11 Часть I. Компоненты 14 Глава Компьютерная
жүктеу/скачать 4,29 Mb.
|
nikolaev is mitrenina ov lando tm red prikladnaia i kompiute
Латын тілі 4,5 - дәріс 2, 169-182 фил, Вопросы на русском языке, 6 үж
- Бұл бет үшін навигация:
- Литература vi i
| Фашизм, либерализм, апокалипсис (с. 122);
Иван Грозный, Петр Первый, Иосиф Сталин… (с. 200). Контекст, в котором употреблено слово либерализм, недвусмысленно говорит о его отрицательной оценке: перечислительный ряд построен так, что либерализм воспринимается как этап движения человечества от фа- шизма (ассоциируемого со Второй мировой войной) к концу света. При- чем, поскольку других вех не указано, можно думать, что конец света уже не за горами. Напротив, имя Иосифа Сталина в заголовке соседствует с именем царя Петра Первого, чья роль в истории страны в целом оценива- ется положительно, и «отсвет» славы великого преобразователя России ложится и на Сталина, подчеркивая его заслуги и заслоняя ужасы массо- вых репрессий. Символы Добра и Зла встречаются и за пределами политического дискурса. Так, проникшая в нашу страну с Запада идеология здорового питания сильно изменила традиционные русские представления о полез- ной пище (достаточно сравнить знаменитую советскую «Книгу о вкусной и здоровой пище» с новейшими рекомендациями диетологов). Современ- ными символами Добра стали слова низкокалорийный, витамин, морепро- дукты, символами Зла — холестерин, трансгенные растения, генно- модифицированные продукты. В рекламе продуктов питания и космети- ческих средств в качестве универсальных символов Добра выступают слова жизнь, живой, натуральный, естественный, природный, биологиче- ский. Важный механизм языкового манипулирования на лексическом уров- не — использование эвфемизмов, т. е. слов и выражений, заменяющих другие наименования, которые вызывают «ненужные» ассоциации и по- тому нежелательны. Эвфемизмы, как правило, характеризуются понятий- ной неопределенностью, ср. либерализация цен (вместо рост цен), борьба США с терроризмом (вместо война США в Ираке), неполная занятость (вместо безработица), массовые беспорядки (вместо вооруженные столк- новения) и пр. Обычно они используются для затушевывания остроты со- временных социальных проблем, но могут также служить целям полит- корректности: именно это, вероятно, является причиной недавнего «пере- именования» татаро-монгольского ига в золотоордынское нашествие. Арсенал синтаксических средств манипулирования включает залого- вые трансформации (предложение с глаголом в активном залоге, как пра- вило, предполагает наличие агенса, выраженного подлежащим, в то время как использование пассивного залога позволяет о нем умолчать), незапол- ненные синтаксические валентности (ср. преступления против мигран- тов: кто их совершал?), порядок перечисления объектов или действий (чем раньше упомянут, тем больший вес имеет), актуальное членение предложения, использование пресуппозиций, распределение информации между главным предложением и придаточным и др. Все это способы по- вышения или, напротив, понижения в ранге тех или иных компонентов смысла предложения, высвечивания или затушевывания той или иной ин- формации. Если говорить о других грамматических ресурсах языка, можно заме- тить, что многие рекламные слоганы строятся на языковой игре с морфо- логическими категориями (Матрас, на который можно положиться; Абсолютно офисная мебель) и словообразовательными моделями (Не тормози! Сникерсни!). Вообще, реклама — основная «среда обитания» языковой игры, в частности каламбура (ср. обыгрывание словоформы ве- зет! в названиях и слоганах транспортных компаний). Поскольку подоб- ные приемы привлекают внимание адресата и, возможно, меняют его по- требительское поведение, речевое воздействие здесь, безусловно, имеет место, но манипуляция — едва ли. Во-первых, манипуляция предполагает скрытое воздействие, а во-вторых, она не может быть осуществлена од- ной-единственной репликой. Наконец, нельзя не упомянуть о наследии классической риторики — фигурах мысли и речи, умелое