1 2 Renan Е. Essais de morale et de critique. P. 36. „Хотя бы только с точки зрения строгой дисциплины ума, я не мог бы отнестись с уважением к философу, который хотя один раз в жизни не работал над выяснением какого-нибудь специального вопроса..." (Renan Е. : /Avenir de la science. P. 136). 3 Относительно вопроса, необходимо ли, чтобы каждый делал „все предварительные операции для своих дальнейших работ" см.: Робертсона Дж.М. (Robertson J.M.). Buckle and his critics. London, 1895. P. 299.
122
лучше ли, чтобы лица, занятые разработкой истории, специализировались? Одним — эрудитам — были бы предоставлены все работы по внешней или подготовительной критике; другие, избавленные от этой тяжелой работы, могли бы с большею свободою предаваться занятиям высшей критикой, историческим синтезом и построением. Таков был взгляд Марка Паттисона, сказавшего: „История не может быть написана по рукописям", что значит: „Невозможно писать историю по документам, которые нужно еще самому приводить в такое состояние, чтобы их можно было утилизировать".
Некогда, действительно, профессия „эрудита" резко различалась от профессии „историка". „Историки" упражнялись тогда в особом роде литературы, высокопарном и бессодержательном, называвшемся „историей", не стараясь стоять на уровне работ, выполненных эрудитами. Последние, со своей стороны, путем своих критических изысканий, клали начало историческому знанию; но они не заботились о разработке истории: довольствуясь собиранием, исправлением и классификацией исторических документов, они относились безучастно к разработке истории и не лучше понимали прошлое, чем самые обыкновенные смертные из их современников. Эрудиты действовали так, как будто бы цель эрудиции заключалась в ней самой, а историки поступали так, как будто бы могли восстановить исчезнувшую действительность одною силою мысли и искусства, приложенною к документам низкого качества, составлявшим всеобщее достояние. Такое полное отчуждение между эрудицией и историей кажется теперь почти необъяснимым и, конечно, имело очень прискорбные результаты. Теперешние сторонники разделения труда в истории, само собою разумеется, не требуют ничего подобного. Необходимо, чтобы между миром историков и миром эрудитов установилась самая тесная связь, потому что работы последних имеют смысл лишь постольку, поскольку они полезны для первых. Желательно только сказать, что некоторые процессы анализа и все процессы синтеза отнюдь не непременно выполняются лучше, если их проделывает одно и то же лицо; что если роли эрудита и историка могут быть
123
совмещены, то, с другой стороны, и в разделении их нет ничего незаконного, и что, может быть, это разделение, столь часто являющееся неизбежным на практике, желательно и в принципе.
На практике дело происходит следующим образом. Какой бы период истории ни предполагалось изучить, могут представиться только три случая. Или источники, относящиеся к данному периоду, уже проверены и классифицированы; или предварительная обработка источников, никогда ранее не производившаяся или производившаяся только отчасти, не представляет больших трудностей, или, наконец, необходимые для работы источники очень запутаны и для разработки их нужна значительная затрата времени и труда. Скажем мимоходом, что, естественно, нет никакого отношения между внутренним значением предметов, подлежащих изучению, и количеством необходимых предварительных работ. Такой предмет изучения, представляющий самый высокий интерес, как, например, история происхождения и первых времен христианства, мог быть удовлетворительно разработан только после предварительных исследований, занимавших целые поколения ученых; между тем, как критика источников по истории французской революции, другому вопросу первостепенной важности, потребовала гораздо меньших усилий. Рядом с этим, сравнительно незначительные вопросы по средневековой истории будут разрешены только тогда, когда будут выполнены обширные работы по внешней критике документов.
