плече. // И когда, наутро, тучей черной / Двинулась орда, / Был в щите Твой лик нерукотворный / Светел навсегда» [6, с. 499].
У Г.В. Адамовича Венера-Афродита смотрит «на воинов обреченных» как «вестник смерти»: «Точно сон глубокий спустился / Покровом звездным. Полусловом / Речь оборвалась, тяжелея / Руки застыли… Лишь далекий / Звон долетел и замер…» [1, с. 156]. Традиции А.А. Блока в акмеистическом творчестве Г.В. Адамовича подчеркивают универсальную сущность его пантопизма и панхронизма. На российское пространство Первой мировой проецируется хронотоп мифологической войны: «И что так же она смотрела / На южное, тесное поле, / Когда грудь земли пылала / Златоковаными щитами, / Гул гортанного рева несся, / Паруса кораблей взлетали, / И вдали голубое море / У подножия Трои билось» [1, с. 156].
Как видим, троянская семиосфера формируется в раннем творчестве Г.В. Адамовича. Она проецируется на реальность ХХ в. в традициях Н.С. Гумилёва и О.Э. Мандельштама. Детализированный и конкретизированный мир Трои в контексте акмеистического хронотопа составляет типологию культурного текста поэта. Троянский текст раскрывает своеобразие интертекстуальных связей младоакмеиста: он обращается к синтетической традиции старшего акмеизма и символизма А.А. Блока.
Помимо троянского семиотического кода, лирике Г.В. Адамовича имманентны общекультурные античные знаки. В книге «Облака» появляются мифологические образы Эвридики и вакханок, которые подспудно вводят аллюзию Орфея. Эвридика в контексте посвящения А.А. Ахматовой актуализирует тему трагической утраты: «Так беспощаден вечный договор! / И птицы, и леса остались дики, / И облака, – весь незапевший хор / О гибели, о славе Эвридики» [1, с. 131]. Трагизм усиливается апофатическим образом «незапевшего хора», подчеркивается драматической статикой мира, «оставшегося диким» даже после «гибели и славы». Движение дней, приближение вакханок, их пение усиливают ожидание гибели и нагнетают тревожную эмоциональную тональность: «Так дни любви обещанной прошли! / Проходят дни и темного забвенья. / Уже вакханок слышится вдали / Тяжелое и радостное пенье» [1, с. 131]. Завершается стихотворение античным топосом мира мертвых, открытым синтетичному лирическому герою. Он объединяет аллюзию Орфея и поэта-акмеиста, который «в священном исступлении» может говорить «на языке всех времен, всех культур» [2, т. II, с. 171]. За рубежом Г.В. Адамович так сформулирует предназначение поэзии: «Какие должны быть стихи? Чтобы, как аэроплан, тянулись, тянулись по земле и вдруг взлетали… если и невысоко, то со всей тяжестью груза. Чтобы все было понятно, и только в щели смысла врывался пронизывающий трансцендентальный ветерок. Чтобы каждое слово значило то, что значит, а все вместе слегка двоилось. Чтобы входило, как игла, и не видно было раны. Чтобы нечего было добавить, некуда было уйти <…>. Грусть мира поручена стихам. Не будьте же изменниками» [11, с. 163]. Эстетические принципы, изложенные в эмиграции, вызревали в творческой практике поэта. Античный гипертекст включает идею верности, крестного пути поэта, высокой цены избранничества. Лирический герой смог воздействовать на топос Элизиума (Елисейских полей), смутив вечный покой: «И верности пред смертью не тая, / Покинутый, и раненый, и пленный, / Я вижу Елисейские поля, / Смущенные душою неблаженной» [1, с. 131]. Интертекстуальность стихотворения несомненна. Во-первых, мифологическое имя вызывает ассоциации со стихотворением О.Э. Мандельштама «Чуть мерцает призрачная сцена…»: «Ничего, голубка Эвридика, / Что у нас студеная зима» [2, т. I, с. 132]. Введение Эвридики в театральную тему обусловлено впечатлением от оперы К.В. Глюка «Орфей и Эвридика». Это подтверждается цитатой из арии: «Чтобы вечно ария звучала: / «Ты вернешься на зеленые луга» [2, т. I, с. 132]. Во-вторых, мотив созерцания Элизиума возникает у О.Э. Мандельштама в «Летейском цикле» («Ласточка», «Когда Психея-жизнь спускается к теням…»): «И в нежной сутолке, не зная, что начать, / Душа не узнает прозрачные дубравы, / Дохнет на зеркало и медлит передать / Лепешку медную с туманной переправы» [2, т. I, с. 130]. Не забудем, что Г.В. Адамович адресует стихотворение А.А. Ахматовой. В ее цикле «Венок мертвым» посвящение О.Э. Мандельштаму «Я над ним склонюсь, как над чашей…» (1957) включает тот же образ: «О, как пряно дыханье гвоздики, / Мне когда-то приснившейся там, – / Это кружатся Эвридики, / Бык Европу везет по волнам» [12, с. 250]. Ахматовский финал ассоциируется с лирикой обоих поэтов: «Это голос таинственной лиры, / На загробном гостящей лугу» [12, с. 250]. «Загробный луг» О.Э. Мандельштама – цитата из арии, у Г.В. Адамовича это Елисейские поля и северные луга книги «Чистилище». Стихотворение младоакмеиста, как видим, становится прецедентным текстом для старших поэтов.