владение которыми усиливает воздействие на адресата. Ораторское искусство в особенности важно для публичных деятелей, поэтому в западных университетах студентов гуманитарных специальностей непременно обучают риторике, достойные образцы кото- рой представлены в учебниках отрывками из речей крупных политиче- ских лидеров — А. Линкольна, Дж. Кеннеди, М. Тэтчер и др. Особого упоминания заслуживает метафора как один из излюблен- ных риторических приемов политиков и рекламистов. Удачная метафора хороша тем, что, во-первых, создает яркий, запоминающийся образ (ср. предвыборная гонка, гидра организованной преступности, щупальца тер- роризма), а во-вторых, помогает говорящему подчеркнуть «выгодные» для него аспекты объекта или явления и, напротив, затемнить нежелательные, причем эта избирательность обычно проходит незамеченной для адресата. Механизм манипулирования здесь заключается в умелом выборе «сферы- источника», которая проецируется на «сферу-мишень» и обеспечивает ей определенную интерпретацию. Так, характерная для тоталитарного дис- курса (в том числе для русского языка советской эпохи) «военная» мета- фора навязывала осмысление практически всех сторон жизни в терминах боевых действий; и по сей день в русском языке бытуют соответствующие выражения, ср.: битва за урожай, бороться за повышение производи- тельности труда, бойцы стройотрядов, ветераны труда, трудовая вах- та, взять на вооружение новый метод, бороться за звание дома образцо- вой культуры быта и т. д. За использованием понятия «война» в качестве сферы-источника, проецируемой на сферы повседневной жизни, стоит нечто большее, чем стремление украсить речь, придать ей орнаментальности. Авторы теории концептуальной метафоры Дж. Лакофф и М. Джонсон утверждают, что метафоры в языке — всего лишь внешнее проявление метафоричности нашего мышления. Мы говорим метафорами потому, что мы мыслим ме- тафорами. Метафоры в языке, с одной стороны, отражают то, как мы по- нимаем мир, а с другой — влияют на то, как мы его воспринимаем. Регу- лярное употребление военных метафор способствует милитаризации соз- нания, которая в свою очередь мешает человеку смотреть на мир широко, непредвзято. Навязывая строго определенный, черно-белый взгляд на ве- щи, метафора сужает и спектр возможных моделей поведения, фактически сводит их к одной-единственной — боевой. Показательно, что Сталин, как утверждают исследователи его текстов, осмыслял все события исключи- тельно в военной перспективе, а одним из его любимых слов был глагол добить. Современные исследования политического дискурса практически не- мыслимы без анализа метафор в указанной перспективе. Считается, что по тому, какие метафоры использует тот или иной политик, можно судить о его взглядах и намерениях. Широкомасштабное изучение метафор, бы- тующих в публичной речи в определенную эпоху, способно много нам о ней рассказать — подтверждением тому может служить Словарь полити- ческих метафор А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова, созданный на богатом фактическом материале периода перестройки. Есть даже предположение о том, что определенные качественные и количественные изменения в ис- пользовании метафор способны предсказывать (в краткосрочной перспек- тиве) грядущие общественно-политические и экономические перемены. На возможность такого прогноза указывал еще пионер изучения полити- ческого дискурса американский социолог Г. Лассвелл, но эта гипотеза ну- ждается в дополнительном подтверждении. В нашем обзоре (как, вероятно, и в любом другом) невозможно отра- зить все аспекты речевого воздействия и способы языкового манипулиро- вания. В частности мы совершенно не касались понятий коммуникативной инициативы и смены коммуникативных ролей, актуальных для анализа диалогической речи. В стороне осталось и использование так называемых прецедентных феноменов, столь типичное для языка СМИ. Как гласит афоризм Козьмы Пруткова, «Никто не обнимет необъятного!». Литератураviiжүктеу/скачать 4,29 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|