Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Рис. 7. Модель перевода аллюзии на имя собственное

Стремясь доказать, что «чтение - не процесс пассивного восприятия, а творческое взаимодействие» [Ibid. Р. 132], автор освещает проблему восприятия аллюзий текста источника и перевода. Для этого Р. Леппихальме проводит исследование как в группах обычных читателей-носителей языка, так

114

и квалифицированных реципиентов. Материалом исследования являются как аллюзии на культурную специфику, так и интеркультурные элементы. Цель исследования - определение зависимости восприятия аллюзий от столкновения культур и адекватности выбора переводчика.

Ответы респондентов позволяют сделать вывод, что как различие культур, так и перевод одинаково влияют на восприятие аллюзий, потому как вне зависимости от мастерства переводчика некоторые детали опознавались лишь реципиентами, знакомыми с культурой текста-источника.

Другое исследование проведено профессором Лейпцигского университета А. Ньюбертом в соавторстве с преподавателем Кентского университета Г.М. Шривом. Исследователи называют интертекстуальность «самым важным аспектом текстуальности для переводчика» [Neubert, Shreve, 1993, р. 117].

Используя параллельные тексты как ориентиры, переводчик осознанно перестраивает элементы интенции, приемлемости, ситуативности, информативности, последовательности и связности, чтобы адаптировать их к текстовым ожиданиям целевой аудитории переводного языка.

Ожидания, возлагаемые читателями на перевод, также касаются текстов, написанных на родном языке: читатель воспринимает большинство текстов как «естественные», а не переводные. Поэтому, если переводчик стремится создать перевод, который бы воспринимался как «естественный», ему следует создать текст, лингвистическое пространство которого вызывало бы сходное понимание: перевод должен содержать интертекстуальность «естественных» текстов целевой аудитории. Если текст-источник содержит интертекстуальные связи с другими текстами своей культуры, переводу следует устанавливать новые отношения с существующими текстами переводного языка. Таким образом, каждый исходный текст обладает двойной интертекстуальностью - интертекстуальностью авторской и интертекстуальностью переводчески опосредованной [Ibid. Р. 118].

Отклонения при передаче интертекста являются результатом объективной дивергенции между обычаями построения текста в разных сообществах и неспособностью переводчика устранить это несоответствие.

Опосредованная интертекстуальность помещает текст языка-источника в расположение другого языка, прикрепляя его к коммуникативной матрице последнего. Переводчик же определяет, насколько исходный текст будет насыщен культурой текста-источника [Ibid. Р. 120].

Также, по мнению авторов, переводчику следует определить тип текста- источника (научный, поэтический и т.д.), от чего будет зависеть и дальнейшая передача содержащихся в нем интертекстов. Таким образом, некоторые дискурсивные модели языка-источника могут появиться и даже закрепиться в языке принимающей культуры, а переводной текст - стать инструментом достижения социальных и идеологических целей [Ibid. Р. 121].

Исследование французского ученого М. Ледерер посвящено переводу реалий, к которым относятся и культурные аллюзии.

Основной задачей переводчика, по мнению автора, является передача рациональной и эмоциональной составляющих контекста [Lederer, 1994, р. 107]. Такая стратегия называется «интерпретативной теорией перевода» [Фененко, 2009, с. 125] и подразумевает извлечение смысла из текста оригинала, а также его последующее воспроизведение с помощью средств языка перевода [Lederer, 1994, р. 15-16]. Этот процесс состоит из трех этапов:

• 
  понимание текста оригинала;
  
• 
  девербализация текста оригинала - процесс абстрагирования от языковой формы оригинального текста;
  
• 
  ревербализация - передача контекста с помощью средств языка перевода.
  

• 
  более или менее подробные описания специфичных для одной культуры явлений, не свойственных другой культуре;
  
• 
  особые термины, называющие реалии чужой культуры, которые не известны в своей культуре и, следовательно, не имеют соответствующих номинаций в своем языке;
  
• 
  культурные аллюзии, способные вызывать в сознании читателя множество сопряженных с данным словом ассоциаций, связанных с явлениями своей культуры (таких ассоциаций у читателя перевода, естественно, не возникает);
  
• 
  чужая культура может передаваться с помощью так называемого культурного подтекста, когда реалия, вследствие общеизвестности в своей культуре, не требует дополнительной экспликации в тексте оригинала; напротив, в чужой культуре она не известна и потому способна создать культурологическую лакуну при чтении текста перевода [Цит. по: Фененко, 2009, с. 125].
  

