Конечно же, не все любовные обманы
столь добросердечны, и не все жертвы этих
обманов хотят быть обманутыми. О заинтере-
сованности же в обмане самой жертвы ни в
коем случае нельзя
судить по свидетельству
обманщика; для него в любом случае предпо-
чтительно декларировать добровольность
жертвы, поскольку это уменьшает чувство
вины. Ведь если жертва заподозрила хотя бы
что-нибудь, она уже наполовину сорвалась с
крючка.
Невольные жертвы, дабы избежать рас-
платы за раскрытие обмана, со временем мо-
гут стать и добровольными. Представьте себе
положение правительственного чиновника,
вдруг заподозрившего,
что любовница, кото-
рой он так доверял и столько рассказывал о
своей работе, шпионка. Сотрудник, занима-
ющийся подбором персонала, может порой
стать добровольной жертвой ищущего работу
мошенника и
скорее взять его в штат, чем
признаться в своем ошибочном заключении.
Роберта Вольштеттер описывает множество
примеров того, как национальные лидеры
становились добровольными жертвами обма-
на со стороны противников — случай с Чем-
берленом не исключение. «Во всех этих при-
мерах затянувшихся на долгие годы обманов,
в игнорировании все возрастающих и явно
противоречащих
друг другу свидетельств,
очень важную роль играют заботливо лелее-
мая надежда на добросовестность потенци-
ального противника и на те общие интересы,
которые якобы имеются у обеих сторон.
…Противнику остается лишь слегка подтал-
кивать жертву, в то время как последняя
склонна в свою очередь еще и отмахиваться
от тех действий, которые могут быть расцене-
ны как простое занудство» [52].
Резюмируя
все вышеизложенное, можно
сказать, что угрызения совести усиливаются
в тех случаях, когда:
— жертву обманывают против ее воли;
— обман очень эгоистичен; жертва не из-
влекает никакой выгоды из обмана, а теряет
столько же или даже больше, чем лжец при-
обретает;
— обман не дозволен, и ситуация предпола-
гает честность;
— лжец давно не практиковался в обмане;