В первых двух случаях вопрос об удобстве разделения труда устраняется сам собою. Рассмотрим третий случай. Положим, кто-нибудь констатирует, что документы, необходимые для изучения намеченного им вопроса, находятся в очень плохом состоянии, т.е. разрознены, искажены, мало достоверны. Ввиду этого он должен выбирать одно из двух: или отказаться от выбранного вопроса, так как не чувствует влечения к подготовительным работам, сознавая всю их необходимость и зная вместе с тем, что они могут поглотить всю его деятельность, или же начать подготовительные критические работы, не скрывая от себя, что у него не хватит,
124
быть может, времени, чтобы самому воспользоваться проверенными материалами и что, следовательно, он может проработать для будущего, для другого. Останавливая свой выбор на последнем, он становится, вопреки самому себе, профессиональным эрудитом. Правда, ничто не мешает a priori тому, чтобы те, кто собирает обширные коллекции текстов и печатает критические издания, сами пользовались своими собственными сборниками и изданиями для сочинений по истории; и на самом деле, мы видим многих ученых, занимавшихся одновременно и подготовительными критическими работами, и более возвышенными работами по окончательной обработке исторического материала; достаточно назвать только Вайца, Моммзена, Орео. Но такие сочетания встречаются очень редко, и по многим причинам. Прежде всего человеческая жизнь коротка, а между тем есть громадных размеров каталоги, издания текстов и сборники, составление которых требует такой массы труда, что поглощает все силы самых усердных работников. Во-вторых, работы по отысканию и исправлению исторических документов представляют для многих большую привлекательность; почти все занимавшиеся ими долгое время находят в них особую прелесть, и многие посвящают себя им, имея полную возможность не делать этого.
Хорошо ли, само по себе, что научные работники погружаются, добровольно или нет, в отыскание исторических источников? Без сомнения — да. При занятиях историей, как в промышленности, результаты разделения труда одни и те же и притом очень благоприятные, а именно: более обильное, успешное и лучше регулированное производство. Кри
тики, приучившиеся путем долгой практики к исправлению текстов, восстановляют их с поразительной ловкостью и уверенностью; те, кто предается исключительно критике происхождения, обладают в этом отношении такою интуицией, какой нет у людей, менее посвященных в эту трудную специальность; люди, всю жизнь составляющие инвентари и сборники, делают и то и другое гораздо легче, быстрее и лучше, чем новички. Итак, не только нет никакой выгоды в том, чтобы все „историки" были одновременно „эрудитами", за-
125
нимающимися внешней критикой, но и между самими „эрудитами" образуются различные категории. То же самое, на верфи, нет никакой надобности, чтобы архитектор был одновременно рабочим и все рабочие имели одинаковые специальности. Хотя большинство эрудитов не специализировались еще до сих пор вполне и, ради удовольствия, охотно выполняют различного рода подготовительные работы, тем не менее, не трудно было бы указать некоторых из них, работающих над составлением описательных каталогов и индексов (архивисты, библиотекари и т.д.), других, занимающихся преимущественно критикой (очищением, исправлением и изданием текстов) и, наконец, специалистов по составлению сборников. „С того момента, когда было признано, что эрудиция имеет ценность только по своим результатам, нельзя находить излишним разделение научного труда"1 и развитие исторических наук соответственно все более и более узкой специализации их тружеников. Если некогда было возможно, что один и тот же человек предавался последовательно всем историческим работам, то это только потому, что люди компетентные не предъявляли больших требований; теперь же от занимающихся критикой исторических памятников требуют самой кропотливой тщательности, абсолютного совершенства работы, предполагающих настоящий профессиональный навык. Исторические знания достигли теперь такой степени развития, когда остается только с точностью разрабатывать их подробности, так как главные их черты уже намечены и сделаны капитальные открытия; теперь понятно, что знание прошлого не может более прогрессировать иначе, как путем в высшей степени широких исследований и самого глубокого анализа, на которые способны только специалисты.
Но ничто так не оправдывает деление научных работников в области истории на „эрудитов" и „историков" (и эрудитов по различным специальностям внешней критики), как то обстоятельство, что некоторые индивидуумы имеют естественное призвание к известным специальным работам. Одним