• 
  реалия должна переводиться с учетом контекста всего произведения: позволительно вносить уточнения относительно неизвестного читателю перевода предмета с помощью представленной в тексте информации об образе жизни данного народа, его менталитете, реакции персонажей на описываемые события;
  
• 
  значимость реалии в контексте, ее роль в сравнении с другими элементами текста и по отношению к этим другим элементам;
  
• 
  факт невозможности воссоздать «чужую» культуру в переводе в полном объеме: задача переводчика - передать атмосферу произведения, помочь читателю понять незнакомые ему реалии, снимая там, где возможно, этнографические лакуны и сохраняя в большей или меньшей степени национальный колорит текста [Там же. С. 127].
  

Профессор университета Темпл Л. Венути в своей статье «Перевод, интертекстуальность, интерпретация» отмечает, что «перевод является, в свою очередь, уникальным случаем интертекстуальности» [Génin, Fabrice, 2006, p. 18]. Интертекстуальные отношения могут быть представлены связями между чужим текстом и текстами, существующими в данной культуре, между чужим текстом и переводом, а также между переводом и текстами на языке перевода. Чуждую интертекстуальность автор предлагает дополнять примечанием, полезным для восстановления культурного контекста языка-источника. Такой комментарий должен содержать объяснение культурного значения интертекстуального включения и его лингвистическое обоснование. Но, поскольку аннотирование всех незнакомых включений не представляется автору целесообразным, если есть возможность, необходимо заменять их аналогичными интертекстами принимающей культуры [Ibid. Р. 20].

Материалом для исследования Б. Мейон послужили рассказы Б. Кингсолвер, отличительной чертой которых являются описанные нами выше «внутритекстовые связи» или, как их называет автор, «мотив моста» - мотив связи, проходящий от одной истории к другой.

По мнению Мейон, проблематика перевода интертекста состоит в риске добавления нового смысла к оригинальному тексту, а также в неспособности переводчика точно передать авторский замысел. Автор видит три способа передачи интертекстуального включения: замещение оригинального значения, его сокрытие и раскрытие контекста или обнаружение новых связей с другими произведениями [Ibid. Р. 44].

А.Фабрис в своем исследовании исходит из предположения, что интертекстуальность - это лексикокультурная категория, т.е. связанная с культурными реалиями, легко распознаваемыми носителями языка, но чуждыми представителю другой культуры. Вне зависимости от формы, которую принимает интертекстуальность - искаженная аллюзия, известная цитата, пословица, поговорка в новом изложении или просто рассеянные по тексту отсылки к другим произведениям - перевод должен, в первую очередь, воспроизводить интертекстуальную игру, а не просто словесную форму [Ibid. Р. 87].

Итак, существующие отечественные и западные модели перевода интертекстуальных элементов нуждаются в дополнении и обобщении. Так, например, модель перевода интекста П. Торопа нам представляется излишне прямолинейной - интертекст представляется обязательным к переводу строго определенным способом, тогда как многие западные модели предлагают рассматривать интертекст как реалию или аллюзию и содержат только рекомендации к переводу. Напротив, подход к переводу интертекстуальных элементов Г.В. Денисовой представляет собой подробное описание возможных проблем, возникающих при переводе интертекста, а также вариантов их решения. В частности, определение адресата произведения, типа энциклопедии, к которому относится претекст, стали важным аспектом в поиске дальнейшей стратегии перевода. Другим важным предложением стало разделение переводческого процесса на этапы (Hatim, Mason, Leppihalme, Lederer), а также выделение особого «опосредованного интертекста», возникающего в тексте перевода (Neubert, Shreve).

На основе проведенного анализа подходов к переводу интертекста, мы считаем, что этот вопрос еще недостаточно изучен. И поскольку увеличивается количество текстов, содержащих интертекстуальные включения, представляется необходимым выработать универсальный подход к вопросу их классификации с точки зрения адекватности перевода.

3.2. Анализ вариантов перевода интертекста в произведениях Б.Акунина на английский и французский языки

Опираясь на вышеизложенные подходы к рассмотрению приемов перевода и классификаций интертекста, мы проанализировали отрывки с интертекстуальными включениями в романах Акунина и сравнили коммуникативные стратегии автора и переводчиков, руководствующихся определенными алгоритмами перевода. Материалом нашего исследования являются переводы детективных романов Б. Акунина на' английский (переводчик Э. Бромфилд - все романы) и французский языки (переводчики О. Шевало - Azazel, Léviathan, Missions spéciales, L'attrapeur de libellules, Pélagie et le bouledougue blanc, Pélagie et le moine noir, И. Сокологорски - Le Gambit turc, La mort d'Achille, JI. Дагуино - La mort d'Achille, П. Лекесн - Missions spéciales, Le conseiller d'état, Le courennement, La maîtresse de la mort, L'amant de la mort, A. Карвовски - Pélagie et le bouledouge blanc, Pélagie,et le moine noir и С. Каждан - Pélagie et le coq rouge).