Если в «Облака» введен образ Эвридики, то в «Чистилище» продолжается тема Орфея. Его судьба тождественна обреченности модернистского поколения: «Когда, в предсмертной нежности слабея, / Как стон плывущей головы, / Умолкнет голос бедного Орфея / На голубых волнах Невы…» [1, с. 159]. Г.В. Адамович вводит мифологические образы в топос современного Петербурга, локализуя их присутствие «на волнах Невы» и набережной: «Когда, открывшись италийским далям, / Все небо станет голубеть, / И девять Муз под траурным вуалем / Придут на набережной петь…» [1, с. 159]. Троекратный хронологический мотив усиливает драматизм пореволюционной эпохи ожиданием гибели. Совмещение современного и мифологического хронотопа ожидается в момент смерти поэта. При этом подчеркивается его ответственность за творческий путь: «Там, за рекой, пройдя свою дорогу / И робко стоя у ворот, / Там, на суде, – что я отвечу Богу, / Когда настанет мой черед?» [1, с. 159]. Стихотворение 1919 г. богато интертекстуальными связями. Это ближайшая акмеистическая традиция раннего творчества О.Э. Мандельштама (1911): «О, широкий ветер Орфея, / Ты уйдешь в морские края – / И, несознанный мир лелея, / Я забыл ненужное «я»» [2, т. I, с. 76]. Н.С. Гумилёв считал Орфея родоначальником мировой поэзии. В «Вереске» Г.В. Иванова образ Орфея помогает создать сентиментальный мир XVIII в.: «…На урне надпись по-латыни / И два печальных голубка. <…> // …Орфей под этим камнем спит». Иронический контекст сентиментализма проясняет объект скорби: «Поставлен мопсу мавзолей» [7, с. 26–27]. Но в 1920 г. («Деревья, паруса и облака…») образ мифологического певца вернет свой трагический статус: «Но пестрая завеса упадет, / И, только петь и вспоминать умея, / Душа опустошенная пойдет / По следу безутешного Орфея» [9]. В позднейшей поэзии Г.В. Иванова добавится экзистенциальная характеристика современного поэта («Мы из каменных глыб создаем города…»): «И пора бы понять, что поэт не Орфей, / На пустом побережьи вздыхавший о тени, / А во фраке, с хлыстом, укротитель зверей / На залитой искусственным светом арене» [7, с. 158]. В цикле «Ямбы» воссоздается объективный трагизм бытия: «Но в мире новые законы, / И боги жертвы не хотят. / Напрасно в пустоту летят / Орфея жалобные стоны – // Их остановят электроны / И снова в душу возвратят» [7, с. 166]. В раннем творчестве младоакмеистов можно увидеть взаимовлияние в художественном воплощении образа Орфея. В своем позднем творчестве Г.В. Иванов, на наш взгляд, использует претекст Г.В. Адамовича. Тема Орфея позволяет увидеть связь Г.В. Адамовича с его постоянным оппонентом В.Ф. Ходасевичем. «Возвращение Орфея» (1911) последнего символиста – претекст «Чистилища», о чем свидетельствует граница между иным и земным мирами: «О, пожалейте бедного Орфея! / Как больно петь на вашем берегу! / Отец, взгляни сюда, взгляни, как сын, слабея, / Еще сжимает лирную дугу!» [13, с. 77]. В «Тяжелой лире» («Баллада», 1921) уже заметна единая тенденция самоотождествления поэта: «И нет штукатурного неба / И солнца в шестнадцать свечей: / На гладкие черные скалы / Стопы опирает – Орфей» [13, с. 153].
