определенности /неопределенности
в тюркском имени, о тюркской изафетной конструкции (типы определительных сочетаний),
о синтаксисе подчинительных конструкций и сложного предложения, а также исследование
различных типов трехчленной дальности в указательных местоимениях, интерпретация
изменяемых послелогов-наречий как пространственных имен, исследования по
совершаемостным и модальным противопоставлениям в тюркских глагольных системах. В
грамматических описаниях, принадлежащих его перу, содержатся отдельные теоретико-
грамматические разработки, которые впоследствии дали начало целым тюркологическим
направлениям. В «Строе турецкого языка» [Дмитриев
, 1962
], например, содержатся
наблюдения над морфологической разноместностью турецкого ударения (приводится список
минимальных (пар) и делается вывод об ударении как морфологическом маркере. Там же, в
лексикологическом разделе, дан поразительный по изяществу семасиологический анализ
группы глаголов движения в турецком языке в связи с другими тюркскими языками. В
«Грамматике кумыкского языка» сформулирована схема тюркских видовых форм, которая
впоследствии стала широко применяться тюркологами.
Простота, ясность и доступность научного языка работ Николая Константиновича
создавали некую художественность, особый поэтический стиль всех его трудов – от
маленькой статьи до объемистой книги, стиль, по которому можно сразу узнать автора.
Для ряда тюркских языков Н. К. Дмитриев впервые дал квалифицированное
лингвистическое описание. Это прежде всего кумыкский язык — один из языков Дагестана,
который длительное время служил дагестанским койне, — о котором до работ Дмитриева в
тюркологии имелись довольно отрывочные сведения. Николай Константинович сделал
первое описание морфологии (1934) и синтаксиса (1935) кумыкского языка. На основании
этих предварительных публикаций он составил и в 1940 г. опубликовал первую в истории
науки «Грамматику кумыкского языка». Этот труд Николая Константиновича наряду с
детальным описанием кумыкского языка и его диалектов впервые установил переходный
характер кумыкского языка между языками огузского и кыпчакского типа.
Н. К. Дмитриев впервые занялся систематическим описанием башкирского языка и
после 20-летнего изучения создал его теоретическую грамматику («Грамматика башкирского
языка» 1948 г.). До этого Николай Константинович опубликовал ряд статей по различным
проблемам башкирской фонетики, грамматики, диалектологии и словаря, начинал со статьи
11
«Этюды по фонетике башкирского языка», вышедшей в 1927 г. на французском языке.
История создания «Грамматики» не проста. В 1940 г. рукопись готовой башкирской
грамматики была сдана в типографию и погибла во время блокады Ленинграда. У Николая
Константиновича остались черновики утраченного труда. Путем большого напряжения сил и
воли к 1945 г. Николаю Константиновичу удалось восстановить рукопись и снова сдать ее в
издательство Академии наук. В 1948 г. фундаментальный труд «Грамматика башкирского
языка», ценный для башкироведения и тюркского языкознания в целом, увидел свет. В новой
грамматике Николай Константинович искусно сочетал синхронный и диахронный подходы в
описании строя одного из тюркских языков. Окончательную формулировку здесь получило
мнение Николая Константиновича об особом виде придаточного предложения в башкирском
и других тюркских языках — неличных оборотах со своим подлежащим в неопределенном
падеже. В 1950 г. «Грамматика башкирского языка» вышла на башкирском языке. На этой
грамматике и многочисленных трудах Н. К. Дмитриева по башкирскому языку (их более 70)
основывается фактически все современное башкироведение.
Из тюркских языков южной, огузской, группы внимание Николая Константиновича с
давних пор привлекали гагаузский, азербайджанский и туркменский языки. Используя как
источник записи языка бессарабских гагаузов, сделанные В. А. Мошковым и помещенные в
10-м томе «Образцов народной литературы тюркских племен» В. В. Радловым (1904),
Н. К.
Дмитриев дал детальное описание этого языка — его фонетического и грамматического
строя (1932, 1939) [
Дмитриев
1932; 1939] и словарного состава (50-е годы), придя к
решительному заключению, что гагаузский язык является «особым языком тюркской
группы» [
Дмитриев
, 1962, 271-284].
Интерес к азербайджанскому языку появился у Н. К. Дмитриева еще в студенческие
годы и был предметом его постоянного внимания. Николай Константинович дал описание
диалектного состояния города Ганджа (1932), сделал анализ азербайджанских
стихотворений, записанных армянскими буквами, как диалектного источника (1934),
подробно изучил мимологические образования азербайджанского языка (1961). В 1947 г.
выступая в Бакинском университете, Николай Константинович сформулировал важнейшие
задачи, которые стояли тогда перед азербайджанским языкознанием, не утратившие своей
научной значимости и по сей день (1949). В 1941 г. в Ленинградское отделение Издательства
АН СССР Николай Константинович сдал рукопись грамматики азербайджанского языка,
которая погибла во время блокады города — горестная потеря не только для автора, но и для
науки.
