ния присутствуют в нас не в осознанной форме, а как «скрытое
значимое нашего сознания»
1
. По мнению философа, верования
унаследованы как традиции, принимаются в готовом виде как
«вера наших отцов», система прочных, принятых на веру объясне-
ний и интерпретаций, «образов» реальности, действующих в жиз-
ни предков. В европейской культуре существовала вера в разум,
интеллект и свободу. Эта вера сыграла важную роль в формирова-
нии идеалов науки. Вот почему «Бруно верил, а Галилей знал».
1
Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры — М.: Искусство,
1991. — С. 409.
С другой стороны, как уже убедились, религиозная вера,
и вера, основанная на обобщенном практическом опыте людей,
не есть одно и то же.
Религиозная вера
есть вера в Бога, в ад
и рай, посмертное воздаяние, и обладает совершенно другим
статусом.
Второй тип веры
имеет основание в практической де-
ятельности людей. Такая вера является своего рода ориентиром
в условиях недостаточности знаний. Она не возникает на пустом
месте, а формируется опытом и практикой, самой жизнью.
И в науке вера помогает на всех уровнях познания — от этапа
наблюдения до последних штрихов в лаборатории. При альтер-
нативных вариантах развития научного знания вера помогает
ученому сделать правильный выбор.
Проблема взаимоотношения знания и веры имеет корни
в средневековой философии. Так,
Тертуллиан
активно выступал
против разума, провозглашая «
Верую, потому что абсурдно
»,
а
Августин
— «Верь, чтобы понимать».
Фома Аквинский
говорил
о гармонии веры и знания при приоритете веры. В Новое время
Ф. Бэкон
выдвинул лозунг «
Знание — сила
», утверждавший прио-
ритет разума над верой. Уже в начале XX века католическая
церковь полагала, что расхождения веры и разума нет, так как
все знания произошли от бога. Современный неотомизм глав-
ную задачу видит в рациональном истолковании истин теологии.
Причём эта рациональность освещена «светом веры».
Достарыңызбен бөлісу: 