В пространстве стихотворения 1921 г. «Еще и жаворонков хор…» апофатически указанная весна ассоциируется с «лугами» оперы К.В. Глюка и лирики старших акмеистов. Тема Орфея и Эвридики присутствует в глубинном подтексте. Античный гипертекст задается перифразой Муз и знаками буколической поэзии: «Еще и жаворонков хор / Не реял в воздухе, луга не зеленели, / Как поступь девяти сестер / Послышалась, нежней пастушеской свирели» [1, с. 166]. И снова вступает в права диалогизм – топос стихотворения строится по принципу бинарной оппозиции «миф – реальность». В реальности 1921 г. Музам и классической поэзии места нет. Оппозиция углубляется контрастом русского холода и фиалок пиндарической Греции: «Но холодно у нас. И снег / Лежит. И корабли на реках стынут с грузом. / Под вербой талою ночлег / У бедного костра едва нашелся Музам. // И, переночевав, ушли / Они в прозрачные и нежные долины, / Туда, на синий край земли, / В свои «фиалками венчан-ные» Афины». Г.В. Адамович использует локусы снега, рек, вербы, костра в изображении России. Античное пространство локализуется цитатой из Пиндара, образом «нежных долин», астионимом: «В круг наш / Светлую радость свейте, олимпийцы, / Шагающие там, где курится фимиамом / Пуп святых Афин, средоточие всех путей, / И блещет всеискусная площадь! // В венках из фиалок и вешних несен / Склонитесь ко мне – / Выступающему от Зевса в блеске моем…» [14, с. 201]. Графически оформленная цитата из «Второго дифирамба афинянам» Пиндара позволяет Г.В. Адамовичу и визуально разграничить современное и мифологическое пространство: «Увенчанные фиалками, / Звенящие в песнях, / Славные Афины – / Оплот Эллады, город под сенью божества…» [14, с. 202]. Узреть античные следы в дисгармоничной современности лирический герой может посредством мечты и сна: «Быть может, это – бред… Но мне / Далекая весна мечтается порою, / И трижды видел я во сне / У северных берез задумчивую Хлою» [1, с. 166]. Троекратный сон указывает на полемический диалог со стихотворением О.Э. Мандельштама «За то, что я руки твои не сумел удержать…»: «И трижды приснился мужам соблазнительный образ» [2, т. I, с. 134]. Вещий сон различается у акмеистов своим объектом. Роковой Елене («соблазнительный образ») О.Э. Мандельштама противостоит «задумчивая Хлоя». Г.В. Адамович в мечтах обретает искомую классическую гармонию и нежность.
Античный гипертекст продолжается в ироничном стихотворении «“Кутырина просит…” – “Послать ее к черту”». Г.В. Адамович в эмигрантском пространстве объединяет исторических Хасанидов, Бизе, Эразмуса, Гомера и пр. с писателями ХХ в. Им упомянуты М. Алданов, М. Осоргин и др. Воссоздать абсурд современности могут лишь великие классики: «Но тут я сдаюсь и бросаю перо. / Тут Гоголю место, Шекспиру, Гомеру…» [1, с. 247–249].
Младоакмеист постоянно использует оппозицию «античность – современность». В книге «На Западе» (1939) она усилена образом лирического собеседника. Он деэстетизирует античный топос, уподобляет его урбанистической скуке ХХ в: «Он еле слышно пальцем постучал / По дымчатой эмали портсигара / И, далеко перед собою глядя, / Проговорил задумчиво: «Акрополь, / Афины серебристые… О, бред! // Пора понять, что это был унылый, / Разбросанный, кривой и пыльный город, / Построенный на раскаленных скалах, / Заваленный мешками с плоской рыбой…» [1, с. 226]. Г.В. Адамович полемизирует со своим и общеакмеистическим идеалом прекрасной античности, со своей более ранней поэзией, в конечном итоге – с оппозицией «античность – современность». Скука и безнадежность обретают универсальный масштаб вечности и бесконечности: «И что по этим тесным площадям, / Толпе зевак и болтунов чужие, / Мы так же бы насмешливо бродили, / Глядели бы на все с недоуменьем / И морщились от скуки…» [1, с. 226]. В книге появляются редкие для поэта римские образы – парки: «(У дремлющей парки в руках, / Где пряжи осталось так мало…) / Нет, разум еще не зачах, / Но сердце… но сердце устало» [1, с. 215]. Римские богини судьбы акцентируют бессмысленность бытия: «Беспомощно хочет любить, / Бессмысленно хочет забыться… / (И длится тончайшая нить, / Которой не надо бы длиться.)» [1, с. 215].