Упорно занимаясь туркменским языком, его диалектами, Николай Константинович
сделал описание синтаксиса туркменского языка [Дмитриев
, 1962, 395-432
] и фольклорно-
диалектного языка туркменских сказок Марыйского района [Дмитриев
, 1954, 28-63
].
Н. К. Дмитриев не оставил без внимания и обширную кыпчакскую группу тюркских
языков. Помимо упомянутых уже кумыкского и башкирского предметом его внимания были
крымско-татарский, балкарский и татарский языки. Известна лекция Николая
Константиновича о методике изучения крымско-татарских диалектов и фольклора (1934). Из
курса лекций Николая Константиновича студентам балкарцам выросла работа по
малоизвестному тогда балкарскому языку — «Синтаксис балкарского языка» [Дмитриев
,
1954, 358-394
].
Татарский язык вошел в орбиту исследований Николая Константиновича очень рано —
еще в студенческие годы. Исследовательская работа по татарскому языку началась с
публикации в 1926 г. диалектного материала — стихотворных записей на татарском языке от
уроженца г. Белебей. Публикации продолжались в 1928 и 1932 гг. — по языку мишарей (на
французском и немецком языках).
12
Нельзя не отметить особенно тонкую по анализу и проникновенную по духу работу
Николая Константиновича о Каюме Насыри — «Каюм Насыри как филолог» (1947). Николай
Константинович отдал дань глубокого уважения одному из выдающихся деятелей татарского
народа, называя его «прововестником... культурной весны и возрождения» татар.
Николай Константинович занимался сопоставительным изучением татарского языка с
башкирским, чувашским и русским. К этому циклу относятся две книги: «Очерки по
методике преподавания русского языка в татарской школе» (1948) — совместно с
В.
М.
Чистяковым; «Очерки по методике преподавания русского и родного языков в
татарской школе» (1952) — совместно с Н. 3. Бакеевой. В 1955 г. вышла книга Николая
Константиновича «Грамматическая терминология в учебниках родного языка» на материале
трех языков — татарского, башкирского и чувашского.
Славистическая и тюркологическая подготовка Николая Константиновича позволила
ему заниматься исследованием тюрко-славянских языковых отношений на основе
славянских языков и тюркских текстов в славянской транскрипции. Его работа в этой
области имели значение и для тюркологии, и для славистики.
Исследования Н. К. Дмитриева в области Тигсо-Slavicae распадаются на три
направления. Хронологически первое из них — попытки выяснения особенностей тюркских
диалектов, дошедших до исследователя в славянской передаче. Это исследования тюркских
заимствований в сербском языке: в 1928 и 1929 гг. им опубликованы четыре статьи под
единым названием «Этюды по сербско-турецкому языковому взаимодействию» [Дмитриев
,
1928
], посвященные турецким лексическим и грамматическим заимствованиям в сербском
языке. К этому циклу примыкают еще две работы: «Османские глоссы XVI в.» (1926)
[Дмитриев
, 1926, 210-216
] и «Материалы по османской диалектологии. Фонетика
карамалицкого» языка» (1928) - исследования славянских транскрипций старотюркского
языкового материала. Сопоставление русского и тюркского языков, направленное на
повышение качества преподавания русского языка в национальной школе, привело ученого к
ряду интересных научных результатов. Ср., например, разделы, написанные им (в
соавторстве) в упоминавшихся выше работах [Дмитриев, Чистяков, Бакеева
, 1952
]: «Наречия
в татарском и русском языке», «Русские предлоги и татарские послелоги», «Глаголы
движения в языках тюркской группы», «Глаголы речи в языках тюркской группы», «Глаголы
мышления» и под. Наконец, еще одна область, в которой Н. К. Дмитриев совершил
общепризнанный научный прорыв и вывел ее на новый уровень — это изучение тюркизмов в
русском языке.
Собственно тюркологический анализ тюркизмов в славянских языках не мог особенно
успешным вплоть до 30-40-х годов XX в., когда появились словари ряда тюркских языков на
территории СССР. До того, а также и позже, пожалуй вплоть до 60-х годов XX в.,
большинство тюркологов, особенно на Западе, пользовались в основном материалом словаря
В.В. Радлова, очень большого, но все же далеко не полного и, главное, неравномерно
фиксирующего тюркскую лексику в различных языках. В частности, материал словаря
Радлова никоим образом не может ответить на вопрос, имеется ли рефлекс данного
общетюркского слова в данной группе тюркских языков. Полно была зафиксирована в
первую очередь турецкая лексика, отсюда преобладание ссылок на турецкий как источник
тюркизмов. В исследованиях по заимствованиям проводилась главным образом
предварительная фиксация тюркизмов, без особого внимания к конкретным условиям
заимствования — времени и конкретизации тюркского языка-источника. Так, в словаре
Ф. Миклошича [Miklosich
, 1884; 1885; 1890
] предположительный тюркский источник
маркируется только как «турецкий» или «северно-тюркский» (т.е. кыпчакский), иногда как
«восточнотюркский», что может означать «чагатайский» (литературный язык карлуков и
13
кыпчаков с XVI по XVIII вв.), но не более точно, и, во всяком случае, не обсуждается
возможность выбора из разных источников. Надо сказать, что примерно такая маркировка
сохраняется и в словаре М. Фасмера [Фасмер
, 1964-1973
].