Далее в соответствии с разработанной нами выше классификацией интертекстуальных включений приведем наиболее характерные для каждого переводчика примеры в следующей последовательности: оригинальный текст Акунина, затем его перевод на английский и французский языки.

1) Исторические претексты.

Известный военный и государственный деятель, московский градоначальник (1865-1891) князь В.А. Долгоруков фигурирует в романах под слегка измененной фамилией Долгорукой, что для русского читателя также является отсылкой к основателю Москвы Ю. Долгорукому. В романе «Смерть Ахиллеса» автор указывает, что князь имел в народе прозвища, отсылающие к русской истории, что не полностью (с краткой исторической справкой) отмечено французским переводчиком (в повести «Пиковый валет» прозвища не переведены), но опущено английским:

Автор часто использует измененные фамилии реальных исторических персонажей (Соболев - Скобелев, Корчаков - Горчаков, Победин - Победоносцев и др). В одних случаях переводчики следуют за оригиналом, в других - предпочитают использовать фамилии реальных персонажей. Примеры из романов «Турецкий гамбит» и «Особые поручения»:

Аллюзия на другого исторического персонажа - Наполеона Бонапарта - «корсиканец» - без изменений отражена во французском переводе романа «Смерть Ахиллеса». Английский же перевод исключает аллюзию:

Для французских переводов характерно использование социокультурных комментариев, как правило, отсутствующих в английских. Так, сноски приведены для пояснения рода деятельности и роли персонажа в истории: Малюта Скуратов («Турецкий гамбит» [Акунин, 2008_б, с. 53; Akounine, 2007_b, p. 72]), хирург Пирогов, Василиса Прекрасная, Володя Большое Гнездо (повесть «Декоратор» [Акунин, 2008_а, с. 178, 241, 265; Akounine, 2004_b, с. 249, 342, 375]), Плевако (повесть «Пиковый валет» [Акунин, 2008_а, с. 151; Akounine, 2004_b, с. 212]) и др. Пример из романа «Любовница смерти» и его переводов на английский и французский языки:

2) Мифологические претексты.

История Ахимаса в «Смерти Ахиллеса» включает элементы биографии известного героя «Илиады». Например, имена родственников (родителей и дяди) - Пелеф, Фатима, Хасан преобразуются в Пелей, Фетида, Хирон, что также было отмечено переводчиками. Бромфилд и Шевало для того, чтобы адаптировать аллюзию, внесли соответствующие изменения в написание имен: Пелеф, Фатима, Хасан Pelef, Thetima, Chiran

Pélet, Fatima, Chiran [Акунин, 2009_б; Akunin, 2006; Akounine, 2004J 3) Фольклорные претексты.

Переводчик может добавить новые смыслы к уже существующим в тексте. В качестве примера можно привести пословицы и поговорки, встречающиеся в текстах:

Приведенные пословицы, по-видимому, не имеют соответствий в английском языке, поэтому Бромфилд выполнил перевод по аналогии (Юрьев день в России - на Западе День св. Георгия, а малознакомое «Афонюшка» было заменено на распространенное «Ivan»). Шевало не отметила, что первое выражение является пословицей, поскольку также отсутствует соответствие во французском языке, но во втором случае использован рифмованный перевод (vie - patrie); это дает основание полагать, что использованная фраза является существующим во французском языке эквивалентом. Таким образом, можно сделать вывод, что в первом случае оба переводчика посчитали, что эти пословицы не содержат ассоциаций, которые могут возникать у русскоязычного читателя при восприятии произведений Б. Акунина. Французский перевод второй пословицы, с нашей точки зрения, более адекватен, но отступает от традиций художественного перевода, используемого в произведениях художественной литературы, и является более информативным. Его основная функция заключается в сообщении сведений, а не в художественно-эстетическом воздействии.

С другой стороны, перевод пословиц, выполненный Э. Бромфилдом соответствует канону и традициям перевода, но отражает стереотипное представление о России с ее пьяными ностальгирующими иванами и непостижимой душой. Тогда как истинное значение пословицы «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день» не отражено в переводе.

4) Литературные претексты.