В последней книге «Единство» (1967) актуализируется топос эфира, который в греческой мифологии – верхний слой воздуха, обитель богов и персонификация бога. У Г.В. Адамовича эфир – космическая стихия, враждебная акмеизму: «Из-за бесконечного эфира, / Из-за всех созвездий и орбит / Легким голосом иного мира / Смерть со мной все время говорит» [1, с. 78]. Эфир дает и разрушает надежду: «О, если где-нибудь, в струящемся эфире, / В надзвездной вышине, / В непостижимой тьме, в невероятном мире / Ты все же внемлешь мне, / То хоть бы только раз…». Но надежда обернулась онтологической смертью в гоголевских мистических традициях: «От одиночества и от недоуменья / Здесь умерла душа» [1, с. 86]. Такую же функцию универсума смерти эфир выполняет в эмигрантской лирике Г.В. Иванова, но «проклятый поэт» утверждает даже не надежду, а уверенность («Дневник»): «Распыленный мильоном мельчайших частиц / В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире, / Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц, / Я вернусь – отраженьем – в потерянном мире» [7, с. 140]. Арфа, имеющая египетские и античные корни, и сирена, связывающая эпохи технического прогресса и мифа, воплощают прекрасную культуру, с которой прощается лирический герой Г.В. Адамовича: «В последний раз… Не может быть сомненья, / Это случается в последний раз, / Это награда за долготерпенье, / Которым жизнь испытывала нас. / Запомни же, как над тобой в апреле / Небо светилось всею синевой, / Солнце сияло, как в ушах звенели / Арфы, сирены, соловьи, прибой» [1, с. 104]. В стихотворении «Нам Tristia давно родное слово…» устанавливается конструктивный диалог античности, знаком которой становятся название книги и эпиграф Овидия, с акмеизмом, о котором напоминают сборник и одноименное стихотворение О.Э. Мандельштама. Объединяющий фактор – скорбь и утрата: «Кто может знать при слове «расставанье», / Какая нам разлука предстоит…» [2, т. I, с. 124]. Разлука, ставшая «своей», у Г.В. Адамовича обусловлена уходом: «Куда, куда? – мы недоумеваем. / Какой-то звон, сиянье, пустота…» [1, с. 120]. Однако лирический герой сохраняет благодарность античной культуре за то, что она была в человеческой истории. Анализируя поэзию русского зарубежья и подводя итоги своего творческого пути, он делает вывод: «У нас, в нашей культуре, да и вообще на Западе, – поскольку мы все-таки – Запад и от него, надеюсь, не отречемся, у нас есть только две большие темы: христианская и эллинская. Все сколько-нибудь значительное связано с их развитием, с их борьбой» [11, с. 193]. Эллинскую тему младоакмеист разрабатывает на протяжении всего творческого пути.
Итак, античный гипертекст имманентен художественному миру Г.В. Адамовича. В его состав входят троянский текст, сконцентрированный в двух первых поэтических книгах, и семиосфера античной культуры, по-разному присутствующая на всех этапах творчества. Хронотоп античного гипертекста локализован и конкретизирован, что составляет его типологическое своеобразие. Он помогает организации акмеистического пантопизма и панхронизма в лирике Г.В. Адамовича. У поэта доминирует греческий семиотический код, раскрывающий интертекстуальные связи с русским модернизмом. Античность вступает в полемический диалог с современностью и утверждает незыблемость культурной традиции: «И, может быть, мой слабый стих / Лишь оттого всегда поет о славе мира, / Что дребезжит в руках моих / Хоть и с одной струной, но греческая лира» [1, с. 166].
Библиографический список
Адамович, Г.В. Собрание сочинений. Стихи, проза, переводы [Текст] / Георгий Адамович ; вступит. статья, составление и примечания О.А. Коростелёва – СПб : Алетейя, 1990. – 560 с.
Мандельштам, О.Э. Сочинения : в 2 т. [Текст] / Осип Мандельштам ; подготовка текста и комментарии А.Д. Михайлова и П.М. Нерлера, вступительная статья С.С. Аверинцева – М. : Художественная литература, 1990.
Т. 1. Стихотворения. – 638 с.
Т. 2. Проза. – 464 с.