Однако уже в 1929 г. на 1-м съезде славистов в Праге польский востоковед
Т. Ковальский выступил с программным докладом, где выдвинул требования
хронологизации тюркского заимствования и точного определения его источника. Как ответ
на эту работу появилась (в 1958 г.; писалась в 1941-1942 гг.) программная же статья
Н. К. Дмитриева «О тюркских элементах русского словаря» [Дмитриев
, 1958, 3-47
], где
помимо постановки соответствующих задач анализируется значительный объем русских
тюркизмов и демонстрируется связь принципов хронологизации, точного определения
источника заимствования и его культурно-исторической верификации. Можно считать эту
работу хронологической вехой, отмечающей выход науки о тюркизмах в славянских языках
на новый этап; с тех пор появилось значительное количество работ, соответствующих этому
новому уровню. Заниматься тюркизмами в русском языке Н. К. Дмитриев начал гораздо
раньше; первая его работа на эту тему — «Турецкие лексические элементы в номенклатуре
соколов царя Алексея Михайловича» [Дмитриев
, 1926, 13-16
]. Анализ материала здесь уже
проведен так, что позволяет автору сделать вывод: «Приведенные выше сопоставления
отражают фонетические черты тюркских языков Поволжья (татары, башкиры, казак-
киргизы), Западной Сибири и, реже, Туркестана, что т.о. подтверждает доводы Кутепова о
родине соколов». В статье «Турецкие элементы в русских арго» [Дмитриев
, 1931, 159-179
]
ему также удается локализовать источники заимствований исходя из сравнительной
фонетики тюркских языков: «При самой грубой локализации... приходится допустить, что
центром зарождения турцизмов в русских арго явилось Урало-Поволжье (татары, башкиры и
мещеряки) и Кавказ (азербайджанцы), отчасти Крым (крымские татары)...
Тюркологи-фольклористы высоко оценивают работы Н. К. Дмитриева по тюркскому
фольклору. Действительно, он не только тщательно собирал фольклорный материал (не
пренебрегая при этом точной лингвистической транскрипцией), но и дал ряд ценных
фольклористических разработок. В 1926 г. он издал тексты и переводы поволжско-татарских
песен [Dmitrijev
, 1926
], снабдив их большим очерком об истории изучения татарских песен,
о тюркской метрике и сюжетах песен. Много работ Дмитриева посвящено башкирскому
фольклору, в частности башкирскому народному стихосложению. В 1939 г. вышел сборник
турецких [Дмитриев
, 1939
], а в 1941 г. — башкирских народных сказок [Дмитриев
, 1941
] с
обширными примечаниями и
в
ведением Н. К. Дмитриева, включающим лингвистический и
литературоведческий анализ сказок. Во Введении к изданию русского перевода горно-
алтайского эпоса «Когу-тэй» [
1935
] Н. К. Дмитриев дает краткие сведения по мифологии
Горного Алтая, анализ жанров и форм алтайского фольклора, сравнение алтайского эпоса с
тувинским, якутским и монгольским, с одной стороны, и с эпосом среднеазиатских тюрок —
с другой; описание алтайского стихосложения; анализ сюжетов эпоса (по системе Аарне). У
него имеется также несколько работ по туркменскому (вводная статья, очерк, содержащий
анализ жанров и сюжетов, и комментарии к изданию сказок Марыйского района [
1954
],
татарско-мишарскому, крымскотатарскому, азербайджанскому фольклору. Отчасти занимала
его и славянская фольклористика: ему принадлежит перевод «Сербских народных сказок»,
который в 1942 г. был принят к изданию (опубликован в 1956 г.) [Дмитриев
, 1956
].
Мы не беремся обозреть здесь все темы, которых касался Н. К. Дмитриев в своем в
научном творчестве. Упомянем еще историю отечественной тюркологии (в частности,
подробно освещавшуюся им в лекциях по введению в тюркологию), разработку опросных
анкет для лингвистико-фольклорных экспедиций (в которых сам Дмитриев принимал
активное участие), тюркскую мимологию (крайне редкий в лингвистический пример
14
действительно научного анализа изобразительных слов), отдельные частные области
тюркской лексикологии. Некоторые исследования Н. К. Дмитриева до сих пор остаются
непревзойденными в своей области, а открытые им направления ждут продолжателей.
Достарыңызбен бөлісу: |