Ссылки на литературные произведения по-разному отражены в переводах: Бромфилд и Сокологорски дают пояснение в тексте, тогда как Шевало используетет сноску с указанием автора произведения. Примеры из романов «Азазель» и «Турецкий гамбит»:

Это из-за «Бедной Лизы». Лиза и Эраст, помните?

It's all because of Karamzin's Poor Lisa. You remember, don't you, Lisa and Erast?

С 'est à cause de Pauvre Lisa. Lisa et Eraste, vous vous souvenez? + сноска с указанием автора [Акунин, 2009_а, с. 201; Akunin, 2004, р. 211; Akounine, 2007_а, р. 270]

Чтобы жить, как Вера Павловна с Лопуховым: у каждого своя территория, а третья комната - для совместных бесед и приема гостей.

...in order to be able to live like Vera Pavlovna and Lopukhov in Chernyshevsky's What is to be Done? They each had their own territory and the third room was reserved for one-to-one discussions and receiving guests.

Ils s'agissait en effet de vivre comme Véra Pavlovna et Lopukhov, les héros de Que faire? de Tchernychevski: chacun avait son territoire, la troisième pièce étant réservée aux échanges entre eux et à l'accueil des amis. [Акунин, 2008_б, с. 10; Akunin, 2005ь, P- Ю; Akounine, 2007_b, c. 16]

5) Религиозные претексты.

Э. Бромфилд изменил название произведения «Азазель» на «The Winter Queen», акцентируя внимание не на организации, а на одной из героинь - А.Бежецкой. Также культурной адаптации в английском переводе подверглось выражение «еврейский Савонарола» («Пелагия и красный петух»), оно заменено на «Jewish Sanhédrin», а во французском переводе сравнение с известным врачом и благотворителем Ф.П. Гаазом заменено словом «филантроп». Например:

Чем черт не шутит - что если и вправду в Житомире завелся какой- нибудь еврейский Савонарола?

You could never tell - what if some Jewish Sanhédrin or other really had been established in Zhitomir?

Voire plus. Jitomir avait pu en effet produire son Savonarole juif! [Акунин, 2012_a, c. 243; Akunin, 2009, p. 195; Akounine, 2009, p. 260].

На будущее дал себе зарок: больше никаких психологий-милосердий. Тоже еще доктор Гааз выискался.

Не made himself a promise for the future: no more charitable psychology. He was no Gaaz.

Et il jura qu'à l'avenir, il s'interdirait la pitié et la psychologie. Eh quoi, il n'était pas un philanthrope! [Акунин, 2012_a, c. 473; Akunin, 2009, p. 376; Akounine, 2009, p. 499].

5) Авторские претексты.

Сам автор никак не акцентирует внимание на интертекстуальных связях между романами, что также не отражено Э. Бромфилдом. Но в переводе повести «Пиковый валет» на французский язык присутствует комментарий, поясняющий интертекстуальное включение:

Достаточно будет имени-отчества, или... или называйте меня просто «шеф», оно короче и удобнее. - Фандорин чему-то невесело улыбнулся и продолжил «разбор».

'...First name and patronymic will do, or...or just call me "Chief" - it's shorter and easier. ' Fandorin smiled grimly at something or other and continued with the 'analysis '.

Le prénom et le patronyme suffiront, ou bien... ou bien appelez-moi simplement chef, c'est plus court et plus commode. (Pour une raison connue de lui seul, Fandorin eut un sourire triste, puis poursuivit l'«analyse opérationelle».) + примечание переводчика внизу страницы: «смотрите «Азазелъ» [Акунин, 2008а, с. 44; Akunin, 2007_а, р. 39; Akounine, 2004_b, с. 60].

6) Стереотипные претексты.

Фамильярные «немчура» и «немец-перец-колбаса» в романе «Смерть Ахиллеса» заменено Э.Бромфилдом на адекватное «krauts», используемое в середине XIX столетия, и «German pepper sausage» соответственно. Французский перевод в обоих случаях содержит выражение «Teutons de malheur» - пренебрежительное «проклятые немцы» [НФРС, 2002]. Пример:

• 
  Ты мне, немец-перец-колбаса, стол обеспечь, и чтоб не какой у вас так на так пустой простаивает, в какой мне пондравится.
  

• 
  Tu me trouves une table, le Teuton, et pas une de celles don 't personne ne veut et qui reste vide tous les soirs, mais une table qui me plaise.
  