Коростелёв, О.А. «Без красок и почти без слов…» Поэзия Георгия Адамовича [Текст] // Адамович Г.В. Собрание сочинений. Стихи, проза, переводы. – СПб : Алетейя, 1990. – С. 5–74.
Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / Михаил Бахтин ; сост. С.Г. Бочаров; текст подготовили Г.С. Бернштейн и Л.В. Дерюгина ; примечания С.С. Аверинцева и С.Г. Бочарова. – М.: Искусство, 1979. – 424 с. – (Из истории сов. эстетики и теории искусства).
Гумилёв, Н.С. Стихотворения и поэмы [Текст] / Николай Гумилёв ; вступительная статья А.И. Павловского, биографический очерк В.В. Карпова, составление, подготовка текста и примечания М.Д. Эльзона. – Л. : Советский писатель, 1988. – 632 с. – (Библиотека поэта. Большая серия).
Блок, А.А. Стихотворения. Поэмы. Театр [Текст] / Александр Блок ; вступительная статья П. Антокольского, составление и примечания Вл. Орлова – М. : Художественная литература, 1968. – 840 с. – (Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Т. 138).
Иванов, Г.В. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени [Текст] / Георгий Иванов ; составление, послесловие, комментарии Н.А. Богомолова – М. : Книга, 1989. – 574 с. – (Из литературного наследия).
Одоевцева, И.В. На берегах Невы: Литературные мемуары [Текст] / Ирина Одоевцева ; вступительная статья К. Кедрова, послесловие А. Сабова – М. : Художественная литература, 1988. – 334 с.
Иванов, Г.В. Стихотворения [Электронный ресурс] / Георгий Иванов. – Режим доступа: http://www.lib.ru/RUSSLIT/IWANOWG/stihi.txt_with-big-pictures.html.
Алексеев, П.В. Формирование мусульманского текста русской литературы в поэтике русского романтизма 1820–1830-х годов : автореф. дис. … канд. филол. наук [Текст] / Павел Алексеев – Томск, 2006. – 24 с.
Адамович, Г.В. Одиночество и свобода [Текст] / Георгий Адамович ; составление, авторское предисловие и примечания В. Крейд. – М. : Республика, 1996. – 447 с. – (Прошлое и настоящее).
Ахматова, А.А. Сочинения : в 2 т. – Т. 1 [Текст] / Анна Ахматова ; под общей редакцией Н.Н. Скатова, составление и подготовка текста М.М. Кралина. – М. : Правда, 1990. – 448 с. – (Библиотека «Огонек»).
Ходасевич, В.Ф. Стихотворения [Текст] / Владислав Ходасевич ; вступительная статья Н.А. Богомолова, составление, подготовка текста и примечания Н.А. Богомолова и Д.Б. Волчека – Л. : Советский писатель, 1989. – 464 с. – (Библиотека поэта. Большая серия).
Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты [Текст] / Пиндар ; издание подготовил М.Л. Гаспаров. – М. : Наука, 1980. – 504 с. – (Академия наук СССР. Литературные памятники).
© Леонтьева А.Ю., 2011
Автор статьи – Анна Юрьевна Леонтьева, кандидат филологических наук, доцент, Северо-Казахстанский государственный университет им. М. Козыбаева, Казахстан, e-mail: aleontieva13@mail.ru.
Рецензент – О.В. Васильева, кандидат филологических наук, учитель русского языка и литературы областной средней школы «Лорд».
УДК 81.22
Л.В. Лобанова
Тульский государственный педагогический университет
имени Л.Н. Толстого
ОБЪЕДИНЕНИЕ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ, ВОПЛОЩАЮЩИХ ОБРАЗ УЧИТЕЛЯ, ПОЛЕВЫМ МЕТОДОМ (ПО РОМАНУ БЕЛ КАУФМАН
«ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ»)
В статье представлены проблемы систематизации лексических единиц методом поля. Выявляются возможности полевого метода путем анализа теоретических положений по формированию лексико-семантических и тематических полей выдающихся лингвистов. Приводится пример реализации данного метода при рассмотрении коммуникативно-тематического поля «Учитель» по роману Бел Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз».
Ключевые слова: ономасиологический подход, метод поля, коммуникативно-тематическое поле, языковая картина мира.
На современном этапе развития лексикографии ученые стремятся сгруппировать и структурировать слова, по ономасиологическому принципу, поэтому при объединении единиц языка все большее распространение получают такие методы, при помощи которых формирование словников происходит на основании соотнесенности определенных слов с внеязыковым предметным рядом, т.е. с реальной действительностью. Одним из таких методов, наряду с дистрибуцией, комбинаторикой, семантическими деревьями, является метод поля, при помощи которого слова группируются на основе тематической близости, в результате чего выстраиваются тематические и лексико-семантические группы слов. Структура таких объединений позволяет человеку понять сущность всех связей и отношений между словами определенного поля.
Основателями полевой теории являются И. Трир, Э. Косериу, Ф. Палмер, по их работам определяются общие положения теории поля, согласно которым оно обладает автономностью, самостоятельностью в лексико-семантической системе языка, целостностью, полнотой и специфичностью в разных языках. С тех пор метод поля в лингвистике прочно вошел в арсенал языковедов. Поэтому, говоря о возможности его применения при систематизации лексики, прежде всего, следует установить основные черты поля.
Как известно, понятие «поле» пришло в лингвистику из области точных наук, где оно также определяется неоднозначно. Так как «в сознании человека слово связано с другими словами, образуя системы, построенные на разных основаниях, формальных и семантических» [1, с. 3–69], то в лингвистике широко распространено понимание поля прежде всего как «совокупности слов, объединяемых смысловыми связями по сходным признакам их лексических значений» [2], а также «как совокупности языковых (главным образом, лексических) единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [3, с. 380]. Следовательно, элементы поля объединяются прежде всего на основе «инвариантного семантического поля» [4, с. 21].
Слова внутри одного поля частично взаимозаменимы, поскольку поле, взятое само по себе, избыточно [5, с. 82]. Ю.Н. Караулов выделяет из числа наиболее общих свойств поля связь между элементами, их упорядоченность и взаимоопределяемость, а также специфичность в разных языках, которая проявляется в исторической обусловленности его состава и структуры и неповторимых национальных особенностях [6, с. 33].
По мнению И.М. Кобозевой, поле можно охарактеризовать как совокупность языковых единиц, которые между собой связаны семантически и являются взаимозависимыми. И эта взаимосвязь имеет системный характер, поэтому каждое слово получает смысл только как часть соответствующего поля, а носитель языка в полной мере знает значение слова лишь в том случае, если ему известны значения других слов из того же поля [7, с. 98–99]. Таким образом, поля представляют собой лексические множества, организованные на основе единой лексической значимости и связанные определенными взаимоотношениями, которые обусловлены реальной действительностью.
Такие поля обычно имеют свой источник: ядро или центр. Таким образом, в каждом поле выделимо ядро, представленное термином, и расположенные вокруг него семантические и стилистические слои, наиболее широко употребляющиеся для выражения данного понятия. Однако каждое поле количественно и качественно индивидуально и своеобразно в заполнении сетки своих взаимоотношений [8, с. 36]. Наличие ядра в поле предполагает формирование словника таким образом, что одни слова, наиболее тесно связанные с ядром парадигматически (синонимы, гипонимы), будут располагаться в непосредственной близости от центра, а другие, выступающие как «контекстуальные распространители выраженного ядром понятия» [6, с. 240], будут распространяться к периферии поля.
В романе Бел Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз», посвященном школьной тематике, важным оказывается образ учителя. Роман пронизан школьной лексикой, употребляемой и учениками, и учителями. Таким образом, понятие «учитель» полностью представлено средствами языка в различных коммуникативных ситуациях и функционально-социальных языковых вариантах. Систематизация словника полевым методом и его структура позволят представить языковое воплощение данного образа в полной мере, поскольку он является сложным и многоаспектным.
Наиболее важны единицы, находящиеся ближе к центру и являющиеся своего рода синонимами к ядру, в нашем случае к слову «учитель». Именно этот ряд слов дает возможность представителю инокультуры переступить первый и наиболее сложный порог на пути к познанию данного образа в рамках русской культуры, а все коммуникативно-тематическое поле (КТП) «Учитель» отражает специфичность языка, которая проявляется в исторической обусловленности его состава и структуры и неповторимых национальных особенностях.
Так как размер КТП «Учитель» имеет значительный объем, рассмотрим его фрагмент, включающий лексику 12-й главы.
Слова, входящие в состав тематической области, в которой будут представлены наименования, относящиеся к учителю, выраженные именем существительным, имеют парадигматическую связь с ядром, т.е. находятся ближе к центру поля. Контекстуальными же распространителями будут слова, входящие в функциональную область, которую наполнят наименования признаков, действий, признаков признаков учителя.
КТП «Учитель»
Достарыңызбен бөлісу: |