Стоит также отметить другие особенности переводов, связанные с восприятием интертекста представителями принимающей культуры. В английских переводах, например, чаще изменяется написание слов, происходит их адаптация, заимствуются приемы исходного текста, или слово вообще оставляется без внимания. Французские переводы характеризуются использованием сносок. Примеры из романов «Азазель», «Смерть Ахиллеса» и «Особые поручения»:

Примеры перевода могут содержать и ошибки, приводящие к неправильному пониманию. Например, имя «Пров» в английском переводе романа «Смерть Ахиллеса» [Акунин, 20096, с.46; Akunin, 2006, р.45] было изменено Э.Бромфилдом на «Prof», что совпадает с сокращенным наименованием ученого звания профессор - «prof.», а имя монаха-воина, героя Куликовской битвы, Ослаби («Пелагия и красный петух» [Акунин, 2012_а, с. 158; Akunin, 2009, р. 125; Akounine, 2009, р. 170]) было транслитерировано как «СЫаЫуа». Замена Брестского вокзала Брянским («Смерть Ахиллеса» [Акунин, 20096, с.25; Акишп, 2006, р.24; Акоишпе, 2004а, р.31]) обоими переводчиками содержит историческую неточность, потому как до 1934 года Брянским назывался Киевский вокзал [Васькин, 2010].

Как было указано выше, романы Акунина представляют собой пример стилистической интертекстуальности, перевод которой затруднен из-за попыток автора исходного текста передать культурные традиции 19 века, что редко находит эквиваленты в принимающей культуре.

Описанные выше примеры и весь имеющийся в нашем распоряжении материал иллюстрируют различные подходы к переводу интертекста и позволяют выделить основные приемы, используемые переводчиками разных стран.

В английских переводах основным является метод адаптации или прием компенсации, текст не перегружается комментариями. Для переводов Э. Бромфилда характерны речевые клише переводного языка, «дословность» с потерей «интертекстуальности», заимствование приема автора исходного текста, минимум примечаний, апелляции к историческим персонажам во многих случаях оставлены без внимания, а возможно и не узнаны переводчиком.

Французские переводы выполнены разными специалистами, что позволяет сравнивать используемые методы и приемы. Но и здесь прослеживается определенная, общая для всех тенденция - чаще встречается прием отчуждения с переводческими комментариями. Об этом также свидетельствует факт наличия в комментариях к каждому изданию табели о рангах российских государственных и военных служащих (серия «Приключения Эраста Фандорина»), что позволяет переводчику ссылаться на него. Нередко используется социокультурный комментарий, который помогает воспринимать события, описываемые в романе, через призму описываемого времени. Пожалуй, исключением является лишь С. Каждан, чей перевод не

сопровождается сносками и комментариями, а содержит больше примеров адаптации.

Таким образом, у перевода есть свойство выявлять новые смыслы, возможно уже подразумеваемые в произведении, или наоборот, неосознаваемые автором, а переводчик и интерпретируемый им текст в этом случае выступают посредниками между оригинальным текстом и читателем. Поскольку в восприятии текста (и, в частности, интертекста) нельзя избежать субъективности, переводчик часто ориентируется на среднестатистического читателя, интерпретируя оригинал согласно привычкам и нормам своего общества, что, несомненно, ведет, по мнению И. Левого, к «ослаблению эстетической» и «усилению информационной» [Левый, 1974, с. 169] функций перевода.

Анализ переводов произведений Б. Акунина на английский и французский языки позволяет сделать вывод, что основные способы перевода интертекстуальных включений на английский язык - адаптация, а на французский, как правило, - отчуждение, переводческий или социокультурный комментарий.

3.3. Разработка модели перевода интертекстуальных элементов художественного текста

Итак, на основании проведенного нами анализа литературы и по данным материала переводов интертекста в произведениях Б. Акунина на английский и французский языки в нашем исследовании мы будем опираться на следующие характеристики коммуникации: вербальная, письменная, художественная,' интертекстуально осложненная, публичная, воспринимаемая посредством чтения, как диалог автора и читателя-носителя языка и как диалог автора и иностранного реципиента через посредника-переводчика (внутрикультурная и межкультурная), характеризующаяся контролируемой речью и постановкой

макроцелей, об эффективности которых позволит судить анализ восприятия реципиентами.

Художественные тексты в процессе перевода подвергаются культурной адаптации, которая преобразует и присутствующие в нем интертекстуальные элементы. Таким образом, к диалогу читателя и автора присоединяется переводчик-интерпретатор, а интертекстуальность принимает опосредованную форму.

Вслед за М. Ледерер и Р. Леппихальме мы также выделяем три этапа переводческого процесса, в центре которого стоит адаптация интертекстуальных включений - таблица 10.

Таблица 10